Экстра

После утра, ставшего памятным для всего ордена, Шэнь Цинцю назначил Ло Бинхэ новое наказание, суть которого сводилась к медитации и успокоению души, что в традиционном контексте должно было означать проявление заботы, но уста гордого главы Цинцзин продолжали называть сие действия наказанием. Ло Бинхэ, услышав приговор, опустил склоненную в раскаянии голову ещё ниже, скрывая за густой копной волос бесовскую улыбку. Уж слишком наказание любимого шицзуня походило на отдых для ослабленного ученика. Изредка Повелитель демонов приличия ради возмущался строгости учителя, все остальное время же он умилялся его стремлению скрыть своё беспокойство то за широким рукавом, то за показной суровостью. Хотя первые несколько минут после пробуждения Ло Бинхэ и впрямь переживал, что учитель держит обиду на него. Мастер Ло не помнил, что творил прошлой ночью, потому он вполне допускал, что мог ненароком задеть хрупкие, точно худой мир заклятых врагов, чувства учителя. Однако Шэнь Цинцю упрекнул его лишь в пьянстве и недостойном поведении по отношению к господину Ланю. Откровенно говоря, Ло Бинхэ не принял близко к сердцу судьбу господина Ланя, хотя пометку извиниться перед Вэй-гэ он все же себе сделал. Что касается пьянства, так Повелитель демонов готов опустошить все вино мира до последней бутыли, лишь бы учитель с таким же трепетным волнением смотрел на него. Сам же Шэнь Цинцю пребывал в полном довольстве собой и своими воспитательными навыками. Нечего давать этому безобразнику поблажек. Хорошую выволочку он заслужил, и все же зерно сомнений закралось в душу мастера Сюя. «— Мне кажется или я был слишком мягок? Уж больно расслабленный был вид у негодяя. Неужели догадался, что я так скоро его простил?» [— Ну что Вы, уважаемый пользователь. Вы были также бессердечно справедливы, как небесное бедствие, посланное богами в качестве кары. Несчастному главному герою потребовалось всё мужество, чтобы сдержать недостойные всхлипы. Чего только стоило его опущенная голова, скрывающая подступающие слёзы],— торжественно объявила Система. Шэнь Цинцю не секунду испытал укол совести за свою жестокость, но после удовлетворенно кивнул. И всё же, кое-что не давало ему покоя. Вчера Ло Бинхэ вёл себя необычно. Быть может, это всего лишь действие демонического вина, а возможно, овечья шкура стала не в пору молодому волку. Все с самого начала экстры не укладывалось в привычную картину поведения Ло Бинхэ или же, напротив, укладывалось слишком хорошо в поведение Повелителя демонов? «Прекрати ловить вьетнамские флэшбеки, Шэнь Цинцю. Это твой ученик и с ним все в порядке, а от копания в прошлом и сравнения его с Ло Бингэ толку мало»,— зло отдернул себя глава. В конце концов, Ло Бинхэ возможно обеспокоен странствием по чужим мирам. Его опыт попадания в оригинальный «Путь гордого бессмертного демона» сложно назвать приятным. Но кое-что ещё волновало мастера Сюя: Ло Бинхэ не задавал вопросов. Тогда с двойником все было понятно — Синьмо, но сейчас главный герой должен быть как минимум растерян, так почему же он не требует ответов? До вчерашнего вечера такое положение вещей было более чем выгодно для Шэнь Цинцю, теперь же это даёт лишний повод для несостыковок в сюжете. Однако, отбросим это, братец Самолёт никогда не утруждал себя тщательным планированием событий, а от экстры и вовсе не стоит ожидать логической обоснованности. Такое объяснение разумно. Так почему же на душе тревожно? Шэнь Цинцю раздраженно покачал головой. Позже, он подумает об этом позже. Сейчас же самое время стребовать с одной премилой особы должок. Мастер Сюя вошёл в свои покои, собственноручно заварил чай и приготовился слушать. Под мере объяснения Системы прекрасный лик заклинателя омрачала не менее прекрасная, но уж больно кровожадная улыбка. «— И как ты себе это представляешь?