***
Они опять вдвоем, но на этот раз идут не на тренировочное поле. Юнона чувствует себя неловко и странно. Зик всеми силами пытается сделать вид, что все хорошо. В руке бумажный пакет, а в нем пицца и, кажется, какой-то морс от бабушки. Да, это странно. Да, Зик, как и Юнона, чувствует себя не в своей тарелке, но Йегер искренне надеется, что все пройдет гладко. На улице тепло, в небе уходящее солнце. При этом нет ни облачка. Отличный день для пикника. Нет, слишком глупо. Или не глупо. Зик смотрит на идущую впереди Нону и кажется, будто вместо ручек пакета в кулаке сжимается его сердце. Ее волосы расплетены, и они непривычно каштановые. Пришлось покрасить для безопасности. Не факт, конечно, но возможно, так процент ее узнаваемости снизится. На теле такое легкое платье в мелкий цветочек, а на голове шляпа. Она выглядит очень мило, не поспоришь. Зик смотрит на нее, и в голове мысль того, что это его сестра, совсем не укладывается. То самое крохотное создание в пеленках, которое было обречено стать частью эксперимента. Частью чего-то большего для отца. Вот только для матери и Зика она уже была этим «бо́льшим». Без каких-либо умений. Они приходят на пляж в тишине, и Юнона сразу избавляется от обуви. Йегер заметил, что сестра любит ходить по песку босиком. Еще заметил, что она кусает щеки, когда нервничает, а подтягивает рукава рубашки, когда что-то готовит. Зик внимательный и наблюдательный. Он с таким же скрытым вниманием смотрит на то, как Юнона расправляет плед на песке и тут же садится на него, обращая свой взор к горизонту. Вздыхает. Присаживается рядом, вытаскивая из пакета картонную квадратную коробочку. — Вообще-то я хотел, чтобы ты попробовала пиццу. — Пи… что? — Йегер смотрит на него с непониманием и любопытством. Вопросы отпадают, когда Юнона обращает внимание на содержимое коробки. Круглое запеченное тесто, посыпанное сверху сочетаемыми продуктами. Кажется, где-то там видно помидоры. — Я надеюсь, ты любишь грибы. Юнона любит грибы. Не любит гречку и кашу из риса, которую так обожает Крис. Но грибы… Грибы действительно вкусные, и для нее становится чем-то неожиданным тот факт, что в этом кулинарном шедевре сочетают грибы с сыром и колбасой. Тем не менее пробует Юнона это без задней мысли и какого-либо страха. Хотя бы потому, что Зик берет кусочек первый и откусывает немного пиццы с нескрываемым удовольствием. — Значит, грибы. Что еще любишь? Пока Зик борется с неловкостью, Юнона впадает в ступор от вопроса. Тщательно пережёвывает пиццу и слегка хмурится, потому что глубоко задумывается. Что она любит? Ну… — Чай с лимоном, — что-то такое простое, первое пришедшее на ум. — М, а я не люблю кислое. И диалог идет в какое-то спокойное и комфортное русло. Зик рассказывает что-то забавное о службе до получения титана, а Юнона давится пиццей, когда смеется. И тогда Йегеру приходится по-братски похлопать ее по спине, наблюдая за тем, как сильно краснеет ее лицо. Он отпаивает её морсом и спрашивает о кадетском корпусе, а потом прикусывает язык, потому что будто бы забывает то, зачем он вообще это затеял. И Юнона не глупая, она замечает перемену настроения брата, а потому взгляд ее становится более напряжённый и настороженный. И тогда молоток в голове Зика бьет по чему-то тяжелому, раздающему звон по стенкам черепной коробки: пора. И Йегер начинает говорить. Осторожно, чуть тон поубавив. У самого губы чуть потрескались, а он зажимает их и чувствует соленый ветер. Закуривает сигарету, игнорируя то, как хмурится Нона. Прощупывает почву, пытается понять ее отношение к приказам и безвыходным положениям. Просто потому, что не знает, как вообще нужно говорить об убийстве восьмидесяти процентов разведкорпуса своими руками. Она не кричит, когда он произносит