***
Ирмариль стояла на вершине надвратной башни, смотря на мост и дорогу, теряющуюся в горах. Дело близилось к ночи, и на небе уже высыпали звезды. Эльфийка поплотнее запахнула плащ: было прохладно, несмотря на две жаровни, стоящие по углам, но идти в свои покои ей не хотелось. Она чувствовала себя в них самозванкой, лишней. А здесь… Небо было близко, казалось, протяни руку и соберешь пригоршню мерцающих ночных алмазов. Она надеялась, что со временем станет лучше, как обычно это бывало. Но лучше не становилось, все сильнее ее охватывала ненависть и презрение к собственной слабости, все сильнее она чувствовала себя чужой. Ирма просыпалась усталой и с сожалениями о сделанном, и эти мысли не давали ей покоя. Ей казалось, что ее будут осуждать все, особенно другие эльфы, за то, что она сделала. Она не может потерять Инквизицию и своих соратников! Они дали ей цель, показали, на что она способна. И если они начнут ее презирать, если поймут, что она выбрала собственную свободу вместо долга и наследия, она станет изгоем. Как в детстве. Какая ирония! Она выбрала себя — и теперь не может с собой жить. — Ждешь его? — грубоватый вопрос Соласа раздался за спиной. Ирма не хотела его видеть и старалась обходить первый этаж библиотеки стороной: ей казалось, что эльфийский маг первым бросит в нее камень, ведь он был там. Однако память упрямо напомнила, что Солас сам отказался пить из Источника, несмотря на всю его любовь к Тени и прошлому. — Нет, — односложно ответила девушка, не поворачиваясь. Маг встал рядом с ней, эльфийка кожей чувствовала его внимательный взгляд. — Что случилось, Ирмариль? — наконец спросил он. — Ничего, я просто устала, — заученно проговорила та. — Это скоро пройдет. — Не похоже, — Солас говорил холодно, стараясь, чтобы его слова звучали весомее. Мимо него не ускользнули перемены ее поведения, и, поймав пару раз ее полный тоски и грусти взгляд, когда ей казалось, что никто не видит, маг понял, что что-то случилось. А когда она стала избегать его, реже заходить в библиотеку и вообще чаще работать в своей спальне, он понял, что с этим надо что-то делать. — На тебя так повлиял Источник? Или Абелас? — начал выспрашивать маг. — Да, — ответила немного невпопад Ирма. — Зачем он тебе? — недоуменно спросил Солас, полагая, что она ответила на первый вопрос. Быть постоянно покорным чужой воле — это рабство, а он никому не желал бы подобного. Тем более, что она должна понимать, насколько важна ее роль и что от нее во многом зависит будущее мира. — Это прошлое моего народа, хотя ни ты, ни Абелас ни считаете меня наследницей элвен, — горько усмехнулась она. — И я добровольно от него отказалась. — И правильно сделала, — Солас попытался донести до нее мысль, что ее решение было верным, и на то есть множество причин. — Даже если бы ты выпила, то все равно бы почти ничего не поняла. Ты ведь почти не знаешь древнеэльфийского, — это же лежит на поверхности, неужели она не понимает? — Да, конечно, — согласилась Ирма, проглатывая слезы. — Я ведь ничего не знаю, да? Я ведь всего лишь долийка, дикарка! Куда мне до вас, — в голосе ее была неприкрытая обида и издевка. Эльф нахмурился: из чего вообще она сделала такой вывод? Он ведь всего лишь указал ей на абсолютно объективные вещи. Воистину, даже умные женщины иногда непредсказуемы. — Ты не знаешь многого, да, — признал Солас. — И мудрость вир’абеласана стала бы для тебя бесполезной. А воля Митал, господствующая над тобой, осталась бы. — Ты прав, да, но… — Ирма вздохнула. Все это она говорила себе не раз и два, но от этого легче ей не становилось. Она все равно чувствовала себя предательницей и до одури боялась, что так будут думать все остальные. — Я должна была… — С чего ты взяла? — недоуменно спросил Солас. Она вбила себе в голову мысли о каком-то несуществующем долге? — Потому что это наследие. Знания. Я могла бы помочь своему народу, клану, — девушка закрыла глаза, стараясь унять тоску в груди. — Ты считаешь, что должна им помочь? Почему? — это совершенно не укладывалось в его голове: он знал, что Ирмариль росла сиротой и ее клану почти не было до нее дела, но она почему-то хотела им помочь. Скорее всего она хотела заслужить их признание, показать, что она не хуже их самих. Особенно, если учитывать ее отношения с человеком. — Твой клан откажется от тебя, даже если ты принесешь им знания Источника на блюдечке с голубой каемочкой, — Солас знал, что это больно, но это была правда. Она должна понимать, к чему привела ее легкомысленная влюбленность. — Дело не в клане, Солас, — вымученно проговорила Ирма. — Когда-то эльфы были сильными. Когда-то у нас было самоуважение. Когда-то мы жили, а не пытались выжить. Я хочу помочь своему народу, и, обладая мудростью Источника, я могла бы это