***
Облизывая губы, испачканные в масле, Сынмин направил взгляд на стену, где висела картина с изображением двух чёрных фигур, стоящих у лилового заката. Он водил кончиками пальцев по клавиатуре ноутбука, прислушиваясь к диалогам из дорамы, идущей по телевизору. Было немного скучно и тоскливо, да и погода за окном совсем не радовала. Парень, то и дело, постоянно проверял телефон в попытках застать какое-нибудь уведомление. Но ему никто не писал, никто не отправлял рассылки, как это было обычно. Сынмин на отлично бы провёл сегодня время с другом, но тот ещё не отошёл после вчерашнего похода в полицию. Вообще, решили они туда пойти совсем внезапно, и зачинщиком этой идеи был сам Хван. Парень тогда сидел за столом и наблюдал за тем, как нервно крутился вокруг плиты старший… — Хёнджин, аккуратней! — вскрикнул Ким, выключая газ на плите и «выкидывая» сковородку с горящими внутри овощами прямо в раковину, тут же залив её водой, отскочив в сторону. Парень рассеянно бегал взглядом по кухне, и под конец, всё же сел на стул, опуская голову на сложенные руки, лежащие на столе. Он крепко зажмурил глаза на пару секунд и открыл их, принимая более удобное положение. — Прости, я задумался, — выдохнул тот. — Над чем? — мычит, выливая воду в раковину, придерживая испорченные овощи между крышкой и сковородой, так чтобы остались щели для слития жидкости. А потом, когда воды уже не остаётся. Открывает шкафчик и выкидывает сгоревшую еду прямо в мусорное ведро. — Ни над чем, — слегка пожимает плечами, наблюдая за махинациями Мина. Сынмин цокает. Цокает так, как позволяла ситуация. Он, конечно, дурак дураком рядом с лучшим другом, но по голосу и действиям Хвана сразу может понять, что тот чувствует. Эдакая ментальная связь, которая строилась долгие годы, всегда даёт о себе знать. — Я же вижу, что ты взволнован из-за чего-то, хён, — Ким провел пальцами по волосам старшего и положил руку тому на плечо. — Ничего я не волнуюсь, — упрямство бьёт через край, и сам Хван это понимает, но всё же продолжает дальше отнекиваться. Парень вздыхает, обходя стол, и садится напротив, выжидающе смотря в тёмно-карие глаза. Качает ногой по привычке в разные стороны и немного наклоняет голову в бок. — Хёнджин-а… — начинает с приподнятыми уголками губ, а потом резко их опускает, — это из-за профессора Чжаня, да? Когда Джин слабо кивает головой, отводя свой в взгляд в сторону, Сынмин поджимает губы в тонкую полоску и хмурит брови. — Слушай, — громко сглатывает, — не бойся делиться со мной своими переживаниями. Чтобы то ни было, я всегда выслушаю и поддержу, хён. Если тебе становится сложно держать это в себе, попробуй выпустить негативные эмоции и опустошить колбу с чувствами до последней капельки. У тебя есть я, который готов помочь тебе в самую трудную минуту. И, Хёнджин, — замолкает на пару секунд, — может нам всё-таки стоит обратиться в полицию и написать заявление, пока не поздно? Я боюсь за тебя и мне очень сложно наблюдать за тем, как ты постоянно нервничаешь. — Я просто… просто… — запинается он. — Мне очень страшно. Ты же знаешь, что в старшей школе мне приходилось терпеть и похуже домогательства… — голос хрипнет. — Но, мистер Чжань, он нагоняет забытое прошлое обратно, и я чувствую себя трусом, который ожидает очередного провала и плохого будущего. — Хэй, — берёт его за руку, — постарайся всеми силами не думать об этом, и тем более уж вспоминать прошлое. Ты живёшь в настоящем времени и думать о том, что было тогда — вовсе не нужно. Главное не вини себя в том, что произошло. Хвану стало легче. Не так, как хотелось бы. Но какая-то часть груза всё же слетела с его плеч прямо в пропасть, придавая лёгкость и он смог судорожно втянуть в себя воздух, крепко сжимая руку