Закон подлости Вейлона Парка

      На самом деле, Вэйлон Парк из прошлого и сам бы рад скинуть с себя неприятные обязанности «хранителя списков». Он и сам, честно говоря, не понял, как так получилось. На свою голову (и ради дополнительных «плюсиков» к оценкам) он связался с деятельностью студсовета, а эти не стали церемонится и попросту назначили его, абсолютно неожиданно, составителем списка гостей и участников выпускного. Будто делать Вэйлону было больше нечего. Пришлось здорово побегать, поискать и сжечь несколько сотен нервных клеток.       Между тем, экзамены Парк сдал хорошо, причем, довольно спокойно пережив всю эту нервотрепку с подготовкой и ожиданием результатов. Для него, как для вполне уверенного отличника, все это было просто еще одним шагом на пути к цели — работа по профессии. Ну, а где — это было еще не известно. Он собирался проходить интернатуру в одной из городских больниц — это было решено еще задолго до экзаменов. Парку было действительно все равно, что пока что это не какой-нибудь научный центр, ему просто хотелось быть врачом.       Он надолго забил на все эти «выпускные дела», а когда, наконец, пришлось заняться, обнаружилась проблемка — Майлз Апшер. Ну, не то что бы он был такой уж великой проблемой. Просто он был последним человеком, которого хотелось бы видеть на своей выпускной тусовке. Конечно, все это было давным-давно, но Парк так и не смог смириться с тем, что его воспоминания о начале учебы отравлены именно благодаря этому человеку. Так пусть его не будет на самом главном празднике — чем меньше он будет его видеть, тем лучше.       Студсовет даже внимания не обратил на отсутствие Майлза в списке. Там и так была куча народу, а совету сейчас было совсем не до того. Вот так и получилось, что до выпускного — две недели, а Апшер — за бортом. И никакой совести в Вэйлоне не заговорило. Раз уж у него появился шанс немного отомстить, то им следует воспользоваться.       Но вот к чему он оказался не готов, так это к самому Майлзу, который явится в студсовет, лично к нему, Парку. Абсолютно внезапно, просто придет и поставит перед вопросом:       — Какого черта меня нет в списке?       «И откуда он только узнал? Списков не видел никто, кроме студсовета…»       Вэйлон чуть дернулся, отрываясь от книги, что лежала у него перед носом. Не то, что бы он так уж внимательно ее читал. Просто заниматься делами университета хотелось в последнюю очередь, а время надо было убить хоть чем-нибудь. Он поднял глаза на Апшера, который стоял перед ним, скрестив руки на груди. Все тот же, каким он его помнит с первого курса, только выражение лица стало более осмысленным, взрослым, что ли. Казалось, что он стал еще выше, шире в плечах, увереннее и серьезнее.       — И тебе добрый день. — буркнул он недовольно. — Откуда я знаю?       Майлз приблизился. Он чувствовал себя очень глупо, потому что усиленно отрицал то, что все-таки хочет на выпускной. Ну зачем ему это ребячество? Он что, романтичная школьница? Дело тут было, скорее, в самом факте его отсутствия, в какой-то личной проблеме, которая касалась только его и Парка и которую стоило решить.       — Знаешь, я, конечно, понимаю, что у тебя ко мне какие-то устаревшие обиды, но нафига ты сейчас их наружу выволок? Спустя столько времени. Неужели так долго думал, где бы мне поднасрать?       И снова бессмыслица. Вэйлон смотрит на него равнодушно, без тени какой-либо личной заинтересованности.       — Слушай, Апшер, захотел — не вписал, в чем проблема? Может тебе просто места не хватило, количество гостей ведь ограничено. Да и вообще, что ты там забыл? С каких это пор тебя интересуют такие глупости, а?       Парк и не собирался сдаваться и просто молча его вписывать. Казалось, он просто ухватился за эту возможность — поругаться и поспорить с Майлзом Апшером, раз уж им довелось столкнуться.       