Экстра

Первая мысль, пожелавшая доброго утра главе, заключалась в осознании того, как же просто им манипулировать. Настроение, ещё не успевшее сложиться, было вмиг испорчено и от этого на душе стало особенно тяжело. Впрочем, прислушавшись к своим ощущениям, Шэнь Цинцю понял, что тяжело ему вполне физически. Сообразив, что на нем мирно покоится ученик в одном исподнем, глава пришёл в такое бешенство, что сначала решил как следует отчитать Ло Бинхэ. Однако понял, что и сам выглядит не лучше, а чтение нотации в столь откровенном виде окончательно уничтожит крохи учительского достоинства, оставшиеся у него. От этого негодование быстро уступило место смущению, а после и вовсе сменилось обречённой покорностью судьбе. Ло Бинхэ, уже некоторое время наблюдавший за душевными терзаниями главы, не мог внутренне не торжествовать — столько эмоций удалось вызвать этому ученику в учителе, и все они для него одного. Пребывая в чудесном расположении духа, Ло Бинхэ без лишних препирательств покинул покои учителя, вняв его настойчивым просьбам с особой обходительностью помочь принцу в готовке. Сам же Шэнь Цинцю воспринял уход ученика не в качестве капитуляции перед «гневом» учителя, а исключительно как мировое соглашение, построенное на компромиссах с обеих сторон. То есть перед тем как уйти «без препирательств» Ло Бинхэ отвоевал себе право расчесать волосы учителя, что отняло ещё около получаса времени и львиную долю терпения шицзуня. После всех этих внутренних междоусобиц Шэнь Цинцю с отстранённым изяществом прошествовал на нейтральную территорию, которую уже оккупировал демон. Так как настоящая битва велась сейчас между кулинарными навыками Ло Бинхэ и отравляющей способностью принца, глава решил игнорировать градоначальника в лучших традициях холодной войны. Заметив Жое, привычно обвившую Фан Синь, мастер Сюя тепло и немного виновато улыбнулся ей, на что разморенная утренним солнцем лента лишь слабо качнулась. С равнодушным видом поприветствовав демона, Шэнь Цинцю расположился на как можно дальшем от него расстоянии, что вызвало озорной блеск в глазах градоначальника. — Глава Шэнь сегодня необычно сдержан. Ещё вчера он с таким рвением «обучал» Его Высочество Ци Ина, что юноша до сих пор не может прийти в себя от груза «науки», — Хуа Чэн говорил в своей привычной расслабленной манере, слегка покручивая алую бусину в волосах, что должно было создавать непринуждённый вид, на деле же казалось, будто лис пытается усыпить бдительность жертвы. Однако в этот раз в роли добычи выступал вовсе не кролик, а ядовитый змей, чей ответ не заставил себя долго ждать. — Градоначальник сегодня также не отличается ретивостью. Ещё вчера он назвал меня учителем, что подразумевало принятие обетов ученичества, одно из которых уважение. Сегодня же в словах градоначальника слышен неподобающий ученику упрёк в адрес наставника, и он вновь зовёт меня главой. Как же вы непостоянны в своих намерениях, — небрежно взмахнув веером, высказался Шэнь Цинцю. В отличии от Хуа Чэня, чей выпад был пропитан сарказмом, голос главы звучал почти смиренно, будто он привык, что молодым и неопытным ученикам свойственны капризы. Сегодня хочет учиться, завтра — нет. Такой покровительственный тон возымел неожиданный эффект. Лис довольно обнажил острые клыки. — Мои намерения непоколебимы, однако я как благовоспитанный ученик не мог пренебречь чувствами шицзуня и решил дать ему время свыкнуться. Шэнь Цинцю отчетливо ощутил, как лис медленно обходит его со спины, готовясь к атаке. — С чем же градоначальник хотел дать мне свыкнуться? — не задерживаясь взглядом на собеседнике, уточнил глава. — С потерей предыдущего ученика, — Хуа Чэн лениво перекатил бусину в пальцах, внимательно наблюдая за реакцией равнодушного лица. Гладкое, словно зеркало. Никаких чувств, но в них нет необходимости, достаточно было и одного безобидного жеста — «учитель» полностью раскрыл веер, точно готовясь скрыть за ним малейший намёк на эмоцию. Собиратель цветов легко поднялся и неспешно приблизился к Шэнь Цинцю. Рукоять его сабли слегка касалась серебряного наручя, создавая ритмичный звон, который весьма мелодично сочетался с отзвуками натянутых нервов главы. — В качестве ставки ваш ученик вчера выбрал собственную жизнь и… — градоначальник наклонились, чтобы не упустить ни единого изменения на лице жертвы, — проиграл. Кожа змея оказалась слишком толстой и не позволила насладиться страхом на лице, зато эмоций в его шипении