— главе на диво умело удалось вложить в свой мысленный голос такое количество яда, что Система невольно помедлила с ответом, боясь схлопотать себе ещё одно нашествие багов.— Как удачно, что я вполне себе точно это представляю»,— елейным тоном закончил он. Прежде чем Система успела уточнить очень и очень интересующие ее детали, Шэнь Цинцю вышел из отведённых ему комнат и уверенно куда-то направился. Однако и решительное намерение Системы докопаться до правды и не менее решительный настрой главы были прерваны проходящим мимо учителем Ланем, который, коротко поприветствовав гостя, направился на урок. «— Система?..»— ошалело позвал её глава. [— Не спрашиваете, я не знаю…] — кажется, она-таки не избежит ещё одной внеплановой очистки от вирусов. Справедливости ради стоит отметить, что реакция и мастера Сюя, и Системы была самой безобидной из всех тех, что за сегодняшнее утро имел удовольствие видеть Лань Цижэнь, на плечах и голове которого нагло расположились несколько кроликов. [— Все чудесатей и чудесатей],— позволила себе заметить Система. «— Алиса уже не та...»— меланхолично согласился с ней Шэнь Цинцю. Кажется, они оба мысленно покачали головой. И в какую кроличью нору катится сюжет? Неизвестно, сколько бы ещё эти двое провожали взглядом давно ушедшего учителя Ланя, если бы не… осел? «— Система?!»— глава буквально опешил, наблюдая за тем, как его рукав жуёт это жалкое создание. [— Это не…]— оправдание несчастной программы, искренне переживающей за то, в какие отдалённые места направляется сюжет, прервал не менее искренний крик. — Шэнь-сюн! Спаси меня!!! «— СИСТЕМА!» [— Клянусь программистами, это не я!] — впрочем, ее заверения уже никто не слушал, так как уважаемый пользователь впал в состояние прекрасного равнодушия* и выходить из него в ближайшее время не планировал. Дело было в том, что покуда осел с наслаждением истинного гурмана вкушал рукав главы Цинцзин, его хозяин целиком и полностью забрался на этого главу и свесил ножки в самом что ни на есть прямом смысле этого слова. Однако, к такому положению вещей в последнее время не привыкать, а вот к тому, что подол его ханьфу грызёт собака, все ещё мертвая собака, привыкнуть стоит. Лань Сычжуй, чья ночь была насыщенней нежели у господ, посещавших бордели, а утро было встреченно с такой страшной головной болью, что даже самый заядлый пьяница и то посочувствовал бы, сейчас наблюдал как и день кокетливо обещает ему незабываемые впечатления. Прибежавший на крики Вэй Ина старший ученик, уподобившись каменному истукану, и шагу не мог ступить, не говоря уже о том, чтобы прервать безобразие. — Уберите от меня это существо,— холодный голос господина Шэня быстро отрезвил Лань Юаня, и юный заклинатель кинулся оттаскивать Яблочко от одежды мастера Сюя, стараясь при этом не порвать ханьфу. — Я не об осле говорил. Что-то назойливо подсказывало Сычжую, что глава имел ввиду и не пса. Подняв взгляд на учителя Вэя, юноша окончательно уверовался в своём предположении. Кажется, сам Вэй Ин тоже догадался, о ком идёт речь. — Шэнь-сюн, не будь таким черствым! Взглядом, которым наградил господин Шэнь учителя Вэя, можно было вколачивать гвозди в гроб. И сомнений в том, чей это будет гроб, у Лань Юаня уж точно не возникло. Тем не менее вместо ожидаемого гнева, мастер Сюя коротко вздохнул: — Будь проклят тот день, когда я сел в одну лодку с человеком по фамилии Вэй. Услышав полное скорби и смирения признание, Лань Юань растерялся, теперь не представляя, кому из этих двоих помощь нужна больше. Но слова учителя Вэя разрешили это затруднение: — Шэнь-сюн, мы не садились в одну лодку! Вместо этого мы провели вместе прекрасную ночь на кладбище. Каждый мертвец Сяо Суншу знает о наших близких отношениях! И после всего, что между нами было, ты смеешь проклинать день нашего знакомства?!