Unstoppable

      Юнона много чего любит. Мягкую зеленую траву, тишину в комнате перед подъемом, короткие волосы Микасы… А еще цветочки в венках, которые плетет Криста. У нее это получается лучше всех из девочек, да и наблюдать за процессом — дело интересное. Ее аристократичные пальцы так переплетают тонкие стебельки полевых цветов, что и взгляд оторвать трудно. И Йегер не отрывает обычно. Даже старалась научиться как-то, но не срослось.       А еще Юнона много чего не любит. Например, капусту в любом виде. Омерзительный овощ. Или юбки в пол. Кто вообще любит слишком длинные юбки, которые волочатся по земле и собирают за собой всю существующую грязь? Наверное те, кто любит стирать. Как бы то ни было, это лишь бытовые мелочи, которые можно избежать. А как можно избежать Марко, так внимательно глядящего в лицо сверху вниз? И нет бы просто смотреть, он еще и ответа ждет, который Юнона дать не может. Может не знает, а может и отвечать не хочет. Она немного хмурится, закрываясь от лучей палящего солнца, и вздыхает. Тяжко так, посылая в издаваемый звук томительную усталость. Надеется, что друг отвяжется, но этого не случилось. — Да не было ничего, Марко, — наконец произносит.       Ботт неверяще машет головой, опираясь затылком на кору дерева. — Ты явно не договариваешь.       Юнона, лежа на коленях друга, уже порядком утомилась, слушая допрос Марко, который совсем не собирается отступать. Парень во что бы то ни стало пытается вычислить события той ночи, которую Юнона предпочла бы забыть. Она на секунду задумывается, вспоминая сухие губы на своих, холодные ладони на пояснице, но эти мысли не отменяют того факта, что все это было ошибкой. Большой и подследственной. И Марко, завидев задумчивость в лице подруги, было подумал, что сейчас-то она все расскажет, но Йегер, вопреки его ожиданиям, оставляет реплику проигнорированной. — Вы краснеете, когда смотрите друг на друга, — нагло усмехаясь, делится наблюдениями. — Но при этом ведете себя так, будто почти незнакомы.       Юноне хочется накормить Марко землей, лишь бы тот заткнулся, но она лишь отрывает кончики травы и, смеясь, запускает в его лицо. Немного отодвигается, чтобы «снаряды» не повредили и ее тоже. Ботт растягивает губы в теплой улыбке, убирая с веснушчатого лица травинки. Смотря на него, хочется тоже улыбаться. И Нона улыбается. Искренне и беззаботно. — Да ладно те… — Эй! Голубки, вы пойдете купаться?       Марко не дает договорить громкий крик Жана. Юнона оборачивается на зов, глядя на Кирштайна в компании других кадетов. Все они уже по пояс в воде, щурятся от ярких солнечных лучей, и смотрят на Ботта и Йегер очень выжидающе. — Малышка Юно-она, — Кирштайн противно тянет гласные имени, приближаясь к ним. — Ты арендовала у меня друга слишком надолго.       Жан красив, ну или по меньшей мере симпатичен, как считает Нона, но никогда в этом не признается. Не потому что стыдно, а потому что Кирштайн и так много зазнается. Он, двигаясь к дуэту, поправляет шорты, немного слетевшие с таза, шлепает мокрыми босыми ногами по земле и вертит головой, чтобы вода с волос не попала на лицо. С его юного, но крепкого тела стекают капельки воды, которые не успевают сохнуть под палящим солнцем. Жан подходит совсем близко, загораживая своим телом свет, создавая этим тень. Смотрит лукаво, в глазах пляшут чертики, и Нона не понимает первые несколько секунд, что происходит, но потом до нее доходит, когда над ухом раздается грозный голос Райнера: — Давай, Ботт, вы тут единственные еще сухие, — а сразу после этого слышит возмущение со стороны Марко, которое, так или иначе, остается проигнорированным.       Йегер тихо пищит, когда тело Марко под ней поднимается под напором Брауна, потом пищит громче, чувствуя руки Жана на локтях. Он с легкостью поднимает ее тело и тянет на себя. А она уже сожалеет о том, что согласилась на авантюру с озером.       