Сынмина. — Ты прав, — кусает нижнюю губу, сосредоточенно смотря вперёд. — Мы сегодня же пойдём в полицию. После похода в полицию, они менее тревожно дошли до парка, где просидели не больше получаса. За это время успели помолчать, а затем ещё чуть-чуть поговорить. Ким видел, нет, чувствовал, как от Хёнджина постепенно начинало веять чем-то таким светлым и от этого улыбался уголками губ, качая головой в такт музыке, играющей в наушниках, которые они разделили между собой. Настроение постепенно приобретало новые краски и тут же начинали появляться всякие задумки, как провести остальную часть дня. Только, Хёнджин отказался от них и извинившись, отправился домой, перед этим крепко обняв друга. Остаток дня, пришлось проводить в компании ноутбука, фильмов и светлого, безалкогольного пива. …И, сейчас, сидя за ноутбуком, на экране, которого светились яркие картинки из ленты новостей в интернете, Ким понимал, что сидеть в четырёх стенах одному — невозможно. Парень, вообще, любил тишину, покой и одиночество, чтобы не нарушали личное пространство. Но, когда один, целые сутки сидишь в квартире, где до сих пор не очень комфортно, — постепенно начинаешь чувствовать огромную потребность в общении. Мин немного поговорил с братом по телефону, тихо хихикал под нос над тем, как ругала мама младшего брата и, вдоволь наболтавшись, сбросил трубку — это отвлекло Сынмина от самобичевания, только, к сожалению, совсем ненадолго. Ему резко пришла в голову мысль о том, что он скучает по странной улыбке Кристофера, и ему до ужаса сейчас не хватает прекрасной игры старшего на рояле. Это странное для него чувство. Он редко думал о людях, которые в принципе, совсем недолго находятся в его окружении. А тут, лишь одно упоминание о Кристофере вводили его в некую хандру, ведь тот был слишком идеальным во всём. Он изящно выглядел каждый раз, когда они встречались на занятиях. Необыкновенно красиво подбирал слова и вставлял их в короткие диалоги. Даже походка Бана была изящной, будто бы мужчина всю жизнь работал в модельном агентстве. От пианиста всегда веял мягкий аромат кокоса и сливочной ванили, тем самым дурманя разум Сынмина всё сильнее и сильнее. Кристофер трезво мыслил и никогда не перебивал Кима, когда тот говорил, отчего становился в глазах младшего человеком, которому хотелось подражать.Кристофер Бан был идеалом в его глазах, самым прекрасным человеком.
Больше всего, Ким боялся именно этого. Страх того, что человек, с которым ты по сути-то общаешься и проводишь мало времени, станет тебе очень близок — доводил до мысленных припадков. Нет, Сынмин вовсе не боится новых людей в своём окружении, просто ему до трясучки поджилок становится не по себе, когда приходит понимание того, что ты привязываешься сильнее к кому-то. Парень старается не думать о мужчине, но даже лента новостей буквально напоминает о нём, пусть и не дословно, но всё же. «Малоизвестный музыкант Кристиан Эванс сыграл в обширном театре «Постанец» «Лунную сонату» в точности, как оригинал. Это стало сенсацией года. По счастливому случаю, журналисты смогли взять небольшое интервью у мужчины…» Парень со всей силы сжал челюсть, закрывая экран ноутбука и отодвигая тот в сторону. Определённо, он нуждается в встрече с пианистом. …Было неловко. Очень. Было не по себе. Очень. Было волнующе. Очень. Но это всё чепуха по сравнению с тем, как трепещет сознание Сынмина, пока Кристофер Бан стоит рядом с ним так близко, что сердце непроизвольно выпрыгивает из груди. После двухчасового спора с самим собой, редактор определился с выбором и дрожащими от волнения руками схватился за телефон, набирая мужчине сообщение, содержащее минимум слов. Он нервно отбивал ритм ногой об пол, ожидая ответа. Кристофер ответил на