хватило, чтобы хоть немного утолить голод лиса. — Кому? Легкая паника, вызванная воспоминаниями о том, как используют выигранные жизни, быстро отступила. Ло Бинхэ — главный герой, что с того, если он проиграет? Всего-то обезглавит какого-нибудь демона и долгу конец. Однако отвратительная улыбка градоначальника не дала этому доводу успокоить Шэнь Цинцю, заставив повторить вопрос: — Кому он проиграл? Ухмылка стала шире. Мысли Шэнь Цинцю лихорадочно носились по черепной коробке, частенько сталкиваясь с бранью то в сторону градоначальника, то в адрес Ло Бинхэ. Глава не мог определиться, кого из них двоих сейчас ненавидит больше. Его сомнения быстро решил так не вовремя вошедший виновник событий. Ло Бинхэ стоял в проёме и искренне не понимал, что происходит, однако шестым чувством осознавал, что ему это не понравится. Впрочем, о его предпочтениях сейчас речь и не велась. Шэнь Цинцю буквально кипел от гнева. В этот момент ему было глубоко наплевать, что перед ним Повелитель демонов, а в опасной близости от главы Собиратель цветов. Все, чего хотел Шэнь Цинцю, это прямо сейчас кого-нибудь убить. Особенно если этим «кем-нибудь» окажется наглец, заявившийся к нему среди ночи со своими претензиями и нажимом, от которого глава ощутил себя жертвой домогательств, а после со слезами, что сделало Шэнь Цинцю в собственных глазах чуть ли не мучителем-извращенцем. Все! Предел терпению этого учителя! Он убьёт Ло Бинхэ, а потом будет разбираться с оставшимся дерьмом. — Ло Бинхэ, Ло Бинхэ, — елейным голосом повторил он, — скажи, неужели я настолько бездарный шицзунь, что за все годы наставничества не сумел научить тебя не ходить с незнакомыми демонами под ручку и не проигрывать им свою жизнь! — рявкнул он в конце, не в силах сдерживаться. — Учитель, я… Острый взгляд «учителя» заставил мальчишку умолкнуть и, не имея возможности оправдываться, он с совершенно несчастным видом стал ждать, когда «наставник» вынесет свой приговор. Хуа Чэню пришлось признать, что надоедливая маска сидит на этом змии точно вторая кожа, и сбрасывать её он не намерен. Даже в такой ситуации, когда его голос был наполнен яростью, лицо оставалось бесстрастным. Потеряв интерес к дальнейшим препирательствам, градоначальник решил красиво откланяться, напоследок ещё немного подразнив «учителя». — Если глава Шэнь не желает учить своего подопечного в присутствии посторонних, то я могу выйти, — полным любезности тоном предложил градоначальник. — Ну какой же вы посторонний, градоначальник, — прошипел змей, без лишних прикрас намекая на не последнюю роль Хуа Чэня во всей этой истории. И «в стороне» ему точно постоять не удастся. — Вы уже почти родной. Останьтесь. Этот учитель преподаст и вам урок. За компанию. От этих слов ухмылка Собирателя цветов из язвительной преобразилась в зловещую. С ним уже давно никто не позволял себе говорить настолько нагло и неосмотрительно. Жалкий, никчёмный, слабый человек, который не наделён ни силой, ни талантом, годный лишь на то, чтобы носить личину благородства, смеет отчитывать его? Забавно. Поражённый глупой угрозой этого нелепого учителя, Хуа Чэн даже не попытался сразу поставить зарвавшегося змея на место. Вместо этого он в неком приглашающем жесте изогнул бровь, мол, дерзай, посмотрим, хватит ли у тебя духа учить меня. Но прежде чем Хуа Чэн смог словами изобразить свой скепсис, а Шэнь Цинцю осознать масштабы Небесного бедствия, что он собственноручно накликал на свою голову, Жое, наученная вчерашним опытом, неверно истолковала желание главы преподать урок и воинственно дернулась в сторону градоначальника. Одним плавным движением заползла на его запястья, и в считанные секунды обвила все тело, начиная от легкой петли на шеи и заканчивая тугими витками на груди с зафиксированными руками позади. В удушающей тишине послышался звон разбитой посуды, что выскользнула из ослабевших рук Ло Бинхэ. На лице Повелителя демонов отразилось бешенство, что каким-то немыслимым образом сочеталось с почти детской обидой. Шэнь Цинцю же не подавал никаких признаков жизни. Если раньше его лицо было просто безразличным, то сейчас оно и вовсе сделалось похожим на прекрасное изваяние, чьи мысли не терзаются человеческими страстями. На деле же от жгучего стыда, глава просто не знал куда себя деть, молясь всем местным божествам о смерти. Можно даже мучительной, но быстрой. Однако боги жестоки, а потому глава продолжал стоять и глазеть на связанного по всем правилам эстетики и