***
После очередного мероприятия Ира снова находит Арсения — снова с той же улыбкой и стаканом кофе, и на этот раз он улыбается ей уже искренне. Она не флиртует, не заигрывает, но именно это и удивляет, потому что он знает, на что она способна, чтобы привлечь внимание, а тут она просто… работает. Арсений провожает ее взглядом, отворачивается и поджимает губы. Нормальный секс у него был недели две назад, если не три, минет — это круто, без вариантов, Антон сосет так, что никаких претензий, но иногда хочется именно секса, чтобы лицом в лопатку, прикусить плечо, сжать шею и вбиваться до хрипов. Но он почему-то не может. Они с Антоном максимум любовники, ничего друг другу не обещали, но он не может представить себя с кем-то еще, даже если на раз и просто ради секса. Это странно и отчасти глупо, потому что это даже не измена, потому что они не встречаются, но он не может. Казалось бы вот — Ира бы точно согласилась, Милош всегда на расстоянии звонка, выбирай любого или сразу двоих и корми своих демонов, а он думает о том, что через несколько часов сожмет ладонь Антона в темном зале Планетария, и отвлекается. Последний концерт только-только заканчивается, когда от Антона приходит смс-ка. Арсений смотрит на часы — как он четко все выгадал с бронью, как раз нормально успеют, даже если он сейчас задержится с разбором полетов.Могу задержаться минут на десять. Подождешь тогда. 20:41
Антон паркуется возле клуба и читает сообщение, кивает, будто Арсений в состоянии его увидеть, и достаёт тексты, чтобы ещё раз проверить и что-то подправить. Время пролетает незаметно, и только Антон поднимает голову, отвлекаясь от чтения, как видит выходящего из здания Арсения. Быстро убирает обратно в бардачок тексты и садится ровнее. Арсений улаживает все проблемы, просит прислать ему фотоотчет с залом, когда все уберут, потому что уже дважды забывали мелкую аппаратуру, накидывает куртку и выскакивает на улицу. Видит знакомую машину и сразу растягивает губы в улыбке — становится как-то тепло, спокойно, несмотря на то, что на улице холодно и снег валит. Он садится на пассажирское, кидает шарф и телефон на переднюю панель, сумку — назад и сразу тянется к Антону: ладонью по шее, уже привычно пальцами к затылку, чтобы скребнуть по волосам, губами к губам и довольным стоном — рядом. — Мне реально, что ли, тебя украсть и приковать у себя дома, чтобы так не скучать? — хмыкает он ему в губы, подцепляет кончик его носа своим и утыкается лицом в его шею, обнимая. Что-то не так. Запах. Он слишком хорошо знает запах Антона: запах его тела, пота, возбуждения, одеколона, одежды, он выучил их наизусть и ни с чем бы не спутал, а сейчас он улавливает что-то более резкое, но вида не подает — отстраняется все с такой же улыбкой, пристегивается и кивает на дорогу. — Ну, поехали? Как раз нормально приедем, разберемся и зайдем в зал. — Я вот вообще против не буду такого расклада. Я соскучился, Арс, — улыбается Антон, привычно укладывая ладонь на колене Арсения, чуть сжимая. — Только по дороге заедем на заправку? — спрашивает, выезжая с парковки, и устанавливает в навигаторе нужный адрес. Скучал. Как же он соскучился за полтора дня. Руки — правильные, губы — правильные, Арсений — правильный. Весь. От и до. Сердце сжимается как в самых сопливых туалетных романах, но ему сейчас так плевать, потому что чувствует это и ему нравится это чувствовать к Арсению. — Без проблем, — Арсений кивает, потом, спохватившись, выуживает из сумки бережно завернутое пирожное. — Стащил тебе — ты же опять наверняка ничерта не ел. Можешь в перерывах есть, а то крем растает, — он оставляет пирожное в салфетке в специальном углублении, чтобы не упало, и сжимает свой стаканчик, чтобы допить остатки кофе. — Как твой день? У меня полное сумасшествие, как я и предсказывал. — Покорми меня, пока мы до заправки едем, — просит Антон, выстраиваясь в поток машин, — он бросает мимолетный взгляд на Арсения, улыбаясь, согревая внутри это чувство заботы. — Сумасшедший, — покачивает головой. — Кинул пару штрафов особо отличившимся, да ещё и все резко начали требовать мое внимание, я еле с работы сбежал… — поворачивается, ловя взгляд Арсения. — Да и из дома тоже, — хмыкает, останавливаясь на светофоре и открывает рот, чтобы откусить поднесённое пирожное. — Понимаю. Арсений допивает свой кофе, закрывает плотно крышку, зажимает коленями стаканчик, берет пирожное и аккуратно подносит к губам Антона. Следит, чтобы ему не попалась салфетка, дожидается, пока Антон откусит, и садится ровно. — Я вчера чуть не остался спать на работе, потому что сил не было ехать домой, но потом вспомнил про сегодня и пришлось ехать. — У меня также, — хмыкает Антон, прожёвывая. Желудок сводит от вкуса — соскучился и по нему тоже. Рецепторы снова ликуют, и Антон облизывается, открывая рот, чтобы снова укусить. — Сегодня после планетария что делаем? — интересуется, толкаясь с места и ускоряясь. Арсений ждет, пока Антон дожует свой кусок, снова подносит ему пирожное, дает укусить еще пару раз и бросает салфетку в стаканчик — выбросит на парковке. Пальцы немного липкие от пирожного, но у него должны быть салфетки. — А есть какие-то особенные предложения? — он выгибает бровь. Они подъезжают к заправке, Арсений шарит по сумке в поисках влажных салфеток, но не находит, цокает языком и впихивает Антону стаканчик, чтобы тот дотопал до урны — все равно будет выходить. — У меня салфетки закончились. У тебя есть? Антон загадочно улыбается на вопросе и