БиоГенерация

Медицинский корпус ОНИР 27 мая 2000, 12.02 Первыми, что увидел Коннор, придя в себя, были тошнотворно белоснежный потолок и ширма, скрывающая от его глаз помещение. Где-то совсем рядом монотонно попискивал аппарат жизнеобеспечения. И от этого противного звука панический страх начал медленно сковывать всё внутри Дойла. «Улей». Коннор хотел дёрнуться, но будто врос в кровать. Прислушался к онемевшим конечностям, пытаясь понять, привязаны ли руки. Но пошевелить даже кончиками пальцев не выходило. Они не слушались, а будто полностью парализовало. Стирающий все осмысленное ужас когтями вонзился в грудную клетку, а паника всё сильнее сбивала ритм дыхания, заставляя лишь быстро моргать до подступающих слёз. Где-то на задворках сознания пронеслись картинки произошедшего после спасения из «Улья», лицо Николь, но все эти образы разрушались ощущениями, как никогда походившими на те, которые Дойл отчаянно старался стереть из памяти. Утопая в противоречивых импульсах, Коннор вдруг выловил знакомый голос, звучащий где-то совсем рядом: — Антон, ты же сам видел, как на наших глазах рассосались следы от уколов! Можем ли мы быть уверены, что перед нами тот Коннор, которого мы оставили в Архангельске в девяносто седьмом? — Клэр старалась говорить как можно тише. — Успокойся! — уверенно ответил Хендрикс, и его голос не звучал так взволнованно, как у Клэр. — Во-первых, Коннор не скрывал, что на нём испытывали препараты по регенерации тканей. Кто знает, как они могли сказаться на состоянии его организма, какие структурные изменения вызвать. Во-вторых, тест ДНК, анализы, отпечатки пальцев указывают на то, что это настоящий Дойл. — Ты прав, Антон, — сдавленно и приглушенно, не с первого раза, выдавил из себя Коннор. — Это действительно последствия опытов. Хендрикс и Дэвисон, спорившие у дверей палаты, подошли к нему и отодвинули ширму. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Антон, мельком глянув на показания на мониторе. — Как будто по мне машина проехала, — Коннор сглотнул и поморщился от резко разлившейся по телу боли. — Что со мной? Клэр отвела взгляд в сторону и закусила губу. Дойл перевёл взгляд на Антона, и по его нахмуренным бровям и блуждающему взгляду сразу понял, что дело — дрянь. — Давайте, не тяните, говорите, как есть! И тишина в ответ… — Ну? — приказным тоном громыхнул Коннор. — Томография показала поликистоз в различных долях головного мозга, — Антон сконцентрировал на нём сочувственный взгляд. — Когда ты проходил обследование при восстановлении на работу, никаких новообразований не было обнаружено. Некоторые из кист выглядят очень нехорошо. Их слишком много, они разных размеров, и их локализация вызывает смещение структур головного мозга, что может приводить к нарушениям различных систем организма: от органов восприятия до серьёзных проблем с жизненно важными функциями. Учитывая их количество и динамику… — Всё понятно, — снова с трудом вымолвил Коннор, но мимолётно порадовался тому, что боль откатила, и он наконец-то смог пошевелить руками. — Но раз твой организм регенерирует, мы пока не знаем, как он поступит с поликистозом. Возможно, уникальные способности помогут тебе исцелиться. — Ты не помнишь, — очень осторожно начала Клэр, — что произошло сегодня ночью? Тебя ударили, как и твоего друга? Почему ты мне ничего не сказал, когда вы приезжали с Николь? — Потому что я себя нормально чувствовал ночью. Головная боль была, но не такой сильной. Невыносимой она стала ближе часам к десяти. И нет, я совсем не помню, что происходило ночью. — Следов от ударов на твоём теле нет, хотя это и неудивительно, учитывая твои… особенности, — Клэр снова замолчала и отошла от него. — Понимаю, что вас это шокирует, — каждое слово эхом било по ушам, но Коннор решил им всё рассказать, раз не посчитал нужным сделать это ранее. — Я и сам крайне удивился, когда столкнулся с этим в первый раз. Адам предупреждал меня, что так может быть. Помните расследование о мистическом папирусе? Шеннон порезала мне руку ножом. Через пару дней от пореза не осталось и следа. Ну, и встреча с кулаком и столом в доме Блэйков. Помню, Питер даже пошутил, спросив, каким тональным кремом я пользуюсь, ведь гематомы сошли полностью с лица и головы за два дня, — Коннор снова поморщился. Рано