Спасти сержанта Барнса

Стив и не надеялся, что его коммандос спустя пять лет прежним отрядом пройдутся по короткому трапу, отмахивая пилоту не выключать двигатели и удобнее перехватывая ремни рюкзаков и оружия. Но перед ним встала группа, матёрая и нагруженная свинцовыми послужными списками, и светила из самолёта знакомыми лицами — этого, пожалуй, было более чем достаточно. Дуган вытащил из Нью-Йорка Гейба, сразу после Дум-Дума, коротко повисшего на плечах Роджерса и пару раз крепко приложившего тяжёлой ладонью по лопаткам, и Джима, впихнувшего ему в руки ком ткани со знакомой белой звездой. Остальные расползлись по родинам и осели там с семьями. Пожимая руки в узком салоне, Стив точно узнал красный берет Пинки, мелькавший по их части в сорок четвёртом, кивнул сержанту Сэму Сойеру, усмехнувшись его прозвищу (над «счастливчиками» всегда висела мысль «сейчас проверим»), и скосился на Джунипера — мальчишку с тонкой улыбкой и перспективой первым стать пушечным мясом. Но Роджерс бы и не подумал жаловаться. Как там говорится?.. Семь — хорошее число? Честно говоря, Роджерс больничный в Брно не отсидел — смотался сразу же, как только смог самостоятельно дойти до главных дверей. Связной на несколько дней поселил его в полузаброшенной квартирке, где был только старый матрац, примус и маленький толстый холодильник, особенно громко гудящий по ночам. Там Роджерс зарылся в ворохи газетных сводок, донесений и передачек от бегающего по всему городу связиста, всей информации, которая сыпалась на него откуда можно было и нельзя и которую он жадно сгребал в кучи «разработки Гидры» и «нераскрытые убийства». Плотина ощутимо поизносилась — особенно тяжело становилось по вечерам. Темнело с каждым днём всё раньше, и Стив жёг ручные фонари и тусклые жёлтые лампы торшеров, путаясь в тенях и чёрных буквах. С Пегги за эти дни он не связывался напрямую, хотя, может, и стоило — она бы вставила ему что-нибудь на место: воспоминания, мысли, догадки, домыслы, подозрения, теории, гипотезы, допущения, судорожное непрекращаемое «жив». Хорошо, что действительность обливала информацией не прекращая — у Стива было дело, заставлявшее спать как можно меньше, отгонявшее вернувшиеся кошмары и вспышки флэшбэков. Так что команда, севшая в маленьком транспортнике в лесу на северо-западе от города, живые люди, знакомые лица были очень кстати. Пусть Роджерс и плохо вписывался в такие компании, сейчас его это не волновало совсем. Теперь у него были средства, и цель показалась чуть ближе. Дуган не изменял себе: щёлкал пальцем по полям котелка и широко улыбался в рыжие усы. Он смотрел куда-то поверх плеча Стива, с ухмылкой травя историю Джунипера, пока тот с по-мальчишечьи малиновым румянцем косился в иллюминатор. Джонатан оказался фантазёром — за хорошее воображение и взяли: помимо библейских сказок на ночь на боевых вылазках ещё С.Н.Р. вытащил отряд из окружения, напугав фашистов через громкоговоритель и подарив коммандос «ревущий» статус. Счастливчик Сэм на это только оскалился — он считал заслугу имяобразования своей. Про Роджерса никто не спрашивал; кто был заинтересован, знали, что он ушёл без желания возвращаться и месяц назад впрягся только из-за «Гидры». Номинально он не получил ни одной награды, просто не являлся на награждения и игнорировал любые подобные мероприятия. Это было хвалебным фарсом, это было лишним, за убийство людей нет смысла принимать поздравления, а «Гидру» и фашизм они так и не придушили. Играть в ручного героя он не хотел, тем более что с его театральных походов осталась кинохроника и идиотские афиши. Кто бы мог подумать, что бруклинский дохляк когда-нибудь затмит собой дядюшку Сэма? Раньше Стив этим гордился, а потом он