аморальности градоначальника Хуа. Сам Хуа Чэн выглядел несколько озадаченно, но в целом неплохо, даже несмотря на своё незавидное положение. Ему доводилось оказываться и в смертельной опасности, и в безвыходных ситуациях, но ещё никогда он не чувствовал себя настолько неправдоподобно абсурдно. Он растерянно посмотрел на Жое, что крепко держала его, а затем перевёл уже более осознанный взгляд на главу. — У вас очень странные методы обучения… — градоначальник добавил в голос чуточку невинного смущения, от чего сарказм прошёлся по гордости Шэнь Цинцю особенно болезненно. Едва вернувшийся дар речи, снова безвременно покинул главу, прихватив с собой честь, достоинство и оставшийся в лёгких воздух. [— Ой, неловко вышло, ]— сладко проворковала Система. И это привело несчастного заклинателям в чувство. «— Неловко? Неловко?! Это не неловко! Это самый настоящий пизд…» [— Пользователь, рейтинг не тот! — не преминув отомстить за вчерашнее разочарование, осадила его Система.—не выражайтесь~] «— Иди к черту! Просто иди к черту!» [— Система не может пойти к черту, ей неизвестно его местоположение и он не играет роли в сюжете.] Эмоции, что сопровождали весь этот мысленный диалог, так явственно отразились на лице Шэнь Цинцю, что Хуа Чэн не сдержал сытой улыбки. От маски остались лишь щепки. Внезапно напряженная атмосфера отступила, в комнату вошёл принц в сопровождении девушки, чьи отёки под глазами могли соперничать с цветом ее чёрных одеяний. Появление Его Высочество прервало душевные терзания одного, увлекательный спор в чертогах сознания другого и торжество третьего. Осталось только дикое смущение. Все с обреченностью ждали слов принца, будто нашкодившие дети. Его Высочество крайне спокойно и рассудительно оценил обстановку и тихо молвил: — Сань Ланю очень идёт… — Гэгэ, не смейся надо мной! — до этого момента «стыд» для градоначальника был не более чем очередным иероглифом, написание которого ему не давалось, теперь же Собиратель цветов познал все грани смысла этого слова. Не имея возможности выбраться из пут Жое, не порвав ее, Хуа Чэню оставалось только краснеть за свою слабость перед Его Высочеством. Принц же, казалось, не обратил ни малейшего внимание на это заявления, так как был полностью поглощен видом потолка. Он рассматривал его с таким живым энтузиазмом, будто над ним было бесконечное небо с причудливыми облачными рисунками. Создавалось впечатление, что ещё чуть и он воскликнет: Какое небо голубое! «М-да, голубого здесь и впрямь многовато», — где-то на уголке сознания отметил глава, все ещё прикованный взглядом к обездвиженному градоначальнику. Завораживающий по красоте вид обвязанного тела дурманил разум, а смущенный румянец, вызванный замечанием Се Ляня (с которым Шэнь Цинцю был безоговорочно согласен, в чем не признается и перед самим Буддой), делал лицо необычайно притягательным. Такое слабое положение у такого сильного существа. Есть в этом своё пленительное обаяние. Вчера, глядя на Ло Бинхэ, у главы даже мысли подобной не возникло, все воспринималось исключительно как мера пресечения неподобающих действий. Но на изящном и величественном градоначальнике крепкие путы смотрелись несколько провокационно. Мастер Сюя смиренно покачал головой: «Грешно, Шэнь Цинцю, грешно». — Неожиданно… Ваше Высочество, какие ещё оригинальные манипуляции вы проводите с Жое? — с искорками снисходительного понимания поинтересовалась Лин Вэнь. — Я?! — состояние Се Ляня из смешливого ребячества резко перешло в «ни жив ни мёртв». Очевидно, что в отличии от Шэнь Цинцю, непотребные мысли принца не терзали, до этого момента… Покрывшись густой краской, принц беспомощно посмотрел в сторону Хуа Чэня, ища поддержки. Лучше бы он этого не делал. Все ещё связанный и пребывающий в смятении градоначальник вызвал у принца, который сохранял непорочность тела более восьми сотен лет, отнюдь не безгрешные мысли, от чего температура тела Его Высочества перешла допустимые пределы. Он неуклюже замахал руками в попытке то ли отрицать свою причастность к этим «манипуляциям», то ли прогнать недостойные видения из головы. Зато градоначальник подозрительно притих, и почему-то Шэнь Цинцю был уверен, что Собиратель цветов подсчитывает количество упущенных возможностей применения ленты… — Вы не собираетесь его развязать? Я, конечно, могу продолжить разговор и так, если вам угодно, — равнодушно пожала плечами Лин Вэнь, явно настроенная быстрее перейти к делу. — А, да… Жое, иди сюда…— не