он обрадовался. Круги перед глазами становились всё ярче и крупнее, а боль снова начинала стучать отбойным молотком по вискам. — Где сейчас Николь? — Она с твоими друзьями, — ответила Клэр. — Кстати, кто они? — Они не совсем мои друзья. Адриана — тётя Николь, она агент ФБР, а мужчина, Джон, её бывший напарник. Это длинная история… — Ладно, Коннор, как-нибудь потом, сейчас отдыхай, — Антон похлопал его по плечу. — Нам с Дэвисон нужно посетить лабораторию. Он и Клэр вышли из палаты в медицинском корпусе лаборатории ОНИР, оставив Коннора наедине с мрачными мыслями. Учитывая, что Управление уже несколько раз сталкивалось с экспериментами по клонированию, сомнения Клэр были ему понятны. И всколыхнули собственные опасения, заставив почувствовать себя, с онемевшим до паралича телом, кем-то чужим. Пребывание в проклятой палате лишь добавляло искр в и без того полыхающее сознание, пытавшееся сейчас разорвать ассоциации с «Ульем». Здесь его никто не будет пытать и мучать. Только куда страшнее сейчас выглядела перспектива увязнуть в воспоминаниях и провалиться во сне туда, откуда он выбирался каждую ночь, с облегчением вздыхая, что просыпается дома. Лучше не спать… Выйдет ли? Пока память повела его мимо тех пробелов, которые он силился заполнить, вспомнив хотя бы какие-то детали своего спасения. Вытаскивая раз за разом бросающие в дрожь картинки, Коннор припоминал лишь хаотичные обрывки той ночи в Архангельске, когда он подорвал завод по переработке газа. Под ним провалился пол, рядом рухнули плиты… А дальше абсолютная пустота и только белоснежные потолки перед глазами… И боль, очень много боли. Два с половиной года пролетели как два с половиной дня. Какие-то осмысленные воспоминания относились уже к периоду, когда он восстанавливался в небольшом домике после того, как Адам и Аманда Райз, сестра Адрианы, инсценировали его смерть и под видом трупа вывезли с территории «Улья». Дженнерс не раз говорил, что наряду с препаратами по регенерации ему кололи то, что заставляло Дойла забывать происходившее с ним. И, может, так оно было бы лучше. Но… Вот и последствия тех условно облегчающих дальнейшую жизнь лекарств, вот и расплата… Неужели всё снова рухнет, как те плиты в Архангельске, но сейчас полностью раздавив его и уничтожив? Стоило ли возвращаться, чтобы сейчас снова лежать на больничной койке и думать о смерти, страдая от боли и осознания, что теперь он уже не тот, кому некого терять и подводить? Что будет с Николь? Дойл вспомнил недавний разговор с Адамом, в котором тот обещал позаботиться о ней, если с Коннором что-нибудь случится. Но Адам стар, а Николь ещё совсем кроха. Может ли Коннор рассчитывать на Адриану в этой ситуации? Она ведь так хотела забрать её. Наверное, даже будет рада, что удалось избавиться от «неудачного приложения», как она сама говорила… Коннор поморщился от этих мыслей. Одно ему было предельно ясно: поликистоз никуда не денется. Если бы его организм мог побороть его, то давно бы это сделал. — Привет. Ход его мыслей прервал тихий знакомый голос. Сердце Коннора прыгнуло к горлу, он на секунду прикрыл увлажнившиеся ресницы и перевёл взгляд на дверь. Там, не решаясь сделать шаг вперёд, стояла Линдсей. — Привет, входи, — Коннор попытался улыбнуться, но вышло плохо. Доннер медленно подошла к нему и застыла возле кровати. В её глазах блеснули слёзы. — Они уже сказали тебе? — растерянно спросил Коннор, по реакции и без того видя ответ. — Мы с Клэр договаривались сегодня встретиться и прогуляться по магазинам. Час назад она позвонила и сказала, что не сможет прийти. Ты же знаешь, Дэвисон не умеет юлить. Я спросила, что случилось, и она рассказала. — Линдсей, пока ещё сложно судить, насколько это серьёзно… — Коннор старался говорить максимально спокойно и собранно, вселяя в неё уверенность, которой сейчас и сам не обладал. Но меньше всего он хотел, чтобы Линдсей снова прошла через боль утраты. Даже просто в мыслях. — Коннор, прошу тебя, держись! — голос Линдсей дрогнул. — Тебе столько всего пришлось вынести, чтобы вернуться к нам. Теперь у тебя есть чудесная дочь… — Конечно, только не волнуйся… — он всё же попытался шире улыбнуться, но тут же нервно отметил про себя, что мимику крайне сложно контролировать, поэтому оставил эти рваные попытки. Линдсей, тяжело