останавливается, паркуясь. — Да, в бардачке глянь, — кивает и выходит из машины, называет, какой бензин залить до полного бака, и уходит на кассу. Арсений кивает, открывает бардачок чистой рукой, видит какие-то бумаги, перекладывает их на колени, чтобы не мять, ищет влажные салфетки, находит квадратик из какого-то фастфуда и краем глаза смотрит на бумаги. Запоздало понимает, что это текста песен, закатывает глаза — эта утка даже тут, — но потом замечает пометки на полях, перечеркнутые строчки и знакомый почерк — он помнит, как Антон подписывал договор, вписывая необходимые детали, и у него фишка с черточками очень отличается, Арсений отметил и запомнил. Вне сомнений — это он исправлял текст. Арсений комкает салфетку и оставляет на коленях, а сам уже внимательнее вчитывается в строчки. Первоначальный текст практически никакой — рифмы пресные, скучные, банальные, а написанные цепляют что-то внутри, скребут, и он поджимает губы. Уму непостижимо. Когда Антон возвращается в машину, Арсений смотрит на него, показывает бумаги и делает небольшой вдох. — Я не буду спрашивать «что это», потому что и так все понял, но я хочу спросить другое — почему об этом никто не знает? Антон садится и сразу натыкается на тяжёлый взгляд Арсения, не сразу вспоминая, что оставил в бардачке бумаги с текстом. Надо же было так спалиться. Он выдыхает и заводит двигатель, отъезжая, чтобы не занимать место у колонки. Встаёт на свободную парковку и ставит машину на паркинг, поворачиваясь: — Потому что я не артист, — пожимает плечами, смотря в глаза Арсения. — Потому что я только пишу и вроде как что-то мое слышат люди, только голосом и под псевдонимом Скруджи. — Не артист… Анто-о-он, — он прикрывает глаза и качает головой, — но это твой текст. Твои мысли, твое творчество, какого черта это нигде не указано? Я все чекал — твоего имени вообще нигде нет, и это… Блять, — он запускает пальцы в волосы, глядя перед собой, потом снова смотрит на бумаги. — Он ведь ужасно пишет, его текст — шлак, а всю эту мощь даешь ты — он просто поет. Нет, ладно, окей, не просто поет, у него свой стиль, бла-бла, но все ведь думают, что это все он. А это ты, — он глубже и чаще дышит, раздувая ноздри, потому что у него внутри все сводит от гнева. — Я ведь говорил, что ты можешь, что ты творческий человек, а ты врал мне. Почему? — Я обещал тебе рассказать, как буду готов, это не только моя тайна, просто… об этом никто не должен знать и все, — Антон уводит взгляд. — Это не мое, Арс. Просто не мое. А тексты… ну, я не полностью переписываю все. Кстати, какую ты нашел? — спрашивает, поворачиваясь и заглядывая в бумаги. Он узнает строки, которые писал с мыслями об Арсении, и губу закусывает. Ну почему именно эту, а не «Гоголя». — У тебя глаз намётан, — поднимает взгляд Антон. — Взял именно тот текст, который я писал, вспоминая тебя… Арсений слушает его, фыркает и закатывает глаза, трет переносицу, поджимает губы, сдерживая себя, беспомощно всплескивает руками и молчит, потому что не знает, что сказать. У него слишком много мыслей и эмоций, и он не знает, за какую ухватиться и что сказать. А еще хочется заехать по лицу Эда так, чтобы ни одна татуировка не помогла. — Ты делаешь из никакого текста шикарный, в смысле не твое? В смысле не полностью переписываешь? Это, сука, совершенно разные тексты, у тебя даже смысл более глубокий. Не лужа, а Марианская впадина, блять, — он откидывается на спинку кресла, глядя в окно, сжимает пальцами нижнюю губу, качает головой, а потом усмехается и недовольно смотрит на него. — И не пытайся меня как-то задобрить или отвлечь. Я уловил тему с космосом и созвездием. И ты просто… ох, — он вздыхает и прикрывает глаза. — Невозможный, блять. Антон слушает и внутри закрадывается тихое, скромное «а может быть». Он тянется к Арсению, утыкаясь лбом в его плечо и трется носом по куртке, мурлыча: — А-арс, — тянет хрипло, обнимая поперёк живота. — Злишься? — наклоняет голову, чтобы посмотреть исподлобья. — Не думай, что я написал прям все от и до. «Рукалицо» писал не я, а вот прошлый трек с Даной — я и ещё там… парочку. — Если бы ты написал «Рукалицо», я бы тебя бросил, — хмыкает Арсений и осекается. Вот это он тупость сейчас сморозил, будто они встречаются. Он нервно облизывает губы, чувствуя неловкость, слегка нервно смотрит на Антона и вздыхает. — Злюсь, Тох. Злюсь, потому что мне чертовски обидно за тебя. Это несправедливо. Люди должны знать, что за всем этим стоит не только твой татуированный, потому что ты тоже заслуживаешь внимания. — Бросил бы? — ухмыляется Антон, тянется к лицу Арсения и поворачивает на себя за подбородок. — Если только на кровать, лисёнок, — целует игриво, врываясь языком, сжимая ладонью куртку. Рукой скользит за шею, слегка царапая кожу, и выдыхает в поцелуй, оттягивая его нижнюю губу. — Ты не целовал меня уже… — отводит взгляд, вспоминая, — слишком долго, так нельзя, мне нужно, — он улыбается, прижимаясь своим лбом ко лбу Арсения, потираясь носом. — Я привык, Арс, меня это уже не задевает, точнее, никогда не задевало. Главное, мир слышит, а от кого — не важно. Арсений упирается, упрямится, продолжая злиться и негодовать, но в какой-то момент сдается, потому что этот напор уже привычен и слишком желанен. Тело загорается, просит, нуждается, и он бездействует еще какое-то время, не отвечая на поцелуй и никак не реагируя, а потом понимает, что все равно сорвется — какой смысл держать лицо кирпичом. Отстегивает ремень, потому что тот больно пережимает