Утро началось с гордого заявления о законном выходном от Конни. Спрингер в высокоподнятом настроении вымолил у инструктора разрешение для похода на озеро и, к всеобщему счастью, Кис разрешил, при этом наговоря столько наставлений, будто отправлял на войну, и не менее того. «Не утопитесь, бога ради», «Следите, чтобы Жан и Эрен не поубивали друг друга», «Не потеряйтесь» и еще многое-многое другое.       После той веселой ночи прошла неделя. И Юноне до сих пор стыдно. Стыдно за пьяные мысли, не мыслящий мозг, за руки, которые касались его тела. И стыдно за то, что позволила касаться себя. Стыдно за то, что тогда, сидя на подоконнике, они все-таки поцеловались. А зачем? Вопрос остается без ответа. Ведь не было между ними искры. Не было влюбленности, лишь искренне дружеская симпатия, и то не сразу. Йегер, проснувшись на следующее утро после случая, лежала в кровати с сильной головной болью. Остальные тоже не могли похвастаться хорошим состоянием, поэтому Шадис сразу вычислил нарушителей. Но не это волновало. Куда больше переживаний вызвали воспоминания, немного опухшая нижняя губа от истязаний выпившего Жана, найденный однажды рисунок Микасы, который точно рисовал Кирштайн, и раздумья о том, как стоит себя вести. Хорошо это или плохо, но они при встрече просто оба покраснели, тихо поздоровались и почти не разговаривали. До этого дня.       А сейчас, слабо сопротивляясь напору Кирштайна, Нона медленно краснеет, путаясь в своих же ногах. К шуму брызг присоединяется крики Имир, которая так же тащит Микасу к воде и оглушают Йегер, которая совсем не желает мочиться. Но кто ее спрашивал? Юнона запинается об ногу Жана, кричит от страха упасть лицом вниз, но рука парня на чертовой пояснице придерживает. Наконец, ноги оказываются в воде. Брызги, создаваемые другими кадетами, хаотично мочат нежно-голубой сарафан в белые ромашки. А Жан тащит все дальше и останавливается лишь тогда, когда понимает, что уровень воды достаёт Ноне до пояса. Девушка зябко ежится, чувствуя себя неуютно в мокрой одежде, которая неприятно липнет к телу.       В воде, тем временем, начинается бойня. Брызги летят во все стороны, Эрен с Армином стараются «утопить» Жана и уже сдавшегося Марко. Остальные брызгаются без цели, лишь бы намочить кого-то. И Юноне не нравится, она медленно отступает вглубь, желая найти себе безопасную зону, но более пяти шагов сделать не успевает. Нога не находит себе опору, со всей возможной скоростью летит куда-то ниже. Немой крик буквально умолкает в воде, когда тело по инерции тянет вниз. Рот болезненно наполняется жидкостью, а режущая боль в ступне прибавляет немало дискомфорта. В панике Йегер начинает хаотично болтать ногами и руками, ситуация ухудшается, когда в нос попадает вода. Легкие неприятно сдавливает, воздуха катастрофически не хватает. Юнона перестает думать о чем-либо, кроме ужасающей боли.       И другие мысли появляются лишь тогда, когда Йегер чувствует чужие пальцы на запястье.       А потом заложенные уши улавливают крик: — Жан, конь ты конченный! — кажется, кричит Эрен.       Его голос напуган. Вокруг стоит какая-то возня, и Юнона, наконец вдохнув воздуха, хочет сказать, что все в порядке, но язык упрямо не слушается, а глаза не открывается. Сознание проваливается в пучину неизвестности, пока перепуганный Эрен прижимает сестру к груди, быстро перебирая ногами к берегу. С горящими глазами кладет ее на песок, касаясь щек руками. — Да не толпитесь, ей нужен воздух! — стараясь держать себя в руках, кричит Армин.       