— оскорбился Вэй Ин, попытавшись при этом обиженно отвернуться от мастера Сюя, и что в его положении выглядело как попытка содрать с Шэнь Цинцю одежды. Воистину, помощь потребуется главе Шэнь, но… у старшего ученика Ханьгуан-цзюна так много дел и забот, а тут и без него справятся. Потому, спрятав подальше так некстати взыгравшую совесть, Лань Юань низко поклонился и спешно покинул прославленных даосов, оставляя учителя Вэя в надежных руках мастера Сюя и унося в своих злополучного пса. Как только недоразумение было исчерпано вместе с рукавом Шэнь Цинцю, коим пришлось пожертвовать в дар ослу, Вэй Ин любезно предложил ему сменить одежды. Глава прожег взглядом живописный затылок старейшины Илин, но затылок, очевидно, этого не оценил, потому как Вэй Усянь преспокойненько пошёл дальше, игнорируя убийственную ауру главы Цинцзин. Зато старейшина Илин, горя праведным любопытством, стал расспрашивать Шэнь Цинцю о памятной ночи, не прерывая поток своих вопросов даже на время переодевания мастера Сюя. Закрытая перед самым носом негодяя дверь не смогла остановить череду неуместных предположений о вчерашних событиях, каждое из которых было абсурднее предыдущего. Что уж говорить, фантазии старейшины Илин мог бы позавидовать и братец Самолёт. Шэнь Цинцю под нескончаемую болтовню надел одежды клана Гусу, проигнорировав услужливо протянутую ему налобную ленту, и в свою очередь поинтересовался о том, что случилось с учителем Ланем. Получив ответ, что господин Цижэнь перестал стесняться своих чувств к кроликам, мастер Сюя не смог сдержать смешка. — Шэнь-сюн, ты что-то хочешь мне сказать?— в ветреный настрой, что сопровождал беседу, тяжелый тон Вэй Ина вклинился точно раскалённая сталь в плоть. Глава, в который раз подивившись проницательности старейшины Илин, кивнул. По мере того, как Шэнь Цинцю говорил, лицо Вэй Ина не меняло выражения, вот только пальцы сжимались все сильнее, отчего мышцы предплечья клубились под рукавами точно встревоженные змеи. К концу рассказа Вэй Усянь посмотрел на главу Цинцзин пристальным, долгим взглядом, а после тоном, которого ещё не доводилось слышать Шэнь Цинцю, спросил: — Откуда тебе это известно? Шэнь Цинцю только пожал плечами, показывая, что нет смысла спрашивать его, а верить или нет — это право Вэй Усяня. — ВЭЙ ИН! «Как раз вовремя»,— успел подумать Шэнь Цинцю. — Зачем ты мне это рассказал?— прежде чем глава ответил, Вэй Ин усмехнулся.— Проклятие за грехи прошлой жизни, да? И, не дождавшись ответа, хорошо понимая, что правды не услышит, старейшина Илин развернулся и, едва не переходя на бег, направился прочь. Шэнь Цинцю медленно последовал за ним, давая своим мыслям возможность успокоиться, а Системе, так назойливо вторгающейся в эти мысли, выговориться. В конце концов, диалоговое окно бедняжки было закрыто на протяжении всего разговора с Вэй Ином и сейчас ей есть, что сказать. [— Вы! Как Вы могли!] Шэнь Цинцю нагнал Вэй Усяня и, остановившись чуть поодаль, стал наблюдать. Чёрные-чёрные одежды старейшины Илин и такие же чёрные колодца зрачков, топивших в себе всякое проявление человеческих слабостей, смотрелись так не к месту среди светлых и внешне, и душой учеников Гусу. Точно булыжник среди огранённых алмазов. Булыжник, в каменистой оправе