Экстра

Шэнь Цинцю внезапно решил, что ему нужен перерыв. Прогулка вполне подойдёт, желательно прогуляться где-нибудь подальше от Вэй Ина. Глава не отличался особой терпимостью к старейшине Илин, когда тот был в своём обычном виде. Теперь же, глядя на то, как бесстыдник разгуливает в подобном одеянии, мастер Сюя понял, что палка, которую Вэй Усянь обычно перегибал, наконец не выдержала и сломалась. Потому, назвав своё позорное бегство нейтральным словом «прогулка», глава Цинцзин бочком да под созданный Вэй Ином шумок стал пробираться к двери, за которой пару минут назад скрылся Му Цинфан. [— Вы куда это?!]— гугловский голос напряжённо задребезжал. «— Дела, знаешь ли. Мин Фань пропал, ученики разбрелись по всему Цанцюн, позоря Цинцзин, бамбуковую рощу облагородить надо, а то ломают себе ноги всякие принцы об стебли, а этому мастеру потом беспокоиться»,— даже не скрывая фальши в голосе, сокрушался мастер Сюя. [— И давно это Вы стали таким заботливым главой?] В ответ «заботливый» глава сделал ещё пару шагов в сторону выхода, должно быть, искреннее волнение за свой пик подгоняло. [— Хоть прихватите с собой кого-то,— вздохнула Система,— иначе лекарь Му таки диагностирует чью-нибудь смерть.] Шэнь Цинцю с подозрением оглянулся и увиденное заставило его прислушаться к словам Системы. С одной стороны, господин Лань, истекающий кровью под «гнетом» беспокойства старейшины Илин. С другой, градоначальник, пребывающий сейчас в смертном теле, был бледнее мертвеца, и как ни странно вгонял его в гроб Се Лянь, со всем усердием пытающийся уловить разницу между собой в платье невесты и Вэй Ином в одеждах Сань Шу. Шэнь Цинцю немного поколебался, а затем принял решение. Градоначальник — самая страшная напасть из всех, что могла случиться с мастером Сюя, и потому выбор очевиден, вот только… если сейчас попытаться забрать Ханьгуан-цзюна из-под носа Вэй Ина, то этот самый нос непременно последует за ними. — Этот мастер хотел попросить градоначальника о помощи. Не мог бы градоначальник сейчас последовать за мной? Лицо Собирателя цветов было сродни утопающему, которому в помощь протягивает соломинку богомерзкий аспид. И всё же за эту соломинку лис волей-неволей, но ухватился. Острыми зубами ухватился, чтоб змей ненароком не зазнался. — С удовольствием помогу достопочтенному учителю. «И как только негодяй исхитряется в одно безобидное слово вместить сарказма столько, что чувствуешь, будто бы тебя смешали с грязью?»— очаровательно улыбаясь градоначальнику, злился Шэнь Цинцю. Он не заметил, как взгляд Ло Бинхэ потемнел, точно встревоженная поднявшимся илом водная гладь. — А мне ты запретил называть себя учителем,— обиженно надулся Вэй Ин, наконец оторвавшись от терзания Лань Чжаня. — Если бы градоначальник, также как и ты, приходил в мои личные покои после заката солнца с намерением остаться на ночь, я бы и ему запретил. Иметь бесстыдных учеников — позор для учителя, — покачал головой Шэнь Цинцю, при этом искусно обойдя стороной и алчущий объяснений взгляд Ло Бинхэ, и Собирателя цветов, чьи глаза сейчас и без ножа скрупулёзно резали плоть главы Цинцзин на лоскуты. — Это было подло, Шэнь-сюн...— возмутился Вэй Ин. Но не успел глава Цинцзин порадоваться своей маленькой победе над старейшиной Илин, как тот продолжил: — Неужели ты запомнил только ту ночь? А как же наши объятия под сенью звёзд и могильных камней? — сокрушался Вэй Ин, явно оскорбленный тем, что их близкие отношения Шэнь-сюн свёл до случайной встречи под одной крышей. «Бесстыдник! Срамник! Ничем его не проймёшь!»