Юнона мокрая от макушки до кончиков пальцев ног. Ее губы неестественно синие, на веках ниточки вен выделяются ярче, чем обычно. Йегер убирает спутанные волосы со лба, наклоняется ближе, стараясь уловить дыхание, но…       — Не дышит…       Паника среди кадетов нарастает, Эрен оглушительно кричит понятные только ему проклятия даже тогда, когда Имир и Жан оттаскивают его от сестры. Микаса в полной растерянности, берет себя в руки и, немного подрагивая всем телом, приближается к телу Ноны. Унимая дрожь, она пытается уловить пульс на шее сестры, и, о счастье, тихий стук все же чувствует. В голове роем мыслей вспоминаются уроки оказания первой помощи. Аккерман спокойным властным голосом просит чью-нибудь рубашку и даже не смотрит на того, кто подает ее. Подкладывает вещь под шею Ноны, зафиксировав так, чтобы голова была запрокинута, а потом толчками надавливает на ее корпус. После нескольких толчков, Юнона издает хрип, больше похожий на попытку вздохнуть. Микаса в шоке останавливается, а потом остальные кадеты берут все в свои руки.       Йегер начинает судорожно кашлять. Из ее рта и носа вытекает вода, и она совсем не сопротивляется, когда Марко поворачивает ее голову набок.       Раздается всеобщий облегченный вздох. — Ну ты и придурок, Жан! — спустя минуту тишины раздается отчаянный крик Эрена. — Это я ее топил что-ли, идиот? — в ответ Кирштайн повышает голос. — Да замолчите! — от волнения голос Саши звучит пискляво.       И это помогает. Ребята успокаиваются. Их дыхание, как и дыхание Юноны, выравнивается. Они, наконец расслабляясь, садятся на песок недалеко друг от друга.       Армин, наклонившись к Ноне, трогает ее лоб рукой. — Тебе холодно? Болит что-нибудь? Нам позвать помощь? — задает он ряд вопросов. — Н-нет, — слабо откликается Йегер, немного заикнувшись. — Нога болит…       И только сейчас Эрен замечает кровоточащую рану на ее ступне. Притупив панику, он быстро подходит к своим вещам неподалеку и берет первую попавшуюся майку. Рвет ее на лоскутки и подходит к озеру, смачивая ткань. — Это моя любимая майка! — истошно стонет Конни, но тут же получает подзатыльник от Райнера. Слабый, но в силу тяжелой руки Брауна, голова Спрингера дергается вперед. — Ай!       Йегер с серьезным лицом подходит к сестре. Присаживаясь, он немного хмурится. Ее рана глубокая, это волнует на данный момент больше чего-либо. Эрен мокрой тряпочкой убирает песок с пореза, закрыв глаза на болезненное шипение со стороны Юноны. Аккуратно кладет ее ногу на свое колено и туго перематывает вторым лоскутком. Завязав на узелок, он отстраняется, вздохнув. — Ее надо переодеть во что-то сухое, — хриплым голосом произносит Криста, прижимая собственную руку к груди.       Она же подходит к своей одежде, находит свою рубашку и возвращается. Имир, смекнув, что к чему, грозно упирает руки в бока: — Отвернитесь, остолопы!       Парни, густо покраснев, поворачиваются спиной. Конечно, им интересно было бы все же посмотреть: гормоны бушуют. Но эта ситуация мигом выталкивает из них всю несерьезность. Убедившись, что никто не смотрит, девочки собираются вокруг Ноны. Имир приподнимает ее тело, пока Саша старается аккуратно стащить с нее сарафан. Йегер оставляют в нижнем белье. Она зябко ежится, неловко замяв нижнюю губу. Микаса вешает мокрую вещь на ближайшую ветку дерева, пока Криста помогает подруге натянуть рубашку на покрытое мурашками тело. — Нужны штаны, — делает вывод Аккерман.       И правда: рубашка едва прикрывает бедра, и чтобы избавить Нону от дискомфорта, им приходится напрячься, ища что-то, что подошло бы их хрупкой подруге. Идти девочкам в том, в чем они купались — такой себе вариант. Поэтому Имир берет штаны Армина без разрешения, зная точно, что их умный друг против не будет. Арлерт и Спрингер — самые щуплые из парней, но так как второму уже причинили ущерб в виде порванной майки, «низ» решили позаимствовать у первого.       Натянув Ноне штаны, они наконец позволили парням повернуться. Эрен, не теряя ни секунды, подлетает к сестре. Бережно прижимает к своей груди, утыкаясь в ее волосы. — Устроили тут телячьи нежности, — отвернувшись, бубнит Имир.

