You are my happiness.

— Напьёмся? Локи вскидывает бровь, взглянув на Паркера, и хмыкает. Раскрытая книга откладывается на стол, пока Лафейсон думает. А подумать есть о чём. Поведение Питера в последний месяц… нет, не беспокоило. Озадачивало. Он не был похож на себя, не улыбался почти, не смеялся с идиотских шуток Бартона, что делал всегда, не убегал в мастерскую к Старку, откуда не вылезал почти. Всё очень изменилось, но никто так и не узнал причину. — А есть повод, Паучишка? — безразлично спрашивает Локи, следя за тем, как Паркер садится рядом с ним на диване перед камином и устало опирается локтями на колени, опустив голову на руки. — И насколько я помню, вам до определённого возраста пить нельзя. — Мне уже двадцать два, Локи, давно можно пить, — фырчит Питер, взглянув на него. — Ты очень плохо прячешь любопытство. — Мальчишка, — усмехается Лафейсон, покачав головой. — И всё же? — Мне изменили. Банально, да? — криво улыбается Паркер, делает глубокий вдох, и продолжает: — Мне уже все равно, честно, но почему-то так паршиво. Я не ожидал, что со мной произойдёт что-то подобное, однако, как оказалось, всегда нужно быть готовым получить удар. — Это же хорошо, — произносит Локи и под испепеляющим взглядом поясняет: — Ты узнал об этом до того, как у вас случился брак, до того, как всё стало куда серьёзнее. Теперь ты знаешь, что это не твой… человек. — Я слишком привык, что живу не один. Этот месяц я с ума сходил, пока снова привыкал к одиночеству. Так и не привык, — шепчет Питер, прикрывая глаза. Внутри уже нет боли от измены, даже разбитое сердце больше не ноет. Скорее там боль от собственной доверчивости, наивности. Не единожды ведь доводилось слышать об изменах в отношениях, но почему-то казалось, что у него всё будет иначе. Да чёрта с два! — Почему ты пришёл ко мне? — спрашивает Локи, из-за чего Паркер открывает глаза и видит уже на столике два бокала с какой-то неизвестной жидкостью, если судить по запаху и цвету. — Я не против, но хотелось бы узнать мотивы. — Мне не к кому больше идти. Точнее, есть Мстители, даже доктор Стрэндж, только… С таким делом я пошёл именно к тебе. Я знаю, какая у других будет реакция на эту новость, поэтому не хочу ничего подобного слышать. А ты другой, — бормочет Питер, делая первый глоток жидкости. Удивительно, но на вкус гораздо приятнее, чем он ожидал. — Что это? — Асгардская настойка. Обычным алкоголем мне не напиться, тебе, думаю, тоже, так что пьём её, — хмыкает Локи, отсалютовав ему бокалом, и сам делает глоток, на мгновение прикрывая глаза. — Догадываюсь, какая реакция была бы у героев. Кто-то пожалеет, кто-то ещё и тебя обвинит в этом, да? — Как-то так. Поэтому я вспомнил, что у меня есть такой… друг, как ты, и решил, что мне не будет отказано в просьбе напиться. Даже подгадал момент, когда Тор будет в отлучке со Стражами, — кивает Паркер, дёргает уголком губ, слыша фырчанье Лафейсона, и снова делает глоток. — Друг. О Норны, нашёл, кого называть другом, — смеётся Локи, откидываясь на спинку дивана. — Ты прав. Братец бы не дал тебя напоить. У него на тебя просыпаются странные отцовские инстинкты, когда о маленьких детишках хочется заботиться. — Напоминаю: мне двадцать два. Я уже давно не ребёнок, — недовольно фырчит Паркер, чувствуя, как приятное тепло от настойки начинает растекаться внутри, слегка ударяя в голову хмелем. — Что твои двадцать два с его хвостатой тысячей? — усмехается Лафейсон и ловит взгляд Питера, который уже почти незаметно меняется. — Однако ты сюда не за этим пришёл. Пей, маленькое недоразумение. В конце концов, когда ещё удастся напиться со мной? — О да. Это великая честь для меня, — смеётся тихо Паркер, но послушно допивает, после подталкивает пустой бокал к нему, чтобы налил ещё. — Каков наглец… — качает головой Локи. — И тебя всё устраивает, иначе бы не общался с человеком, — пожимает плечами Питер, не дёргаясь от испепеляющего взгляда. — Мне нравится настойка. Приятнее нашего алкоголя. — А вот с этим не поспоришь, — соглашается Лафейсон, снова наполняя их бокалы. — Зато с тем, что меня всё устраивает… — Ты тоже согласен. Я знаю. — Я убью тебя, Паркер. — Прямо сейчас? Или я успею написать завещание? Заметь, свои потрёпанные нервишки я завещаю тебе. — Пар-ркер!