сделать. Я помогаю всему Тедасу, но не им, — эти слова дались ей нелегко: она словно признавала, что отказалась от собственного происхождения, когда стала Инквизитором. — Да, помогла бы, если бы не воля Митал и ее жрецов, которые управляли бы тобой, — фыркнул эльфийский маг. Она всегда забывает о том, что перестала бы существовать как личность. — Неужели тебе настолько важно то, что осталось от элвен? — Я пытаюсь сделать хоть что-то, — обозленно проговорила Ирма, с недовольством смотря на него. — В отличие от тебя, Солас, я не могу перешагнуть через свой народ и его страдания, — мужчина нахмурился. Она словно зациклилась на этом «своем» народе и не хочет слушать голос разума. — Страдания? То, что сейчас осталось от эльфов — это всего лишь осколки былого величия. Как ты сама говорила, держаться за них тяжело. Но стоит ли? — задал он логичный и важный вопрос, но в своем ответе Ирма не сомневалась. — Да. Это то, что делает нас теми, кто мы есть. Наше прошлое, наша история, наше наследие, — сказав это, она отвернулась и запрокинула голову, стараясь унять слезы. Она искренне верит в это — и сама поступила ровно наоборот, выбрав себя и свободу. Эта мысль разрывала ей сердце. — Ты драматизируешь, Ирмариль, — снисходительно-успокаивающим тоном проговорил он. Эльфийка вспомнила, сколько раз она слышала эти слова: «Ты драматизируешь, da’len», «Это не стоит переживаний», «Подумаешь, ерунда!». Ирма прекрасно знала, что была эмоциональной и многое принимала близко к сердцу. Хоть война и время научили ее спокойнее реагировать на некоторые вещи, но она так и не научилась не чувствовать. Почему все так легко говорят об этом? Будто это так просто: взять и не чувствовать! — Сила Источника не была бы подвластна тебе в полной мере и воспользоваться ей ты бы не смогла. Нет причин убиваться из-за этого, — добавил Солас, осторожно беря ее холодную руку в свои. Ирма повернулась, смотря на него расширенными от потрясения глазами. Его слова показались ей страшными, страшнее предыдущих. Она пыталась найти в его лице хотя бы намек на шутку, на что-нибудь, что дало бы ей считать, что он говорит не всерьез, что она сама просто не расслышала. Что-нибудь! — Неужели ты… — вырвалось у нее. Маг лишь поднял вопросительно брови, ожидая продолжения вопроса. Нет. Солас снисходительно и даже как-то тепло улыбался ей, словно перед ним стоит любимый непоседливый ребенок, расстроившийся из-за не стоящей внимания мелочи, а не сломленная женщина, ненавидящая саму себя, чувства которой он считает всего лишь ерундой, от которой можно отмахнуться. Он не понимает. И никогда не поймет. Ирма признавала его правоту, логичность его слов. Но это не уменьшало боль от сказанного, которая словно холодом подернула ее израненную душу. Лицо ее снова приобрело каменное выражение. — Ирмариль? — позвал ее маг, видя, что девушка задумалась. — Да, наверное ты прав. Я пойду, — произнесла она уставшим голосом, легко забирая руку. Она развернулась и молча направилась к выходу. Солас проводил ее взглядом: что произвело на нее такое впечатление? Он сделал что-то не так? Маг тяжело вздохнул. С женщинами всегда так сложно. Он же не сказал ничего, что не было бы правдой! Она слишком эмоционально восприняла собственное решение, которое было, конечно, не лучшим, но выбирать тогда было не из чего. Нужно просто смириться с этим и жить дальше. Соласу казалось, что уж этому Ирмариль, за время существования Инквизиции, научилась вполне. А теперь, вдруг, она так остро реагирует. Ну, день пострадала, ну два, ничего такого, что бы перевернуло мир с ног на голову, не произошло. И все же, одно воспоминание о выражении шока и ужаса, сменяющееся пустотой и обреченностью, заставляло чувствовать себя так, словно он собственными руками вонзил ей нож в сердце.25.
13 ноября 2020 г. в 14:07
На третий день их пребывания в замке пришло сообщение от командора: армия Корифея разбита, Самсон взят в плен, они возвращаются в Скайхолд.
Но даже это не могло вывести Ирму из оцепенения. Она была рада, что с Калленом все хорошо, что он скоро будет здесь, но эта радость ощущалась словно через стекло, через вату: лишь отголосками, которые не могли достучаться до нее.
Морриган чувствовала себя нормально, хотя и страдала головными болями. Тем не менее, она сама повторяла, что это временно и скоро она полностью овладеет Источником. Ирмариль смотрела на нее со смесью восхищения и страдания одновременно: ей все казалось, что на месте ведьмы должна была быть она. И это разрывало ей сердце.
Все в Скайхолде заметили, что Инквизитор вернулась из похода в Арборскую глушь сама не своя, и гадали, что же могло вызывать такие перемены. Даже Жозефина терялась в догадках: командор был жив и здоров, армия Корифея повержена, что же не так?