— возмущения, что переполняли душу главы, нашли выход лишь в дежурной улыбочке, появление которой сопровождалось смешком градоначальника. Лис, очевидно, раскусил, что острым когтям кота удалось оставить царапины даже на толстой коже змея. Шэнь Цинцю, досадуя на себя за эмоциональность, вновь попытался скрыться за веером. — Учитель, быть может, я смогу вам помочь? Зачем утруждать градоначальника?— с премилой улыбкой, не затрагивающей глаз, спросил Ло Бинхэ. — Не сможешь,— отрезал Шэнь Цинцю, надеясь, что удастся ограничиться таким ответом, но Ло Бинхэ не сводил с него пристального взгляда, ожидая пояснений. Черт, нужно было бежать одному, пока была возможность. Вот зачем ему сдались Система с градоначальником в придачу? Теперь ещё и оправдания придумывать нужно и, как на грех, нет ни одной идеи, зачем бы ему мог понадобиться Собиратель цветов. Погодя же, при взгляде на белый экран веера, главу Цинцзин осенило: — Этому мастеру нужно расписать веер. В последнее время мне на них страшно не везло,— тут Шэнь Цинцю бросил выразительный взгляд на Вэй Ина, отчего тот слегка смущенно закинул руку за голову и встрепенул волосы,— а градоначальник наделён поразительной удачей. Возможно, с его помощью мои веера перестанут сменять друг друга чаще, нежели листва на деревьях. Если лис и был удивлён столь диковинной причиной, в коей могла понадобиться его помощь, то виду не подал. — Надеюсь, Его Высочество простит за то, что я лишу его общества градоначальника. Если же Его Высочество не против, то мой ученик покажет вам Цанцюн. Се Лянь поспешно покачал головой, показывая, что нисколько не в обиде, а после сказал, что будет рад осмотреться. Вэй Ин тут же пожелал присоединиться к прогулке, но из-за того, что у господина Ланя вновь пошла кровь (видимо, он слишком ярко представил разгуливающего в женских одеждах своего прелюбодея Илин), Вэй Усянь был вынужден отказаться от своей затеи, решив позаботься о Ханьгуан-цзюне. Градоначальник и мастер Сюя посмотрели на господина Ланя настолько сочувственным взглядом, будто он уже сыграл в ящик, и, ограничившись таким проявлением солидарности, преспокойненько удрали. Всю недолгую прогулку Шэнь Цинцю искоса поглядывал на Собирателя цветов, ожидая, когда тот начнёт в привычной язвительной манере выпытывать мотивы мастера Сюя. И дождался. — С чего вы решили, что демон, чьи пальцы способны лишь осквернять кисть и чернила, в состоянии расписать вам веер? — Хуа Чэн с издёвкой припомнил главе его собственные слова. — Градоначальник, если бы на каждую каплю яда, что срывается с вашего языка, зажигали бы свечу, то их света хватило бы, чтобы глубокая ночь над Призрачным городом сменилась ясным утром,— не удержался от шпильки Шэнь Цинцю. И этот лисеныш смеет ещё над ним подтрунивать? Лучше бы на благодарность расщедрился, с него бы не убыло. — Яд — это по вашей части,— не полез за словом в карман Собиратель цветов. — Даже если и так, я все же вам помог избежать неугодных вопросов Его Высочества, и где же ваша признательность?