***

—… И вот тогда я понял: такой хрени, как, ик, любовь, не существует, — с иканием произносит Питер, подперев щёку кулаком. — Долго же до тебя это доходило, недоразумение, — насмешливо тянет Локи, однако Паркер видит, как тяжело ему далась эта насмешка. — Что вообще из себя представляет эта «любовь»? — А я понятия не имею, — хихикает Питер, двигаясь к нему чуть ближе, после чего щурится. — Смотря, какую любовь ты имеешь в виду. — Тебе известно несколько её видов? — выгибает бровь Лафейсон, допивая из бокала последнюю настойку, и наклоняется к Паркеру. — Расскажешь? — О первом можно и поговорить, но вот второй… — Питер дёргает уголком губ, выкидывая из головы остатки последних мыслей, которые могут ему помешать. — Второй вид можно лишь показать. — Думаешь, я настолько пьян, что позволю себя соблазнить? — шепчет Локи, положив ладонь ему на шею и кончиками пальцев коснувшись волос. — Надеюсь на это, — еле слышно произносит Паркер, на мгновение прикрыв глаза. Питер надеется, что Лафейсон будет настолько пьян. Надеется и на то, что нет, не настолько. Он пришёл в надежде на благополучный исход, но внутри до сих пор есть сомнения. Потому что так не делают, только расставшись. Так не делают, когда внутри всё до сих пор болит. Ему просто хочется заглушить боль, и способ выбран специфический. Паркер сам выбирал, но почему-то только сейчас появляются мысли, что, узнав, Мстители осудят, друзья — тоже. Хотя какая ему разница до всех них? Они не пережили то, что пережил он. Им неизвестно, какие демоны преследовали его в этот месяц. А Питер не спешит их просвещать, потому что это его, личное. Так что и до суждений всех ему плевать. — Значит, ты меня соблазняешь? — задумчиво спрашивает Локи, вырывая его из мыслей. — Это был твой изначальный план? Или ты увидел меня пьяного и понял, что не можешь дальше жить, не попробовав на вкус? Паркер смотрит на него серьёзно, насколько может сейчас, и наружу вырывается смех, когда смысл последних слов достигает мозга. — Ты прав. Не могу уйти, не попробовав тебя на вкус, — с трудом из-за смеха выговаривает Питер, затихая, когда Лафейсон упирается в его лоб своим, посмеиваясь. — Получается соблазнять? — А ты уже начал? — улыбается Локи, чувствуя лёгкость и предвкушение вместо ожидаемого раздражения. Всё с этим Паркером не так, абсолютно. И ему это почему-то нравится. Так лучше, удобнее. — Давай будем всю ночь заниматьс… — окончание фразы тонет в невесомом поцелуе, пока Питер седлает колени Лафейсона и обхватывает его за шею. — Но не будем влюбляться. К чёрту эти чувства. И без них можно получать удовольствие. — Маленький Паучишка повзрослел настолько, что решил связаться с… — Самым милым Богом, — заканчивает за него Паркер, видя, как темнеют глаза Локи, из-за чего подливает масла в огонь: — Разве я сказал что-то не то? Может, ошибся? Хотя сомневаюсь. Или у тебя есть пример того, почему ты не самый милый? — Может и есть, — усмехается Лафейсон, проводя ладонями по его бёдрам и бокам, но больше ничего не говорит. И не даёт говорить Питеру, который не очень-то рвётся это делать. Куда сильнее волнует мысль: не лопнет ли он от такой лавины эмоций и ощущений? А ведь казалось, что за последний месяц все эмоции иссякли уже, но нет. Просто нужно было до них добраться, что хорошо получилось у Локи. И ведь припомнил слова Паркера под утро: — Как ты и просил, недоразумение, всю ночь, — с еле заметной улыбкой произносит Лафейсон, лениво водя пальцами по спине Питера. — Нужно не забыть в следущий раз, что с тобой нужно следить за словами, — фырчит Паркер, слушая размеренный стук сердца, лёжа головой у него на груди. — Думаю, не сможешь. В следующий раз я тебя снова напою. Так ты хотя бы меньше говоришь раздражающие вещи, — хмыкает Локи, гася его возмущение сразу же, как только оно возникает. А нужно-то всего лишь прижать палец к его губам и улыбнуться. И правда, настойка творит чудеса. И почему-то никто не усомнился, что будет этот «следущий раз».