БиоГенерация

Бауэр Стрит, 712/8. Галифакс, Канада 25 мая 2000, 21.55 После работы Джон заехал домой, чтобы взять всегда собранный на случай внезапных командировок чемодан. Затем отправился в ближайший салон сотовой связи и купил первый предложенный консультантом телефон. Проведя полтора часа в самолёте и ещё минут сорок в такси, Джон наконец прибыл по адресу, записанному аккуратным ровным почерком в одном из его рабочих блокнотов. Глядя тогда, как Адриана медленно выводит буквы и цифры по памяти, он подумал, зачем ему знать, где живёт Дойл с дочерью? Озвучил вопрос вслух, но Адриана лишь пожала плечами и промолчала. Очевидно, в её голове уже тогда существовали сценарии, в которых она допускала встречу Джона и Дойла. Без её участия в их знакомстве. Джон ненадолго остановился у крыльца и внимательно осмотрел невысокий многоквартирный дом, в котором жил Дойл. В подъезде оценил чистоту и аккуратность, более просторный коридор, чем в похожих домах в Вашингтоне. — Ну что, профессор, будем знакомиться, — поднявшись на второй этаж, проворчал сам себе Джон и нажал на кнопку звонка. По привычке прислушался, но не смог уловить ни единого звука в квартире. Нахмурившись, выждал ещё время и уже снова поднёс палец к звонку, но опустил руку, когда дверь приоткрылась. Темноволосый мужчина, примерно одного роста с ним, одетый в клетчатую рубашку и белую вязаную жилетку, с удивлением окинул его взглядом. Джон понятия не имел, как выглядит Дойл, но не сомневался, что лицезреет перед собой именно его. Николь на руках Коннора не было видно, так как обзор существенно ограничивала защитная цепочка, не позволяющая открыть дверь шире. Однако малышка, которую Дойл ещё и умышленно держал вне поля зрения гостя, выдавала своё присутствие громким гулением. — Слушаю? — вежливым тоном, но с лёгкими нотками усталости в голосе спросил Коннор. — Добрый вечер! Меня зовут Джон Доггетт. Адриана предупредила вас, что я приеду? По выражению резко округлившихся глаз Джон сразу понял: нет, не предупредила. Мысленно вздохнул, протянув: «Как это на неё похоже». Затем криво улыбнулся и, не теряя уверенности в голосе, продолжил: — Я бывший напарник Адрианы. Утром она позвонила из Невады и попросила приехать к вам, так как во время судебного процесса выяснились кое-какие детали. — Джон оглянулся, пытаясь понять, нет ли рядом какой-нибудь милой старушки, которая «случайно» услышит разговор, а позже расскажет всему дому о новом соседе и его госте какую-нибудь небылицу. — Могу я войти? Коннор, до этого момента спокойно слушавший не весть откуда взявшегося бывшего напарника Де Марко, почувствовал, как от внезапно накрывающего всё больше бешенства начинает вскипать кровь в жилах. То есть сначала Адриана сама заявлялась, когда ей вздумается, а теперь начала засылать к нему своих коллег? Хотя бывало, она звонила пару раз на день поинтересоваться, как дела у Николь. Так какого чёрта сейчас не позвонила и не предупредила, что к нему кто-то едет? Очередная проверка? Или действительно что-то важное узнала на заседании? Но если это потребовало привлечения помощи из Вашингтона, и у Адрианы было время позвонить агенту Доггетту, то могла и ему пару минут своего драгоценного времени уделить. И если она отправила другого агента ФБР сюда, означает ли это, что Николь грозит опасность? Как убедиться, что этот человек от неё и его можно впустить в квартиру? Коннор сначала прищурился, разглядывая агента Доггетта, но спустя мгновение чуть нервно не усмехнулся. Паранойя, кажется, у неё заразная. Но как бы там ни было, документы у Доггетта, стоявшего у порога квартиры с небольшим чемоданом в руке, спросить не было лишним. Коннор приоткрыл рот, но сказать ничего не успел — в кармане завибрировал телефон. В такое время суток это могла быть только она… — Добрый вечер, профессор Дойл, — быстро начала Адриана, не давая ему не только ответить на приветствие, но и вообще вставить хотя бы звук в её реплику. — Извините, не могла позвонить раньше, в зале суда нельзя пользоваться телефоном, да и другие обстоятельства тоже не способствовали. Надеюсь, Джон Доггетт уже к вам приехал? — Да, он стоит прямо передо мной. — Коннор опешил, услышав первые за месяц извинения, и постарался, чтобы его голос звучал максимально участливо и без кроющего рассудок напряжения. — Я бы не хотела озвучивать детали по телефону. Возможно, у меня приступ паранойи, — на этих её словах Коннор неожиданно для себя поднял уголки губ вверх, — но сегодня некоторая… — она осеклась и