это загробным голосом. Не кидается обвинениями, не плачет. Смотрит на него как-то очень разочаровано, потому что Йегер будто нож в спину вставил. Она уходит, а он не пытается ее остановить. Зик знал, что она не примет эту информацию с позитивом в его сторону. Зик знал, что она отвернется от него, но капля надежды в глазах все же мерцала ровно до этого момента. Вздыхает. Как-то в голове даже возник вариант того, что так ему удастся установить какое-то доверие между ними. И только сейчас он понимает, каким глупым это оказалось решением. С другой стороны, всяко лучше, нежели она узнала бы об этом от третьих уст.***
Казалось, что она в полном одиночестве. Мягкий песок под телом ласкал босые ноги, солнечные лучи целовали бледную кожу. В ее глазах тоска, боль и разочарование. Тоска по дому, по семье. Тоска по той стороне берега, где сейчас друзья и товарищи борются за жизнь. Если все еще живут вообще. Нона никогда никого не ненавидела. Даже тех же титанов. И то такой жгучей ненависти, как, например, у Эрена, у нее никогда не было. А сейчас что? Сейчас у нее зубы скрипят от злости, а ладонь сжимается в крепкий кулак, и кажется, что заново отросший палец иногда отдает фантомной горячей болью. А что она испытывает к Зику после его слов? Разочарование стоит близко с ненавистью, они стоят параллельно друг к другу и у Юноны, наверное, никогда пересечься не смогут. Потому что Юнона в полном замешательстве и не знает, что чувствовать. Она поправляет шляпу на затылке, как часть ее камуфляжа, да, по привычке поправляет волосы, окрашенные в каштановый. Пропускает меж пальцев мелкий песок и тихо выдыхает, все еще смотря вдаль. Солнце садится, отражается в голубом море приятной розовой тенью, медленно заходит за горизонт. Звонкий смех за спиной заставляет вздрогнуть. — Прекрати, Пик! — кричит детский голос. — Я догоню тебя, сдавайся! — уже более взрослый в ответ. Нона оборачивается. Маленькая девочка с лучезарной улыбкой и вздернутым носиком бежит, прикрыв глазки. Она смеется так задорно, что Ноне и самой хочется засмеяться. Кажется, будто она и не заметила сидевшую здесь Йегер, убегая от более уставшей на вид девушки. Она бежит в воду, создавая вокруг себя брызги, и пищит пуще прежнего, когда брюнетка начинает плескаться соленой морской водой. Йегер не уходит, хотя и следовало. Прошла неделя с тех пор, как их с Имир начали искать открыто, но Юнона почему-то не боится быть пойманной. Уже не боится, но голову все же чуть опускает, позволяя шляпе закрыть лицо тенью. Она наблюдает, искренне восхищаясь этой семейной идиллией. На лице расцветает теплая улыбка, а в сердце разливается умиротворенное спокойствие. Замечает так же повязки на их предплечьях и понимает — элдийцы. Элдийцы, как и она. Загнанные в угол. Униженные. Но при этом не пытающиеся пойти против системы. Да тот же Зик в пример. Обладатель звероподобного титана уничтожил разведкорпус, и в планах, скорее всего, у него уничтожить элдийцев на острове. Пойти против своего народа. У Йегер опять сводит зубы. И смотрит на них до тех пор, пока она не оказываются слишком близко. Нона резко отводит взгляд, когда понимает, что ее заметили. — Извините, я, наверное, помешала, — тихо бубнит она, даже не надеясь, что ее услышат. Подхватывает ботинки и встает. — Нет-нет, — девочка помладше понеслась по воде к берегу и протестующе замахала руками. — Я Габи, а ты? Йегер на секунду теряется. Замирает вполоборота от замешательства и не знает, что сказать. В глазах Габи детская радость и любопытство граничит с решимостью и смелостью, а Юнона… Юнона устала от понимания того, что даже имени своего произнести не может вслух. — Я… — на глаз спадает прядь волос. — Меня зовут Карла. Имя матери всплывает в голове просто так, как горькое напоминание и шрам где-то глубоко внутри. И она произносит его с какой-то грустной гордостью и горечью одновременно. Но пришедшие на пляж девушки этого, к счастью, не замечают.***