вздохнув и смахнув грозящую скатиться по щеке слёзу, взяла его за руку. — Твои ладони почти ледяные, тебе холодно? — обеспокоенно спросила она. — Не откажусь от ещё одного одеяла, — коротко ответил он всё тем же спокойным голосом. — Сейчас принесу, — Линдсей улыбнулась и вышла из палаты. Коннор проводил её взглядом, полным боли, которой позволил захлестнуть серые радужки лишь в момент, когда Линдсей отвернулась и зашагала к выходу… Окружной суд округа Невада, США 29 мая 2000, 8.57 Утром в понедельник, ожидая начало очередного заседания суда перед дверьми зала, Адриана допивала кофе из пластикового стаканчика. Главный свидетель этого дня — Эллейн Сперви — до сих не явилась. Де Марко покосилась на часы, затем на полупустой коридор. Оставалось три минуты до того момента, как массивная дубовая дверь закроется приставами и попасть в зал после этого будет уже практически невозможно. Всех участвующих в процессе заранее предупредили не опаздывать. Адриана уже собралась входить в зал, так и не дождавшись свидетеля, но наконец услышала громкое быстрое цоканье каблуков. Обернулась и вперила взгляд в молодую женщину с короткой стрижкой и волнистыми волосами, зачёсанными назад. Строгий фиолетовый костюм облегал точёную фигуру, в руках вошедшая держала кожаный кейс, а на её лице играла надменная улыбка. Де Марко видела фотографии юной Эллейн в альбоме, который хранила в родительском доме Аманда, поэтому сразу узнала её. Общаться с ней лично Адриане не доводилось, зато историй от сестры про бывшую лучшую подругу, обставившую её с экспериментальными образцами, наслушалась в своё время достаточно. — Доброе утро, агент Де Марко, — вздёрнув подбородок вверх, поприветствовала Сперви. — Вижу, я не опоздала. И раз уж у нас есть ещё одна минута до начала заседания, я бы хотела вас сразу попросить об одном одолжении. Боюсь, потом не будет такой возможности. Адриана стояла, не проронив ни слова, даже приветствия. Безразлично проследила за движениями Эллейн, которая достала из кейса визитку. — Я знаю, что имя Коннора Дойла вам хорошо известно. Здесь указаны номера телефонов, попрошу вас стать моим посредником. У меня к нему есть деловое предложение. — Не думаю, что его имя так сложно найти в телефонном справочнике. Почему я должна передать ему вашу визитку? — лицо Адрианы, как всегда в таких случаях, стало абсолютно бесстрастным и неэмоциональным. — Это, в первую очередь, в ваших интересах, агент Де Марко, — Сперви загадочно улыбнулась. — У него ещё не начались сильные головные боли? Галлюцинации? Не боитесь оставлять с ним племянницу? Волна ярости захлестнула Адриану, но ни один мускул на её лице не выдал этого. Она стояла и испепеляла собеседницу взглядом, полным фальшивой безразличности. Ухмылка исчезла с лица Сперви. Видимо, она думала, что её слова вызовут сильную ответную реакцию. Вопрос только: зачем? Репутация Сперви не вызывала сомнения в том, что она серьёзный учёный, и открытый, такой бесцеремонный, выпад явно намекал на что-то личное. Возможно, она вела себя так, потому что была подругой Аманды и думала, что сестры похожи не только внешне. Но сейчас перед ней стояла не Аманда, любившая демонстрировать эмоции на публике в самое неподходящее время. Хоть они обе отличались импульсивностью и эмоциональностью, но только одна из них умела скрывать своё состояние под маской безразличия. — Его время тикает, — серьёзно заключила Эллейн. — Пока я буду искать номер Дойла и возможность поговорить, песчинки в часах могут закончиться. Невозмутимая маска чуть не пропустила накатившие волной эмоции Адрианы. В глазах на минуту промелькнуло негодование, смешанное со страхом… Адриана прищурилась, чувствуя, как заколотилось сердце. Как точно эта надменная женщина своей репликой попала в образ, являвшийся в кошмарах. Песочные часы, отмеряющие жизнь Аманды. Громкий звонок, оповещающий о начале заседания, прервал игру в испепеляющие взгляды. Адриана молча взяла из пальцев Сперви визитку и та, также ни слова больше не сказав, зашла в зал. Выждав мгновение, Адриана спрятала карточку в карман и также скрылась за дверями, пытаясь побороть дрожь в коленях и идти ровно. Медицинский корпус ОНИР 29 мая 2000, 17.28 Вечером Коннор, почувствовав незначительное улучшение и оставшись в одиночестве, достал