замолчала на несколько секунд, — информация о специфике зачатия Николь стала доступна бывшей подруге Аманды, учёной, которая не связана с «Ульем», но при этом у неё собственная экспериментальная деятельность. Эта женщина вряд ли пойдёт на радикальные меры, но я хочу быть уверена, что вы будете в безопасности. Поэтому и попросила агента Доггетта побыть с вами, пока сама не приеду. Он — единственный, кому я безоговорочно доверяю и кого могу попросить сделать мне такое одолжение. Просто дождитесь меня, я всё объясню. После этих слов Коннор услышал в трубке короткие гудки. Возведя глаза к потолку и тяжело вздохнув, он ощутил противное сосание под ложечкой. Слова Адрианы отлично резонировали с его собственными предчувствиями и опасениями, дерущими изнутри целый день. Снова нахлынула волна тревоги, и Коннор всмотрелся в огромные глаза дочери, которая в одну секунду застыла на его руках. Его слух будто снова выловил шуршание, а перед глазами тут же встала кружащаяся сама по себе каруселька над Николь, приведённая в движение непонятной силой. Коннор сморгнул наваждение, и Николь тоже снова начала ёрзать и крутиться. Но звонок Де Марко и этот мужчина на пороге, как недостающие фрагменты, всё равно дополняли пазл вполне сумасшедшего дня, даруя не радость от собранной картинки, а усиление царапающих страхов. И Коннор верил своей интуиции, которая с самого утра буквально вопила сиреной. Но тогда мысли витали только вокруг карусельки, и Коннор терялся в догадках, что предпринять. Обратиться к коллегам за помощью? Разобрать игрушку и посмотреть, а не в механизме ли кроется «феномен»? Сразу вспомнились странные вопросы Адрианы, подливающие теперь масла в полыхающее пламя и без того буйствующего мыслительного потока. Вот Коннор и заметил у своей малышки то странное, входящее за рамки понимания обычных людей, о чём постоянно спрашивала Адриана. Только что теперь делать? И, с одной стороны, безумно хотелось разделить с Адрианой бремя знания, а, с другой, нужно было для начала самому во всем разобраться. Тем более, не по телефону же сообщать такие новости, если Де Марко сама опасается доверить «проводам» нечто важное. Весь день казалось, что дурное предчувствие грызло нервы именно из-за проклятой карусельки. Но вот, будто вишенка на торте, ещё и незваный гость на ночь глядя. И тут уже назревал другой вопрос. Это точно последняя «вишенка» на сегодня? Внутренний голос, к которому Коннор раз за разом прислушивался, предательски молчал. Только это совсем не успокаивало… — Проходите, — с ещё больше усталостью в голосе отозвался Коннор, отстегнул цепочку и открыл дверь Доггетту. Бауэр Стрит, 712/8, Галифакс, Канада 27 мая 2000, 2.27 Остаток вечера и несколько часов ночи тянулись для Джона, как прокручивание плёнки в замедленном воспроизведении. Ему даже казалось, что он слышит несуществующее тиканье часов, вызывающее пульсацию в висках, с огромными интервалами между секундами. Сейчас он никак не мог уснуть, ворочаясь на достаточно удобном диване. Джон настолько привык по долгу службы ночевать в мотелях с разной степенью комфорта, что стоило только завидеть кровать или диван, как сон окутывал его моментально. Но лёжа уже более четырёх часов с открытыми глазами, Джон раздражался. События сегодняшнего дня никак не отпускали его, не давали погрузиться в сон. Он ещё раз прокрутил воспоминания обо всем произошедшем с самого утра. С усмешкой припомнил реплики в разговоре с Дойлом на кухне. Сначала у них совсем не клеилась беседа. Дойл гостеприимно предложил ему погреть остатки ужина, но по его нарочито вежливой холодной интонации чувствовалось, что он явно не в восторге от перспективы совместной ночёвки с чужаком, пусть и хорошим знакомым Адрианы. Да и сам Джон от радости не прыгал, но успокаивал себя, что всё это делается ради безопасности малютки. И такая причина гасила все остальные эмоции и мысли. Но в один момент вялая обрывочная беседа потекла живее, когда Дойл заметил на плече Джона военную татуировку. И охотно поделился, что служил на флоте. После этого Джон вспомнил фразу Адрианы: «Контакт налажен, теперь главное поддержать электричество в проводах!», проявив заинтересованность в поддержании разговора. Больше часа они проговорили про различные части и дивизии, где служили. Пока Доггетт рассказал про военные действия в Ливане, в которых участвовал, краем глаза наблюдал, как Дойл возился с малышкой. Джон знал, что Никки родилась в феврале, значит, сейчас ей было чуть больше трёх месяцев. Но