которого заключён прекрасный самоцвет. [— Раскрывать персонажам сюжет! Да какой Вы после этого читатель?! Гнусный спойлерщик!] Перед Вэй Ином стоял заклинатель, чьи сиреневые одежды были украшены тонким узором из высокомерного пренебрежения и подпоясаны гневом с изящно вплетенным в него раздражением. [— И так проходить задания против правил! Это читерство!] — Вэй Ин, где он? Вэй Ин лишь смотрел на своего названного брата, будто впервые видел черты его лица, что память ещё не успела стереть, но смогла исказить до неузнаваемости. «— Что не запрещено, то разрешено»,— с легкой улыбкой ответил глава. Заклинатель не прекращал браниться ни на секунду, зло сверкая глазами в сторону Вэй Ина. Его рука сжимала кнут и это явно было не простым притворством, Цзян Чэн не погнушался бы применить его. [— Вы! Вы просто пользуетесь тем, что я не могу «убить Шэнь Цинцю» и теперь творите беспредел с сюжетом и заданиями!] — Прекрати молчать! Смерти ищешь? «— Да, беспредел,— согласился Шэнь Цинцю,— и кто ж запретит злодею творить беспредел?» — Почему ты так смотришь на меня? Где Цзинь Лин?— между вспыльчивостью и агрессией постепенно стали проскальзывать непонимание и растерянность. [— Я вычту у Вас баллы! Да, точно! Так и сделаю! Минус 100, нет минус 1000…] «— очков Гриффиндору!»— усмехнувшись, закончил за неё мастер Сюя. — Вэй Ин?— уже менее уверенно позвал его глава Цзян, поражённый странным поведением обычно нахального брата. [— Да какой из Вас гриффиндорец! Слизерин по Вам плачет, змеиными слезами плачет!] Ещё более же гордый, высокомерный, невыносимый глава клана Цзян был поражён, когда проклятый старейшина Илин крепко обнял его. «— Так ты все-таки была привязана к миру Гарри Поттера, да?»— весело поинтересовался Шэнь Цинцю. [сбой в системе] *** — Я убью его. Лю Цингэ удивлённо вскинул бровь. В кой-то веке он был полностью солидарен с Шан Цинхуа. Стоит ли упоминать, что речь вновь пойдёт о проклятом Шэнь Цинцю? Не успел подлец появиться в ордене, как тут же исчез, оставив главу Байчжань позади. Снова. Лю Цингэ никогда не признается, но после того утра, когда Шэнь Цинцю обнял его и сказал… бог знает, что нёс этот полоумный! Глава Байчжань не станет запоминать его бредни. И все же весь оставшийся день грозный, не страшащийся ни кары небес, ни наказаний преисподней, Бог Войны избегал встречи с мастером Сюя. И, пожалуй, продолжил бы бегать от него и дальше, если бы не застал Ша Хуалин, нагло пробирающуюся к бамбуковой хижине. Это не его дело. Это проблемы Шэнь Цинцю и его ручного демонёнка. Успокоившись на этой мысли, глава Байчжань хотел отправиться по своим делам, как вдруг неожиданно выяснилось, что дел у него никаких нет. А в орден, подумать только, прокралась священная демоница! Нельзя это так оставить. И дело тут не в Шэнь Цинцю. Нет. Защищать орден — обязанность каждого главы. Именно так. Быстрым шагом Лю Цингэ направился по знакомой, даже слишком знакомой, тропе, ведущей к бамбуковой хижине. В привычном грубом жесте распахнув хлипкую дверь, Лю Цингэ сразу же успел послать несколько проклятий и одного главу Цинцзин. Куда именно он его послал, Бог Войны предпочёл не уточнять даже мысленно. Дело в том, что посреди комнаты стоял юнец, высокомерно вздёрнутый нос которого не вызвал симпатии у главы Байчжань. На нем, точно на петле для висельников, болталась демоница, нараспев что-то щебетавшая. И за всем этим наблюдал Шан Цинхуа. Лю Цингэ, признаться честно, впервые чувствовал от своего трусливого шисюна настолько отчётливое желание убивать. Шэнь Цинцю умеет пробуждать в людях желания. Тут уж не поспорить. До того, как Лю Цингэ успел осведомиться, что вообще здесь происходит, наглый сопляк посмел потребовать с него(!) объяснений, пригрозив каким-то дядей, что оторвёт у Бога Войны все конечности и скормит собакам. На такое заявление демоница звонко рассмеялась, а глава Байчжань, и раньше не слишком-то умеющий ладить с детьми, обнажил меч. — Шиди Лю.