удивление быстро, что поразило его. Улыбка тут же расплылась на его лице, отражая внутреннее ликование. Сынмин подумал, что раз он учится играть на пианино, то почему же ему не обрести хотя бы синтезатор, чтобы в свободное время играть на нём дома? Вежливо попросил старшего сходит с ним в музыкальный магазин, дабы выбрать инструмент получше качеством и звуком. И плевать было на то, что консультанты могли бы ему помочь, ведь главное было то, что Кристофер будет подсказывать и рекомендовать что-то, а не кто-то другой. Каково было его удивление, когда пианист согласился сразу, даже не упоминая о том, что помощь от его персоны не совсем обязательна. Они встретились около небольшой пекарни. Кристофер выглядел на все сто процентов, если не считать небольшой царапины под глазом, которую он получил на работе чисто по случайности. Сынмин прибывал в шоке, потому что мужчина был многословен. Рассказывал о том, что работает в хирургическом центре и отвечал на любые вопросы, касаемые его работы. Ким узнал о том, что не все операции проходили гладко, и романтизация этого рода деятельности — настоящая деградация. Потому что каждая секунда может быть последней. Человек может умереть во время операции, а бывали и такие случаи, что врачи просто на просто даже не успевали довезти больного до операционной и пациенты умирали прямо на носилках. Конечно, есть и хорошая сторона этой нелегкой профессии, не все операции проходят плачевно. В большинстве, люди хорошо переносят всё на себе и просыпаются уже без опухолей, с остановленным внутреннем кровотечением… Чем ближе они подходили к музыкальному магазину, тем быстрее сменялись темы разговора. Кристофер слушал размеренный голос Сынмина, восхищаясь бархатным тембром и едва слышимой хрипотцой. Где-то внутри себя, мужчина поставил заметку, что Сынмин по большей части говорит о Хёнджине. И нет, это не смущало. Было странным то, что парень так мало рассказывал о себе. Но ему это было совсем не нужно. Кристофер умеет читать людей, как книжку. Достаточно провести с этим человеком буквально половину дня — и ты уже знаешь какие привычки у него есть. Знаешь множество эмоций, часто испытываемые парнем. Мужчина улыбался, когда помогал выбрать синтезатор. Приобретённый инструмент был не очень тяжёлым, но Бан настоял над тем, чтобы помочь донести его до дома, вводя младшего в краску. Было уютно рядом с ним. Сразу, в полной мере ощущалось душевное удовлетворение. И вроде бы это было хорошо, но Сынмин всё так же боялся. — Мин-а, не хочешь завтра после работы зайти позаниматься ко мне? — немного шепелявит тот, внимательно вглядываясь в чёрные глаза. Парень не думает долго, потому что уже полностью выучил свой рабочий график и время, которое обычно проводилось в безделье. — Если вы не против, то да. А когда вам будет удобно? — поправляет сумку на плече, оглядывая Кристофера с ног до головы. «Ему очень идёт кожаная куртка в сочетании с потёртыми джинсами и чёрной рубашкой. Выглядит таким брутальным», — думает он. — Давай как обычно, хорошо, Мин-и? — улыбается, тихонько хихикая, и когда передаёт Сынмину коробку с синтезатором, кладёт руку на плечо младшего. — И, Сынмин. Думаю, ты уже можешь обращаться ко мне на «ты». Парню получается лишь с трудом кивнуть головой напоследок, а после скрыться в подъезде.***
