Энола Холмс и убийства в Салеме

      Младший лейтенант Брейди ничего не мог с собой поделать. Он честно старался занять себя бумажной работой, но по большей части только делал вид, что увлечен заполнением скопившихся на его столе отчетов. Каждые полчаса он как бы невзначай подходил к камере временного содержания, — якобы чтобы поправить или проверить что-то, но на самом деле, конечно, для того, чтобы лишний раз взглянуть на Эдварда Дейвенпорта.       Бывший свинцовый магнат устроился в камере на суровой каменной лавочке и выглядел так безмятежно, словно находился не в салемском полицейском департаменте, а в собственной гостиной на софе или в парке на шезлонге. Под голову он подложил свернутый валиком пиджак, на глаза надвинул шляпу и, кажется, первый час или около того даже что-то мурлыкал себе под нос, а потом как будто задремал.       Брейди был восхищен самообладанием этого человека. «Вот это и есть самый высший класс, — думал он про себя. — На него пытаются повесить салемские убийства, а он и бровью не ведет! Если Конраду удастся найти хотя бы косвенные доказательства, Дейвенпорта казнят, и он не может этого не понимать. Как же ему удается сохранять такое спокойствие?»       Новость о том, что инспектор Конрад арестовал по подозрению в последних двух убийствах не кого иного, как самого Эдварда Дейвенпорта — человека, который олицетворял собой «позолоченный век» и эпоху магнатов, — стала шоком для всех сотрудников отделения. С тем же успехом Конрад мог бы привлечь к ответственности губернатора штата или, что там, самого президента Рузвельта! Чудо, что этот вопиющий факт не стал сразу же достоянием общественности… Коллеги Конрада надеялись, что ему достанет благоразумия выпустить Дейвенпорта на свободу с тысячей извинений до того, как обо всем пронюхают журналисты, но надежда эта таяла с каждой минутой. У Конрада не было ни одного весомого доказательства причастности Дейвенпорта к трагическим событиям конца недели, но это его не останавливало. Напротив, инспектор упорствовал в своем безумии и даже потребовал от секретаря, чтобы тот договорился о настоящей пресс-конференции на следующий день. На этой конференции планировалось сообщить общественности о поимке первого подозреваемого. «Ох, что будет!» — качали головами сотрудники постарше.       Брейди казалось, что отчасти он понимает логику Конрада: едва ли тот мог всерьез полагать, что за всеми убийствами действительно стоял Эдвард Дейвенпорт, так значит, этот арест должен был стать своего рода отвлекающим маневром. По всей видимости, Конрад хотел отвлечь жителей Салема, подбросив им интересную тему для обсуждения: «Разорившийся магнат становится серийным убийцей». Только вот от чего их нужно было отвлечь? И так ли уж необходимо было ставить под удар репутацию уважаемого человека?       Около десяти вечера Брейди услышал тяжелую поступь Конрада в конце коридора и привычно встал, чтобы поприветствовать инспектора. Но тот пришел не один. С ним был другой человек — мужчина лет сорока, высокий и крепкий, с пышной шапкой вьющихся каштановых волос и вдумчивыми серыми глазами, выделявшимися на точеном лице. Мужчина был одет как настоящий франт и опирался на искусной работы трость с резным набалдашником. По нему было видно, что он крайне недоволен происходящим: его глаза смотрели холодно и строго, ноздри трепетали, а губы сжались в тонкую полоску. Инспектор Конрад же выглядел подавленным и как будто немного напуганным. Таким Брейди его еще не доводилось видеть.       — Брейди, — как-то неуверенно произнес инспектор, — открывайте камеру. Нужно немедленно освободить мистера Дейвенпорта.       — Так точно, — просиял Брейди.       Он отпер замок на металлической двери и потянул ее на себя:       — Мистер Дейвенпорт, сэр, просыпайтесь. Вы свободны.       