Майлз сделал шаг ближе, а Вэйлон поднялся со своего стула. Он тоже изменился за это время. Из хилого на первый взгляд первокурсника он превратился в более мужественного человека, чьи чуть подкачанные руки и плечи выдавали несколько месяцев тренировок. Вэйлон действительно уже отошел от этого образа типичного ботана, но вот лицо осталось все тем же, с этим фирменным Парковским выражением.       Он будто был готов к драке, уже, прямо сейчас. Но вот предпосылок к этому не было. Майлз не собирался с ним драться. Они были уже далеко не школьники, но абсолютно внезапно перед глазами пронеслись кадры из прошлого. Вэйлон нахмурился еще больше, а Майлз просто поджал губы. Память стерла все лишнее, оставив только голую правду.       Часто бывает, что даже не самые плохие воспоминания спустя время становятся либо еще лучше, либо только хуже. В случае Парка все стало явно хуже. Хотя ему было известно, что Майлз не виновен в его травмах на первом курсе, но тот ведь мог и предупредить о Блэровском замысле, а не скрываться как трус. Наверное, именно за это он его ненавидел сейчас больше всего. Хотя, будь это другой случай — вряд ли бы вообще задумался о таком.       Майлз и сам об этом не раз потом вспоминал. Совесть говорила, что он поступил неправильно, но что уже сделаешь? Зачем же ворошить прошлое? Стоило ли ему тогда извиняться? Вэйлон и сам его в историю втянул, но если вспомнить, с кого все это началось…       — Так, прекрати этот детский сад и объясни по-человечески! — Майлз начинал сердиться. — Я не собираюсь стоять и уговаривать тебя, Парк.       — Если тебе так все равно, ты бы не стоял тут уж точно. — Вэйлон действительно хотел поиздеваться. Да и что ему было объяснять? Что сделал это, по большей части, просто так?       Ситуация зашла в тупик. Майлз понял, что с Парком сегодня не договориться. Нужны были другие аргументы, угрозы, еще хоть что… Куда делось все его красноречие?       Так бы и стояли они как два идиота, если бы хлопнувшая дверь. Комната наполнилась голосами — собирался совет.       — Э-э-э, ребят, мы тут кому-то помешали! — засмеялся какой-то незнакомый Апшеру парень. — Может, мы пока в коридоре подождем?       Майлз не сказал на это ни слова. Он развернулся и вышел, чувствуя себя полным идиотом. Теперь ему не столько хотелось попасть на эту дурацкую вечеринку, сколько просто оказаться там на зло Парку, который теперь явно считает себя победившим в этой негласной борьбе.       Он решил проникнуть туда во что бы то ни стало. Ну не вытолкает же его Вэйлон лично! А вообще — пофиг. Он подумает об этом позже. Развернулся на все триста шестьдесят и пошел прочь, стараясь показать всем своим видом, что ему реально по барабану. И Вэйлон, и эти списки, и вечеринка в целом.       Майлз Апшер потом часто думал, что забей он по-настоящему тогда — ничего бы точно не случилось. Но память — сложная штука. Она как назло записала ему в голову глаза Парка в момент, когда тот его увидел у бассейна в самый ответственный момент. Но к тому времени между ними уже накопилось столько вопросов, что высказать их просто словами было не возможно. А отправной точкой стали эти дурацкие списки.       Вэйлон тоже вспоминал тот день с довольно противоречивыми чувствами. Если воспринимать его как причину, запустившую целый ряд следствия — то хуевый выходит старт. Потому что никто, даже он сам не смог бы предсказать тогда, чем это закончится. Конфликт между ним и Апшером, возникший, казалось бы, на пустом месте, перерос в куда более серьезные стычки и уже на следующий день тот довольно чувствительно толкнул его плечом в коридоре, будто не заметив. А один из Майлзовских приятелей будто в шутку крикнул ему в спину: «Парк — лошара!» Вэйлон тоже в долгу не остался и вычеркнул его и еще двоих друзей Майлза из списка, думая про себя, что это, конечно, довольно подло, но зато Апшер и его прихлебатели будут отомщены. Зачем лишний раз вступать в конфликт, если можно все сделать тихо?       