прошёлся по настоящему фронту. Выполз из-под женских юбок в горошек прямиком в дерьмо, и в этих грязных берцах он встал на десяток ступеней ближе к сияющему золотом правительству, и, что было странно, прозрел вместо того, чтобы ослепнуть. Высаживаясь недалеко от Ополе у Одры, Роджерс знал точно только то, что выполз из пузыря слепой веры в свою страну слишком поздно. Он разбивал ночлежку и понимал, что мог не оказаться здесь, если бы упрямо продолжал пережигать кислород и молча недолюбливать американский аппарат власти. Нагретая на костре жирная свинина в моркови мерзко вязла на языке — Стив успел отвыкнуть от пайка, а тот снова рябил в глазах полосами и звёздами. В общем, он давился и едой, и какими-то таблетками от Говарда с глюкозой, хромом (и другой витаминно-химозной бурдой), и тяжёлым разочарованием. Неведение — благо. Роджерс узнал о настоящем расизме, в сегрегации достигшем разделения на тех, кто имеет право жить, а кто нет, о миллионах уволенных и безработных военных, оставленных в Европе для облегчения репатриации, о слепом месиве коммунизма и любой возникающей проблемы в стране, заполошной демобилизации. По Америке катились новости о чёрных, которым запретили возвращаться домой из-за невозможности изолировать их на корабле, о жалующихся на давление со стороны семей военных конгрессменах, которые должны были увольнять и увольнять солдат, о демонстрациях, развернувшихся на весь мир, о всё ещё высокой боеспособности Штатов, готовых рьяно выполнять оккупационные обязанности. Правительству его страны было мало золотых долгов всей Европы, оно хотело капать освободительной слюной на весь Земной шар и снова посылало людей в чужие страны умирать. Стив в тот же день обменял сигареты из своего набора на печенье и с трудом заел им шоколад, который с сорок третьего перестал только выворачивать особенно впечатлительных, и всё равно лица в отвращение он до сих пор прекрасно сминал. Всё такой же твердый и горький, с привкусом муки, который можно было перебить только карамелью или неразведённой лимонной эссенцией. Даже кофе был не так противен, а ведь Дуган его обычно сжигал. Да, за половину декады он так и не научился его варить. С запаха кофейной гари начался первый из сотни день, пропитанный помимо стандартного набора «кровь-пот-дерьмо-свинец» слабым ощущением того, что Роджерс впервые за несколько лет делает нечто действительно правильное. Бестолково оставлять за собой мили было утомительно. Уставали все, неся на себе оружие, радиостанцию, запасы еды и палатки, особенно те, кто в детали миссии посвящён не был. По сути, для всех, кроме Дугана, Мориты и Джонса, они искали следы деятельности вражеских террористических организаций. Формулировка не устраивала никого, больше остальных ворчал Счастливчик Сэм, не зная, что конкретно он ищет. — Какая к чёрту разница? — Джунипер, продираясь сквозь с весны наросшие по колено ели, постоянно поворачивался к бредущим позади него. — Мы мальчики из Чикаго и мы играем для дядюшки Сэма. А, Сэм, для твоего тёзки! Какая тебе разница, когда нас слушает капитан? — Чудесно, после Слова Божьего цитируешь сестёр Эндрюс?! Если мальчишка не заткнётся, я запихаю ему в рот дуло Кольта, — огрызалось в ответ, и Джунипера поверх боеприпасов нагружали чем-нибудь в довесок, а мальчишка продолжал идти и насвистывать «Буги-вуги горниста». Стив понимал озлобленное раздражение — Воющие таскались по лесам Польши третью неделю, выходили к деревням и маленьким городам, делясь по двое или трое и забиваясь в бары, продуктовые лавки, магазинчики, почтовые отделения, чтобы набрать всего, что можно было унести: еду и информацию. Даже начав получать от С.Н.