грудную клетку, целует резко, слишком напористо, заставив вздрогнуть, тянет ближе, дергает на себя за куртку, врезается в его губы, ловит язык, посасывает, цепляет зубами и гулко стонет. — Не упоминай тебя и кровать в одном предложении, комета, моего благородства может в какой-то момент не хватить, — он тянется к его шее, снова улавливает этот грубый запах мускуса, кривит губы, но снова никак не реагирует — не хочет еще больше портить настроение перед Планетарием. — Я с тобой не согласен, но как знаешь. И, наверное, нужно ехать, — он кивает на часы. — Я совершенно не против снова завалиться на заднее сиденье, но у нас все-таки были другие планы. Ему нужно побыть чуть дальше от Антона, чтобы все-таки понять для себя, как стоит относиться к этому запаху на нем. Все очевидно — Эд вернулся, они в отношениях, живут вместе, соскучились, у Антона с Арсением ничего серьезного не было, а тело просит, так что все понятно, но… Он представляет их вдвоем и разве что не скрежещет зубами — занято, блять, чужое. — Мне нравится тебя дразнить, лис, — усмехается Антон, возвращается на место и заводит двигатель. Он всерьёз задумывается о словах Арсения и обещает когда-нибудь вернуться к этому разговору. Может, что-то когда-то получится, но он не хочет загадывать — сейчас своих дел хватает. Пробок уже нет, и дорога свободная, Тахо разгоняется прилично, слегка нарушая, и заезжает на парковку планетария. Антон глушит двигатель и поворачивается к Арсению. — Успеваем? — Да, все нормально. Зайдем через главный вход, а там я уже разберусь. Арсений пару минут говорит с девушкой-администратором, называет свою фамилию, подтверждает детали брони и оплаты, кивает Антону и поднимается на третий этаж. Их вводят в комнату, сделанную в форме купола, этакий камерный кинотеатр пять на пять метров, с пуфиками, набитыми антистрессовыми бусинками, диваном и небольшим столиком. Им дают меню на случай, если они захотят что-то заказать, а также протягивают каталог фильмов. Арсению плевать — он часть уже видел и все крутые, так что передает его Антону, чтобы решал он. Антон смотрит едва не разинув рот и глазами хватает все детали, следует за Арсением хвостиком и почти в спину ему утыкается, когда они тормозят. Листает каталог фильмов и тыкает в самую красочную космическую картинку, останавливаясь на нем. Когда они остаются одни, Антон вешает пальто и подходит к Арсению, заключая в кольцо рук. — Арс, это… вау, — смотрит с детским восторгом по сторонам, замечая мелкие звезды под куполом. — Буду держать тебя крепче, чтобы не потерять среди звёзд, — переплетает пальцы, осторожно касаясь губами его губ. Арсений смеется, видит заставку фильма — каждый длится в целом минут сорок, — присаживается на пол, подтягивает большой пуфик, откидываясь на него спиной, тянет Антона к себе и смотрит наверх. Небо огромное, бесконечное, как настоящее, и Арсений завороженно приоткрывает рот — ему никогда это не надоест. Спокойный голос девушки-диктора из динамиков вкрадчиво рассказывает про планеты и звезды, про исследования, ученых и изобретения, и Арсений мягко поглаживает ладонь Антона, слушая ее голос. Иногда привлекает внимание Антона, указывая в разные стороны на куполе, потом ехидно закусывает нижнюю губу, когда Антон отворачивается, просит взглянуть в другую и ловит его губы, когда тот поворачивается в его сторону. Кладет ладонь на его шею, пользуясь тем, что в зале камер нет и темно, целует неагрессивно, но напористо, и улыбается в поцелуй. Антон улыбается, обхватывая ладонью скулу Арсения, и мягко перебирает его губы, двигаясь ещё чуть ближе. — И как меня могут завлечь эти звезды, — Антон указывает на потолок, оторвавшись от губ Арсения, — когда передо мной самое яркое созвездие во вселенной, — шепчет хрипло, переводя руку на щеку Арсению, поглаживая и потираясь носом. — Это лучшее свидание, Арс… Ты… правда реален? Он смотрит в глаза, в которых отражается космос, и не может поверить, что Арсений рядом, прямо сейчас рядом. Решает проверить и тянется к ладони, мягко касаясь его пальцев. Переводит взгляд к куполу и хватает глазами звезды и планеты, наблюдая за вспышками, и… — Смотри, Арс, комета… — Антон не может насмотреться, как яркий хвост исчезает в темноте. Арсений переводит взгляд туда, куда указывает Антон, и кивает. Завороженно улыбается, наблюдая за кометой, переводит взгляд на небо, потом смотрит на Антона — и у него в глазах отражение этого океана с тысячами звезд. Такой красивый, лохматый, уже совсем-совсем родной, словно они знакомы несколько лет, а не месяц. Арсений опрокидывает его на спину, чуть не повалив с пуфика, нависает сверху, упирается коленом между его ног и целует, целует, целует — исступленно, жадно, нетерпеливо, прогибаясь в спине, прижимаясь к нему, обхватывает ладонями его лицо и благодарит всех богов, что камер нет, а то потом пришлось бы объяснять слишком многое. Но с желанием трудно совладать, когда оно вспыхивает, а ему сейчас хочется касаться, целовать, трогать, сжимать, и он не останавливает себя. Антон тянет его ближе, сажая на свои бёдра, руками забирается под пиджак и оглаживает чужую спину сквозь ткань водолазки. Жмёт ближе, целует, прихватывает губами его губы — не кусает, они ещё успеют накусаться. Ладонями ведёт вниз, сжимая обтянутые кожей ягодицы, и глухо стонет Арсению в рот. — Эти твои блядские штаны, — рвано выдыхает в губы, сжимая и дёргая на себя. Он сейчас свой собственный космос в руках держит, а тот, что на экране, ушёл на второй