своим голосом позвал Се Лянь. Лента сначала послушно дернулась в сторону принца, но потом вдруг со страдальческим видом обернулась к Шэнь Цинцю, не зная, кого слушаться. В след за Жое ещё четыре пары глаз (считая Эмин) выжидательно воззрились на главу. Шэнь Цинцю сглотнул. Ло Бинхэ, к этому моменту потерявший всякое терпение, в бешенстве двинулся в сторону все ещё связанного градоначальника, намереваясь положить конец этой нелепице, но Хуа Чэн, не церемонясь, щелкнул пальцами и вот на месте ученика осталась лишь неваляшка с полыхающей киноварной печатью на лбу. — Какая жалость, а ведь такой повод был наконец-таки сразиться с ним и убить, — с сожалением протянул градоначальник, но, словив укоризненный взгляд, быстро поправился, — покалечить. Шэнь Цинцю почти разомлел от вида такого Ло Бинхэ, умиляясь безобидной и по-детски пухлой мордашке. Он подошёл к неваляшке, со всей возможной аккуратностью взял ученика на руки и, не удержавшись, ткнул пальцем в щеку, от чего Бинхэ обиженно насупился и стал выглядеть ещё милее. — Градоначальник, я всё-таки очень и очень хочу овладеть этой техникой. — Простите, глава Шэнь, но у нас с вами разные методы обучения. Боюсь, мои вам не подойдут, — приторным голосом промурлыкал Хуа Чэн. Веер в руках главы, жалобно скрипнув, треснул, а потом и вовсе разломался на две части, из-за чего Жое неодобрительно «посмотрела» на Шэнь Цинцю. — Не волнуйся, есть запасной, — зачем-то пояснил он, ловя себя на мысли, что стал испытывать нечто похожее на дружескую симпатию к ленте. — Глава Шэнь, вы не желаете меня развязать? Или ещё недостаточно насладились видом? — криво улыбаясь, поинтересовался Хуа Чэн, при этом смакуя весь спектор эмоций на лице «учителя» — от ужасного гнева до мучительного стыда. Неплохое зрелище. — Кхм… Жое, я очень благодарен… не могла бы ты…— глава сухо кашлянул и попытался вновь прикрыться веером, но тот, увы, приказал долго жить. Лента степенно покинула многострадальное тело градоначальника и вернулась на рукоять Фан Синя.  — Теперь мы можем поговорить о деле? — утомленно спросила Лин Вэнь. — И что же привело сюда Богиню Литературы? — потирая затекшие руки, железным голосом спросил Хуа Чэн, вмиг утратив свой игривый настрой. — Генерал Пэй пропал, — предупреждая дальнейшие вопросы, небожительница продолжила, — он отправился в Призрачный город за ножнами, способными держать в узде Жун Гуана. В городе он обнаружил странную печать, о которой сообщил в сеть, а после этого от него не было никаких вестей. «— Система, скажи, что это не мы виновны в пропаже?» [— Хотите, я напишу на экране?] —неуверенно предложила Система. «— О милостивый Будда…» Пока Его Высочество выяснял подробности этого дела, Шэнь Цинцю почёл за лучшее восхититься прелестями потолка, которыми ещё недавно интересовался Се Лянь. Вдруг глава заметил, что не он один сейчас восхваляет «голубизну неба». Хуа Чэн тоже с ленивым видом осматривался по сторонам, ища пятый угол. «— Чертов лис точно в курсе, что здесь происходит, вот только мне от этого польза невелика. Система! Нужен рояль в кустах!» [— Какой из?] « — Без разницы, главное, чтобы это помогло мне быстрее пройти задание и вернуть потерянных богов на их Небеса.» Эмин, все это время заинтересованно таращащийся на миниатюрную версию Синьмо, решил, что сейчас подходящий момент, чтобы поглумиться над поверженным соперникам. Сабля резко дернулась и острие прошлось по предплечью градоначальника, разрезая ткань, но не задевая кожу. В который раз за сегодня все внимание было приковано к Хуа Чэню, пока он разбирался, в чем собственно дело, Шэнь Цинцю с трудом сдерживался от крика. « — Ты смеёшься надо мной?! Я просил «рояль в кустах», а не твой «малый двигатель стриптиза»!» [— Ну в кои-то веке раздеваетесь не Вы, уже неплохо, да?]— ядовито отозвалась та. «— В комнате, полной мужчин, на одном из них рвётся одежда, ты и впрямь считаешь, что это «неплохо»? [— Да, ] —безапелляционно заявила она. «— Знаешь, братец Самолёт не только Мобея под свои похабные фантазии составлял, но и тебя.» [— Пользователь Шан Цинхуа не создавал меня, — возразила Система, — и не думаю, что являюсь предметом похабных фантазий пользователя.] «— Нет, разумеется, но вы одного поля ягоды. Один —латентный гей, маскирующий это под творческую личность, чтобы в волю фантазировать, другая — слэшевец, прикидывающийся массовиком-затейником, чтобы эти фантазии реализовывать.» [— Если говорить грубо, то да], — призналась