Р. координаты, требующие проверок, не прояснилось ничего — следов Солдата не было нигде. Им не попадалось ничего, кроме семей гидровцев, оставшихся без них, редких сбываемых перекупщиками экземпляров орудий с их баз и не ведущих никуда наводок из газетных объявлений и заголовков с последних страниц. К середине декабря Роджерс дошёл до развалин гидровской базы, разгромленной в сорок четвёртом во время их победоносного марша по Европе. В затылок зло дышало шесть ртов, устало сбрасывая с плеч с сумки и подошвами вытаптывая на пропитанной ядом земле пятна для привала. Отряхнувшись от пулемётных лент, Дуган поскакал по арматуре и бетону, расталкивая ногами поросшие мхом кирпичи. Стив проводил его взглядом и ушёл к обвалившемуся прямоугольнику входа, где так и простоял, вслушиваясь в гогот, байки и трест костра. Здесь ушло дышалось прошлым. Прикрываясь щитом, Роджерс совал в огонь лицо, пытаясь высмотреть позиции, пока Баки звенел патронами о барабан магазина и дёргал его за ворот куртки, заталкивая дальше за крошащееся укрытие. — Стив! Замёрзшие пальцы сунулись под тёплый воротник и задрали его, укрыв шею — Стив так редко вспоминал об этой привычке родом из бруклинских зим, что она почти растворилась в гуле слабого ветра вдоль Уотер-стрит и сворачивалась комками слов с раздражёнными интонациями, после которых его толкали в снег и сразу же обмёрзшей килькой подсекали из сугроба, обтирали бледные щёки, обхлопывали и заставляли мстительно догонять, согреваясь. — Эй, Кэп. Стив даже не обернулся, он хотел, чтоб лицо ещё немного пожгло фантомным холодом и смехом с криками «догоняй, сопляк». Но реальность проскребла по ушам прошаркивающей под сапогами наледью. Пришлось отвечать: — Джим. — Парни спрашивают, где будем ночевать. — Можем прямо здесь, если нет возражений. — Думаешь, — Морита встал по правое плечо, пытаясь по взгляду Роджерса найти рассматриваемый в сумерках объект, — он может прийти ночью? Скоро уже можно будет просить подарки на Рождество. А он был хорошим мальчиком: он был честным в этом году, с собой и Пегги, он хорошо работал, он был мил с соседями и не унимающейся прессой, он даже снял с дерева мальчишку, неудачно выбравшего место для строительства форта. Пожалуйста. Джим рядом вздохнул и набрался сил: — Послушай, мы мотаемся по заморозкам уже вторую неделю, и если Сойер, Джунипер и Пинки могут развлекать себя поисками «происков «Гидры», то мы… Мы не думаем, что Солдата можно найти. Он был неуловим до этого, не думаю, что что-то изменилось сейчас. Тем более прошло столько времени. Он мог вернуться. — Баки бежал из «Гидры», — цедить так жёстко не хотелось, но зубы всё ещё пережимали мерзлоту тридцатых. — Как знаешь, Кэп, — с ним почти никогда не спорили — знали, что бесполезно. Обходились обычно одним общим «нет» и искали альтернативу. Сейчас просто мирились. Наверно, он ещё не слишком походил на психа. — Мы тоже хотим, чтобы это было правдой. Но у нас вообще ничего нет. Мы даже не знаем, что конкретно ищем. И, дьявол, Кэп, пока ещё подходим мы, разберись с этим. Когда подойдёт Сэм — решение будет радикальным. Он знал. Роджерс только это и знал и не хотел быть мальчиком, кричащим о помощи, о том, что волк грызёт его живот, — он знал, что видел, он хотел волка себе. — Ты веришь мне? — А ты знаешь, что делать? — Да. Продолжать искать. Спустя ещё девять дней, отсиживая дозор во второй тревожной ночи после того, как они наткнулись на фургон гидровцев и вызвали к нему, обысканному и на треть обчищенному, британскую группу С.Н.Р., Роджерс развлекал себя вырисовыванием карты сокровищ. Все крупные точки, на которые их наводил штаб, вектором уводили коммандос в одном направлении всё дальше от австрийско-словацкой границы, где Стив потерял свой мотоцикл.