план. Спускается губами на шею, оттягивая ворот водолазки, и скользит взглядом по бледнеющим меткам, рыкает, широко ведя языком до подбородка. Арсения хочется до зубного скрежета, до звенящих яиц. Он трогает, мнёт, губами мажет, где достаёт, и стонет в губы, в кожу, вдыхая полюбившийся запах. Арсений заваливается на него, крепко сжимает коленями его бедра, красиво выгибает спину, целует и сжимает в ответ, подставляет шею, одновременно скользит ладонями под его водолазку, оглаживая грудь, и усмехается ему в висок. — На нас будут косо смотреть, если мы выйдем отсюда со стояками. А мы выйдем. Он снова нарывается на его губы, отвлекая от своей шеи — успеет еще, — притирается к его паху, стонет едва слышно ему в губы, когда понимает, что у обоих уже стоит, и утыкается лбом ему в ключицу. — Это пиздец какой-то, не иначе. Арсений поворачивает голову в сторону, смотрит на небо, на какую-то космическую станцию, название которой он не услышал, облизывает губы и старается слушать голос диктора, одновременно вздрагивая от прикосновений к своим бедрам. — Скажи, как от тебя оторваться? — шепчет хрипло Антон, ладонью поглаживая его щеку. — И правда пиздец какой-то, — хмыкает, откидывая голову назад, и начинает тихо смеяться — они точно два подростка. — Ложись, — приглашает, слегка поворачивая Арсения, чтобы тот сел между его ног и откинулся спиной на его грудь. Арсений сползает вниз, прижимается к Антону — не так мягко, как на пуфике, но совершенно точно в разы приятнее, особенно если обнять себя его руками, что Арсений и делает. Половину фильма они точно пропустили, но Арсений ни о чем не жалеет — это того стоило. Он откидывает голову Антону на плечо, мягко поглаживает его ладони и смотрит вверх, изучая созвездия и скопления планет, иногда негромко комментирует, делится теми фактами, что знает, слегка тушуется, потому что боится, что Антон может быть против — все-таки отвлекает от самого фильма, — но тот лишь внимательно слушает, так что он расслабляется. Когда фильм заканчивается и на экране появляется логотип Планетария с предложением включить что-то еще, Арсений слегка поворачивает голову, целует Антона в щеку и спрашивает: — Еще один или поедем? Антон целует Арсения в висок, в волосы, щекой к макушке прижимается и не перестаёт обнимать, поглаживая пальцами. Совсем родной и совсем рядом. — Главное, что я тут с тобой, — улыбается. — Так что как ты сам хочешь, — убирает его челку вбок. — Но мне очень понравилось. Арсений поднимается, отряхивается и выходит из зала. Пару минут разговаривает с администратором, кивает, оплачивает еще один фильм и возвращается к Антону. — Через пятьдесят минут уже новая бронь, так что мы можем выбрать что-то короткое максимум минут на тридцать. Посмотри каталог. Он протягивает ему папку, наливает себе воды в кулере и снова присаживается на пуфик. Антон быстро выбирает короткий фильм и протягивает Арсению, кивая. Когда он договаривается и возвращается, Антон зовёт его к себе также сесть и довольно мурчит, когда чувствует тяжесть его тела на себе. Тепло. — Я бы хотел сказать, что подарил бы тебе звезду, луну, планету… — шепчет на ухо, когда включают фильм, — но в моих руках сейчас уже целая вселенная, — касается губами виска, прижимаясь щекой к макушке, и переводит взгляд на экран, слушая голос рассказчика. Арсений цокает языком — какой романтик и в костюме дэдди, с ума сойти, — прикрывает глаза и просто слушает спокойный голос диктора. В зале тепло, о лопатку долбится сердце Антона, его руки уже привычные, знакомые, так что Арсений слегка сонно хлопает ресницами, стараясь не задремать. Единственное, что не дает покоя — этот противный запах чужого одеколона на Антоне. Он особенно резко бьет в нос, когда Арсений поворачивается к шее Антона, так что он старается задерживать дыхание. А еще не психовать. Но это временно. Антон прикладывается головой к макушке Арсения и слушает голос диктора, глазами бегая по экрану и потолку. Он сейчас большая ложка, прижимающая и накрывающая своими руками и телом Арсения. Улыбается собственным мыслям, носом зарывается в тёмные волосы и тянет воздух, ощущая его запах, щекочущий обоняние. Когда фильм заканчивается, Антон слегка тормошит прикрывшего глаза Арсения и довольно щурится, ловя его сонный взгляд. — Устал, лис? — убирает спадающие на глаза пряди и ведёт большим пальцем по контуру лица. — Закемарило немного в духоте. Сейчас на улицу выйдем, и будет нормально. Он поднимается, поправляет одежду, забирает их вещи, на выходе благодарит администратора за фильмы, берет книгу, чтобы оставить отзыв, и после протягивает ее Антону вместе с ручкой, ждет, пока он распишется, и выскальзывает на улицу. Вдыхает полной грудью, довольно ежится — как же он любит зиму — и смотрит на Антона. — Я голодный. Как вариант снова поехать ко мне домой и что-нибудь заказать. Можно воспользоваться акцией в пиццерии и купить три пиццы, чтобы потом не встать. У тебя какие вообще планы на вечер… — он делает паузу, — и ночь? Антон впервые кутается в пальто, но все равно не застёгивается, лишь запахивает, вжимая голову в шею, потому что уши мёрзнут. Он ненавидит зиму. Холодно, ходишь как пингвин и есть риск сломать шею на льду, а за рулём зимой вообще ад. Нет, он точно не фанат зимы. Смотрит на Арсения, и на его спокойствие в этом холоде — удивительно. — Ты мой план, — хмыкает Антон, вставая рядом. — Пицца — прекрасно, пицца с тобой и у тебя дома — ещё лучше, — он без стеснения берет Арсения за руку, переплетая пальцы, и