— игнорируя тревожные звоночки Системы, предупреждающей об опасности таких разговоров, продолжил Шэнь Цинцю. Всё же нынешняя внешность Хуа Чэня сыграла дурную шутку с мастером Сюя. Князя демонов он боялся и огрызался с ним скорее из вредности, а с этим «молодым господином» хотелось пререкаться потехи ради. И никак не укладывалось в голове, что это один и тот же человек. Хотя характер Собирателя цветов остаётся дрянным независимо от обличия. — Боюсь, учителю будет не по нраву, если я выражу признательность своими скромными способностями. В искусстве я так же бездарен, как и в каллиграфии,— извечная полуулыбка, точно нарисованная несмываемыми чернилами, не сходила с лица Хуа Чэня. [— Да прекратите Вы его провоцировать! Сдался Вам этот веер! Неужели не видите, что он и так зол из-за того, что уже дважды принял Вашу помощь?] Шэнь Цинцю был приятно удивлён тем, что Система о нем беспокоится, а потому решил последовать её совету, хотя пара ласковых слов в адрес градоначальника так и норовили сорваться с непослушного языка. Ненадолго оба замолчали, явно тяготясь обществом друг друга, но неожиданно Хуа Чэн вновь задал вопрос: — У вас повреждены меридианы? — М?— Шэнь Цинцю на секунды растерялся, а после, сообразив, что Му Цинфан сделал ему замечание при градоначальнике, нехотя кивнул, внутренне подобравшись. Что этот лисеныш удумал? — Что произошло? — Отравили,— признался Шэнь Цинцю, и, заметив на губах градоначальника саркастичную, но не в пример ему обычному, тёплую усмешку, сам невольно усмехнулся. Змея отравили. Ну как тут не сыронизировать? — И как вы подобное допустили? — По глупости, — немного помедлив, ответил мастер Сюя, не замечая, как из-за воспоминаний об этой самой глупости, на тот момент ещё совсем юной и так наивно глядящей на своего шицзуня, на его лице проступает немного смущенная и непозволительно мягкая для толстокожего змея улыбка. Он до сих пор считает свой поступок неразумным, Ло Бинхэ — главный герой, он не мог умереть. Неужели антагониста, спасшего главного героя, которому опасность и вовсе не грозила, можно назвать иначе, нежели глупцом? Градоначальник хоть и не сводил взгляда с лица Шэнь Цинцю, всё же отказывался верить своим глазам. С такой улыбкой не говорят о «глупостях». Такая улыбка не что иное, как отражение привязанности, что стесняет сердце, не давая ему биться без дозволения человека, которому отдано. Однако, возможно, глава Шэнь и прав, ровняя глупость с привязанностью. В конце концов, что может быть глупее, нежели собственноручное приковывание себя к другому человеку? Градоначальник отвернулся, не желая более наблюдать за таким уязвимым в своей искренности недругом. Вместо этого он слегка прикрыл глаза, отчего полуулыбка на юном лице стала казаться не столь насмешливой, сколь шкодливой. — Я распишу вам веер. — С чего вдруг такая честь?— не удержался от вопроса Шэнь Цинцю, не находя причины для настолько резкой перемены. — Считайте это благодарностью, — ухмыльнулся лис, демонстрируя перевязанную руку. И как только ещё не содрал ленту вместе с плотью?— Я у вас в долгу, а долг платежом красен. Что ж, Шэнь Цинцю не заставил упрашивать себя дважды. В конце концов, Собиратель цветов и впрямь наделён неслыханным везением. И если даже он испортит своим «рукоблудием» веер, то мастер Сюя все равно не откажется от вещицы. Антагонистов сюжетная удача не часто балуют своей милостью, а потому грех пройти мимо такой возможности. До бамбуковой хижины дошли в молчании, изредка прерываемом взаимными колкостями, будто воины в тренировочном бою, где мечи хоть и заточены, но не преследуют цели ранить. И Шэнь Цинцю даже мог бы назвать эту прогулку приемлемой, если бы одна несносная особа в его голове прекратила свои причитания. [— Предупреждаю, если за Ваш бескостный язык градоначальник Вас убьёт, то я спасать не буду ни роялем, ни малым двигателем сюжета!] «— Больно надо,»— вновь попробовал отмахнуться от неё мастер Сюя. Не тут-то было, эта вздорная женщина принялась отчитывать его с удвоенным рвением. [— А если после всех ваших переглядок с градоначальником, игр словами и взаимно ненавидящих взглядов у читателей «случайно» появится новый отп, то я и без Вашего ведома устрою сцену для фансервиса!] «— Окстись! Ты в своём уме!»