Стемнело. Ветер стал ощущаться еще холоднее на хрупких открытых плечах. Песок на пляже стал приятно холодить ноги. Юнона чувствует… ничего. В ее голове пустота, а на душе тихо скребут кошки. Проплакав несколько последних дней, Йегер поняла, что выплакала все, что только было можно. Она с ненавистью смотрит на окрашенные, теперь уже темные волосы, и ей хочется выдрать их из себя с корнем, выбросить куда-нибудь в море и наблюдать, как ветер унесет их за горизонт. И, может быть, кто-нибудь оттуда поймал бы их, и даже не понял, что это волосы давней подруги, родственницы, части семьи. В последний раз Юнона виделась с Зиком неделю назад. С тех пор к Елене он так и не заявился, но она его больше и не ждала. Запивала горе горячим чаем и тренировками с Имир. Тяжелым грузом новая информация поселилась в сердце, а страх за знакомых ребят усиливался с каждой минутой. Она не знает, стали ли они жертвами брата. А может, погибли при других обстоятельствах. А может, они вообще все живы. Не знает, а знать хочется. Было около… часа ночи, наверное. Улизнуть из их временного пристанища, пока Крис пытался переспорить Имир, проблемой не оказалось. Нужно было освежиться. Вдохнуть морской воздух, походить. Расставить мысли в порядок, вот только мыслей опять не оказалось. Поэтому она просто шла, даже не глядя на дорогу. Неожиданно в голове возникли воспоминания недавней встречи с двумя элдийками на пляже. Они казались счастливыми и свободными, но было ли так на самом деле? И сейчас она поняла. С неким опозданием ненависть к Зику поутихла, когда Юнона поняла, что они просто заложники своего государства. Что они все особо ничего не решают. Что Зик, даже будучи генералом, мало что мог бы сделать. Что Райнер, Бертольд и Энни всего лишь выполняли приказ, что те девчонки, Габи и Пик, скорее всего, тоже особо выбора не имеют. Йегер знает о том, как местным жителям вбивают в голову ненависть к острову и его обитателям. Смешанное чувство. Жалость на пороге ненависти, не желающая уходить. Понимание сложившейся ситуации и отвращение, держащиеся за руки. Её глаза опущены вниз, и в темноте ночной было трудно разглядеть хоть что-то. Потом боковое зрение начало улавливать отголоски света, а затем и голоса. Мужские и басовые, но, кажется, юношеские. Юнона напряглась и остановилась. Нет желания быть замеченной и пойманной. Ей и так проблем хватает. Глубоко вдохнув, Йегер огляделась и поняла, что звуки шагов становятся ближе, а сердцебиение учащается. Она медленно оборачивается назад, чтобы дать деру, но не успевает и корпусом повернуться, потому что голоса, говорящие на какую-то отдаленную тему, кажется, обращаются к ней: — Эй! Стой где стоишь. Она не собирается стоять. Гулко выдохнув от страха, она пытается сдержать трясущиеся руки и делает торопливые шаги, но проходит секунда — и ее плечо оказывается в чужих руках. — Стоять сказал, — грозный голос прямо под ухом. Йегер судорожно дышит и оборачивается. Ей тут же светят фонарем в лицо. — Да ну, — удивляется второй солдат, не тая на губах усмешку. — Мы поймали золотую рыбку, Джордж. Это же сбежавшая девчонка. — Че? — непонимающе спрашивает первый и приближается к Юноне, чуть ли не нос к носу пытаясь разглядеть. — Гонишь. Теперь уже и второй солдат хватает ее под локоть, у Юноны сердце уходит в пятки. Навряд ли она сможет что-то сделать с ними двумя. Ее только что поймали и не отпустят в любом случае. — Я ее портрет вижу чаще, чем мать родную, — как в оправдание своих слов говорит солдат. — Точно она. — Та была блондинкой, — все тупит Джордж. Юнона