— из голоса Шан Цинхуа исчезли вечно заискивающие нотки.— Прошу тебя, убей мальца и тогда появится надежда, что Шэнь Цинцю не вернётся. Лю Цингэ с уважением покосился на шисюна. — Нет, Лин-эр против! Этот мальчик ей очень приглянулся, могу его забрать?— демоница жадно облизнула губы, отчего мальчишка скривился в отвращении. Радует, что он хотя бы не подвержен технике соблазнения. Видимо, не такой слабак, как показалось в начале. — Поди прочь, демоница,— брезгливо оттолкнул её мальчишка. — Ты слишком груб, милый мальчик. Но ничего~ Лин-эр уже решила, что ты станешь её мужем! На лице мальчишки поступил такой первобытный ужас, что Лю Цингэ даже одобрительно кивнул. Не только слабаком, но и идиотом юнец не был. Ученики Байчжань уже давно уронили и свои сердца, и своё достоинство к ногам этой лисицы. — Что ты здесь делаешь?— прервал её заигрывания Лю Цингэ. Оказалось, что демоница явилась сюда в поисках Ло Бинхэ, так как на границах в последнее время стало неспокойно и дела в царстве демонов требуют его вмешательства. Но вместо Повелителя она обнаружила миленького мальчика, что пришёлся ей по сердцу и, чего греха таить, по зубам. — А он что здесь делает?— игнорируя вопли мальца и фривольные позы демоницы, Лю Цингэ перевёл внимание на Шан Цинхуа. — А он здесь из-за Шэнь Цинцю, — лаконично ответил тот. Шэнь Цинцю… Ну в самом деле, куда же без него? —Что будем с ним делать? — недовольно скривившись, уточнил Шан Цинхуа. Видимо, роль няньки при избалованном господине не слишком его прельщала. — Отдадим на попечение госпоже Ша, — с ледяной улыбкой процедил Лю Цингэ. Чем заслужил удивленные взгляды всех троих. Очевидно, такой выход из ситуации никто не рассматривал, опасаясь, что демоница попросту растерзает беднягу. И во взгляде Хуалин читалось, что она и впрямь может не сдержаться. — Если с мальчишкой что-то случится, то твой обожаемый Повелитель демонов не сможет вернуться. И не смей покидать орден. Сказав это, Лю Цингэ вышел, не тратя более времени и не видя, каким восхищённым взглядом провожает его Шан Цинхуа, ненавидящим Ша Хуалин и испуганным мальчишка. Впрочем, последний зря переживал, угроза подействовала как нельзя лучше. Все последующее время Ша Хуалин действительно исправно следила за юношей, хотя за высокомерные выходки порой ставила на место. Кстати, о месте. Цзинь Лин, приноровившись к тому, что его место все чаще оказывалось под пятой у демоницы, умерил свою гордость и стал понемногу осваивать её технику боя. Даже попросил потренировать его. Ша Хуалин на это лишь игриво-презрительно изогнула бровь. — Зачем мне помогать заклинателю? Вы ведь ненавидите демонов. — Не ненавижу,— буркнул он, смущенно отводя взгляд,— Вэй.. мой дядя научил меня не судить существ только по происхождению или же слухам о них. Ша Хуалин на это только фыркнула. — Тогда почему ты с таким отвращением отнёсся к Лин-эр в нашу первую встречу? — Твоя раса здесь не причём,— мигом вскочив, взбелинился он.— Это из-за того, что ты вела себя слишком бесстыдно!