тянет в сторону машины. — Я сейчас превращусь в статую, и каменный у меня будет не только член, пойдём в машину. — Прыгай, дурень, — Арсений мягко хлопает его по бедру, направляя к машине, обходит её и садится на пассажирское. Тянется включить радио, привычно кладет ладонь Антону на колено и прикрывает глаза. Он не хочет устраивать сцен, но понимает, что смолчать не сможет. Арсений собственник, ревнивец и эгоист до мозга костей. Он никогда не будет держать чужое и заморачиваться из-за него, но Антон уже его, и от мысли, что он был ещё с кем-то, хочется как минимум что-то перевернуть. Он спокойно разговаривает с ним по дороге, пропускает вперёд в доме, заходит в квартиру, снимает обувь, скидывает пальто и, разматывая шарф, будто бы между прочим, полуравнодушно и обманчиво спокойно интересуется, не глядя на Антона: — Ты ведь был с ним сегодня, верно? Ему нужен ответ. Антон снимает обувь, когда слышит вопрос Арсения, и замирает с наполовину снятым ботинком. Стряхивает с ноги и вешает пальто на крючок, оттягивая момент ответа. Ему… стыдно? Нет, ему неприятно и больно, потому что одному изменяет с другим — в обе стороны. Но сейчас все иначе. Они с Арсением друг другу ничего не обещали, они даже не говорили о своих отношениях, и в каком статусе они — тоже непонятно. Антону не нравится это вечное «любовник» от Попова, но правда глаза режет. — Да, — он не станет врать, только не ему, но говорит негромко, словно чувствует, что его ответ сорвёт спусковой крючок. Арсений дёргает подбородком, слегка раздувает ноздри и шумно вдыхает. Он пытается держать себя в руках, правда пытается, потому что понимает, что не может ничего требовать с Антона, но… Он сам виноват. Он говорил те слова не раз и не два. Он заставил поверить в то, что они не просто химия. А сейчас он подтверждает, что был с кем-то ещё. Пусть даже этот кто-то — его парень. Арсений моет руки, относит свою сумку, ждёт, привалившись к стене, пока и Антон выйдет из ванной, потом перехватывает его взгляд и лениво спрашивает, откинув голову назад: — И как? Я так понимаю, твой лимит оргазмов на сегодня исчерпан, — ему хочется язвить, плеваться сарказмом, но он старается даже улыбнуться, хотя выходит гримаса. Если Антон его сейчас коснётся, он сломает ему пальцы. — Я не в упрёк. Всё круто. Я все понимаю, — елейно тянет он и идёт в спальню. На ходу снимает водолазку и встряхивает волосами, разминает шею, чувствуя, как внутри начинает взрываться вулкан. — Я рад, что у тебя с твоим парнем активная половая жизнь. Ты ведь, наверное, соскучился по нему, — он резко разворачивается и смотрит Антону в глаза. Потом шагает к нему вплотную, не позволяя ему отвести взгляд, и выплевывает с вызовом: — А ты уже говорил ему про меня? Про нас? Про то, что уже какое-то время у тебя стоит не только на него? Даже не так… — он кладет ладонь на его пах, сжимает и довольно склабится, — что у тебя есть человек, на которого у тебя встаёт даже без особой причины. Он сжимает больно, обхватывает пальцами, дергает на себя и шипит ему прямо в губы: — Могу поспорить, что ты трахал его, а думал совсем о другом. Я прав? Прав, — отвечает почти сразу и облизывает губы, — по глазам вижу, что прав. Он ведёт пальцем по его губам, оттягивая нижнюю губу, сжимает подбородок и тянет ещё ближе, касаясь своим лбом его. Антон вначале не понимает к чему Арсений клонит, пытается что-то ответить, но его грубо обрывают. Он слушает, слушает, слушает, внутри закипает в жилах от его самоуверенности, хотя все по фактам. Да, думал о нем, трахая своего парня. Да, оргазм был сухой и невкусный. Да, на все, блять, да. И это бесит до скрежета. Его хочется грубо схватить за подбородок и рычать в губы это «да», чтобы увидеть это самодовольную ухмылку. — Мы ни о чем не договаривались, я знаю, и я мог бы сейчас все спустить на нет, но… Я не хочу, — Арсений растягивает губы в ухмылке, — и ты не хочешь — тебе тоже нужно это выпустить. Поэтому… Можешь не сдерживаться, — выплевывает он ему в губы, резко разворачивает его и, опустившись на диван, перекидывает его через свои колени. Опустив руку под него, расстегивает ремень, спускает штаны до колен и оглаживает его ягодицы. Упирается левой ладонью в спину, чтобы тот не дёрнулся, а правой ведёт по бедрам. — Три. Три часа я ходил с этой мыслью и старался быть лапочкой. Но трех ударов будет мало, не находишь? И я подумал — у нас же треугольник, верно? Так что давай по три на каждого, итого девять. Устраивает? Надеюсь, что да, потому что… — он отвешивает первый шлепок, — я уже начал. Это действие Арсения вышибает разом весь воздух, заставляя задыхаться от стыда? желания? — от всего сразу. Антон чувствует себя провинившимся школьником, вот только в детстве был ремень и ругань отца, а сейчас… А сейчас он вскрикивает, хотя получается что-то между глубоким стоном и криком. Ладонями сжимает покрывало на кровати, сжимаясь сам и сжимая ягодицы. Больно, горит, хочется ещё. От Арсения шпарит огнём, и Антон утыкается лбом в костяшки, боясь признаться себе, что энергия и сила Арсения заставляют его скулить и сжимать колени, желая оказаться под ним. В прямом смысле. Это собственничество, какая-то животная ревность накрывает с головой, и все тело начинает мелко дрожать, будто ему холодно. — Арс… — всхлипывает, поворачивая голову, чтобы поймать его взгляд. — Е-еще… — выдыхает, заикаясь, и губы кусает, глядя оленьими глазами. Арсений усмехается, ударяет ещё раз — хлестко, звонко, — ведёт ладонью по ягодице и шлепает