Дейвенпорт действительно спал. Ему снилось нечто приятное, но чтó именно он, проснувшись, вспомнить уже не смог. Он снял шляпу с лица, принял вертикальное положение и, прищурившись, огляделся. Увидев друга, Дейвенпорт просиял.       — Бейкер, дружище, чертовски рад вас видеть!       — И я вас, Эдвард, — сдержанно улыбнулся Шерлок Холмс. — Простите, что так долго. О ваших злоключениях я узнал от сестры всего час назад и сразу помчался сюда, но вы же знаете: скорость — не самая сильная моя сторона.       Он покосился на палку.       Дейвенпорт, застегивая пуговицы жилета и натягивая помятый пиджак, только усмехнулся.       — Не извиняйтесь. Здесь я чудесно выспался. Признаюсь, даже дома мне не удавалось так славно отдохнуть. Все проклятая бессонница… Вот думаю теперь, а не купить ли мне это здание в собственность? Из вот этой самой камеры вышла бы чудесная спальня. Темно и тихо как в могиле.       — Ну уж нет, друг мой. Мы с Энн не позволим вам уехать из Бостона. В противном случае нам также придется перебираться в Салем, а нам тут, говоря начистоту, не слишком понравилось.       Дейвенпорт снова усмехнулся, закончил одеваться и, выйдя наконец из камеры, крепко пожал другу руку.       — Спасибо, Бейкер, — повторил он уже серьезно.       — Мистер Дейвенпорт, — хрипловато произнес Конрад. — С вас снимаются все подозрения. Произошла чудовищная, непростительная ошибка. От лица салемского департамента и от себя лично приношу вам глубокие извинения за… за это недоразумение.       Дейвенпорт кивнул, но не улыбнулся и руки Конраду не подал.       — Я могу покинуть город? — спокойно спросил Дейвенпорт.       — Да, разумеется, и вы, и мисс Хо… мисс Энн Бейкер совершенно свободны и никак не ограничены в перемещениях.       — Superbe, — отозвался Дейвенпорт и, обращаясь к Шерлоку, добавил: — Как вы думаете, Бейкер, в ближайшие дни мисс Энн сможет преодолеть путь до Бостона, если я найму экипаж? Мне до смерти хочется уехать отсюда, но, разумеется, я никуда не поеду один и ничего не стану предпринимать, пока ваша сестра полностью не восстановилась.       — Мы обсудим это завтра вместе с ней, друг мой, — пообещал Шерлок. — А сейчас нам нужно привести вас в пристойный вид. Не хватало только, что Энни увидела вас comme ça (*Прим.: Comme ça — франц., в таком виде, таким образом). Она решит, что вас пытали и сойдет с ума от ужаса.       — Что, все настолько плохо? — Эдвард принялся придирчиво себя разглядывать.       — Пойдемте. Отыщем вам другой костюм и свежую рубашку.

***

      Узнав о том, что для Эдварда Дейвенпорта все закончилось благополучно, Энола сама сообщила брату, что хочет немедленно вернуться домой. Вопреки протестам доктора Крейвена, намеревавшегося продолжить обследование, девушка потребовала, чтобы ей вернули ее одежду и прочие вещи, и уже через двенадцать часов после визита Шерлока в салемское полицейское отделение вместе с братом и другом расположилась в крытом экипаже, который должен был доставить компанию обратно в Бостон. Мужчины постарались создать своей молодой спутнице самые комфортные условия, расположив ее по ходу движения, обложив мягкими подушками и даже укрыв теплым пледом, в котором, впрочем, не было ни малейшей необходимости. В Новой Англии наконец распогодилось.       — Я счастлива, что мы наконец уезжаем отсюда, — призналась Энола, когда они миновали мост через Данверс. — Отныне этот город всегда будет вызывать у меня самые мрачные ассоциации.       — Не у вас одной, дорогая мисс Бейкер, — хохотнул Дейвенпорт. — По милости инспектора Конрада я тут едва не влип в весьма неприятную историю. Мне даже любопытно, чтó именно этот упертый баран будет говорить журналистам на сегодняшней конференции.       — Инспектор Конрад скажет им, что расследование близится к завершению, и круг подозреваемых уже определен, — безмятежно улыбнулся Холмс. — А на вопрос одного из репортеров, касающийся вашей роли в этой деле, благоразумно ответит, что вы проходили по делу свидетелем и в целом оказали неоценимую помощь следствию. Так что готовьтесь, мой друг, к славе филантропа и друга массачусетской полиции.       Дейвенпорт присвистнул.       — Ума не приложу, Бейкер, как вам удалось убедить Конрада отпустить меня. Вчера днем он твердо намеревался сделать меня… не помню, как именно он сказал, то ли козлом отпущения, то ли жертвенной овцой…       — Друг мой, вам ли, занимавшемуся большим бизнесом всю сознательную жизнь, не знать, как именно убеждают несговорчивых людей! Их либо запугивают, либо подкупают, только и всего.       — И какой же способ выбрали вы в отношении Конрада, осмелюсь спросить?       — Поскольку на кону было ваше благополучие, — медленно ответил Холмс, — я не мог рисковать и выбрал оба способа сразу. Сперва я нарисовал Конраду живую картину тех бедствий, которые обрушатся на его голову, если он будет упорствовать в своем безрассудном стремлении обвинить вас в убийствах. А затем, когда он понял серьезность сложившейся ситуации, я предложил ему то, от чего он не смог отказаться.       — И что же? — поднял бровь Дейвенпорт.       — Раскрытие дела, разумеется.       — Ты раскрыл дело, Шер? — оживилась Энола.       — Ну, как сказать, моя милая… Я не знаю, кто конкретно совершил все эти убийства. Но я понял принцип, и теперь это дело потеряло для меня всякий интерес. Детали пусть устанавливают люди Конрада.       — Поделишься с нами своими открытиями? — попросила Энола.       — Да, Бейкер, расскажите нам, прошу! — присоединился к ней Эдвард.       — На самом деле, все оказалось очень просто. Дело на одну трубку. Вы и сами сейчас в этом убедитесь, — усмехнулся Холмс. — Для начала давайте мысленно перенесемся в недавнее прошлое. Нас будет интересовать ночь с двадцатого на двадцать первое июня 1901 года. Уже известный нам всем паром «Пилигрим», принадлежавший компании «Фолл Ривер Лайн», вышел из Бостонского порта в семь часов вечера. На борту находились шестьдесят три пассажира и шестнадцать членов экипажа, итого семьдесят девять человек. Запомним эту цифру, поскольку в дальнейшем она будет иметь роковое значение для этой истории. В самом начале этот рейс ничем не отличался от десятков и даже сотен подобных рейсов, выполненных «Пилигримом» по маршруту Бостон-Нью-Йорк с 1896 года, когда он был впервые спущен на воду. Ужин в ресторане на борту проходил с восьми до девяти, музыкальный вечер и танцы длились до одиннадцати вечера, затем все пассажиры разошлись по каютам, и паром погрузился в тишину. Примерно через пять часов, когда «Пилигрим» находился уже в двух или трех морских милях от порта Нью-Йорка, куда он должен был прибыть в семь часов утра, все пассажиры проснулись от чудовищного грохота. Многие упали со своих коек и получили травмы разной степени тяжести. Вскоре выяснилось: в утреннем тумане немецкий трансатлантический лайнер «Кайзер Вильгельм дер Гроссе», следовавший из Бремерхавена в Нью-Йорк, немного сошел с курса и столкнулся с «Пилигримом», оставив в борту парома серьезную пробоину, через которую начала поступать вода. Паром тонул. Капитан «Пилигрима» Гэбриэл Барнс объявил срочную эвакуацию.       Энола поежилась, живо представив себя на месте пассажиров «Пилигрима». Пепельно-серое лицо Эдварда Дейвенпорта говорило о том, что он — с его жестокой боязнью морский путешествий — представлять себя в этой ситуации совсем не хотел.       — Эвакуация шла без лишней суеты, по четко отлаженному алгоритму, — продолжал Холмс. — На воду спустили все три спасательные шлюпки, каждая из которых могла вместить в себя по двадцать человек…       — Подожди, Шер, — встрепенулась Энола. — Ты же сказал, что на борту «Пилигрима» было семьдесят девять человек?       — Да, все верно, — кивнул головой ее брат. — Семьдесят девять человек на борту парома и только шестьдесят мест в спасательных шлюпках. Чудовищная халатность организаторов круиза, отвечавших за технику безопасности. Капитан Барнс, как я думаю, надеялся на то, что «Кайзер Вильгельм» просто поднимет пострадавших на свой борт и доставит их в Нью-Йорк, ведь, в конце концов, именно германская сторона, по официальной версии, была ответственна за происшествие. Но лайнер скрылся в тумане, оставив команду и пассажиров «Пилигрима» одних.       — Черт подери, — тихо выругался Дейвенпорт.       — Сперва было решено посадить в каждую шлюпку не по двадцать, а по двадцать пять человек, — продолжил Холмс. — Рискованная затея, но Барнсу было не выбирать. С горем пополам шлюпки выдержали семьдесят пять человек, но это был абсолютный предел. Еще четыре человека попросту не помещались.       — В газетах писали о том, что четверо членов экипажа погибли в ходе крушения, — вспомнил Дейвенпорт.       Холмс скорбно покачал головой.       — Увы, это была благообразная ложь, за которой скрывалась чудовищная правда. Четвертых членов своего экипажа Барнс принял решение оставить на тонущем судне практически без надежды на спасение. В жертву были принесены старший механик Колин Ричардсон, кок Чезаре Айоли, носильщик Питер Дайсон и официант Мартин Эстевес. Ричардсон и Эстевес во время крушения получили серьезные травмы. Не смертельные, вероятно, но все равно достаточно неприятные, и добрый доктор Хокинс благословил Барнса оставить их как безнадежных. Чезаре Айоли — пожилой и очень нездоровый человек, — также оказался в числе тех, ради спасения которых никто не собирался рисковать жизнями семидесяти пяти человек.       — Нездоровый? — переспросила Энола тусклым голосом.       — Айоли был неизлечимо болен, — пояснил Холмс. — Маленький, тщедушный человек, которому было к шестидесяти, но который выглядел, по словам очевидцев, на все восемьдесят. В «Фолл Ривер Лайн» он дорабатывал до пенсии, но, увы…       — А носильщик… как его… Дайсон? — спросил Дейвенпорт.       — Мистер Дайсон поплатился за цвет своей кожи, — мрачно сказал Холмс. — Очевидно, недостаточно белый с точки зрения капитана Барнса.       — Постой, но почему они в таком случае не оставили, скажем, еще и Бьюкенена? — спросила Энола. — Он ведь тоже был очень немолодым человеком и, руководствуясь этим дарвинистским подходом, Барнс и Хокинс должны были счесть и его недостойным спасения. Да и, честно говоря, сами Барнс и Хокинс были уже людьми немолодыми и могли бы принести себя в жертву.       — Бьюкенен был отличным штурманом, — объяснил Холмс. — Он должен был взять на себя командование одной из спасательных шлюпок. Не забывайте, друзья мои, «Пилигрим» потерпел крушение в океане, в нескольких милях от порта. Оставшиеся члены экипажа, из числа командования, должны были благополучно доставить всех потерпевших к берегу, и эту непростую задачу выполнить только профессионалы. Так что и Барнс, и Бьюкенен, разумеется, получили свои места в шлюпках, в отличие от того же Айоли или Дайсона. Кому в такой ситуации нужен кок или носильщик? Хокинс, очевидно, остался как единственный врач.       Энола снова поежилась.       — Так что же произошло дальше, Бейкер? — мрачно спросил Дейвенпорт. — Семьдесят пять человек в шлюпках отправились к берегу. Четверо несчастливцев остались на тонущем пароме…       — Я полагаю, — спокойно сказал Холмс, — что одному из них все же удалось спастись. Один из них, вероятно, оказался крепче других и дождался спасения либо, чем черт не шутит, сумел доплыть до берега.       — Несколько миль в океанической воде?! — изумился Дейвенпорт.       — Не забывайте, друг мой, дело происходило в конце июня. Вода, разумеется, была довольно холодной, но, повторюсь, человек крепкий и тренированный в некоторых условиях мог бы покрыть это расстояние вплавь.       — И кто это был, по-вашему?       — Логичнее всего предположить, что это был Дайсон, — пожал плечами Холмс. — Айоли был слаб и болен, Ричардсон и Эстевес ранены, а вот мистеру Дайсону это вполне было по силам. Я беседовал с юной мисс Чейрман — певицей, участницей оркестра, выступавшего на «Пилигриме» в ночь его крушения. По счастью, она живет в Салеме, так что нам с ней удалось встретиться и обсудить подробности той ночи. Именно она поведала мне все детали, касающиеся крушения «Пилигрима». С ее слов, мистер Дайсон был довольно молодым человеком необычайно высокого роста и крепкого, атлетического телосложения. У него не было известных хронических заболеваний и в минуту столкновения он не получил никаких серьезных травм.       — Видимо, это он и был, — задумчиво сказала Энола. Она пыталась вспомнить человека, напавшего на нее и Эдварда в доме Барнсов. Был ли он темнокожим или все-таки белым? В ночном мраке она не сумела разглядеть точный оттенок его кожи, но теперь ей казалось, что она все же обратила внимание на широкий нос и полные губы, в какой-то момент обозначившиеся на лице.       — Мы можем лишь предполагать, как развивались дальнейшие события, — продолжил Холмс. — Мистер Дайсон (а я тоже склонен думать, что это был именно он) чудом выжил и даже добрался до берега. Если он добирался вплавь, то это отняло у него несколько мучительных часов. К тому времени выжившие с «Пилигрима» уже давно достигли Нью-Йорка и даже успели предать гласности их версию происшествия, согласно которой четверо членов экипажа погибли при столкновении. Мистер Дайсон мог бы обличить Барнса и всех соучастников его преступления, но, вероятно, он побоялся, что никто не поверит ему и не примет его слова всерьез.       — Почему? — не поняла Энола.       — По той же причине, из-за которой его оставили на верную гибель на тонущем «Пилигриме», — грустно пояснил Шерлок. — Увы, американский расизм никто не отменял, моя дорогая. Я не знаю, какими именно соображениями руководствовался Дайсон, но, очевидно, что он решил поквитаться со всеми, кто едва не отправил его на тот свет. И ровно через год после крушения он нанес первый удар, избавившись для начала от доброго доктора Хокинса, выносившего основные решения о том, кого нужно спасать, а кем можно и пожертвовать.       — Он вырезал своим жертвам сердца, чтобы показать, что они были бессердечными людьми, — прошептала Энола. — Это действительно была казнь.       — Что ж, если после всего Дайсон решил отомстить им — Барнсу, Хокинсу, Бьюкенену и другим, — нахмурившись, сказал Дейвенпорт, — я не могу его осуждать. Если бы я знал, какой сволочью был этот Барнс, ни за что не стал бы носиться по всей Новой Англии, чтобы найти и защитить его. И он, и Хокинс, и Бьюкенен, и фотограф Уотсон, по всей видимости, заслужили то, что с ними произошло.       — Все так, — подтвердил Холмс, — однако, боюсь, суд не согласится с вами, мой друг. И когда Дайсона поймают, его ждет смертная казнь. Впрочем, теперь его судьба нас не касается, а его поимка — не наша проблема, а задача салемской полиции. Мы же, друзья, можем с чистой совестью умыть руки и вернуться к нашему тихому, сонному существованию.       Энола поймала тяжелый взгляд Эдварда Дейвенпорта. Дело салемского бессердечного убийцы оказалось гораздо более неприятным, чем ей представлялось вначале. К тому же, по неизвестной девушке причине, разгадка тайны не принесла ей облегчения. Что-то подсказывало Эноле Холмс, что у этой истории обязательно будет продолжение.