***

Узкие коридоры офиса недолюбливали многие: и штабные сотрудники, и полевые агенты — по разным причинам, правда. Первые ненавидели то, что лицезрели годами каждый божий день, вторые — само устройство: множество дверей с плохими замками и слабыми ручками, ребристые стёкла, мигающие лампочки; любители шнырять здесь без ведома первых и, как следствие, лишние работы для вторых по вылавливанию лазутчиков. Пегги не любила их ещё и за эхо. Разнося кофе в Нью-Йорке, она наслушалась стука собственных каблуков до отвращения и абсолютной уверенности в том, что мужской костюм с туфлями на устойчивой подошве тоже пошёл бы ей. Хотя каблук, собственно, никогда не мешал работе; работе мешали рассыхающиеся доски пирсов, галька, песок канализационные решётки, лестницы, верно, мистер Томпсон? Лично агенту Картер мешали только яйца и галстуки, слишком сильно пережимающие шеи и доступ кислорода к головам. В Лос-Анджелесе было спокойнее, во многом потому, что выше коллег её делали не каблуки. Всё так же мерзко эхом отстукивающие шаги. Лаборатория здесь была лучше — Дэниэл и Говард постарались. Старк вообще, казалось, отходил от дел, бросаясь то в кинематограф, то в строительство, то в путешествия, передавая изобретения правительству, от которого уже успел получить по голове за нерасчётливый сбыт. Чёрные рынки до сих пор накрывали облавами в попытках зачистить там его следы. Зато в С.Н.Р. загромоздили полки приблудами в единственном экземпляре, способными красным светом лампочки обеспечить геморрой всему штату. Единственным, что внушало хоть какое-то чувство безопасности в соседстве с изобретениями Старка, было непосредственное нахождение виллы Говарда в относительной близости от предполагаемого эпицентра «неприятностей». В открывшийся лос-анджелесский офис приехали лучшие учёные в погоне за лучшими условиями и редкими вечерами в компании красоток с открытыми коленями и перетянутыми талиями. Сюда же, в огромный международный аэропорт, везли разработки из Европы с инструкциями или просьбами поставить на производство ограниченной партией. Здесь же Пегги надеялась найти что-нибудь подходящее под статус «проверить в эксплуатации». Связавшийся с офисом Стив вгрызся в будни и заставил думать, в какие углы распихать личные дела в попытке выкроить лоскуты хоть какой-либо помощи для него. Пегги подняла архивы: меньшее, что она смогла достать в восемь утра, когда вырвала из рук Сузы телефонную трубку, стопками папок пролежало на столе шефа до вечера, пополняясь и множась. В офисе тогда она осталась на ночь, отпивая крепко сваренный кофе и благодарно кивая Дэниэлу, маячившему за плечами и подававшему чашки и бумаги. Лицо Джеймса Барнса смотрело с фотографий его личного дела, которое С.Н.Р. завёл на всю команду Капитана Америка ещё в сорок четвёртом. Сержант сто седьмого полка образца сорок третьего года, освобождённый военнопленный, худой и измотанный, первый снимок сорок четвёртого в Таймс рядом со статусом национального героя… Последний Пегги видела обрезанным кругом под размер компаса — Стив ковырял тот, чтобы выставить фотографии на прикроватную тумбочку личной святой троицей: Маргарет-Джеймс-Сара. Теми, кого он продолжал любить. Надпись «погиб при исполнении/в бою» в их жизнях была обыденностью, нежеланной и неизменной. Героической. Но сейчас она, по всей видимости, обесценивалась и стиралась. Пока хотя бы усилием воли Стива, а, насколько знала его Пегги, этого было достаточно. Куда больше волновало содержимое корок под именем Зимнего Солдата. Их было не так много, этих папок: неупорядоченных, бессвязных, просто наборов слухов, косвенных догадок, анонимных