— обвинительным тоном добавил А-Лин. Ша Хуалин кокетливо накрутила на палец прядь волос, пряча взгляд. Девушка с изумлением обнаружила, что съесть мальчонку хочется чуть меньше, хотя попробовать его на вкус она все ещё не против... *** Лю Минъянь была вынуждена признать, что её силам ещё слишком далеко до брата. Тот случай с демоном наглядно продемонстрировал разницу. Она, точно напуганный зверёк, была вынуждена отступать, а брату хватило одного удара, чтобы поразить противника. Пропасть между ними действительно огромна, и все же, даже осознания этого не смогло остановить заклинательницу от опрометчивого поступка — она отправилась на задание в одиночку. Сейчас, стоя лицом к лицу с живым мертвецом невиданной силы, что, даже не прилагая и толики усилий, отбил все ее атаки, дева кляла себя за глупость и самонадеянность. Последняя надежда, в виде недостойного удара исподтишка, также отражена. И, что хуже всего, Лю Минъянь лишилась вуали. Теперь мертвец ни за что не оставит её в покое. Страх не терзал душу девушки, лишь понимание, что сбежать не удастся, заставляло её оставаться на месте. Все же сестре Бога Войны не пристало встречать смерть спиной. А труп приближался, и вот, когда его рука потянулась к лицу заклинательницы, она все же смогла сдержать малодушного порыва и плотно зажмурилась. Потекли невыносимо долгие секунды, но ничего не происходило. Когда заклинательница решилась открыть глаза, она обнаружила протянутую ей вуаль. Девушка молча приняла её, не сводя напряженного взгляда. Но мертвец, казалось, был растерян ещё более нежели она сама. Наспех поклонившись, он быстро скрылся за деревьями. Не успела Лю Минъянь выдохнуть, как он появился вновь. Право же, было глупо надеяться, что он просто уйдёт. Но ещё более глупым оказалось то, что мертвец протянул ей книгу «Сожаления горы Чунь». От нелепости ситуации Лю Минъянь едва ли не рассмеялась, не хочет же покойник попросить подписать ему экземпляр? — Книга выпала, когда вы убегали от меня,— несколько сконфуженно пояснил мертвец. — Благодарю. Они ещё немного постояли молча. Девушка, чей страх отступал, не успев и как следует обосноваться, теперь только с любопытством рассматривала труп. — Вы не знаете, как добраться до ордена Гусу Лань? Лю Минъянь, впервые слышавшая об этом ордене, отрицательно покачала головой. Мертвец задумчиво уставился перед собой, явно не зная, что делать дальше. Лю Минъянь тоже не знала, как поступить. Разумнее было бы уйти, но интерес, и, что немаловажно, отсутствие инстинкта самосохранения, удерживали девушку. Она посмотрела на книгу в своей руке, невольно ухмыльнувшись мысли о том, что первым существом, заставшим её за похабной литературой, оказался покойник. По-своему истолковав задумчивость девушки, Вень Нин решил ей помочь: — Вы остановились на странице двадцать четыре. Там была закладка из цветка, я случайно её испортил,— виновато пояснил он. Если бы у Лю Минъянь остались силы удивляться, то она непременно поразилась бы всей бессмысленности ситуации. Но вместо этого она улыбнулась, не потрудившись даже прикрыть лицо вуалью. Ей было безумно приятно, что вместо осуждения, существо напротив испытывает лишь неловкость за испорченную закладку. — Вас не возмущают подобные книги? Труп активно покачал головой, отчего его длинные спутанные волосы закрыли всё лицо. Недовольно поморщившись, мертвец постарался убрать пряди, но неловкие пальцы лишь застряли. Он, насупившись, завозился с большим рвением. Лю Минъянь с подозрением уставилась на сие занимательное зрелище и, некоторое время понаблюдав, но не увидев прогресса, потеряла терпение. Приблизившись, невозмутимая, гордая, сдержанная сестра Бога Войны со всей тщательностью и усердием стала выпутывать одеревенелые пальцы мертвеца. Бедняга поначалу пытался отказаться от помощи, но сурово сведенные брови девы Лю вмиг отбили у него охоту к препирательствам. — И вам не кажется, что читать такое