— Шэнь Цинцю едва не поперхнулся, благо, что мысленными словами подавиться сложно. [— А нечего меня с моего ума сводить! Говорят Вам, держитесь от Собирателя цветов подальше, так нет же! Так и лезете на рожон! Он не Ло Бингэ, он Вас убьёт и даже не заметит. Убьёт быстро, без длинных прелюдий с открыванием конечностей, но убьёт же!] «— Чем он тебе так не угодил?»—вздохнул глава. Ссориться с Системой не хотелось, она ведь всего лишь тревожится о нем, ну или о сюжете, который без злодея будет уже не так интересен. [— Ненормально, что обычный главный герой из новеллы может соперничать в силах с программой. Это против закона жанра. Потому я и говорю, что не смогу вам помочь в случае чего…] — Система и в самом деле боялась градоначальника, а потому желала оградить от него своего пользователя. Шэнь Цинцю едва сдержал понимающую улыбку. Бамбуковая хижина градоначальнику отчего-то пришлась более по душе, нежели её хозяин. Впрочем, особой заинтересованности внешне он не проявил. Однако, как и сам Собиратель цветов, так и мастер Сюя уже научился угадывать некоторые эмоции противника. Градоначальник расположился за небольшим аккуратным столом, скромное убранство которого украшала лишь тонкая ваза с ветвью сливы внутри, едва распустившиеся цветы которой приятно выделялись среди окружающих пространство светлых тонов. Шэнь Цинцю протянул ему веер и, не скрывая любопытства, стал наблюдать, будто ожидая какую-то крайне забавную постановку. Кисть выглядела в тонких пальцах, ещё недавно казавшимся главе Цинцзин неотесанными и способными лишь на кощунства в каллиграфии, на удивление уместно. Градоначальник, заметив с каким вниманием за ним наблюдают, приподнял уголок губ. Из нескольких небрежных штрихов по белой бумаги расплылось небо с неровными облаками, гонимыми своевольными порывами ветра. Кое-где чернила размазались, создавая тёмные тучи, ни то пожирающие облака, ни то мирно соседствующие с ними. Начертанные тушью несколько отрывистых, растекающихся точек обратились каплями дождя, что горькими слезами срывались с неба. Из изогнутых длинных линий, что поначалу одинокими полосами тянулись по хребтам спиц, вырос бамбуковый лес, стройные стебли которого переплетались между собой, то соединяясь на верхушках, то склоняясь изломанными тростинками к траве, мягким ковром покрывающем края веера у самых пластин. «— Он ведь даже простого иероглифа вывести не может, так как же?..»— оторопело спросил Шэнь Цицню. [— У Собирателя цветов богатый опыт в искусстве, особенно в резьбе по камню,— проворчала Система, и тут же добавила, предотвращая лишние вопросы,— и Вы не хотите знать подробности.] — Что?— усмехнулся лис, наслаждаясь ошарашенным лицом змея, с коего сошла вся спесь.— Сгодится отпугивать демонов вместо талисманов? — Кхм...