***

      Донести Нону до корпуса было легко. Марко под одним боком, Эрен под другим. Таким темпом и добрались, придерживая девушку с двух сторон, ведь идти Йегер не могла. Рана на ноге неприятно болела, отрезая всякие возможности нормального наступить на ступню. Шадис, увидев эту веселую компанию, обомлел. И ведь говорил этим несносным детям быть осторожнее! Как знал, что отпустить их было идеей крайне нехорошей. Кис потребовал объяснения, и Конни, Саша и Жан поведали ему обо всем во всех красках. В конце концов сильно инструктор никого не ругал, когда узнал все до мелочей (особо эмоционально Спрингер рассказал о своей майке). И даже похвалил, ведь это значит, что уроки явно мимо не прошли.       Юнону Йегер отстранили от занятий до полного восстановления. Оставшийся день она провела в кровати. Ее одиночество скрашивала Энни, которая решила, что провести выходной в комнате — лучший вариант. Через каждый час заходила Микаса, чем крайне раздражала Леонхарт. Звук захлопывания двери, кажется, въелся в уши.       К концу дня Нона уснула первее всех.       И проснулась, к сожалению, тоже раньше.       В комнате совсем темно. Сопение со всех сторон звучит убаюкивающе, но всю эту симфонию портит храп Саши. Мощный такой, громкий. Но отчего-то привычный и даже не мешающий. Юнона укутывается посильнее в теплое одеяло, но с тяжестью вздыхает, когда чувствует во рту ужасную сухость. Закатывает глаза, понимая, что будить кого-то ради стакана воды — очень глупо и бессовестно. Она расслабляется, прислушиваясь к ощущениям в области ступни, и села, когда поняла, что сильной боли не испытывает. Набравшись смелости, Йегер спрыгивает с кровати на здоровую ногу.       Не стоит даже думать о том, как она добиралась до кухни, чтобы просто смочить свою глотку жидкостью, но, уверена, со стороны это выглядит очень забавно. К счастью, до стакана с водой добраться-таки удалось. Юнона передохнула, остановившись, а затем вновь принялась «идти», стараясь не потревожить весь сонный корпус. Больная нога касалась земли лишь кончиками пальцев, и то особой нагрузки не получала, поэтому при ходьбе Йегер сильно хромает.       Итак, почти дойдя до места назначения — обратно в постель, Нона заметно расслабилась, поэтому крик получился громким и испуганным, когда она столкнулась с неизвестным силуэтом из-за угла. Юнона от страха рефлекторно делает шаги назад и не успокаивается, пока неизвестный не начнет говорить: — Да успокойся ты, истеричка! — стихает. — Сходил поссать…       Йегер только сейчас понимает, что перед ней стоит никто иной, как Жан Кирштейн. Она, глядя на него, прижимает ладонь к груди, пытаясь отдышаться от такого крика. Нона зависла на несколько секунд, прежде чем удивленно вскинуть брови и немного расслабить тело. — Что? — не понимает Жан.       Вместо ответа Юнона устойчиво наступает на больную ногу, но ничего, абсолютно ничего, не испытывает. Под напряженное внимание товарища, она делает еще пару шагов, при этом стараясь как можно сильнее давить ступней в землю, но и тогда ни черта не меняется.       Следующие движения Юноны резкие, испуганные. Она, опираясь рукой на стену, снимает ботинок с ноги, где должна быть рана, справляется с носком и, с особой агрессией сдирает бинт. Осматривает босую ногу. — Ты, блять, ведьма что-ли?       Жан не видит на ноге никаких последствий вчерашнего происшествия, его лицо вытягивается от неподдельного удивления. Он приближается ближе и все же усмехается, понимая, в каком положении.       Он с Йегер в четыре утра оглядывает босую ногу девушки, не понимая, куда мог деться тот порез. — Нет… — растерянно отвечает Нона. — Не ведьма.       В том же состоянии она аккуратно наступает на некогда больную ногу. В очередной раз ничего не почувствовав, Юнона, наконец, возвращает носок обратно. — Может, он на другой ноге? — не унимается Жан. — Ты че, за дуру меня держишь, Кирштайн?!       Юнона редко кричит или ругается с кем-то. Но в этот раз она сдержать себя не может. Страх неизвестности — сильная эмоция, не позволяющая ей держать себя в руках. Йегер отчетливо помнит то, как острый камень разрезал кожу. Помнит, как вода неприятно затекала внутрь раны, принося дискомфорт. И уж точно помнит то, как было больно, пока Марко и Эрен помогали добраться до корпуса. И сейчас, глядя на чистую ступню, ей в голову не приходит ни единая здравая мысль. Может, она сошла с ума? Но вместе с ума не сходят, а Жан все еще стоит рядом и втыкает в пустоту, шокирован тем же, чем и Нона. — Слушай, — начинает она, натягивая на ногу ботинок. — Не знаю, что это за хрень, — кадет перебивает ее. — Но я думаю, что это не стоит никому рассказывать.       Юнона молча соглашается. У нее нет объяснений. И у других навряд ли будет. Да и к тому же, известие о такой быстрой регенерации может повести за собой последствия, а быть подопытной крысой — такой себе план.       Отвлекая Юнону от мыслей, Жан неожиданно начинает смеяться без причины. Йегер не понимает. — Ты как саламандра, — и опять хохочет. — Если тебе ногу отрезать, она отрастет?       Девушка обиженно надувается: — Лучше тебе мозг вырезать, — тихо говорит она, немного даже краснея от злости, а затем добавляет вообще шепотом. — Все равно им не пользуешься.