из тумбочки клочок бумаги, на который записал продиктованный Адрианой номер телефона Сперви, и свой мобильный. Он пока не знал, что Эллейн нужно от него, а смутные догадки разрывали и без того болящую голову… Не медля, набрал цифры и нажал на кнопку вызова. Сперви ответила почти сразу. — Я слушаю вас, доктор Сперви. — Как ваше самочувствие, профессор Дойл? — спросила она с нескрываемым интересом в голосе. — Не жалуюсь, — процедил сквозь зубы Коннор. — Не думаю, что вас оно волнует настолько, что вы попросили мисс Де Марко передать мне ваш контактный телефон. — Напротив, профессор, — интонация Сперви стала нарочито деловой, — я не просто так интересуюсь. Знаю, какие побочные эффекты вызывают те препараты, которыми вас обкалывали в «Улье». Вряд ли вы ещё с ними не столкнулись. — И что же это за побочные эффекты? Коннор коснулся ладонью виска, чуть не застонав от очередного «сверла», вонзившегося в затылок. Перед глазами заплясали снежинки. И без уточняющих вопросов он каждую секунду чувствовал, как проявляются в его теле эти эффекты. — Думаю, вы и без меня знаете, что ваш организм регенерирует гораздо быстрее, благодаря введённым R-клеткам, разработанным в «Улье». Они способны залечивать даже очень серьёзные травмы за считанные часы или дни, могут самостоятельно разрушаться и самовоспроизводиться, постоянно поддерживая нужный объем самих себя в организме. Найти их с помощью обычных лабораторных анализов крайне сложно: нужно знать, где искать. Это могло бы стать настоящей революцией в медицине, если бы не одно но… Цена за быстро затянувшиеся порезы и рассосавшиеся гематомы очень велика. Ваш мозг реагирует на каждую такую ускоренную регенерацию очень болезненно. Каждый процесс порождает небольшую кисту в головном мозге. Постепенно они разрастаются, сливаются, перерождаются, а в перспективе разрастутся как одна сплошная опухоль. Тяжесть травмы прямо пропорциональна размеру этих новообразований, — Эллейн выдержала паузу, давая понять, что вводная информация закончена, а затем продолжила: — У вас не болит голова, профессор? — Сомневаюсь, что вас сильно заботит моё здоровье, — Коннор старался говорить как можно более нейтрально, но жуткая мигрень усиливалась с каждой минутой и осложняла осмысление разговора. — Учёным «Улья» не было известно об этом побочном эффекте? — Стало известно, после того, как моя лучшая подруга вас выкрала. Они провели серию дополнительных экспериментов, разработав так называемую «R-вакцину», но испытания не были завершены по ряду причин. Во-первых, многие из тех, на ком испытывали препараты, умерли. Во-вторых, на втором этапе испытаний к ним нагрянула уже ваша лучшая подруга со своей свитой, — эту фразу Эллейн сказала с плохо скрываемым сарказмом. — Зачем вы всё это мне рассказываете? — спросил Коннор всё тем же спокойным голосом, пытаясь побороть приступ внезапно подкатившей тошноты. — Я бы могла предложить вам модифицированную «R-вакцину», в эффективности которой я уверена на восемьдесят шесть процентов, — Эллейн говорила без запинки и ни одна нотка сомнения не проскочила во всем её монологе. — Это очень высокий процент, профессор, учитывая, что вы всю жизнь не сможете избегать синяков и мелких порезов. На самом деле это комплекс препаратов, а не просто один укол. Одни нужны, чтобы уничтожить R-систему регенерации в вашем организме, вторые — чтобы подавить рост кист и обратить процесс дегенерации клеток головного мозга. Даже если кисты уже имеют приличные размеры, вас можно от них избавить за неделю, может, две. Но мне нужно кое-что взамен… — Говорите, — Дойл лёг на кровать и закрыл глаза, изо всех сил концентрируясь на её речи. Сознание расплывалось всё сильнее, но он хотел дослушать её предложения прежде, чем впасть в забытьё. — Я хочу, чтобы вы понимали, профессор Дойл. Я не чудовище какое-то, я действую в интересах науки. Многие годы мы с матерью вашего ребёнка шли к единой цели — подарить бесплодным женщинам шанс на здоровое потомство. Уверена, что ваша подруга обвинила меня в том, что я выкрала разработки Аманды, но это очень спорный вопрос. В конце концов, её беременность стала возможна тоже только благодаря нашим совместным усилиям. Коннору всё больше не нравилось, куда она ведёт разговор. Интуиция подсказывала, что сейчас прозвучит