снова. Стягивает белье в ложбинке, слегка натягивает, чтобы ткань давила на яйца, шлепает смачно, резко, мнет красную кожу, отвлекая, и ударяет снова. Склабится — такой важный, а нравится порка, — добавляет пятый и шестой удар, сильнее тянет ткань, ведёт ладонью с нажимом по его бедрам, проходит пальцами между ягодиц ниже, к яйцам, и шлепает в седьмой раз. Он и сам заводится от того, как Антон стонет и дрожит, как реагирует на каждый шлепок — он не думал, что это будет так горячо. Антон мешает стоны со всхлипами и скулежом, прижимаясь лбом к ладоням, подмахивая бёдрами. Вьётся на его коленях, ёрзая и потираясь членом о бедро Арсения. Руки вытягивает вперёд и прогибается, ведя бёдрами наверх вслед за ладонью Попова. Как кот двигается, сжимая ладонями покрывало, и стонет куда-то себе в плечо, до боли кусая тонкую кожу. На очередном шлепке его подбрасывает, и он толкается ягодицами назад, попадая на пальцы Арсения. Вспыхивает, стыдясь собственной реакции, и прячет лицо в предплечье, закусывая губы, чтобы не вскрикивать и не стонать в голос. Арсений в какой-то момент улавливает странную реакцию Антона и замирает. Точнее как сказать — странную для Антона. В принципе это вполне ожидаемое поведение для «наказуемого» в такой ситуации, Арсений пару раз уже так делал, и вот эти движения бёдрами — показатель того, что человек готов к продолжению. Но сейчас… — Антон?.. — Арсений облизывает губы и осторожно ведёт по его горящим ягодицам. Он допускает, что тот просто не понимает, что делает, и поступает инстинктивно, поэтому решает, что будет лучше уточнить: — Ты… Ты понимаешь, что делаешь? — тихо спрашивает он. Расправляет его белье, медлит, дожидаясь его ответа, и в качестве проверки с лёгким нажимом ведёт пальцами от его копчика до яиц по ложбинке. Антон шумно тянет носом воздух, дыша в покрывало, и несмело двигает ягодицами за пальцами Арсения. Стыдно, странно, непонятно. Хочет, да так, что лёгкие жжёт огнём и дышать становится трудно. — Арс, я понимаю только то, что если ты что-то не сделаешь, я сгорю, — Антон хрипло шепчет, поворачиваясь лицом к Арсению. — Мне начать умолять? — облизывает губы на выдохе и непроизвольно сводит колени. Арсений сглатывает совершенно ошарашенно — о таком эффекте он даже не думал. Он облизывает губы, глядя по сторонам, понимает, что для того, чтобы взять нормальную смазку, нужно будет отпустить Антона, встать, обойти кровать, открыть комод… Он тянет носом воздух, сдвигает вбок его белье и старается дышать ровнее. — Ты… Остановишь меня, если что, хорошо? Он тянется ладонью к губам Антона, просит открыть рот и обхватить два пальца, чтобы смочить их — таким образом даёт ему время подумать и убедиться, что он правда хочет. Но Антон лишь обводит языком его пальцы до тех пор, пока слюна не начинает с них стекать к костяшкам, и тогда Арсений, сев ровно, медленно ведёт подушечкой указательного пальца по сжатому кольцу мышц. Второй рукой слегка оттягивает ягодицу, чтобы было удобнее, водит по кругу, расслабляет, увлажняет, отвлекает мягкими поглаживаниями по бедрам и потом вводит палец на одну фалангу. Не двигает, даёт привыкнуть к новому ощущению, потом вытаскивает палец и снова водит по кругу. Антон старается расслабиться, доверяясь Арсению, кажется теперь уже полностью. Дышит медленно и глубоко, прислушиваясь к ощущениям, и не получает от организма какое-то отторжение, расслабляется, хотя внутри все ещё тревогой бьет по черепу, но он знает, что Арсений не сделает больно специально, знает, поэтому снова лбом упирается в покрывало, ожидая. Арсений следит за дыханием, потому что вся ситуация за гранью и он никак не осознает, что это реально происходит. Он делает все максимально бережно и аккуратно, не торопится, не давит, внимательно прислушивается к реакции Антона и не позволяет себе срываться, даже когда понимает, что можно. Он теряется во времени, слишком сосредоточившись на Антоне, и упускает тот момент, когда палец входит до костяшки. Он замирает, даёт привыкнуть, потом второй рукой гладит его по волосам и негромко произносит: — Я сейчас кое-что сделаю. Тебе понравится, обещаю, но если нет — скажи, и я перестану. Он медленно сдвигает внутри него палец, закусив нижнюю губу, дышит через нос и слабо улыбается, наткнувшись на уплотнение мышц — нашёл. Мягко водит по нему подушечкой, массируя, и притормаживает, чтобы понять реакцию Антона. Антон кивает слабо и готовится, но не знает к чему. Просто прислушивается к ощущениям и, как только Арсений нащупывает сплетение нервов, хватает ртом воздух и глухо стонет, закусив губу. По телу бегут импульсы тока, и пальцы на ногах поджимаются сами по себе. Он ладонью ударяет по покрывалу, сжимая слишком сильно, поворачивает голову к Арсению, пытаясь поймать его взгляд, и со всхлипом произносит: — Сделай так ещё раз, — смотрит доверчиво, хмурясь. — Арсений… пожалуйста. — Конечно, сэр, — усмехается Арсений и массирует уже смелее, с нажимом растирая узел нервов. Одновременно с этим большим пальцем водит по кругу по кольцу мышц, дразня сильнее. Потом вытаскивает палец, выжидает пару секунд и плавно входит им до костяшек. Упирается в простату, ударяет подушечкой, водит по кругу, пуская мурашки по телу, и сглатывает. Такого Антона он ещё не видел, и ему срывает башню, но он знает, что сдержится — он обещал. Поэтому он продолжает изводить его, подводя к грани, отвлекается только чтобы стянуть его белье до колен, а то ткань то и дело давит на кисть и мешает. Антон мычит, подставляя под