Система. «—Ты даже не отрицаешь?» [— Мы с вами уже в тех отношениях, когда перестаёшь прикрывать личные предпочтения альтруизмом.] Шэнь Цинцю устало потер точку между бровями, чем вызвал обеспокоенный взгляд неваляшки, которая и так все утро сходила с ума от пренебрежения собственной персоной. « — Ты не могла бы практиковать своё остроумие на братце Самолете? Ему как раз нечем там заняться. А мне сейчас позарез нужна была помощь, а что в итоге?» — утомлённо спросил заклинатель, желая, чтобы этот фарс поскорее закончился. [— Вы не могли бы перестать истерить и взглянуть уже на градоначальника Хуа?] «— Ты думаешь, я на него не насмотрелся за сегодня?!» — снова взбеленился он, но вопреки своим словам все же посмотрел. Градоначальник, буравя недобрым взглядом притихшего Эмин, снял наручь и закатил изрядно пострадавший рукав, оголяя предплечье. В глаза сразу бросилась странная надпись. В бытность свою студентом Шэнь Цинцю научился разбирать даже почерк патологоанатомов*, хотя их-то диагноз мало кого волнует, но перед этими иероглифами братец Огурец невольно спасовал. «— Система, а что там у него за надпись? Заклинание или какая-то демоническая метка?» [— Это имя, ]— со вздохом пояснила Система. «— Имя? Чьё имя?» — глава с непониманием уставился на градоначальника. Тот смотрел на Эмин таким зверским взглядом, что Се Лянь в конце концов не выдержал и спрятал саблю за своей спиной. «— Се Лянь! Имя на теле — так это было буквально! Каллиграфия— это не какой-то эвфемизм. Его почерк — полная катастрофа! Подумать только, такой утонченный и величественный демон и писать-то толком не умеет!» — эта мысль так повеселила Шэнь Цинцю, что он невольно усмехнулся, но под пристальным взгядом Хуа Чэня снова принял благонравный вид. [— А чему Вы радуетесь? Исправлять же это Вам.] «— Мне?! А, ну да, мне», — хорошее настроение мигом улетучилось, оставив после себя только головную боль и комментарии Системы, и неизвестно, что из этого причиняло больше неудобств. — Не желает ли благородный глава Шэнь ещё раз поведать историю своего появления здесь? — со своей вечной полуулыбкой спросил Хуа Чэн, уже догадавшийся о не последней роли главы во всем этом сумбуре. — Не желает ли градоначальник Хуа поподробнее рассказать о своих ночных похождениях? — не остался в долгу Шэнь Цинцю. «На твоей нахальной физиономии написано, что ты тоже знал о пропажах, нечего спускать всех собак на меня!» Лин Вэнь поочерёдно посмотрела сначала на градоначальника, а после на заклинателя, и, оценив обстановку, поняла, что тут и без неё прекрасно со всем справятся. — Ваше Высочество, оставляю это на вас, — слегка поклонилась небожительница и, не дожидаясь ответа, отправилась разгребать залежи непроверенной документации, не без основания полагая, что пока она здесь расслабляется, ее дворец похоронят под грудой новоявленных жалоб. Се Лянь растерянно оглядел каждого в комнате, явно не зная, к кому обратиться за пояснением. Шэнь Цинцю, тяжело вздохнув, вкратце объяснил в чем дело и, опустив некоторые подробности, закончил на том, что градоначальнику необходимо овладеть искусством каллиграфии, чтобы все вернулись на свои места. По окончанию рассказа глава с изумлением отметил чересчур счастливое выражение лица принца. То ли он так воодушевился лёгким разрешением этой ситуации, то ли его слишком обрадовала перспектива обучения демона письму. — Надеюсь, градоначальник даст этому учителю шанс, — не размыкая губ, произнёс Шэнь Цинцю. — Ох, — демон картинно вздохнул, — с некоторых пор я опасаюсь находиться с главой Шэнь наедине. Раз уж он прилюдно вытворяет такие непотребства, то на что он решится, когда мы останемся вдвоём. Неваляшка в руках Шэнь Цинцю яростно завертелась, в благом намерении отстоять честь шицзуня. Сам учитель не придал этому никакого значения, слишком поглощённый мысленным подбором в адрес градоначальника самых грязных и вызывающих эпитетов, которые самозабвенно цензурила Система. Ещё несколько секунд надменный змей и хитрый лис вели словесный поединок, что был прерван вмешательством Се Ляня. Его красноречию невольно позавидовали оба противника, ибо принц в таких искусных выражениях польстил самолюбию одного и надавил на жалость другого, что двое заклятых недруга склонили головы, готовые согласиться на любые прихоти Его Высочества. Се Лянь настаивал выразил невинное желание, отдать Хуа Чэна в полное распоряжение на обучение к главе Шэню. Наваждение, оставленное чарующе сильным