В ушах Ирмы же все еще звучали презрительно брошенные Абеласом слова, что она не элвен и даже не их наследница. Теперь она признала, что он прав. Как она может называть себя долийкой, потомком величественных и могущенных элвен, когда из-за трусости отдала их наследие ведьме, которую знает лишь несколько месяцев?
Это подтачивало ее изо дня в день: эльфийка почти перестала спать из-за кошмаров, снова навалившихся на нее, почти перестала есть. Единственное, что она все еще выполняла — это обязанности Инквизитора, разбирая послания, отдавая приказы или новые назначения, разве что категорически отказалась от встреч с дворянами и от всяких званых обедов и ужинов, предпочитая проводить время либо за делами, либо в одиночестве.
Как бы они себя ни чувствовала, работа не должна стоять.
По ночам она часто приходила в кабинет Каллена, и ей немного становилось легче. Она смотрела на заваленный бумагами стол, на манекен, утыканный ножами: здесь все наполнено воспоминаниями. Они одновременно ранили и поддерживали ее, напоминая о том, как счастлива она была когда-то. Эльфийка с грустью смотрела на горный пейзаж: где-то там ее командор ведет свою армию домой. Что он скажет, узнав, как она поступила с Источником? Поддержит ее решение или осудит? Эти вопросы только бередили рану.
Варрику иногда удавалось вытащить ее в таверну поиграть, но она лишь грустно улыбалась в ответ на все его шутки. Вот и сейчас, Ирма рассеянно постукивала ребром игральной карты по столу, смотря куда-то в себя.
— Лаврушка, прием, ты еще с нами? — позвал ее гном, стараясь скрыть тревогу за шуткой. Эльфийка моргнула и слабо улыбнулась.
— Да, конечно. Прости, я задумалась немного.
— Ты последнее время у нас такая же молчаливая, как Солас, — Варрик покачал головой. — А ну признавайся, он тебя покусал, и ты скоро станешь такой же? — притворно ужаснулся он.
— Лысой, что ли? — сидящий рядом Железный Бык даже выпивкой подавился.
Улыбка, наконец, коснулась бирюзовых глаз.
— Не так громко, Малыш! — шикнул на кунари Варрик. — Вдруг услышит! — гном обвел полупустую таверну взглядом. — У него и так комплексы на этот счет, особенно на фоне Кудряша…
— Пф! — пренебрежительно фыркнул Железный Бык и отпил из кружки.
— Чьи комплексы обсуждаете? — к компании присоединился Дориан, внимательно разглядывая Ирму, снова погрузившуюся в себя.
— Твои, — хохотнул кунари. Тевинтерец лишь вздернул нос повыше и с чувством самолюбования произнес:
— У меня нет комплексов, потому что я само совершенство! — мужчины рассмеялись, а Дориан обратился к Ирме. — Ну хоть ты скажи им, что я прав!
Девушка слабо улыбнулась.
— Да, конечно, — покорно согласилась она, а потом положила карты на стол. — Прости, Варрик, я устала. Доиграем в другой раз, хорошо? — эльфийка встала из-за стола и вышла из таверны, под обеспокоенные взгляды соратников.
— Так, рассказывай, что случилось в этом храме? — насел на гнома Железный Бык.
— Мне бы тоже хотелось узнать, почему моя обычно веселая подруга ходит как в воду опущенная, — поддержал его маг.
— Ох, там творился сущий бред! — Варрик покачал головой и попросил у трактирщика налить и ему.
Через полчаса подробного рассказа, где Варрик на удивление ничего не преувеличил, мини-консилиум заказал еще выпивки.
— Она так переживает, потому что этот Абелас сказал, что она не эльфийка? — попробовал уточнить Железный Бык.
— Думаю, это сыграло свою роль, — пожал плечами гном. — Но все сложнее. Она держалась молодцом и в ситуациях пострашнее, вон, после той же Тени.
— Значит там случилось что-то важное, — Дориан покачал головой. — Просто ты этого не заметил. Я пробовал поговорить с ней, но Ирма лишь улыбается своей этой тенью улыбки и говорит…
— Что просто устала и это пройдет? — перебил мага Тетрас.
— Именно, — кивнул тевинтерец.
— Я пробовал ее напоить, — поделился опытом Бык, поморщившись то ли от недоумения, то ли от жалости. — Она просто молча сидела и плакала, а потом, как по щелчку пальцев, отрубилась.
Они переживали за нее, каждый по-своему, но переживали. Для них Ирмариль была не просто Инквизитором, главой огромной и могущественной организации, не просто соратником, который спасал их жизни столько раз. Она стала им другом: всегда была готова выслушать, помочь, поддержать, всегда находила время выпить, поиграть в карты или послушать лекции о магии и ее месте в мире.
И сейчас они не могли отплатить ей тем же: эльфийка закрылась в себе, как устрица, и отказывалась от помощи.
— Скорей бы Кудряшок приехал, — вздохнул Варрик.