***
Паркер привык, что последний год его всегда будит Феликс, залезающий к нему на кровать и прыгающий на него. Это стало таким привычным, что новое утро, начавшееся совсем иначе, выбивает из колеи. Пятница будит его, сообщая, что некий Скотт Лэнг, Человек-муравей, ищет Мстителей. Стоп. Мстителей. Тех самых, что рассыпались почти в полном составе пять лет назад? О чёрт. Кажется, с утра он тупит ещё сильнее, чем предполагал. Быстро вскочив, Питер просит Пятницу проводит Лэнга в гостиную, а сам быстро начинает приводить себя в порядок. Теперь понятно, почему Феликс не прибежал к нему — слишком рано ещё. И стоит ему только войти в гостиную, как вся спокойная жизнь переворачивается с ног на голову. У них появляется надежда на лучшее, на возвращение тех, кто когда-то исчез, на… счастливое будущее. Правда, риски велики, но когда было без них?***
— Хей, Ликс, — тихо зовёт своего ребёнка Паркер, подхватывая его на руки, стоит ему только подбежать ближе. — Ты ведь у меня хороший мальчик? — Конечно, — кивает Феликс и крепко обнимаем его за шею. — Что-то случилось? Это связано с тем дяденькой? — Какой ты проницательный, — усмехается Питер и тяжело вздыхает. — Ты прав, малыш. Именно поэтому мне нужно отлучиться на несколько дней. Не больше недели, льдинка. — Так… долго. Ты ведь велнёшься? Не блосишь меня? — испуганно спрашивает он, заглядывая ему в глаза. Паркеру хочется заверить его, что никогда такого не произойдёт, что всегда будет рядом, что бы ни произошло. Только горло сдавливает спазмом, а взгляд устремляется куда-то в сторону. Он не может давать таких обещаний, когда не уверен в результате. По себе знает, как становится больно, когда обещания не исполняют. Ему тоже говорили, что всегда будут рядом, а в итоге… ни первого, ни второго вот уже пять лет нет. Поэтому Питер только крепче обнимает ребёнка и целует в макушку. — Я постараюсь вернуться к тебе быстрее, Феликс. Хорошо? — шепчет Паркер, чувствуя, как глаза начинает жечь. — Только пообещай мне, что будешь послушным. На Пеппер и так целая компания. Поэтому слушайся и будь хорошим мальчиком. Хотя ты у меня и так самый лучший. — Холошо, пап. Обещаю, — кивает Феликс, утыкаясь носом в его шею. Питер никогда не думал, что ему придётся прощаться со своим ребёнком. Правда, уже не думал и о том, что когда-нибудь появится шанс на спасение своего будущего. Только существуют огромные риски, что прошлое затянет их в свои дебри и не выпустит. Этот вечер, кажется, запомнят все. Для взрослых вся атмосфера была пропитана отчаянием и напряжённостью, для детей непониманием и чем-то тревожным, но никто не уходил, потому что хотели провести, возможно, последний вечер вместе.***
— Всё готово, — устало произносит Питер спустя четыре дня. День назад объявили общий сбор на базе. Прилетела Кэрол, Небула была здесь, приехал Скотт Лэнг, Тор вернулся из Асгарда, взяв с собой Валькирию. Точнее, как он понял, она сама попросилась с ним. Всё-таки Камней много, а их нет. — Значит, завтра с утра отправляемся. Всем нужно отдохнуть, — негромко говорит Дэнверс, с чем все соглашаются и расходятся по гостевым комнатам. Паркер так и остаётся в главном зале, чтобы в сотый раз перепроверить всё, потому что у них нет шанса на ошибку. В их положении нельзя рисковать, иначе все застрянут в прошлом. Этого никому не нужно. — Ты как? — спрашивает Тор, незаметно подходя сзади. — О Боги, зачем так пугать? — с нервным смешком произносит Питер и горбится, понимая, как устал. — Такое чувство, что меня пережевали читаури. Четыре дня в мастерской, постройка машины времени, копание в системах Небулы — это всё вымотало. И я понимаю, что это наш шанс, но хочется сбежать в Башню и просто уснуть рядом с сыном, чтобы обо всём забыть. — Ты так не сможешь. Каждый день будешь жалеть о том, что, возможно, был шанс, а ты не попробовал. Разве нет? — усмехается Тор, опускаясь рядом с ним на кресло. — Каждый из нас будет жалеть об этом. Поэтому мы собрались здесь. Поэтому готовы рискнуть, даже зная, что есть вероятность застрять где-то там. Но эта вероятность мала после испытания, Пит. — Знаю. Знаю и понимаю. Только это страшно, Тор, — шепчет он, зарываясь пальцами в волосы и оттягивая их. — Чего ты боишься? — Что скажет Локи, когда узнает, что у него есть