недостойно? Вень Нин хотел покачать головой ещё активнее, но был остановлен предусмотрительными руками Лю Минъянь, схватившую лихую и не в меру поворотливую головушку и предотвратившую тем самым очередную путаницы и в волосах, и в ситуации. — Молодой господин Вэй часто читал такие книги и даже пробовал писать, а он — самый достойный человек из всех, что я встречал. Так Лю Минъянь встретила Вень Нина, живого мертвеца, что не осуждал пристрастия юной девы. А позже, послушав рассказы о молодом господине Вэе и господине Лане, девушка предложила написать историю и о них, на что Вень Нин радостно кивнул. У Люсу Мяньхуа появился соавтор. *** — Как ты мог не рассказать мне?— после всех недомолвок услышать правду от постороннего человека оказалось для Вэй Ина болезненно. Тогда, лишившись отца и матери, Цзян Чэн защитил его, защитил виновника всех своих бед, неблагодарного брата. Защитил ценой своего золотого ядра. Надменный, привыкший смотреть на всех свысока Цзян Чэн, для которого лишиться возможности совершенствоваться означало стать грязью. — Как ты смеешь обвинять меня? — лицо главы клана Цзян по-прежнему заливала краска, только не понятно, из-за гнева или же смущения.—Сам ничуть не лучше! — И то верно,— Вэй Ин невесело усмехнулся. Он не говорил о пересадке своего ядра потому, что считал это выполнением долга, благодарностью семье Цзян. На деле же оказалось, что он все ещё в долгу. Не будь его, Цзян Чэн не лишился бы собственной духовной силы. И все же он защитил Вэй Ина. На попытку старейшины Илин упрекнуть его в этом, Цзян Чэн так рассвирепел, что кнут таки достиг причинного места Вэй Усяня. — Ты эгоист! У тебя, значит, долг перед кланом Цзян, а у меня долга перед братом нет? И долга главы перед семьей, то есть тобой, у меня тоже нет? После этого заявления Вэй Ин надолго замолк, потупив дерзкий взор, так и не сумев найти слов для ответа. Вместо этого он перевёл тему на Цзинь Лина, сказав, что юноша решил попрактиковаться в далекой школе Цанцюн. Цзян Чэн был занят мыслями о давно потерянных днях, потому не стал допытываться, успокоившись заверениями Вэй Ина, что с юношей все в порядке. Сам же старейшина Илин не преминул спросить: — С чего ты решил, что он направился ко мне? Цзян Чэн раздраженно скривился, а после нехотя пояснил: — Цзинь Лин сказал слугам, что пойдёт к дяде. Но при этом у меня его не было, а Фею он с собой не взял. Вэй Ин второй раз не нашёлся с ответом, единственное, на что хватило старейшину Илин, это тупо переспросить: — Он назвал меня дядей? — А кого ещё? — не без раздражения уточнил Цзян Чэн, взбешенный настолько идиотскими вопросами.— Подобной чести другим этот невоспитанный ребёнок не оказывает. — Ну, может, он говорил о Лань Чжане. Учитывая наши с Ханьгуан-цзюнем отношения, он тоже приходится Цзинь Лину дядей,—ухмыльнулся Вэй Ин, в душе страшась, что его глупая шутка может рассердить брата. — Бесстыдник,— констатировал тот, улыбаясь краешком губ. Оба облегченно выдохнули. Посидев ещё немного в молчании, теперь уже дарившим уют, а не раскладывающем тяжесть на сердце, глава Цзян поднялся. Более задерживаться не было необходимым. — Останься,— выпалил Вэй Ин ещё до того, как успел себя отдернуть, а после неловко добавил,— спустя так много времени мы встретились только из-за пропажи Цзинь Лина. Не представляю, что ещё должно случиться, чтобы дать нам повод свидеться. — Что?! А как же дни рождения твоего племянника? Ты был хоть на одном? Этого повода тебе недостаточно для встречи? А навестить Пристань Лотоса тебе тоже не хочется? Со всеми потрохами продался Гусу? — столько лет прошло, а свой вздорный нрав Цзян Чэн