выглядела она старше и крупнее. И Джон хоть и не сильно разбирался в нормах развития младенцев, но хорошо помнил, что его сын в этом возрасте не хватал папу за одежду и не гулил, пытаясь привлечь к себе внимание. Но больше всего Доггетта поразили её серо-голубые, как у Дойла, глаза: мудрые, глубокие и очень выразительные. Николь смотрела не как ребёнок, а как взрослый. Не ускользнуло от внимания Джона и и то, что девочка, поев смеси, всё никак не успокаивалась, изводя папу своим настойчивым криком. Джон смекнул: новоявленный отец пока не постиг все премудрости обращения с ребёнком после кормления. И после оглушающего ора Николь на протяжении получаса, Джон рискнул вмешаться и показать, что надо делать, чтобы у ребёнка отошли газы. Несмотря на то, что Джон охотно поделился воспоминаниями о службе, делиться другой личной информацией он не желал. Но Коннор и не спрашивал, откуда Доггетт знает, как обращаться с грудным ребёнком. Однако стоило Николь успокоиться, Дойл понёс её укладывать в кроватку, и на этом разговор о флоте окончательно пресёкся. Джон ушёл в отведённую ему хозяином квартиры комнату, и сразу же лёг в постель. Тогда ему казалось, что от усталости он тут же уснёт. Но дремота начала окутывать его только ближе к трём часам утра. И спустя всего полчаса после того, как он наконец-то крепко уснул, начавшийся туманный сон резко оборвался громким звуком, заполнившим всю квартиру. Истошный вскрик Николь, как гонгом, ударил по ушам, заставив вздрогнуть всем телом и моментально вскочить на ноги. Пару секунд понадобилось, чтобы сориентироваться и осознать, кто плачет. Джон вытер капли пота со лба, пытаясь совладать со сбившимся дыханием. Пока разум пытался оценить окружающую обстановку, сердце против воли сжали несуществующие тиски, заставляя испытать давно забытые ощущения. В темноте так легко было поддаться иллюзии и поверить на секунду — плачет его собственный ребёнок. Ведь когда-то он тоже был отцом и точно так же подпрыгивал от криков малыша, который не давал им с Барбарой первый год спокойно спать по ночам. Джон почувствовал, как его глаза увлажнились. И от картинок прошлого, которые сейчас так живо играли с его сознанием, и от понимания, что плачет не Люк. Люка давно нет в живых… Но переживания прошлого опыта всколыхнули не только память, но и чувство тревоги. Крик Никки звучал очень настораживающе. Джон хорошо знал — обычно дети в этом возрасте требовательно кричат, проснувшись голодными или мокрыми, но никак не вскрикивают так, как будто их что-то испугало или травмировало. Джон похолодел ещё больше, вспомнив слова Адрианы: «Моей ошибкой было разрешить Дойлу так быстро перевозить Николь в новую квартиру. Я надеюсь, не фатальной». Джон извлёк пистолет из кобуры, оставленной в верхнем ящике пустого одинокого комода у дивана. Мысленно поблагодарил Коннора, не особо обжившегося мебелью, которая могла бы встретиться на пути во мраке малознакомого помещения. Выйдя из комнаты, Джон пересёк небольшой коридор и завидел тусклый свет ночника, горевшего в гостиной, где спали Дойл и Николь. Подойдя к дверному косяку, в рассеянном освещении рассмотрел лежащего лицом вниз на диване Коннора. Ещё шаг — и взгляду Джона, кравшегося бесшумно и мягко, как кошка, открылся вид на кроватку малышки. Над ней нависла фигура в чёрной одежде и маске, которая, словно плёнка, уродливо обтягивала лицо. И даже скудного мерцания бледной лампочки хватило, чтобы Джон увидел предмет, зажатый в руке ночного пришельца. — Отойди от ребёнка и подними руки! Живо! — громко проговорил Доггетт, и, не спуская незнакомца с мушки, снова взглянул на Дойла. Тот по-прежнему лежал без движения. — Дойл! — рявкнул Джон, надеясь пробудить его. Однако Коннор остался лежать в пугающем неестественном положении с выгнутыми руками, будто упал на диван, а не самостоятельно принял такую позу. Мужчина в чёрном отошёл от кроватки на шаг и послушно поднял вторую руку. Джон прищурился, разглядывая предмет, зажатый в его правой кисти, и уловил блеск иглы. — Медленно положи шприц на пол! — приказал Джон. Но незнакомец не шевельнулся. — Я сказал, по… Язык застыл, не в силах подняться вверх. Взгляд остекленел, видя, как тёмные краски ночи в одну секунду побелели. Чёрная фигура и всё вокруг превратилось в негатив, в одночасье цвет комнаты сменился на противоположный. Джон вскрикнул от острой боли, которая ударила сначала по затылку, а затем стальными щупальцами пробила виски, заставляя провалиться в мир, сплетённый из молочных нитей…