свидетельств, ворохом нераскрытых, обрывающихся дел. Порой они напоминали о себе, путаясь по службам, как три года назад с обледеневшими людьми, или пополнялись деталями в самых неожиданных обстоятельствах, как Дотти. Красная комната была частью «Левиафана», но Дотти теперь шагала по миру свободно, много видела и слышала... и никогда не оставляла контактов. — Уже поздно, — тихо донеслось позади голосом Дэниэла. Он высунулся из тускло освещённого кабинета, мимо которого проходила Пегги по пути в общий отдел — не она одна оставалась здесь на ночь. Суза махнул кому-то через плечо, вышел в коридор и потянулся к пачке бумаг на руках Картер. — Да, я… — она позволила взять половину, подняв подбородок, которым придерживала самые верхние папки. — Я знаю. Но тут ещё горы. — Я думал, слухи преувеличивают. О Стиве. Он… — Вносит хаос, создаёт проблемы, требует невозможного, — Пегги усмехнулась, вывалив на свой стол документы и потянувшись. — Да, всё вместе, — Дэниэл отвёл взгляд, обвёл пустое помещение — оставленные, как есть, рабочие места с одинокими кактусами, наборами карандашей и чашками в кофейном налёте — и встал слева от стола, упершись в него бедром, чтоб не так сильно болела нога. — В итоге всё заканчивается правильно. — Так ты думаешь, он прав? — Иначе бы не сидела в офисе над бумажками третью ночь подряд? — закономерный вывод, но со Стивом всегда было непросто. Он гнался вперёд за чем-то, что видел так ясно и призывно только он сам, рвал под собой землю, затаскивал в колею всё, что попадалось по пути, и вывозил на себе вперёд. И какой бы ненормальной, сумасшедшей, эгоистичной не казалось бы многим его слепая вера в выбранную цель, выходило так, что весь мир кругом оказывался проигравшим. — Я не знаю. Много вернулось с того света после окончания войны? А много явилось призраками? Прошло пять лет и… Это всё кажется просто невозможным. — Но ты сидишь в офисе над бумажками третью ночь подряд. — Стив невозможный. Пожалуй, я к этому успела привыкнуть, — она повела плечами, всмотрелась в лицо напротив. — Ты не обязан сидеть здесь со мной. Я помню, как закрывать двери. — Кто-то должен посветить на замочную скважину. Пододвигая к столу Пегги стул, Дэниэл понимающе тянул уголки рта в улыбке. Они здесь сработались за три года, с перерывами, сменами рабочих мест, званий, должностей, плохих парней — с большим общим багажом. И он, надо думать, много до чего догадывался сам, если говорить о личном. Он не лез, не спрашивал даже никогда, как-то обходил саму тему отношений, но интересовался вот так, как сейчас — точечно, редко давая услышанному в ответ свою прямую характеристику. И верилось, что тот её искренне не имеет, что ему было достаточно того, что говорит Пегги. Дэниэл был хорошим человеком, даже когда снова начинал упиваться мнимой бесполезностью из-за ранения. Глаза слипались и болели, оплывали и не концентрировались полем зрения, буквы плыли, скатывались в пыльные полосы, но из действительно применимого так ничего и не нашлось. Инвентаризационный список лаборатории изменялся слишком часто: что-то списывалось, что-то стояло в очереди на поступление, что-то пополняло груду инноваций на полках, при чём порой это бывали детали, чаще двигатели и средства связи и от антенн до радиомаяков. Попадались удачные разработки тридцатых, научные достижения гитлеровского Вермахта, новые подходы и искусственные системы, но что-то каждый раз не складывалось по обстоятельствам, в особенности из-за того, что добрая половина находилась в статусе «секретно». — Мы можем задействовать это? — Пегги протянула чертёж истребителя Спитфайр с модификацией фоторазведчика с каким-то