имя Николь. — Несмотря на то, что нет никаких данных о том, что R-клетки передаются потомству, я бы хотела изучить этот вопрос более детально, так как обрывочные записи Аманды незадолго до побега из «Улья» содержат в себе спорную информацию. Для этого мне нужно обследовать вашу с Амандой дочь. Коннор вдруг явно почувствовал едкий, противный запах, который напоминал ему о пребывании в «Улье». Запах загнивающей плоти. Снежинки перед глазами превратились в белое поле, шум в ушах усилился. Он увидел кровать, на которой провёл большую часть времени в лаборатории, как будто со стороны. Вот только теперь на ней лежала подросшая Николь. Худое тельце опутывали провода и трубки капельниц. Её глаза были мокрыми от слёз, но сейчас она не плакала. Просто смотрела на него с укором. Дойл распахнул веки, помотав грозящей развалиться на две части головой, отгоняя видение. И от увиденного боль перестала его волновать. — Нет! — каждый звук в этом коротком слове прозвучал как три разных слова, выражая уверенность и твёрдость отказа. — Я никогда и никому не позволю ставить опыты над Николь. Ни на благо науки, ни, тем более, ради собственной жизни. — Что ж, — голос Сперви решительно зазвенел. — Тогда мне вас искренне жаль, профессор Дойл. Надеюсь, вы выиграете хотя бы немного времени, чтобы увидеть, как ваш ребёнок сделает первые шаги. — Доктор Сперви? — сказал Коннор тихо. — Да? — Не знаю, кто совсем недавно ночью вонзил иглу в моего ребёнка, но клянусь, — его фразы звучали всё ещё спокойно, но наполнялись яростным уверенным рыком, — если вы или ваши люди подойдут близко к Николь, я с того света вернусь… И вы глубоко пожалеете, что решились на это. — Всего хорошего, Коннор, — презрительно фыркнула Сперви. — Надеялась на большее понимание от коллеги-учёного. В трубке раздались короткие гудки. Дойл обессиленно отвёл телефон от уха, закрыл глаза и услышал тихий плач Николь… Его глаза увлажнились. Нелегко принять то, что твоё тело больше не слушается, а глас разума заглушают галлюцинации. Чувствуешь несуществующие запахи, слышишь желанные звуки, которые теперь однако пронзают и без того уставшее сознание, отдаваясь болью в сердце. Коннор позволил себе уступить в этой неравной схватке и забылся во сне. Он не мог знать, что ему не чудился плач Николь. Малышка действительно плакала на руках Адама, который приближался к палате. Вчера вечером Дженнерс вернулся в Галифакс, так как вести о состоянии здоровья Коннора оказались важнее, чем участие в судебных разбирательствах. Судья отнёсся к разволновавшему пожилому доктору с пониманием, дав несколько дней отсрочки. Однако Адриана, пробывшая все выходные с племянницей и собирающаяся как раз возвращаться в Неваду, категорически запретила ему и Николь оставаться в квартире Дойла, и сама подыскала съёмное жилье для них. Перед своим вылетом в Неваду очень просила Адама по возможности и, тем более, без особой надобности не выходить из дома, но усидеть на месте и не навестить своего названного сына он не мог. Вместе с Николь Дженнерс провёл почти час в палате, но Коннор так больше и не пришёл в себя. Спал он в ту ночь беспокойно, всё время вздрагивая и вскрикивая. Чётко отпечатанный в памяти крик Никки вызывал у него лишь один страшный сон. Коннор, стоя за стеклом, стоял и беспомощно наблюдал за страданиями дочери, попавшей в «Улей» вместо него… И он до льющихся слёз из глаз желал спасти её оттуда. Любой ценой… Утром ослабший, изнеможённый, с трудом разлепивший веки Коннор через разорванную пелену дрожащего сознания мог сконцентрироваться лишь на одной мысли. Нельзя пока сдаваться. Нужно вытерпеть ещё чуть-чуть и убедиться, что Николь ничего не угрожает. И она не останется одна… Содрогаясь от умножающейся с каждым вздохом боли, Коннор шептал имя Адама, призывая его на помощь в надежде, что он не оставит Никки. Раз за разом с потрескавшихся губ срывалось тихое, дрожащее «Адам»… Коннор морщился, стонал, комкал пальцами простынь. И вдруг ясно и чётко увидел взгляд зелёно-карих глаз. Его тело тут же выгнуло дугой от стянувшей мышцы судороги. Он захрипел, но уже через секунду снова обмяк на постели. — Адриана… Закрыв глаза и провалившись в более спокойный сон, Коннор слышал смех дочери, которая дёргала за кудряшки темноволосую женщину, чьё имя он забыл…