лоб ладонь, и закатывает глаза. Непривычно, необычно, странно и смущающе до покрасневших кончиков ушей, но хочется ещё и ещё, хочется большего. — Арс, я понимаю, что ты заботишься о моей психике и осторожничаешь, — прерывисто произносит Антон, облизываясь. — Но я вполне способен сказать, если мне будет вдруг больно или неприятно. — И что ты хочешь? — вкрадчиво интересуется Арсений, гладя его по спине. — Просто жёстче или второй палец? Он не торопится только потому, что помнит реакцию Антона на все его предложения заняться сексом. А сейчас он фактически предлагает ему себя, пусть и немного в другом плане, и он элементарно боится накосячить. — Второй… А потом жёстче, — хрипит Антон, подаваясь бёдрами на палец, желая получить больше, потому что вдруг стало мало. Мало Арсения, мало его касаний, мало его… внутри. Если бы ему ещё месяц назад сказали, что он будет просить трахнуть его пальцами и это кто-то будет не его парень, то он бы просто фыркнул, посмотрел на этого человека как на долбоеба и показал, кто тут сверху. Но Арсений сорвал с петель дверь в жизнь Антона и послал нахуй все его устои. Ворвался вихрем и продолжает красть воздух, срывая стоны. Арсений качает головой, молча охуевает, выходит немного и аккуратно водит рядом средним пальцем. Расслабляет ещё и вводит уже два пальца на одну фалангу. Он не думает, просто делает то, что должен, неторопливо и методично, проталкивает пальцы, периодически слегка вращая кистью. Выгибает руку, вводит пальцы до конца и касается подушечками комка мышц. Двигает рукой уже увереннее, быстрее, толкается в него пальцами, то вводит до конца, то почти полностью выскальзывает, массирует простату, пускает импульсы по телу и наращивает темп. Антон вспыхивает, краснея и пряча лицо от смущения. Собственная реакция смущает, но он помнит слова Арсения о том, что он не должен смущаться себя. Выходит тяжело, и он все ещё прячет лицо, поскуливая в сгиб локтя. Сам начинает двигаться, насаживаясь на пальцы, и внутренне взрывается каждый раз, когда Арсений проходится подушечками по простате с нажимом. — Арс… Арс… — рвано выдыхает, промычав и закусив от эмоций кожу предплечья, оставив ощутимый след зубов. — Ты только не… останавливайся, бля-ять, — он дрожит, сжимая покрывало до побеления костяшек, и прокусывает губу в порыве, слишком остро ощутив пальцы Арсения. Арсений двигает пальцами быстрее, слегка разводит их, добавляя ощущений, стимулирует простату и водит большим пальцем по кругу. Потом наклоняется к его уху и шепчет: — Представь, если бы это был мой язык. Я бы касался тебя точно так же, только языком, иногда бы кусал твою задницу или бёдра, снова вводил язык, а потом, если бы ты стоял в коленно-локтевой, я бы мог отсасывать тебе, жёстко, как ты любишь, и одновременно трахать пальцами, — он делает паузу, чтобы Антон мог осознать, представить, и продолжает: — Представь твой член у меня во рту до самой глотки и мои пальцы внутри давят на простату — ты бы кончил так ярко, как никогда в жизни, комета. — А-арс… — протяжно стонет Антон, проклиная свое бурное воображение. — Пожалуйста… А что пожалуйста — он сам не знает. Пожалуйста, не останавливайся? Пожалуйста, поставь меня раком и трахай? Пожалуйста, не изводи меня и сделай уже так, как описываешь своим блядским хриплым голосом? Пожалуй, тут все сразу. Он уже откровенно насаживается на пальцы Арсения и членом потирается об его ногу, дополнительно стимулируя член, потому что он уже начал болезненно тянуть. На лбу выступила испарина, и он пытается сдуть налипшую челку, но не выходит. Злится и стонет, проклиная ещё и Арсения, потому что он весь невозможный. — Арс, блять, м-мх, быстрее, —хнычет, закусывая губу. Арсений проводит рукой по его бедру, спускается к животу, ведет ниже и сжимает его член. Так дрочить неудобно, рука ноет, но по-другому не получается, а Антон так натянут, что больше нет смысла тянуть. Поэтому он жестко мнет его головку, зная, что сейчас главное возбуждение у ее основания, трет, дразнит, растирает подушечками и продолжает двигать в нем пальцами — быстро, жестко, до хлюпающих звуков. Входит до костяшек, вбивается методично, попадая по простате каждый раз, иногда замирает глубоко внутри, снова трет простату. Пытается синхронизировать движения рук, чтобы два разных ощущения смешивались в одно целое, не представляет, не думает, просто делает то, что просит Антон, чувствуя, как тот извивается под ним, и дурея от его стонов и просьб. Такой… податливый? Арсений никогда еще его таким не видел. Он почти уверен, если бы он сейчас бросил его на кровать, Антон бы сам поднял задницу и раздвинул ноги — он дрожит, почти скулит, просит не останавливаться, и Арсений за пару мгновений доводит его до разрядки: чувствует, как тот вытягивается, прогибается в спине, тянет простыню, стонет тонко, звонко, видит, как поджимает ноги и словно пытается уйти от прикосновений, и поэтому Арсений наоборот жестче и быстрее водит по члену, сдавливает головку, а пальцами, войдя до конца, трет подушечками комок нервов. Когда Антон кончает, Арсений едва успевает вытащить пальцы и сжать его бедро, чтобы он не перевернулся. Он чувствует, как рука становится липкой, собирает пальцы лодочкой, надеясь, что не испачкал все вокруг, и дышит тяжело, глубоко, потому что собственный член до искр перед глазами трется о кожаную ткань. — Можешь… можешь перелечь на кровать? — тихо просит он, помогает Антону перекатиться на постель, поднимается и идет в ванную. Моет руки, смотрит на себя