Новый день начинается со спешки. Быстрый утренний душ, неплотный завтрак, если его так вообще можно назвать, ведь съесть успел парень только бутерброд, сделанный на скорую руку. Наспех надел первые попавшиеся вещи на глаза, застёгивая ширинку джинсов, пока спускался по лестнице в подъезде. Такси, заказанное ранее, уже стояло на нужном месте, и тяжело дыша, он запрыгнул в машину, протягивая приготовленные деньги водителю. Ким назвал адрес компании и устало откинулся на спинку сидения, расслабляя напряжённые до каменного состояния плечи. В машине громко играла музыка, раздражая его сильнее. Он вежливо попросил таксиста убавить музыку и попытался сосредоточиться на составленных вчерашним вечером планах. Мужчина проигнорировал его просьбу, всего лишь настраивая радиоприёмник на другой музыкальный канал. Сжав челюсть, посмотрел на экран телефона, подмечая про себя, что опоздать он не опоздает, но придёт прямо к началу рабочего дня. Считать каждую секунду про себя, закрывать глаза и предпринимать попытки утихомирить свой пыл увенчались успехом, потому что Ким буквально слышал мягкий голос Кристофера, шептавший ему тихое «успокойся, Мин-и». Ему казалось, что у него начались галлюцинации, но он быстро пришёл в себя, повторяя, что это от того, что он совсем не выспался. Парень смог облегченно выдохнуть только тогда, когда покинул такси, зашел внутрь здания и поднялся на нужный этаж. — Ты прямо вовремя, Сынмин, — Джек проходит мимо него, на мгновенье посмотрев на часы. Ровно минуту в минуту, секунду в секунду. — И вам привет, — кивает остальным, падая за своё место, сразу же включая компьютер. Достаёт из сумки флэш-карту, где хранилась готовая отредактированная статья и вставляет флэшку в специальный разъём, ожидая, когда нужный файл с документом загрузится и откроется на мониторе. Мимолётно поглядывает на коллег, слегка приподнимая уголки губ и делает комплимент Лане, сидящей рядом. Девушка, кажется, немного изменила стиль в одежде, но Сынмина это не сильно волновало, однако не обратить внимание на явные изменения — не мог. Парень задумался всего на минутку, представляя то, как после работы забежит домой, поужинает нормально и отправится на занятие к Кристоферу. Его мысли прервали уведомления, разрывающие его телефон. Ким достал его из кармана, и разблокировав, открыл сообщения, которые строчил ему Хван. Хван: придёт время, и моя начальница познает кару адскую на своей шкуре. Хван: в общем, Мин. Я чего пишу-то? Хван: тот патрульный, Ким Намджун, вроде, позвонил мне пару минут назад и сказал, что моё заявление приняли и делу дали ход. В общем, скоро назначат дату судебного заседания! Сынмин облегчённо вздохнул, провел кончиком языка по нижней губе и быстро напечатал ответное сообщение. Ким: прекрасно! Джин-и! Я рад, что всё обошлось. Надеюсь, теперь ты спокоен. Хван: без тебя бы ещё долго не решился. Но, да ладно. Я побежал. У меня съёмки. «А у меня работа», — подумалось Мину в ту же секунду.***
Кристофер морщится, когда сбивается с ритма и раздражённо прикрывает крышку рояля, вставая с мягкого пуфика. Переводит взгляд на окно, где виднеется серое небо и уныло плетётся к шкафу, дабы убрать нотные листы в картоновую папку. Проходит взглядом по полкам и останавливается на небольшом блокноте, который он не трогал уже два года. Эти годы прошли словно в кошмарном сне, а на листах проклятого блокнота, скрывается вся суть его поступков и решений. Мужчина усмехается, сжимая руку в кулак и прикрывает глаза на мгновение, беря нужную вещь. Подходит к дивану, опускается на него и громко выдохнув сквозь зубы, открывает первую страничку, ненавистно-спокойным взглядом прочитывая то, что писал сам.14.04.2003
«Сегодня, я понял, что такое страх. Страх, это когда собственная мать грозится тем, что вскроет тебе вены, если ты получишь хоть одну плохую оценку. Страх, это когда тебя принижают и сравнивают с чёртовым тараканом. Страх, это когда отец избивает ремнём до глубоких порезов на спине. Страх, это когда тебя запирают в подвале на всю ночь, не оставляя даже воды. Страх, это когда ты улыбаешься во время того, как тебе кажется, что кто-то смотрит на тебя из темноты».