А вокруг самой вечеринки тоже ходило множество слухов. Начиная от банального, что будет куча «запрещенной» выпивки, заканчивая «приглашенными танцовщицами» — но это уже на грани фантастики. К Вэйлону было задано миллион вопросов по этому поводу, но он только отмахивался — все вместо него решал совет. Ему же было до крайней степени все равно — он занимался подготовкой к интернатуре в своей больнице, желая произвести наилучшее впечатление. И хотя он все-таки стал отличником, вечный перфекционизм не давал расслабиться.       Поэтому, день выпускного и для него наступил внезапно. Осознать, что уже завтра последний день его студенчества было удивительно и волнующе, стоило немалых усилий, чтобы все-таки собраться и выслушать длинную речь декана о их будущем на самой последней в их жизни лекции, напутствия (которые завтра звучали бы явно логичнее), выступления некоторых студентов, которые уже к этому времени добились немалых успехов в поисках «места под солнцем».       Вэйлон слушал все это вполуха, ровно до тех пор, пока не было объявлено имя Апшера. Парк вздрогнул: не послышалось ли? Нет, и правда, вот он, Майлз, собственной персоной, выходит к кафедре. Такой спокойный, собранный, уверенный в себе и… Обычный? Нормальный? Почему именно тогда Вэйлону показалось, что он видит настоящего Майлза, а не этого немного задиристого, упрямого идиота, которым он обычно ему представлялся? И одет он был нормально, а не в эти свои кожаные куртки и джинсы в пятнах от машинного масла и бензина.       -…Мистер Апшер получил место стажера в компании «Меркофф». Это немалое достижение, учитывая, какой огромный там конкурс, — в голосе декана прямо слышалась неподдельная гордость. — очень интересно было бы узнать, как у него это получилось?       Вэйлон не помнил ни слова из той речи. В голове был только цельный образ, который, не желал так просто исчезать. Почему-то именно таким он и запомнился ему со студенчества — стоящим там, за кафедрой, говорящим правильные, «прилизанные» и банальные вещи, так не свойственные его непостоянной, ветреной натуре. Может, вот он, настоящий Апшер? Из-под всех масок, которые он так старательно на себя натягивает, в попытке скрыть свою сущность — весьма рассудительного, вдумчивого и серьезного человека, которому просто удобно притворяться простоватым и взбалмошным?       Но еще ярче перед глазами вспыхивает взгляд этого наглеца, на который Парк наткнулся на следующий день, сразу же, как переступил порог крытого бассейна. Наглая Апшерская рожа, с его фирменной ухмылочкой, уже обрела себе достойную компанию и вовсю отрывалась под клубную безвкусицу.       Кто бы мог подумать.       Музыка заглушила ту нецензурщину, которую Вэйлон все-таки выкрикнул. ***       Погода для гольфа стояла просто отменная. Светило солнце, которого в эти октябрьские дни было удивительно много. Трава, хоть уже и не такая сочная, но все еще свежая, зеленела своими ровными полянами, так и заманивая на игру.       Ричард Трагер обожал гольф. Это было видно и по его манере одеваться (всегда, будто только-только покинул элитный клуб гольфистов), по терминам из этой «игры для богатых», которые он часто употреблял в речи, многочисленные трофеи, которые Трагер гордо выставил в своем кабинете под стеклом… Гольф был его самым любимым занятием (естественно, после хорошей выпивки, пересчета денег и хорошеньких девиц), и Ричард мог часами болтать о скучнейших матчах прошлой недели, чемпионах, которых никто не знал, и смотреть гольф по телику так, будто это была вовсе не скучнейшая игра в мире.       