You are my happiness.

Утро медленно переходит в день, день в вечер, и ничего не меняется. Всё точно так, как и всегда. Школа, иногда прогулы, если случаются какие-то происшествия, требующие присутствия Человека-паука и Мстителей. Они берут его с собой, пусть и не так часто, как иногда хочется. Он сам не рвётся, если не зовут, ведь понимает, что ничего хорошего из этого не выйдет. И вот, очередной вечер, когда Питер зарывается в плед на полу около дивана, на котором сидят Пеппер с Тони и, что для некоторых удивительно, Локи. Паркер как раз пристроился между Старком и Лафейсоном, чтобы было удобнее. Фильм давно кончился, но никто не спешил уходить, продолжая его обсуждать и шутить обо всём на свете. Так, по крайней мере, ему кажется, ведь уже к середине разговора он просто теряет нить беседы и смеётся с шуток Клинта, чем привлекает тёплые взгляды. Питер не улавливает момент, когда всё меняется. Нет, разговоры также продолжаются, но кто-то уводит их в другую сторону, из-за чего от Наташи или Ванды слышатся слова, отрезвляющие и возвращающие к жизни: — Даже полусонным продолжает улыбаться. Чудо, а не ребёнок. — Пит просто солнце, любящее жить… Сердце сжимается, горло пересыхает, но на губах всё равно расплывается улыбка. Натянутая, не очень искренняя, зато лишь уверяет девушек в их правоте. Только со стороны Локи звучит еле слышное хмыканье, которое явно никто иной не смог бы услышать. И в этом звуке можно услышать всё: от насмешки над Романофф и Максимофф до какого болезненного сожаления. Питер знает, почему так, но предпочёл бы никогда не знать. Знание — сила, как многие говорят. Увы, чаще всего это ложь. Для него, по крайней мере. — Думаю, мне пора спать, а то кто-то снова будет ругаться из-за моего нарушенного режима, — с лёгкой насмешкой произносит Паркер, поднимаясь на ноги, и складывает плед, после чего улыбается и желает всем спокойной ночи, уходя в сторону комнат. Однако в спальню заходит уже в компании, даже не удивляясь этому факту. Привык. Было бы ужаснее, окажись он здесь в одиночестве, как парой дней раннее или вчера дома. — Не хочешь сказать им? — раздаётся тихий вопрос со стороны кровати, где удобно устраивается Лафейсон. Когда только успел? — О чём? Не понимаю, что ты имеешь в виду, — пожимает плечами Питер и ложится рядом с ним, залезая под одеяло. Хорошо, что вечер кино они устраивали уже в пижамах, а то переодеваться сейчас было бы слишком лень. — О твоём ярком жизнелюбии и замечательном состоянии, которое каждый день показываешь героям, — усмехается в своей манере Локи, закатывая глаза. Паркера смешат его попытки казаться холодным и язвительным, иногда ещё насмешливым и жестоким, но он понимает, что без этого Лафейсон просто не видит себя, поэтому давно полюбил и эту сторону. Тем более действия Локи всегда говорят намного лучше тех колких слов, слетающих с этих губ, которые ночью целуют с той самой нежностью, что не передаётся никакими фразами. — Я не хочу, чтобы они знали об этом. Им просто ни к чему. У них своих проблем хватает, а меня тогда начнут опекать так, словно мне пять, а не девятнадцать скоро, — бормочет Питер, прижимаясь к нему, когда Лафейсон обнимает его за пояс. — Если… если так получится, что ты устанешь или тебе надоест ко мне приходить, скажи. Просто скажи мне, хорошо? — И тогда маленький Паучишка доведёт себя до конца, от которого бежал так долго? — усмехается Локи и качает головой, прижимая его к себе крепче. — Пока я хожу по этой чёртовой земле, можешь даже не мечтать. Кто ещё рискнёт подобраться ко мне так близко, как ты? — Невыносимый, — фырчит Паркер, потираясь носом о его шею. — Пока ты рядом, я не боюсь ничего. Знаешь ведь? — Знаю, хотя ты каждый раз пытаешься сказать обратное. Например, вчера. Ты, кажется, говорил, что от меня проблемы? — Я… такое сказал? — испуганно спрашивает Питер, невольно переходя на сиплый шёпот. — Именно, кроха. Было ещё много чего, пока ты не выговорился и не успокоился, после чего уснул. — Ло, ты ведь не слушал меня, да? В том плане… я не думаю так. Совсем. — Да? А как ты думаешь? — с лукавыми нотками задаёт вопрос Локи, однако Паркер прекрасно видит, что для того важен ответ. А как он думает? О, об этом можно долго размышлять и говорить, ведь все мысли крутятся в голове уже давно. Не один год они знакомы, не один год мысли об этом Боге формировались и разбивались или подтверждались. Некоторые сохранялись на задворках памяти, некоторые исчезали. Но самые яркие навсегда сохранены в сердце. И частично именно их озвучивает Питер: — Я думаю, что ты сильный. Очень. Не в физическом плане, не фырчи. Думаю, что ты очень привлекателен. Сказал бы даже по-другому, но к чему, если всё равно не смогу нормально описать то, что думаю? Ещё ты очень хороший, кто бы что ни говорил. Ты надёжный, наглый, колючий, язвительный, любимый, саркастичный, мудрый, заботливый и так далее, — тараторит под конец Паркер и затихает, потому что страшно из-за тех слов, что слетели невольно с губ. — Ты… — Локи пытается подобрать слова, чтобы сказать всё, что мелькает в голове, но мысли слишком быстротечны, из-за чего ничего не получается. Резко выдохнув, он приподнимает голову парня за подбородок и вглядывается ему в глаза сквозь полумрак комнаты, через пару мгновений дёрнув уголком губ. — Ты такой дурак, Паркер. Серьёзно. Только знаешь что? — Что? — Со всеми срывами, кошмарами и паническими атаками с истериками, ты мой дурак. Мой и ничей больше, — хмыкает Лафейсон. Питер готов был поспорить с ним, кто тут чей, но поцелуй оказался намного лучше какого-то спора.