Кристофер поджимает губы, и усмешка, что ранее сидела на его губах, мгновенно исчезает. Перелистывает на следующую страницу и борется с желанием сжечь чёртову книгу собственной жизни.26.04.2003
«Я люблю рубашки, моим родителям нравится этот факт. Я могу спокойно носить их в любое время, тем более наша семья довольно богата и прославлена в Австралии. Нося рубашки, я автоматически поддерживаю имидж компании отца и репутацию нашей семьи. Мной гордятся учителя, потому что я стараюсь, учусь, запоминаю, словно робот с неограниченными возможностями. Только для отца и матери — этого недостаточно. Но я ведь сильный, да?»
Сколько чувств он сейчас испытывает, не пересчитать. Кусает губы, напрягая плечи. В попытках успокоится начинает считать: «один, два, три, четыре, пять…» Смотрит на второй разворот.08.05.2003
«Мои пальцы стёрты, кажется, до крови. Я чувствую такую сильную боль в суставах, что мне хочется отрубить себе кисти. Бабушка не разрешала мне заканчивать играть, пока в мелодии не останется и одной ошибки. Ненавижу».
Свою бабушку он всегда помнил. Эта женщина вселяла страх буквально одним своим видом. Вечно строгое лицо и длинное чёрное платье ниже колен. Полное равнодушие ко всему и надменный характер. Она никогда не улыбалась при нём и никогда не любила того, что на лице Кристофера нет улыбки. Она была личным тираном и воплощением ночного демона.30.06.2003
«Я похудел на пять килограммов и чувствую себя слишком плохо. Мать пожалела меня пару дней назад и поставила передо мной тарелку с тем, чего я больше всего боялся. Червяки. Они были мертвы, смешанны со специями, но я знал, что это только для вида. Вперемешку с червяками лежали сушёные кузнечики. Меня тошнило так сильно, что я с трудом смог проглотить ком в горле. Мне… Мне нельзя отказываться от того, что мне дают родители, поэтому пришлось… Пришлось съесть пару ложек, чтобы меня покормили нормально, но аппетит исчез. Кто-нибудь, помогите мне… Прошу!»
Бан провёл пальцем по местам, где были видны высохшие капли слёз. Некоторые буквы расплылись от попавшей на бумагу солёной воды. Он плакал тогда. Сильно. Так плакал, что приходилось душить себя подушкой, чтобы не закричать в голос. Больно читать то, что писал буквально пару лет назад. Мужчина думал, что раны, появившиеся в прошлом залечились, но сейчас всё гораздо иначе.Ничего не зажило и никогда не заживёт.
01.12.2005
«Меня вчера выписали с больницы. Моя шея болит до сих пор, но жаловаться на боль — это значит показать слабость. А я сильный! Сильный! Я ненавижу тебя, отец! Я желаю тебе смерти! Самой мучительной! Чтобы тебя порезали на кусочки, заставляя мучиться от сильнейшей боли! Чтобы облили тебя серной кислотой и твоё лицо проело ядом!»
Кристофер буквально видит перед глазами, как падает с лестницы, с которой его столкнул отец. Широко улыбается, щипая себя за руку сильно-сильно, ведь чувствует, как наружу просятся едкие слёзы. Перелистывает несколько страниц, потому что знает, чем дальше, тем интересней и больнее.09.02.2006
«Я съел… Съел мясо человека… Я не знал, что ем не свинину… Я даже подумать не мог о том, что стейк, пожаренный матерью — кусок конкурента отца по бизнесу… Они ели его, так же, как и я… Боже, я не хочу так жить!»
