Если жизнь - сон. То моя - кошмар

Следующие пару дней тоже успешно прошли. У меня не изменилось ни положение, ни род деятельности. Будто, находясь в невидимом куполе, я не замечал ничего вокруг. Друзья ещё приходили. Каждый день. Они пытались меня утешит, вырвать из самовольного отречения, но как только дверь закрывалась с другой стороны, я погружался в себя. Снова. Аллегры мне дико не хватало. В тот момент я был готов отдать всё, что имею лишь бы она опять оказалась рядом, лишь бы услышать её божественный смех, лишь бы заново почувствовать запах волнистых, блондинистых волос. *** С её смерти прошел уже пятый день, а я сам для себя решил, что так продолжаться не может. Ксандр ещё не приехал. София, Артур и Ноэль не оставят меня в покое, а я, если продолжу бездействовать, начну покрываться пылью. Пройдя в соседнюю комнату, что была смежна со спальней, я оказался пред множеством музыкальных инструментов: струнных и клавишных. Не было лучшее для меня отвлечения, чем просто расслабиться и отдаться музыке. «В ней я всегда находил отдушину.» Подойдя к пианино, я заметил, что на верхней крышке что-то лежит. Всё стало ясно, когда я взял предмет в руки. На клочке бумаги ровным почерком было написано: «Опоздала из-за фотографа, он приходил пока тебя не было, это того стоило. Тебе нравится, мой любимый супруг?» За запиской красовалась фотография молодой девушки. Она сидела в кресле. Руки её были театрально сложены, ноги заключали собой кембриджский крест, лёгкая кокетливая улыбка оголяла белоснежные зубы. За девушкой стоял парень, оперевшись рукой о кресло. Строгий костюм сильно разнился с изящным, нежным платьем девушки. Когда я перевернул фото, то на обратной стороне, тем же почерком, что и записка, было написано: «Виктор и Аллегра Ван Арт, лето 1892 г.» Под надписью красовался чёткий, помадный след в виде поцелуя. Стрелка настенных часов прошла 3 секции, сообщая, что прошло уже 15 минут. Как только одинокая, скупая слеза упала на фотокарточку, что-то щелкнуло. Резкими движениями фото и записка были разорваны на десятки кусочков. Всё это мигом отправилось в камин. Каждый из них быстро тлел, превращаясь в обугленые комочки. — Я соврал ей. Не сдержал обежание! Нет и не может теперь быть «Виктора и Аллегры Ван Арт»! Нервно выдохнув и вдохнув, я всё же присел за фортепиано. Пальцы быстро прошлись по клавишам, поглаживая их. Незамысловатая мелодия сама стала идти от души. Когда я обернулся, остатки фото уже превратились в пепел. Слова появились на языке сами собой. — В камине в шесть утра. Фотография твоя. Горят воспоминания О тебе… У камина в шесть утра. Разбитая душа. И все твои обещания. Пустота… В камине в шесть утра Твой маяк подарил мне боль. Устал я жить, все обиды тая. Уходи, за собой закрой. Сколько бы я ни просил, Ну ты же знала, Что меня теряла, Я босиком по стеклам, Бегал так упрямо. Если бы не твой милый голосок? Я бы упал, сделав последний вздох… И звезды мирно падали, Как будто для меня, Я каждый раз загадывал: Тебя не потерять. Но больше не могу. Я просто мучаю себя. Теперь ты больше не моя… В камине в шесть утра. Фотография твоя. Горят воспоминания. О тебе…¹ Резкий стук прервал мою «идилию». — Войдите. — Виктор, всё впорядке? — сказал, заходящий, Ноэль. — Более чем. Что-то хотел? — Да, София попросила передать, что всё уже готово и завтра утром будут, — отец замялся, добавляя тише, — Похороны. — Хорошо. Я буду, — ответил я, не отворачиваясь от инструмента. — Может я…? — Нет, Ноэль. Ничего не нужно, можешь идти. Отец не стал перечить и молча покинул меня. Сегодня я ничего больше не играл. До вечера я лишь смотрел на каминное пламя. На следующий день уже в половину восьмого суета заполнила дом. Но если Ноэль с Артуром были создателями суеты, которая актуальна во все времена, когда до выхода остаётся меньше четверти часа, то на их фоне я казался призраком. Призраком, который видел, но не участвовал. Призраком, что присутствовал, но его не замечали. Собрался я, как ни странно, первым. В восемь начиналась похоронная процессия. «Нужно отдать должное Софие, в организационных навыках она одна из лучших». Людей было не много. Хоть София, как она сама мне говорила, и отправляла приглашение всем, кто был на свадьбе, на похоронах почти никого не было. Я, Артур, Ксандр, София, Ноэль, Ален и ещё одна смутно знакомая девушка, наверное это и была сестра Аллегры, — все, кто соизволил прийти. Мою любимую хоронили в закрытом гробу. Речей тоже никто толковать не стал. Сама тишина пасмурного утра говорила за присутствующих. Даже пение птиц и шелест листьев не нарушали тишину. Оставшийся процесс промелькнул кадрами мимо меня. «Я не помню, что было именно в этот момент, но вспоминать хочу ещё меньше, » — думал я, смотря на сменяющиеся картинки. «Очнулся» только тогда, когда напротив плиты я был один. Никого рядом. Мой взгляд был неотрывно прикован к вертикальному пласту гранита. Ровные, крупные цифры, сообщающие о датах жизни и смерти, такие же крупные буквы, говорящие об имени погибшей, а между первыми и вторыми выбита одна фраза: «ксавица с умом²». — Я завтра прийду, любимая. Сегодня тяжёлый день, да и зрителей слишком много. Надеюсь, у тебя всё хорошо, — говорил я тихим, но уверенным голосом. Естественно, никто мне не ответил. Хотя это было и не нужно. — Я песню вчера сочинил. Она не совсем описывает тебя, но завтра я могу написать что-то другое, личное. Думаю, что тебе понравится. А с запиской ты поторопилась, Аллегра Ван Арт, — я опустил голову, пара горьких слез упали на кладбищенскую землю. Голос оставался ровным. — Хотя, знаешь, мне приятна твоя предусмотрительность. А по-поводу фото… Прости, но его больше нет. Не смог смотреть на тебя такую счастливую, зная, что… Зная, что нашему счастью пришел конец. Не знаю, слышишь ли ты меня сейчас, но я готов уверовать кого угодно лишь бы это было так… — рваный выдох, больше походящий на всхлип. Последующаяя пара слёз теперь упала на черный парадный камзол. — До завтра. Мне ещё нужно будет с Ксандром поговорить, если он уже справился. Кладбище я покинул чуть ли не бегом. Оставаться там один я больше не мог. Друзья, оказывается, давно ждали меня у машины. Никто не проронил ни слова, вплоть до дома.