в зеркало и хмыкает — глаза черные, щеки горят, челка липнет к глазам. Смотрит на топорщащийся пах, качает головой и умывается холодной водой. Кое-как успокаивается, возвращается в спальню, садится на край кровати и легко ведет ладонью вдоль тела Антона, рассматривая его. — Как ощущения? Антон не соображает от слова совсем. Все тело ватное, расслабленное и ещё подрагивает от оргазма. Он так ещё никогда не кончал, чтобы перед глазами чёрные точки, а в голове шум. Лежит, свернувшись калачиком, и пытается привести себя в чувства. А когда возвращается Арсений и он чувствует лёгкие касания пальцев, то переворачивается осторожно, поскуливая, потому что он как оголенный провод сейчас, кладёт голову ему на колени, подтягивая ноги к животу. — Арс, я… — шепчет хрипло, сорванным голосом, а собранные в уголках глаз эмоции находят выход и тонкими струйками стекают вниз. — Пожалуйста, побудь рядом, — Антон не знает, зачем просит, ведь Арсений рядом и никуда не собирается. Но сейчас он слишком уязвим и максимально открыт перед ним, поэтому слова сами собой вырываются из губ. — Эй, — Арсений откидывается на кровать, тянет его к себе, положив его голову себе на грудь, мягко тянет вверх его белье и штаны, поправляя резинку, и обнимает его голову, — все в порядке, просто расслабься. Я рядом. Арсений гладит его по спине, легко касается губами его виска, и даёт столько времени, сколько потребуется. Он может себе представить его эмоции — Антону сильно за двадцать, всю жизнь у него были свои принципы и привычки, а сейчас он лишился, по сути, анальной девственности. Поэтому он максимально комфортит его, бережно обхватив руками. Антон зарывается носом в грудь Арсения, тихо дыша. В голове сотни мыслей от «ахуеть, я позволил что?» до «я буквально неживой». Ему странно, он на пробу сжимается и чувствует неприятную боль, но придётся свыкнуться с последствиями. Антон поднимает голову, подставляясь под касания Арсения, и в глаза заглядывает, улыбаясь уголками губ. — У меня нет слов, чтобы описать все… — шепчет хрипло Антон, сглатывая слюну. — Я слегка в ахуе. — У меня есть мазь, хочешь? Она поможет быстрее восстановиться, хотя я старался быть аккуратнее. Но… я тоже в ахуе, если честно, — Арсений усмехается, ведет кончиками пальцев по его скуле, поворачивает за подбородок и мягко касается его губ. Такой разнеженный сейчас, расслабленный, непривычно спокойный — Арсений невольно любуется таким Антоном, он не привык. — Но тебе же понравилось?.. Тебе было хорошо? — А по моим стонам ты не понял? — хмыкает Антон, подтягиваясь чуть выше и утыкаясь носом в шею. — Очень, Арс, я… Нет, ты… Просто… И я бы никогда не подумал, что буду в такой роли и мне настолько понравится… — сбивчиво шепчет, путается в словах и, смущаясь прячется в основании шеи Арсения. — Ой, все, бесишь, — выдыхает жарко, зарываясь ещё сильнее. Арсений смеется и игриво прикусывает кончик его носа. — А так упирался, дурачина. Он не давит, не смущает лишний раз, даже не лезет, хотя возбуждение еще отдается спазмами внизу живота. Арсений перекатывается к комоду, берет телефон и открывает вкладку с пиццей — Антону сейчас нужно подкрепиться, — перелистывает на вкладку с акциями и поворачивает экран к Антону. — Выбирай, что душеньке угодно. Тебе кофе или чай сделать? Хочется чего-то вообще? Антон забирает телефон и тыкает на любимые вкусы, кусая губу. — Ой, а ты с ананасами любишь? — смотрит огромными глазами, боясь, что проебался. — Хочу воды и лежать сто часов, — улыбается, отдавая телефон Арсению, чтобы тот подправил его заказ. — Сниму и будет тебе больше. Или буду есть какую-нибудь другую — там три пиццы, что-то точно будет в самый раз. Воду сейчас принесу. Арсений оплачивает заказ, видит красноречивое «доставим за полчаса», отталкивается от кровати и идет на кухню. Наливает воду в стакан, захватывает мазь и возвращается в спальню. — Налью еще, когда выпьешь. И вот, — он кидает рядом тюбик, — на случай, если надумаешь. Но это реально вещь. — А ты откуда знаешь? — выгибает бровь Антон, забирая воду, и жадно пьёт, потому что горло, что очевидно, пересохло от стонов. Он смотрит на полуобнаженного Арсения, залипает на мышцах торса и вспоминает: — Арс, а у тебя будет… М-м… Во что переодеться? Не хочу в уличном таскаться. — Антон, извини, но, увы, ты не первый, с кем я проворачиваю что-то подобное, — усмехается Арсений, пожав плечами. — А, да, конечно, — он подходит к шкафу, достает чистое белье, домашние мягкие штаны и футболку и кладет на край кровати. — Можешь в душ сходить, если хочешь. Я достану тебе полотенце. Можешь поотмокать немного — теплая вода расслабляет, и не будет таких неприятных ощущений. Антон кивает, осторожно вставая. Если сейчас так сильно ощущается, что будет, когда они все же решат заняться полноценным сексом. Он об этом даже думать не хочет. — Я бы тебе и не позволил, если бы были сомнения в твоём опыте, — хмыкает, забирая одежду, и идет в сторону душа. — Полотенце принеси… пожалуйста, — добавляет уже в дверях. Арсений захватывает полотенце для тела и для лица, отдаёт их Антону, целует его в макушку и возвращается в комнату, переодевается в домашнее, потому что они сегодня оба явно остаются тут, идёт вскипятить воду на случай, если Антон всё-таки захочет что-то, а себе сразу заваривает чай. На губы просится улыбка, и он чувствует себя последним дураком, но ему плевать — Антон доверился ему. Антон действительно доверился ему и согласился на что-то подобное, в голове не укладывается.