Это был самый настоящий ад. Ад, в котором он прожил ровно до совершеннолетия. Ад, который держал его даже после того, как он начал самостоятельную жизнь. Ад, который скрепил его тело в железные оковы. Ад, в котором он родился. Ад, который сломал его. И даже, учась в университете, был под контролем личного ада. Постепенно всё начинало терять краски. Он цеплялся изо всех сил за построенную скалу, дабы подниматься выше к свету, а не падать на дно, откуда он и выходил. Только, с каждым днём становилось сложнее взбираться вверх, потому что груз, упавший на детские плечи, становился таким тяжёлым, что даже дышать становилось сложнее. Кристофер нуждался в нормально жизни. Он желал родительской любви и ласки. Искал поддержку в монстрах, что были его матерью, отцом и бабушкой. Но вместо этого получил совсем другое; ненависть, вечные указы и приказы, строгие взгляды, отвращение, кучу правил, ужасную жизнь и отсутствие тёплых чувств. А потом, он встретил девушку, когда учился на третьем курсе. Выпускник. И. Выпускница. Она стала ему всем. Он наблюдал за ней долго-долго, делал для неё всё, что только мог. Звал её на свидания, получал огромнейшую дозу ответной любви и света. Тогда Кристофер понял, что его жизнь становится лучше. Что дышать становится так легко, и воздух, окружающий его, постепенно начинал становиться чище. Однако, спустя пару месяцев, мужчине начинало не нравится то, что его девушка мало с ним проводит времени. Ему хотелось, чтобы она была с ним двадцать четыре на семь, без перерывов. Становилось не по себе, когда ловил посторонние взгляды на своей любимой, задыхался яростью от этого факта и не отходил от неё ни на метр. Ей не нравилось, что Кристофер стал вести себя так. Он, буквально, следил за каждым её шагом. Отгородил всех друзей, не отпускал никуда и держал в клетке. Хвиин была благодарна богам за то, что Кристофер не избивал её, не насиловал, но и такое отношение к ней, она терпеть не хотела. Всё чаще уходила от него и переставала писать, игнорила беспрерывные звонки и спустя пару дней начала трястись от страха. Потому что, никогда не видела Бана таким злым. Его лицо выглядело спокойным как обычно, когда она увидела его впервые за неделю в университете. Но даже на таком расстоянии видела плотоядную улыбку и чувствовала за километр неимоверно сильную ауру зловещности.11.09.2013
«Кровавый сентябрь».
Эта запись в дневнике была самой последней и самой ужасной. Потому что, именно одиннадцатого сентября, Кристофер убил свою девушку из-за ревности. Потому что, именно в этот день он лишился себя.***
Минхо, в принципе, человек, который сам решает свои проблемы. Он никогда не жалуется и говорит всё прямо в лицо. У этого мужчины нет такого понятия — врать и обращаться за помощью. Его решения, часто спонтанны, но он никогда об этом не жалеет. Если что-то идёт не по плану, это значит, что нужно действовать так, как велит сам ход событий. В таком ритме жизни он и познакомился с Кристофером Баном. Познакомился с человеком, который полностью идентичен ему. Встретил того, с кем прошёл многое. Временами, да, было нереально сложно, но разве это было преградой их дружбе? Нисколько. Он шёл со старшим бок о бок. Пробивался к вершинам, совершенно не вспоминая свою прошлую жизнь. Стремился к лучшему, встречался с девушками или парнями, учил что-то новое и верил в хорошее. Но сколько бы он себе не по повторял, его внутреннее «я», всегда прорывалось наружу. Он жил в работе и не собирался оттуда вылазить, сжимал крепко челюсть, чуть ли не скрипя зубами. Слушал унижения со стороны начальства, а потом всё слишком резко изменилось. Круговорот смешанных эмоции, частые перепады настроение и резкое отсутствие желания что-то делать. Ему было тяжко морально, но даже в момент, когда он чуть не решился покончить с собой, рядом был Крис. Он улыбался ему, качая головой. Но выглядел так жалко, что Минхо понял это. Он тоже жалкий. Наверное, тот день был самым кошмарным в их настоящем. Мужчина стал соучастником не по приказу, а по собственной воле. Было странно, но ему хотелось стать тем, кто даже в такой ситуации поможет. И он помог. Правда. Вместе с другом в дождливую ночь, в такую же паршивую ночь поехал в лес на машине, в багажнике, которой