Короче говоря, Трагер решил занять свои выходные полезным и приятным делом. Блэр примазался сам, просто потому, что имел планы на Трагерские лаборатории. А как их заполучить, если не подмазавшись к «хозяину»? Не то чтобы Рик реально ими владел, но именно он со своих (по его словам) личных финансов покупал туда оборудование. Поэтому мало кому дозволялось там так просто работать. Самому Джереми они были и даром не нужны, но вот несколько знакомых готовы были дорого заплатить, чтобы получить к него доступ к таким прекрасным помещениям.       Но гольф Блэр терпеть не мог. От слова совсем. Ради приличия пришлось выучить правила, пару раз съездить с Трагером на поля и жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.       -…Так вот, я ему и говорю: у вас мяч на целый грамм больше моего весит! А вы еще будете мне что-то предъявлять? — Трагер расхохотался так, будто его кто за пятки пощекотал.       Они стояли у гольф-кара, Ричард перебирал свои клюшки, тщательно осматривая и будто взвешивая на руке, замахиваясь и прицеливаясь к воображаемому мячу. Джереми лишь притворно улыбался, проклиная и Трагера и его дурацкий юмор и весь этот гольф в целом. Они уже полчаса выбирали клюшки, причем Блэр схватил первую попавшуюся — ему было все равно, уже успел полакомитЬся дорогущим Трагерским коньяком, которого тот всегда брал с собой в избытке, выкурить несколько сигар, несколько раз демонстративно взглянуть на часы. А Ричард все не спешил.       — А погодка сегодня что надо, верно, дружище? — Трагер, наконец, выпрямился, победоносно держа в руке идеальный, по его мнению, инвентарь. — Самое время, чтобы поиграть немного. Так, на интерес. — и подмигнул, будто бы сам себе.       Знал Блэр его «интерес». В итоге, любой, кто с ним играл, уходил без копейки в кармане и без малейшего желания хоть на что-то еще играть.       — Да-да, только интерес, Рик. Я сам сейчас на мели.       О лабораториях они поговорят позже, когда Трагер войдет во вкус.       Прошел час, другой. Улыбка на лице Ричарда становилась все шире, а кислая мина Блэра — только кислее. Естественно, он начал быстро проигрывать. Но приходилось терпеть, прокручивая в голове свою цель.       — Послушай, Рик… — Блэр сделал вид, что вглядывается в дальний флажок. — Тут такое дело…       Трагер не стал его слушать. Он самозабвенно прицеливался, совершая странные движения руками, замахиваясь и становясь в исходное положение. Для него прошло всего ничего, всего каких-то четыре часа, всего лишь четыре часа.       -…В общем, твои лаборатории мне очень пригодятся. — Джереми уже и думать забыл, что сейчас его ход. Он вглядывался в Трагера — услышал ли тот хоть слово?       — Лаборатории, говоришь… Ну ты же понимаешь, что просто так я не могу доверить тебе помещение, мне нужно время, чтобы их подготовить, предоставить персонал, составить объяснительные… — он быстро взглянул на Блэра и снова вернулся к своей клюшке, будто бы ему все равно.       — Сколько? — хмуро спросил Джереми, понимая, что терпел весь этот кошмар ни для чего. — Только потом отдам, сейчас с собой мелких нет.       — Ну, послушай, дружище, за кого ты меня принимаешь? Мы поступим по-другому… Вот выиграешь у меня — бери хоть на всю неделю. А нет — ну… Придется разменять твою «не мелочь». — тон его стал деловитым, заинтересованным и полным алчных надежд.       Конечно же, Блэр проиграл. С разгромным счетом. Надежды не было изначально. К концу игры он готов был уже сломать эти дурацкие клюшки, одну за другой, об голову этого крохобора, который только посмеивался после каждого Блэровского удара, уже предвкушая свою легкую победу.       Короче говоря, Джереми Блэр в тот день вернулся домой злой, уставший и недовольный, с твердым желанием испортить кому-нибудь жизнь. Вспомнилось, что Трагер недавно натворил, чтобы Майлза Апшера вышвырнули вон — стало немного полегче. У него еще будет шанс отыграться. О да.       Незамедлительно набрал Апшера. И плевать, что уже было около десяти вечера.       — Майлз? У меня для тебя хорошие новости. Нашелся виновный в твоей проблемке.