голосом принца, спало только тогда, когда Его Высочество удалился, объявив, что займётся обедом. Инстинкт самосохранения у многострадального попаданца был обостреннее нежели чувство прекрасного, потому при слове «обед» он быстро пришёл в себя. Положив неваляшку на пол, чем заслужил уязвлённый взгляд ученика, глава сухо отчеканил: — Ло Бинхэ, ты ещё долго собрался прохлаждаться? Неваляшка виновато покрутилась на месте и вот перед Шэнь Цинцю снова стоит полный ангельской кротости ученик. Если лис и был удивлён, то виду не подал. — Этот ученик раскаивается… «Ага, как же, раскаивается он. В наглую пользовался ситуацией и будто дитё малое сидел у меня на ручках.» — Если раскаиваешься, то помоги Его Высочеству, — вкладывая в слова понятный им обоим смысл, приказал Шэнь Цинцю. — Но…— Ло Бинхэ мрачно уставился на Хуа Чэна. Тот улыбался настолько скабрёзно, что главе оставалось только удивляться, как у него не сводит скулы. — Не трать мое время, — добавляя в голос металлические нотки, оборвал его Шэнь Цинцю. Не успели последние звуки этой фразы стихнуть, как глава уже пожалел о ней. Алые огоньки, замелькавшие в глазах Ло Бинхэ, резко контрастировали с его почтительной улыбкой. — Как скажет шицзунь, — безукоризненно учтивый тон, но Шэнь Цинцю мог поклясться, что слышит насмешку. — Тяжела доля учителя, — сочувственно протянул Хуа Чэн. Шэнь Цинцю все еще смотрел на проход, в котором скрылся ученик, когда над самым его ухом прошептали: — Приступим? *** Ло Бинхэ замер перед закрытой дверью, не в силах истолковать, что он слышит. Шорох, тяжелое дыхание, звук опрокинутого тела (?). Поднос с чаем второй раз покинул ослабевшие руки Повелителя демонов, прибежавший на этот звон принц быстренько утащил мастера Ло и заварил ему самый крепкий успокаивающий настой, благо его он ещё портить не изловчился. В это время за дверью… — Ты издеваешься надо мной? — растеряв остатки терпения, с подрагивающим от гнева уголком рта заявил Шэнь Цинцю. — Я? Неужто отказ в сотый раз переписывать иероглиф «Послушание» считается у почтенного учителя издевательством? — с едва сдерживаемой яростью, барабаня пальцами по столу, ответил градоначальник. — Если бы ты написал этот иероглиф хоть один раз из предыдущих девяноста девяти вменяемо, то мы бы не дошли до ста! — для наглядности Шэнь Цинцю с неприятным шелестом потряс бумагу, испорченную рукоблудием градоначальника (по-иному назвать его писанину язык не поворачивается). Сохранять невозмутимость становилось все сложнее, Шэнь Цинцю тяжело задышал, стараясь вернуть утраченное самообладание. От этого фривольного жеста вкупе с неформальным тоном Хуа Чэн утратил контроль и, едва шевельнув пальцем, опрокинул стол, с какой-то детской радостью отмечая, что идеальные одежды змея запятнаны чернилами. Шэнь Цинцю зло прищурился. Градоначальник ответил тем же. *** В следующий раз Его Высочество решил лично отнести чай, опасаясь за душевное спокойствие мастера Ло и целостность сервиза. Принц, приоткрываю дверь, мягко спросил: — Можно? — Нет! — Да! — Решили прервать урок, градоначальник? — процедил Шэнь Цинцю. — Берегу своё целомудрие, слишком уж долго находился с достопочтенным «учителем» в замкнутом пространстве, — присутствие Его Высочества вернуло на уста демона раздражающую улыбочку. Надо же, а ещё пару мгновений назад чуть ли жёлчью не исходил от злости. — Ох, какие напыщенные слова вы произносите, а написать их способностей хватит? Или только языком молоть горазд? — Воистину, к чему слова? Можно же перейти к действиям, — угрожающе опустив руку на саблю, смаковал Хуа Чэн. — Вот и действуйте! Бумага и чернила сгорают от нетерпения! Воздух наполнился убийственной аурой, только чудо в лице принца останавливало этих двоих от смертоубийства. Его Высочество даже бровью не повел: — Вам нужно немного передохнуть, чай будет не лишним, а пока можете потренироваться в идиомах, обычно это помогает вернуть трезвость мыслей. Подавляя неуместный смех, Се Лянь тихо вышел, в тайне благодаря небеса, ниспославшие ему главу Шэня, что самоотверженно пожертвовал собой наставлял Сань Ляня в каллиграфии. Градоначальник хмуро посмотрел на «учителя» и, до треска костяшек сжав пальцы в кулак, прорычал: — Начинайте. *** — Я — Шэнь Цинцю, прославленный заклинатель, бессмертный мастер Сюя, лорд пика Цинцзин, непревзойдённого в искусствах литературы, музыки и каллиграфии. Неужели градоначальник полагает, что я не способен обучить какого-то демона письму, — в