лежал труп мертвой девушки Кристофера. Она уже не была такой красивой, как раньше. На шее были вздутые синие вены и тёмные гематомы от удушений. А глаза, которые до сих пор открыты, такие кристальные, как бриллиант. С полопавшимися капиллярами и пожелтевшим белком. С синими губами и бледной, почти серой кожей. С разрезанными уголками губ, с засохшей кровью на них и подбородке. Она больше не улыбалась. Она больше не дышала. Она больше не излучала того тепла. Она лежала скрюченной в тесном багажнике и постепенно начинала гнить. Лишь белое платье, надетое на неё, было идеальным. Потому что, Кристофер купил его для неё и одел это платье после того, как убил. Кристофер не бился в истерике, Но Ли знал, что внутри старшего бушуют штормы и огромная вина за содеянное. Потому что он знал, что убил собственную любовь. Это казалось ненормальным, но никакого страха они тогда не чувствовали. Всего лишь нервно улыбались друг другу, копали яму… а потом, Кристофер поцеловал её в последний раз, скидывая мёртвое тело в яму вместе с чувствами. Спустя пять лет, Минхо влюбился. Нет, он стал одержимым до припадков от парня, похожего на бельчонка. Они нашли общий язык, когда познакомились. Ему нравилось просыпаться каждое утро с тем, кто тушил дикий огонь. Нравилось целоваться и обсуждать разные темы. Мужчина любил позировать, пока его фотографировал парень мечты. Любил смотреть миллионы фотографий и втихаря фоткать его. Прекрасное чувство, честно говоря, эта любовь. Но даже ему, не суждено быть тем, кто реально будет жить такой идеальной жизнью. Всему всегда приходит конец, и это никогда не изменится, потому что жизнь — уже всё решила за них. — Смотри, ты словно избитый до смерти щеночек, — Джисон крупно дрожит от страха, зажимаясь в угол ванной и с огромными испуганными глазами смотрит на своего монстра, который безумно улыбается, стирая капельки слёз, скопившихся на уголках его блестящих глаз. Парень не понимает, когда всё изменилось. Не понимает, почему его Минхо стал тем, кто убивает морально. Изводит, когда вздумается и пользуется односторонней любовью. — Это так забавно! — мужчина протягивает руку перед Джисоном, аккуратно проводя тыльной стороной ладони по щеке и двумя пальцами хватается за подбородок, тут же его приподнимая. — М-м-минхо… — он сильнее сжимается, втягивая в себя шею, но не отрывает своего взгляда от этого безумного, причиняющего боль и безграничную любовь одновременно. Он не понимает, за что любит его, но эта любовь ненормальная. До такой степени ненормальная, что хочется захлебнуться в ней целиком и полностью без остатка. — Что, Джи? — вскидывает брови вверх и залезает в тёплую воду, которая билась через край из-за резких движений младшего. — Ты ведь так хотел искупаться, верно, маленький? Хан дрожит всем телом, которое моментально покрывается густым слоем мурашек. Через силу вытягивает ноги вперёд так, чтобы Минхо смог сесть на них; сел так, чтобы его тепло смогло бы передаться младшему. Он с огромными глазами надежды смотрит на то, как мужчина мягко, без напора, берёт его за руки и притягивает ближе к середине, что аж ноги подгибаются. Сердце бешено колотится, отбивая не чёткий ритм по рёбрам, и руки от напряжения дёргаются под остывшей водой. Рука Минхо зарывается в мокрые волосы, чуть поглаживая кожу головы, и мурлыкать хочется, честно! — Ну кто же моется в одежде, м? — рука тут же сжимается в кулак, захватывая пряди волос и Ли оттягивает те назад. Страх окутывает целиком и полностью. — П-прости, х-хён… — губы уже синие от холода, хочется вылезти из воды, но тело обмякло. Стало тяжёлой обмокшей тряпкой, и даже двигать руками становится сложно. — Я прощаю, — и последнее, что видит Джисон перед тем, как погрузиться с головой в воду, под напором чужой руки, — это едва заметная улыбка на обветренных губах. Жизнь Минхо и Кристофера — это персональный ад для Джисона. Потому что один, словно энергетический вампир, питается его жизнеспособностью, а второй, лишь залечивает физические раны, говоря, что всё будет хорошо, но при этом умудряется управлять им, словно какой-то куклой. Джисон в это верит и продолжает любить. Только боится всей душой за Сынмина, о котором Кристофер трещит в последнее время слишком много.