Тепло

      — А там... Девушка стояла. Я смотрю на неё... и глаз не могу отвести. Думаю, что такая красавица забыла здесь. И не страшно ей... одной. Стоит она возле колодца и на меня... смотрит. Прядь выбившуюся так за ухо заправляет. Я смотрю... А косы её распущены, ниспадают на плечи. И дальше не увидел. Длинные наверняка... И волосы светлые. Почти белые... Она в длинной рубахе одной. Или то платье. Наши так не ходят, нет... И улыбается. Ласково так, зазывающе...       Сакамото замолкает на время и переводит взгляд на трепыхающийся огонёк свечи. Глаза его блестят и будто бы слезятся. Он не может смотреть долго и начинает бегать взглядом по избе, будто ища что-то. Я старался проследить за ним, но он всего на секунду цеплялся тёмных углов, словно что-то высматривал в них, а затем уходил вновь. Казалось, Рёма вот-вот вскочет, чтобы проверить, действительно ли там никого нет, но он сидел, только шумно дыша и то и дело сглатывая слюну, при этом слегка морщась.       — А потом... Голос её. Она шептала моё имя, а я всё удивлялся, откуда она его знает. Не называл же... вроде. И голос её слышится будто отовсюду. И шепчет, вроде, так ласково, рукой к себе манит. Слышно так хорошо было, словно вот рядом стояла, хотя разделяло нас шагов десять, если не больше...       Сакамото порывисто встаёт, но тут же падает на лавку обратно. Жмурит глаза, стараясь прийти в себя. Так сидит с минуту, а затем встаёт вновь, но осторожней. Преодолевает расстояние до стола тоже медленно, будто боясь споткнуться и упасть. Только подходит и хватается за кружку. Простая вода. Он пьёт её быстро мелкими глотками и вновь же сильно морщится. Это вызывает опасения. А после опускает стакан обратно на стол и слабо закашливается. Рот прикрывает ладонью, а позже ею утирает мокрые губы.       — А я иду к ней, словно завороженный. И будто бы сопротивляться не могу. Или не хочу. Ноги не гнутся, и походка получается наверняка очень странной... со стороны. А она смотрит на меня и начинает смеяться. Смех у неё звонкий и чистый, словно утрянняя роса. Ладошкой ротик маленький прикрывает, как наши... делали. И я сам начинаю улыбаться... Шаг ускоряю...       Он вновь замолкает и как-то зябко ёжится, трёт руки одна о другую. Ещё минуты две так сидит, а потом приближает их ко рту и начинает дуть. Кажется, помогает это слобо. Он переводит на меня какой-то слишком уж беспомощный взгляд, будто просит ему их погреть.       «Подвигайся», — одно слово, а он уже рядом. Стоит только дотронуться до его рук, чтобы понять, насколько они ледяные. А ведь в избе вполне тепло, печка растоплена. Я поднимаю взгляд на его лицо и замечаю, как алеет на щеках румянец. Отпускаю его руку и тянусь попробовать лоб. Только поднимаю руку, а он уже в мгновении ока оказывается на другой стороне лавки.       — Сакамото, подойди, — собственный голос звучит спокойно. Сил ругать или даже кричать почему-то нет. Применять силу...       — Оставьте, Хиджиката-сан...— он нервно отмахивается, руками подпирает голову и взглядом утыкается в пол. Молчит ещё несколько мгновений, а затем продолжает так отрывисто, то и дело шумно втягивая носом воздух. Я замечаю, как он обнимает себя за плечи и начинает растирать их, словно стараясь согреться.       — И добегаю до неё, а она всё смеётся. И не могу понять, надо мной она смеётся или просто так... Я чувствую... Злиться начинаю. Хочу схватить за руку её. А она отбегает, так же звонко смеётся. Играет... со мной. — Сакамото шумно сглатывает, вновь замолкает. На время перестаёт растирать плечи, застывает. — А я... я... Бегу за ней и сам не понимаю, почему таким важным кажется её в поймать. Когда, наконец, догоняю... За руку хватаю, за запястье... И сам не понимаю, что происходит. Она... морщинами начинает покрываться быстро. Ручка её. Вот только была гладкая, чистая, белая... А на глазах становится рыхлой, морщинистой... Я видел вспухшие синие вены... Взгляд на её лицо поднимаю. — Вновь молчание. Он отнимает руки от плеч и закрывает ладонями лицо. Снова. Головой слабо трясёт, будто стараясь скинуть навождение...       — Рёма. — Я уже сам встаю и подхожу к нему. Руки на худые плечи кладу. Он горячий. Тепло тела чувствуется даже через хлопковую рубаху. — Посмотри на меня. Ты не здоров.       Он убирает руки от лица и глядит меня. Взгляд рассеянный и будто бы совсем потерянный. У него даже нет сил, чтобы в своей привычной манере возражать мне. Я осторожно кладу руку ему на лоб. Горячий, словно натопленная печь. Кажется, я почти обжёгся.       — Не нужно, Хиджиката-сан. Она... Это всё она. Не беспокойтесь. Не надо. Только лицо её увидел и обомлел... Жар меня прошиб. Заместо молодого личика старушечье, испещрённое глубокими морщинами. Глаз, кажется, не видел... Они были настолько маленькими и прикрытыми сморщенными веками. Глянул на рот... Заместо маленького, аккуратного... Большой и беззубый почти. Только два зуба... гнилых. Я... вырваться хотел. Не мог... Она в руку мою вцепилась. Ногти свои пожелтевшие, наполовину чёрные, впила... в меня. Там... Наверняка остались следы... Только посмотри. — Он судорожно начинает закатывать рукав на правой руке. Но на запястье нет никаких следов. Даже намёка, покраснения. — Как же... так. Я ведь видел. Чувствовал...       — Тише, тише. У тебя жар. Сильный жар. Тебе надо отдохнуть. Давай. Я дам тебе лекарство и поспишь.       — Но... Я видел её. Прикасался и... слышал. А потом... Она засмеялась. И смех её был такой скрипучий. Никогда не слышал этого прежде... Она... отпустила меня. Только когда меня начало трясти от страха... Я побежал. Сюда. И жарко так... стало... А сейчас... Холодно, почему-то. Ты не мог бы... дров ещё подкинуть?       — Хорошо. Но чуть позже. Сейчас иди в постель. Накроешься одеялом. Станет теплее. — Мне и самому странно с ним говорить так мягко. С чего бы? Вроде не заслужил. Но выглядел настолько напуганным, что я боялся его спугнуть. Кажется, стоит сказать что-то резко, как он вырвется из рук и убежит. Забьётся в тот дальний угол. Рёма молчит долго, пустым взглядом смотря на меня. Не тороплю его. Сейчас это не нужно. Только и улавливаю еле заметный кивок.       — А ведь она... Она кричала мне что-то вслед... Говорила, что ещё придёт. Когда услышу стук в окно. Отпереть... Она девицей красивой вновь станет... Обещала мне... Голос её... Со всех сторон слышал, но всё бежал. — Он говорит быстро и всё с большим страхом на меня смотрит. Хватает мою руку, крепко сжимает. — Хиджи... Тоши. Не надо. Не пускай её. Она заберёт меня. Я знаю. Не надо. Пожалуйста. Я... я знаю кто это была. Дочка... иродова. Она обязательно придёт. Ты только не открывай.       Рёму даже жалко. Он глядит на меня словно затравленный зверь. Судорожно сжимает мою руку своими дрожащими, совсем ледяными. Даже погладить его хочется. Не нужно. Не стоит. Не поймёт. Я только киваю сдержанно, серьёзно смотрю ему в глаза.       — Не пущу. И здесь буду, только за лекарством схожу. Давай. Иди ложись. — Я мягко высвобождаю руку и поднимаюсь. Выхожу из комнаты в сени и только слышу тихие шаги, скрип кровати.       Возвращаюсь уже с пузырьком из тёмного стекла, где-то наполовину заполненного настойкой. Она горьковата, но Сакамото глотает ложку без сопротивлений. Только морщится. Снова. Надо будет ему горло завтра глянуть, когда свет хороший будет.       — Хиджиката-сан. — Он хватает меня за рукав.       — Что?       — Не гасите свечу, пожалуйста. Мне кажется, она придёт, как только потушат свет. А так пусть думает, что не спим. — Он говорит, и с каждым словом голос его становился всё тише, пальцы медленно отпускали рукав. — И... ты ведь обещал остаться... — взгляд прячет и рукав совсем опускает.       — Хорошо. Я здесь буду, только отнесу, — чуть приподнимаю пузырёк. — А ты ложись. Отдыхай. — Мягко улыбаюсь ему, кладу руку на плечо и чуть сжимаю. И снова выхожу, слыша за спиной только громкое дыхание, шебуршание одеялом и тихий скрип. Я знаю, когда вернусь — он будет уже спать.