ребёнок? Ты ведь знаешь его. Сомневаюсь, что ему хотелось однажды вернуться и узнать, что появилась его мини-копия. — Ты прав, я знаю своего брата, поэтому могу сказать с уверенностью до шестидесяти процентов, что он будет в шоке. Но также Локи будет рад, ведь это ребёнок от единственного человека, которого он смог полюбить. — Полюбить? Не говори глупостей. Мы так, просто испытывали симпатию. Не более… — отмахивается Питер, пока внутри всё сдавливает. Себе легко признаться, что симпатия давно уступила место любви, но кому-то другому? Да и глупости. Локи не мог полюбить человека. Симпатизировать? Легко. А любить… — Да-да, Пит. Симпатия. Не более, — слишком быстро соглашается Одинсон, вызывая подозрения, но что-то сказать не даёт. — Пойдём спать. Завтра нужно быть бодрыми. Всё-таки решается судьба Вселенной. — Ты прав. На нас судьба Вселенной. И… будь осторожен на Вормире. Это место не вызывает у меня доверия, — вздыхает Паркер, передёрнув плечами. — Ты тоже будь осторожен. Двенадцатый год для Нью-Йорка выдался не простым, — усмехается Тор. Питер не может с ним не согласиться. Путешествие в прошлое — то ещё испытание для каждого. Кажется, оттуда никто не возвращается прежним. Паркер и сам бы предпочёл больше никогда не мелькать там, не видеть тех, кого потерял, без возможности к ним подойти. Питер сжимает плечо бледного Одинсона, что потерянным взглядом смотрит в стену, и уходит в другую комнату, где все Камни находят место на перчатке. Нужно щёлкнуть. Щелчок — та ещё проблема, потому что энергия Камней разрушительна для человека. Не только для человека. И, возможно, его назовут самоубийцей, но он делает то, что делает. Пока остальные спорят, пытаясь объяснить, почему щёлкать должны они, Паркер надевает перчатку, еле сдерживая крик. — Паркер! Я задушу тебя своими руками, — рычит Валькирия, подбегая к нему, но не прикасается. — Обязательно… если будет, кого душить… — хрипло выдыхает Питер и щёлкает, сосредоточившись на главном. Он просто надеется, что всё получится. Надеется, что потерянное вернётся к ним. Надеется, что все вернутся, и рискует не зря.***
Вероятно, сознание было потеряно также быстро, как принято решение о перчатке. Поэтому Паркер медленно открывает глаза, морщась от слишком яркого света. Видимо, кто-то рядом замечает, что он приходит в себя, потому что под здоровую руку подныривает кучерявая макушка и на него смотрят зелёно-карие глаза, в которых плещется беспокойство. — Я воло… волнол… — Феликс хмурится, пытаясь сосредоточиться на слове, однако, оно всё равно не даётся ему. — Волновался? — хрипло шепчет Питер, слабо улыбаясь, когда видит частые кивки. — Мой маленький. — Пеппел и Молган тоже. Нам лассказали, что с тобой что-то случилось, и мы слазу плиехали сюда, — говорит он, осторожно устраиваясь рядом с ним. — Меня пливели сюда, а они сидят в длугой комнате. Там столько налоду. Ой, дядя Тол плосил пеледать, когда ты плоснёшься. — Да? Ница, передай ему, пожалуйста, и попроси, чтобы захватил попить. Горло болит ужасно, — просит Паркер, поглаживая своего ребёнка по голове. — Со мной всё хорошо. Скоро пройдёт, поэтому не волнуйся больше. — Тебя не было пять дней. Я скучал, пап, — бормочет Феликс, разглядывая бинты у него на шее, груди и руке. — Тебе было больно? Питер не успевает ответить, так как дверь в палату раскрывается. Кажется, он звал только Тора, а пришли все. Точнее, Пеппер с Морган и Старком, Тор и… Локи. Боже, Паркер думал, что больше никогда не увидит его живым. И от этого почему-то на глазах собираются слёзы, но он не даёт им пролиться. Хватит слёз. Они все в прошлом. — А я просил только попить… — тянет хрипло Питер, видя, как Одинсон виновато пожимает плечами и протягивает ему бутылку воды с трубочкой. Это хорошо. Только сам он не может взять её, и Феликс, кажется, это понимает, раз подскакивает и забирает бутылку, после помогая ему пить. — Спасибо, льдинка. — Не за что, — широко улыбается мальчик, когда снова ложится к нему под бок. — А кто это? — Это? — Паркер кивает на Тони и Лафейсона, которые смотрят на него непонятным взглядом. — Смотри. Вот тот, что смотрит на меня так строго и стоит рядом с Пеппер — Мистер Старк. Тот самый, да. И… мой папа, который хочет меня придушить, наверное. — Не наверное, Паучок, не