бы поразилась с его тупости, если бы другие чувства не затмили разум. Могла бы посмеяться им в лицо и сказать, что она та самая Юнона Йегер, но, кажется, ситуацию это точно усугубило бы. — А вот и проверим, — на губах парня появилась мерзкая усмешка. Еще более мерзкая, чем была до этого. — Говорили, она способна регенерировать. Свои слова он совмещал с копошением в карманах. Юнона молчала все это время, оглядывая то одного солдата, то второго, пытаясь выискать момент, когда можно было бы дать деру, но он все не наступал. В голове быстро-быстро путались мысли, и желание побежать прямо сейчас останавливало разум, кричащий об автоматах на плечах парней. Выстрелят в спину — не уверена, что сможет излечиться. И проверять особого желания нет. А потом солдат достал складной нож. Сердце ушло в пятки, паника с новой силой накатила. Было глупо попытаться договориться с ними, но Йегер старалась. Говорила что-то о том, чтобы ее отпустили, но солдаты даже не ослабили хватку. В их глазах запрыгали чертики — появилось острое желание поразвлечься. Настолько же острое, как и нож, беспощадно приближающийся к щеке Юноны. Потому что Джордж сказал, что если девчонка не «левая», то они посмотрят на ее способности вблизи, а потом еще и вознаграждение за поимку получат. А если все же «левая», то шрам на щеке станет предупреждением того, что нечего шляться в ночи за городом. Глупая, глупая Юнона. Своими страданиями опять завела себя в ловушку, ну как так? Йегер скривилась, когда чужие грубые пальцы крепко сжали ее челюсть, не только потому что это было больно. Это было мерзко, отвратительно, ужасно, но не так больно, как казалось. Ненависть ко всему вокруг вдруг перешло в ненависть к себе и своему бессилию, и Юнона может поклясться, что здесь она хотя бы не заплакала. Дернулась, чувствуя боль в заломленных руках, и начала брыкаться, стараясь вырваться. Закричала, задергалась и вызвала волну негодования в лицах и так неспокойных солдат. Со всей силы наступила одному из них на ногу. Тот прикрикнул от неожиданности, а потом резко замолчал. На лице его отразился минутный шок, а глаза так и не закрылись, когда тело вдруг просто упало. Юнона, как и второй солдат, с непониманием глянули на него и с опозданием заметили огромный порез на его горле. Перерезано. Шанс. Забавно, что в темноте не было слышно или видно шагов и присутствия кого-то четвертого. Но Юнона будто бы и не стала думать об этом, потому что если не сейчас, то когда? Воспользовавшись замешательством еще живого солдата, Йегер вдруг сжала ладонь в кулак и хорошенько замахнулась, целясь в его лицо. Тот от неожиданности чуть качнулся, хватаясь за ушибленное место, но даже сделать ничего не успел — тут же получил удар по голове. Упавшие фонарики светили вверх, а потому от них сейчас было намного больше толку. Юнона напряглась. Всматриваясь в темноту, и вот-вот уже была готова начать бежать, как вдруг… — Неплохо, но тебе было бы не лишним заиметь что-нибудь вроде ножа в сапоге, — голос Зика здесь, как приятная музыка, поселил вдруг расслабление. Сглотнула. Нет, он точно не поведет ее к марлийцам, в этом уверена. Но некий дискомфорт в желудке все же поселился. — Убиваешь своих же солдат? — отдышавшись, спрашивает она. — Глупая, — раздраженно выплёвывает Йегер. — Если у меня ещё раз когда-нибудь будет выбор, — он подходит ближе и теперь Юнона может хорошо разглядеть его обеспокоенное лицо и руки, обмазанные чужой кровью. — Ты или незнакомые марлийцы, я всегда буду выбирать тебя. Она не заплакала, но глаза стали мокрыми. Она не обняла брата, но уткнулась в его грудь лбом и позволила ему неловко дотронуться руками до ее плеч и запачкать платье в крови. Она не простила его, но в этот момент определенно поняла что-то.