извращённым количеством кинофотооборудования в убыток топливным бакам. — Ему как раз требуется проверка перед выходом на серийное производство. — Его прислали из Британии, придётся перевозить его обратно в Европу, — Суза растёр глаза тыльной стороной ладони, упёр костяшки в щёку, второй рукой растягивая и без того ослабленный узел галстука — наверняка хотел стащить его вовсе и оказаться далеко не здесь, укрытым по мешки под глазами одеялом. — Тем более, что с таким грузом камер и проблемами с двигателем на большой высоте через океан он не перелетит. У Говарда разве совсем не осталось игрушек? Пегги устало рухнула лицом в ладони — снова ничего. Они перебрали всю лабораторию, весь склад и большую часть оснащения С.Н.Р. — и ничего, что можно было бы отправить на внеплановую операцию в Европе. — Говарда разграбили, он отдал всё и теперь может хвастаться всем, что пролезет через игольное ушко. — Очень смешно. Ты ведь это не в серьёз? — Я обратилась к нему в первую очередь. Он сказал, что чист и кроме тривиальных карманных самолётиков на руках ничем не располагает, — тяжело вздохнув, Картер подняла глаза на Дэниэла, усмехнулась уголком рта. — У него есть не протестированные реактивные ранцы и очередная красная кнопка для начала ядерной войны. Это была шутка, конечно, она, хотя скажи её Говард, стоило сразу же начинать собирать чемоданы и заказывать билеты на самолёт подальше от ЭлЭй. Дэниэл это знал, он улыбался в ответ и в паузе не отрывал глаз от чужих губ. — Он сейчас… — отмер, задвигался, начал бестолково перекладывать бумаги, — кажется, вообще не в городе? — Джарвис говорил, что он где-то во льдах. То ли в Исландии, то ли в Норвегии. Ищет вдохновение. — Поразительно. Острова и самаритянки в юбках из пальм ему надоели? — Я слышу зависть в твоём голосе, — Пегги откинулась на спинку стула, потянулась, вывернув голову в сторону часов — была уже четверть третьего, скоро начнёт светать. — О, она там есть, — выгнув бровь и утвердительно кивнув, Суза оглушительно скрипнул стулом. — Принести ещё кофе? Вставал он… у него была тактика: он выползал из-за стола какое-то малое мгновенье, пока не находил живой ногой точку опоры и равновесия, и тогда толкался от неё вверх, почти без усилий напрягая мышцы. К нему никогда не хотелось бросаться на помощь, он был уверен в своей инвалидности и бременем носил её на своих руках, но слишком уж умело и смиренно. На таких машут рукой, считая самодостаточными в их маленьком горе, или находят ненавязчивый путь сквозь раскиданные на дороге трости. Пегги их перешагивала — в конце концов, много их было — а Дэниэл среди прочих не ощетинивался на весь снующий мимо здоровый мир. На это тоже можно было засмотреться. — Ох, нет, если мы сейчас уничтожим все запасы, Джонсон не сможет функционировать завтра. — Вот ему точно стоит ограничить количество самаритянок на ночь. В конце концов это из-за него в С.Н.Р. кофейный кризис. Официально, — Суза сощурил глаза и убедительно ткнул указательным пальцем в направлении Пегги. — О, кстати, из Западной Германии на следующей неделе должны прислать чертежи разведывательных и беспилотных самолётов. Может, удастся что-нибудь из этого приладить к делу, пока не прислали сами аппараты. Если ещё будет необходимость. Некоторые из них с доработками «Гидры», насколько нам обещали. Неожиданное дополнение, слишком удобное сейчас. О «Гидре» не было сведений с сорок седьмого, не считая недавний инцидент в Чехии, и теперь в руках С.Н.Р. были её чертежи. — И откуда они их взяли? — Понятия не имею, — Дэниэл замер в полушаге, обернулся, нахмурено опустил голову. — Но источники, судя по всему, есть.