наверное. Но мы с тобой потом поговорим о том, что стоит делать, а что нет. — Строить машину времени и отправляться в прошлое — не стоит, да? — осторожно спрашивает Питер, кашляя в сторону, и глубоко вздыхает. — Ладно. Потом об этом поговорим, пап. И вообще, у тебя сейчас ещё Морган есть. Читай ей нотации о том, что плохо, а что нет. — Эта малышка не такая гиперактивная, как ты. По крайней мере, Пеппер так сказала. И у неё нет паука в за… запасе, — исправляется под строгим взглядом Поттс Старк и всё-таки спрашивает то, что волнует его сейчас больше всего: — А кто второй карапуз? — Всему своё время, — нервно улыбается Паркер и переводит осторожный взгляд на Локи. — Ликс, а вот это… Вот это Локи Лафейсон. — Тот самый? — одновременно спрашивают Морган и Феликс, во все глаза глядя на Локи, который, кажется, удивляется этому. — Тот самый? — непонимающе говорит Лафейсон, глядя то на него, то на Тора, но Одинсон лишь плечами жмёт. — Да, тот самый. А это Феликс, — произносит Питер, улыбаясь от того, как начинает смущаться ребёнок и прячет лицо у него на шее. — Мой малыш. — То есть… Я стал дедушкой? Не только счастливым отцом дважды, но и дедушкой? — удивлённо тянет Тони, падая в ближайшее кресло. — Так точно, Старк. Удивлён? — смеётся Тор и смотрит насмешливо на брата, который подходит ближе к кровати. — Нет, я поражён. В самое сердце, — наигранно трагично вздыхает тот. Только Питер уже их не слушает, наблюдая за Лафейсоном. Догадается ли? Или сочтёт за глупость? Может, и вовсе не поверит. Кто знает? — Это твой ребёнок? — осипшим голосом спрашивает Локи, тоже не слушая, о чём там переговариваются остальные. — Феликс? — Нет, Ло. Это наш ребёнок, — всё-таки произносит Паркер и треплет мальчика по вихрастому затылку, безмолвно прося, чтобы тот поднял голову. — Льдинка, поздоровайся со вторым папой. Питер много раз представлял, как бы могла произойти их встреча. Локи мог не принять ребёнка. Феликс мог не принять второго отца. Оба могли не принять друг друга. Или наоборот. Оба принимали друг друга. Но сейчас… Сейчас всё вылетает из головы, потому что это не идёт в сравнение никакому варианту. И шок Старка здесь совсем не причём. Вот Локи присаживается на кресло, которое почти вплотную придвинуто к постели. Видимо, там сидел ребёнок до того, как он очнулся. Вот Феликс осторожно двигается к краю кровати, внимательно осматривая Лафейсона. Оба смотрят друг на друга и, кажется, не могут поверить, что всё так, как сказал Паркер. — Пап, ты увелен? — тихо спрашивает, как ни странно, Феликс, оглядываясь на него. — Ты сомневаешься в моих словах, льдинка? — также тихо произносит Питер, проводя левой ладонью по лицу. — Нет. Плосто… это похоже на сон, — бормочет он, неуверенно мнётся пару мгновений и спрыгивает на пол. — Здлавствуйте. Я Феликс Палкел, а вы Локи, да? Папа лассказывал нам о вас. — Надеюсь, только хорошее, — с долей неуверенности говорит Лафейсон и присаживается перед ним на корточки. — Да! Плавда, потом мы уснули и не успели дослушать, а после папа уже не был дома… — Льдинка, об этом необязательно упоминать, — стонет Питер, когда замечает, как хмурятся Старк и Локи. — И как долго не было его? — А я чи… си… с-чи-тать не умею, — выдаёт Феликс то, что заставляет посмеяться Пеппер с Тором и сдерживать довольную улыбку Паркера. — Поэтому не могу сказать. Лазве что… папа сам говолил, что его может не быть неделю. — Ли-икс, — вздыхает Питер и понимает, что отвертеться не получится. А надо ли? — Но это всё не так важно… вы, плавда, мой втолой папа? — тихо спрашивает мальчик, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. — Похоже на то, — усмехается Лафейсон и поворачивается к остальным. — Убедительная просьба, освободите палату. Мне нужно переговорить с одним человеком. — Но… — хочет возмутиться Старк, однако, Пеппер уводит его под руку, пока другой он держит маленькую ладошку Морган. — Тор, Феликса захвати, пожалуйста, — просит Питер, подмигивая сыну. — Это ненадолго, малыш. — Холошо, — кивает ребёнок и выходит за Одинсоном, что-то рассказывая ему. Паркер осторожно поворачивается на бок, кривясь, когда обожжённая сторона начинает ныть. Паучья регенерация творит чудеса, но, к сожалению, не молниеносно. Вздохнув, он смотрит на Локи и не может сдержать улыбку. До