его голосе не осталось место ни гневу, ни негодованию, лишь упрямство, присущее молодому и неопытному воину, решившему доказать, будто он на что-то годен. — И несмотря на все перечисленные достоинства, глава Шэнь до сих пор не в состоянии даже научить меня банальной каллиграфии. Это лишнее доказательство тому, что учитель из вас вышел скверный. Не сосчитать сколько раз за сегодняшний день Хуа Чэн порывался убить зарвавшегося человека, и с каждым разом варианты смерти были все более и более кровожадными и от того особо милыми сердцу градоначальника. Если бы змей не сыграл на чувствах Собирателя цветов к принцу, сказав, что Его Высочество будет весьма огорчён никудышными способностями, точнее их отсутствием, градоначальника, то уже давно отправился бы в преисподнюю. Солнце давно уже скрылось за горизонтом, а единственное, в чем преуспели эти двое, было взаимное желание избавиться друг от друга самым садистским способом. Закончив этот с позволения сказать «урок», Шэнь Цинцю в самом что ни на есть дрянном расположении потрепанного демоном духа вернулся в свои покои и, полностью проигнориров нахально расположившегося там Ло Бинхэ, начал мерить комнату шагами. «— Безнадёжно, просто безнадёжно! Это выше моих сил! Лучше бы меня отправили в Ад, Бездну, да хоть в очередной хреновый роман братца Самолета, лишь бы подальше от этого злокозненного демона! Система, я не могу выполнить проклятое задание! Дай мне другое!» Получив отрицательный ответ, глава не выдержал и выругался так грязно и низменно, что Ло Бинхэ едва не откусил себе язык. — Если учитель хочет, я могу сразиться с градоначальником, — несмело предложил он, боясь навлечь негодования шицзуня на себя. Не зря. — Сдурел? Проигранной жизни тебе недостаточно? Решил вволю поэкспериментировать над нервами этого учителя? — Но я… — Молчать! Лучше скажи, удалось ли тебе сделать готовку Его Высочество хоть немного…— Шэнь Цинцю неопределенно махнул рукой. Почему-то, горя желанием прилюдно унизить градоначальника, ему не хотелось вслух произносить даже единого слова, которое могло бы обличить недостатки Се Ляня. Ло Бинхэ беспомощно покачал головой, не зная, что сказать в своё оправдание. Шэнь Цинцю схватился за волосы. Раньше он считал, что прерогатива выводить его из себя принадлежит сугубо Ло Бинхэ. Как же он ошибся! Поистине, его ученик — белый лотос по сравнению с этим злоязычным лисом. Это задание априори невыполнимо. Успокоился глава ещё не скоро, придя к мысли, что подумает об этом завтра, он лёг на постель и сомкнул веки настолько плотно, будто хотел вдавить в черепную коробку глаза, познавшие весь ужас инфернального почерка градоначальника. Ло Бинхэ посмотрел на сардонически сведенные брови учителя и, тихо вздохнув, разгладил залёгшую между ними складку, а после, накрыв учителя одеялом, бесшумно устроился рядом, страшась потревожить сон. В это время в личных покоях градоначальника Хуа происходил не менее занимательный разговор. — Почерком Сань Лана даже без талисманов можно отпугивать нечисть? Глава Шэнь так и сказал? — Се Лянь не знал, смеяться ему или плакать. — Нет, змей сказал это в гораздо более ядовитой манере, — Хуа Чэн предпочёл бы забыть об этом дне сразу же, как вышел из пыточной своего персонального мучителя, но, видя на лице Его Высочества задорную улыбку, таки рассказал принцу об унижении, коим был обязан «учителю». — Не думаю, что все так плохо, — благодушно проговорил Се Лянь. И, пододвинув к Хуа Чэню чернильницу с бумагой, полным веры голосом произнёс: — Давай посмотрим на твои успехи. — Гэгэ слишком бессердечен, — простонал Хуа Чэн, с таким видом глядя на предметы ученого мужа, будто видел на их месте розги. От его взгляда Се Лянь поспешно замахал руками, его действия были продиктованы исключительно заботой. Независимо от того, насколько неразборчив окажется почерк, Его Высочество хотел похвалить Собирателя цветов, чтобы хоть немного поднять ему настроение. Однако его действия возымели обратный эффект и вот градоначальник смотрел на Се Ляня с видом загнанной жертвы, что, впрочем, продлилось лишь пару мгновений. Лис не мог слишком долго скрывать острые зубы. — Но если гэгэ позволит мне использовать лишь чернила, то такой позор я бы нашёл в себе силы стерпеть. Наблюдать за тем, как робкий румянец сначала охватывает лицо Его Высочества, а после ползёт на шею, скрываясь в вороте одежд, было все равно, что видеть редчайший цветок, но при этом осознавать, что эта кажущаяся