так и не научился контролировать. И теперь на одном дыхании сказав все это, он успел пожалеть. Вдруг Вэй Ин примет его слова за упрек? Почему глава все ещё не может нормально высказать свои мысли? Почему все, что вылетает из его несносного рта, приобретает форму обвинений? Однако Вэй Ин похоже все понял. Он улыбнулся, совсем как раньше. Ободренный этой улыбкой Цзян Чэн решился высказать последнее, что тревожило его душу: — Я не хочу здесь оставаться. Знаешь, я всегда злился на то, что ты предпочёл Гусу своей семье. Вэй Ин оторопело уставился на него при слове семья, уже несколько раз звучавшим сегодня, но по-прежнему приводившего старейшину Илин в смятение. Ему захотелось вновь обнять своего брата, но вместо этого он решил хоть раз быть откровенным до конца: — Я тоже злился. Все те годы меня искал и верил мне Лань Чжань, не ты. В итоге ближе всех ко мне оказался человек, с которым я даже ладить-то толком не мог, а не мой собственный брат. Было видно, как сильно эти слова задели Цзян Чэна, но он также был благодарен за них. Впервые он не чувствовал себя так, будто Вэй Ин лучше него. Старейшине Илин тоже не чужды злость и разочарования. — Оставляю А-Лина на твое попечение. Проводи негодника в Пристань Лотоса лично. А там уж я с него шкуру спущу. Только что Цзян Чэн доверил Вэй Ину самое дорогое, что у него осталось. Только что он позволил Вэй Ину вернуться в Пристань Лотоса. Домой. Старейшина Илин улыбался, точно ребёнок, которого наконец простили родители. Однако Цзян Чэн этого уже не видел. Сухо кивнув, он быстрым шагом пошёл прочь. На самом деле, ему потребовалось множество сил, чтобы встретиться с Вэй Ином, но ещё больше их нужно было, чтобы с ним расстаться. *** [ Второстепенное задание «Свидеться сложно, расстаться ещё тяжелее» выполнено. Вам начислено 0 баллов. Поз-д-ра-в-ляюю.]— прошипела Система. «— Искренности бы тебе в голос добавить, а то звучит так, будто ты за меня не рада~»— промурлыкал Шэнь Цинцю. Да, он нарушил негласное правило не раскрывать сюжет. Именно он рассказал Вэй Ину, что тогда, тринадцать лет назад, Цзян Чэн не пошёл мстить за родных. Он отвлёк внимание клана Вень на себя, чтобы его названный брат мог уйти невредимым. Также Шэнь Цинцю сказал, что сам глава Цзян придет сегодня в Гусу, чтобы найти племянника, но не стоит беспокоиться о Цзинь Лине. Мастер Сюя заверил, что с юношей все хорошо. Он случайно оказался на пике Цанцюн также, как и сам Шэнь Цинцю случайно оказался в Гусу. Вэй Ину сильно не понравилось слово «случайно», но, возможно, памятуя об их с мастером Сюя приключениях, он решил поверить ему. А, возможно, от гнева старейшины Илин Шэнь Цинцю сберёг лишь приход Цзян Чэна, прервавший их разговор. Порой сказать правду, неважно говоришь ли ты её главному герою ради выполнения задания или же названному брату спустя года, означает породить смуту. Смуту в сердце, мыслях, закоренелых убеждениях. Ложь, что ведёт к порядку, и правда, вызывающая хаос — выбор за человеком. Когда-то давно Вэй Ин предпочёл солгать ради покоя в сердце Цзян Чэна, забавно, но его названный брат, при всех их отличиях друг от друга, поступил также. Ради Вэй Ина он предпочёл выставить себя мстительным глупцом. Что же касается Шэнь Цинцю? Он злодей. Ему не писаны правила самопожертвования, ему незачем лгать ради других. Пожалуй, это одна из немногих привилегий антагониста. Герои, запутавшись в долге, нравственных правилах, заботе о чувствах окружающих и, что ещё важнее, страхе показаться слабыми, лгут во имя других и прежде всего во имя себя. Такова их суть. Злодеи же не брезгуют ни правдой, ни ложью лишь бы добиться своего.