сих пор не верится, что это не сон или не какие-то глупые мечты, а реальность. Такое чувство, словно Лафейсон сейчас просто возьмёт и исчезнет, даже не сказав ни слова. Это пугает, потому что самому не удаётся ничего сказать. Получается только открывать и закрывать рот. Видимо, паника отражается на его лице, ведь Локи садится на край постели и осторожно касается сначала невредимой ладони, после щеки и большим пальцем проводит по подбородку. — Настоящий, — выдыхает Лафейсон и наклоняется к нему, чтобы затянуть в поцелуй. Такой отчаянный и с нотками горечи после разлуки. — Живой. — Это я должен с таким облегчением говорить. Сколько можно умирать? — шепчет Питер, укладываясь обратно на спину, и прикрывает глаза. — И правда, настоящий. Не сон. — Последний. Больше не умру. Сделаю, что угодно, но не умру, — шепчет ему Локи, нависая сверху. — Только и ты не повторяй такие суицидские попытки. Мне уже всё рассказали. — Предатели. Лучше бы про ребёнка рассказали, чем об этом, — ворчит Паркер, наблюдая за его реакцией. — Ты ведь… не сомневаешься, что он твой ребёнок? Внешне просто копия, да и йотунская сущность тому подтверждение. — Феликс может становиться йотуном? — переспрашивает Лафейсон. — И я не сомневался с того момента, когда ты сказал, что он наш сын. Видишь ли, кроха, просто так ребёнок появиться не мог. Можно сказать, я поспособствовал этому, хоть и не ожидал, что ты выпьешь ту гадость. Питер смотрит на него напряжённым взглядом, пока пытается осмыслить все его слова. Просто так Феликс не мог появиться. Оно и понятно даже тупому. А вот с частью про «поспособствовал» не всё так ясно. То, что после ночи всё завертелось — понятно. Значит, что-то иное. «Выпьешь ту гадость». Гадость… Что-то такое было давно. Он ещё подумал про отравление, кажется. Так получается, что ребёнок появился по вине Локи? — Да, кроха. С одной стороны, это так. Только я не имею ничего против вроде бы, — со странной интонацией произносит Лафейсон и улыбается, замечая недоверчивый взгляд. — Тор рассказал мне и о твоих сомнениях. Они беспочвенны. Знаю, что ни о чём таком мы не говорили, но что есть, то есть. Не думаешь? — Думаю, — кивает Питер, делая себе заметку, чтобы не говорил вслух своих мыслей. Вздохнув, он поднимает левую руку и гладит его по щеке. — Феликс будет рад, что у него появился самый лучший папа. Иногда льдинка синеет, но это происходит редко. Справишься? — Ты сомневаешься во мне? — усмехается Локи, надеясь, что сомнения в себе не отражаются в глазах. Всё-таки можно сколько угодно показывать всем, какой он самоуверенный, но внутри всё иначе. Получится ли у него быть отцом? Справится ли, когда у самого не было нормального отца? — Ни капли не сомневаюсь. И тебе не советую, — качает головой Паркер, притягивает его к себе за затылок и шепчет в самые губы: — Я дурак, но люблю тебя. — Как же я согласен с тобой. Ты тот ещё дурак, — фырчит Лафейсон, легко поцеловав его, и ещё тише шепчет в ответ: — Кажется, я тоже дурак, потому что взаимно. Питер широко улыбается, обнимая его крепче одной рукой, и двигается к краю постели, чтобы освободить для него место рядом. Не хочется отпускать от себя Локи даже на секунду, что, видимо, тоже взаимно, так как он забирается к нему и осторожно приобнимает за плечи, не касаясь практически правого. Паркер кладёт голову ему на плечо и слушает размеренную речь о том, что было пять лет назад. В тот самый момент, когда Лафейсон рассказывает о разрушении Асгарда, дверь палаты раскрывается и звучит звонкий голос: — Папа, дядя Тол плосил пеледать, что ты… совлал ему. Это плавда? — спрашивает Феликс и забирается к ним на кровать, неуверенно глядя на Локи. — Мне даже гадать не нужно, о чём именно речь. Прибью твоего брата, фей, — фырчит Питер и хлопает по кровати между собой и Лафейсоном для ребёнка. — Иди к нам, льдинка. Феликс немного мнётся, но забирается под одеяло между ними и прикрывает глаза. Паркер понимающе кивает. Устал за день. Он тоже, но закрывать глаза так страшно сейчас. — Могу помочь в его устранении, — хмыкает Локи и с улыбкой наблюдает за ребёнком, который обхватывает маленькой ладошкой его ладонь. От этого дыхание сбивается, но улыбка не пропадает. И как-то само собой с губ срывается: — Поменяешь фамилию на мою, кроха?