хрупкой красота может пережить беспощадную стужу зимы, не обронив ни одного лепестка. Сила и воля принца немыслимо сочеталась с мягкостью и добротой. Мертвое сердце болезненно забилось в груди. Одежды Его Высочества спадали до пояса, будто листы открытой на середине книги, между которыми виден тонкий хребет. Обнаженное тело с выступающим позвонками мелко подрагивало от прикосновения кисти. Все, что мог чувствовать в эти мгновения принц, описывалось одним словом — боль. Боль от стыда, от странного ощущения беспомощности, от сжимающих лёгкие чувств, что сдавливали грудную клетку изнутри. Боль от грешных мыслей, от нежности, от осознания того, насколько неправдоподобно сильно заботится о нём человек, чьи слегка дрожащие руки неуверенно выводят каждую черточку, боясь совершить неверное движение. Было действительно больно. Его Высочество согласился бы терпеть эту боль ещё не одну сотню лет. На каждом позвонке, проступающем через белую, словно некрашеное одеяние, кожу чёрными чернилами был выведен иероглиф. Хуа Чэн, закусив губу, отложил кисть. Даже его никчемное письмо было не способно бросить хотя бы невесомую тень на красоту Его Высочества наследного принца Саньлэ. — Что ты написал? — голос звучал приглушенно, теряясь в неровном дыхании. — Гэгэ хочет увидеть? Се Лянь кивнул. В отражении он увидел вереницу иероглифов, что тянулись, начиная с седьмого шейного позвонка и заканчивая одиннадцатым грудным. 我的身體 心臟和靈魂屬於你 ** — Это… — цвет лица принца был сравним с красным брачным нарядом. «Мои тело, сердце и душа принадлежат тебе.» Сейчас принц бы многое отдал, чтобы не понять написанного. Принять это было сложнее, чем видеть все статуи, сотворенные Собирателем цветов. Ведь там изображён лик божества, и при взгляде на них принц скорее ощущал восхищение от мастерства скульптора и грусть по временам, когда наследному принцу Саньлэ ещё возводили статуи, когда он считал, будто может что-то исправить. Но сейчас эти слова, выведенные у него на позвоночнике, были не молитвой принцу, они принадлежали лишь ему. Боги, иногда Се Ляню казалось, что глубина чувств Хуа Чэня больше, нежели принц мог заслужить за ещё восемь сотен лет жизни. Все эти мысли с лихвой отразились в глазах, сияющих искренней привязанностью и чувствами более глубоким чем те, что способны описать слова. Хуа Чэн напряжённо свёл брови: — Если гэгэ продолжит так на меня смотреть, то я могу случайно его съесть, — попытался поддразнить его Собиратель цветов, стараясь хотя бы глупой дурашливостью вернуть себе рассудок. Принц отвёл взгляд, но не успел Собиратель цветов разочарованно-облегченно выдохнуть, как Его Высочество вновь пристально посмотрел на него: — В таком случае… приятного аппетита. Хуа Чэн в немом смятении смотрел на принца. Не в силах контролировать эмоции он закрыл лицо руками. Улыбка, проскальзывающая между пальцами, была наполнена страхом и обожанием. «Ты сводишь с ума. Как получается, что заставить тебя краснеть пытаюсь я, но в итоге сам оказываюсь безумно смущенным? Чувствую неловкость и волнуюсь. Забавно, да, Ваше Высочество? Проходят столетия, за твоей спиной долгий путь — принц, наставник, советник, генерал, небожитель — я же по-прежнему глупый юнец, следующим за вами. И, слава всем богам, это останется неизменным. Также как и то, что вы — единственное божество для меня.» *** [—Задание «Съедобная каллиграфия» выполнено! + 200 баллов!] Шэнь Цинцю удивлённо распахнул глаза, подавляя желание вскочить с постели, чтобы не потревожить мирно спящего Бинхэ. «— То есть как выполнено?!» [— Вы не довольны?]— не удержалась от шпильки Система. «— Более чем доволен, но как? Се Лянь все ещё отравляет все, к чему прикасается, а это означает, что часть «съедобная» точно не выполнена. Насчёт «каллиграфии» — так почерк безрукого калеки и то более сносен, чем закорючки градоначальника!» Система медлила с ответом, а потом острожно заметила: [— Помните, вы считали, что в этом задании слово «каллиграфия» было каким-то иносказанием?] Забывшись, Шэнь Цинцю вместо ответа кивнул. [— Так вот… иносказанием в данному случае был именно эпитет «съедобная»…] «—Не понимаю», — нахмурился глава. [— Поверьте, вы не хотите знать подробности.] «— Я не хочу?» — с сомнением переспросил Шэнь Цинцю. [— Вы не хотите], — уверенно повторила Система. Шэнь Цинцю оставалось только гадать, что на самом деле произошло. Наверняка проделки хитрого лиса. Хотя разве это имеет значение? Порой неведение — истинное благо.