— невнятно что-то пробурчав, Шэнь Цинцю принял веер, и вместо восхищения или признательности добавил лишь скромное: — градоначальник умеет удивлять. — И это вместо слов благодарности? Я ведь отвадил от вас неудачи,— вернул мастеру Сюя его же упрёк градоначальник. «Как только ты и Вэй Ин лишите этого мастера своего общества, тогда я поверю, что мои неудачи отступили»,— про себя ощетинился Шэнь Цинцю, все ещё смущенный тем, что понапрасну принижал способности градоначальника. Однако каяться перед самим Хуа Чэнем он не собирался. Да и были проблемы поважнее. Например, старейшина Илин, которого чересчур надолго оставили без присмотра. На Ханьгуан-цзюна в таком щепетильном деле глава Цинцзин надежд не возлагал, а потому почёл за лучшее вернуться вместе с градоначальником на Цаньцао. *** — Ммм,— довольно промурлыкал себе под нос мастер Сюя, признавая, что зря наговаривал на господина Ланя. Второй нефрит потрудился на славу, и его стараниями старейшина Илин, видимо, противящийся всеобщему желанию надеть более подходящие одежды, был с ног до головы укутан, наподобие гусенички, в ханьфу, благо мужское, широкие рукава которого связали запястья прелюбодея Илин за спиной, не давая высвободиться. Но не это было самым приятным. Бонусным поводом для радости стало поистине мученическое выражение на лице беспутника из-за невозможности вымолвить хоть слово. Должно быть, какое-то заклятие. — Как считаете, градоначальник, если мы случайно уйдём, случайно забыв о случайно увиденном связанном господине Вэе, не будет ли наша случайная невнимательность считаться подлостью? — Ни в коей мере,— скалился лис, на пару со змеем упиваясь восторжествовавшей справедливостью. Давно пора было проучить распутника. Шэнь Цинцю некоторое время критически понаблюдал за пантомимой Вэй Ина, чья мимика была настолько выразительна, что главе Цинцзин казалось, будто он слышит каждое жалобно-обвинительное слово, так и не сорвавшееся с сомкнутых губ. — Вэй Ин, даже если ты будешь молчать, никто не посчитает тебя немым,— с постным видом сообщил мастер Сюя. — Господина Ланя вы тоже обучили своим нетрадиционным методикам?— кивком головы указывая на крепкие путы, связывающие Вэй Ина, как бы между делом поинтересовался градоначальник. Мастер Сюя нервно дёрнул бровью, глядя, как по лицу Вэй Ин расползается игривое: «Обучил! Ещё и учебную литературу выдал~». Чтоб этой Люсу Мяньхуа пусто было с её иллюстрациями. Хотя иллюстрации-то были как раз-таки не её… Дурные помыслы вновь овладели разумом главы Цинцзин, вызывая на губах кровожадную улыбку. Кажется, он знает, как использовать тушку Вэй Усяня в благих целях. То ли под влиянием увиденного зверского выражения, исказившего черты Шэнь Цинцю, то ли оттого, что время заклинания подошло к концу, Вэй Ин вновь вернул себе речь и тут же принялся молить о снисхождении, а заодно о том, чтобы его развязали. Что ни говори, а Ханьгуан-цзюнь вяжет добротные узлы. Выслушав длинную тираду Вэй Ина, глава с полным горечи вздохом решился освободить старейшину Илин, хотя будем откровенны, преследовал он при этом уже собственные цели, но об этом благодарному Вэй Усяню сообщать мастер Сюя не будет. Ещё некоторое время послушав негодующие комментарии в адрес жестокости господина Ланя, Шэнь Цинцю уже было протянул свои лапы, дабы под шумок сцапать Вэй Ина, но тот вдруг куда-то резво побежал. Шэнь Цинцю и градоначальник переглянулись и последовали за ним. Оказалось, что старейшина Илин приметил ту самую печать, что заскользила в коридоре между комнатами. Шэнь Цинцю с удивлением глянул на веер. Неужто и в самом деле удача градоначальника работает? «— Система, а что здесь делает печать? Ты таки решила смилостивиться над любимым пользователем и отправить этих двоих обратно?» Система, чья милость целиком и полностью была отдана Вэй Ину, предусмотрительно промолчала. Не могла же она признаться, что невольно испугалась за старейшину Илин, на которого был направлен не в меру пытливый взгляд пользователя, и потому решила отвлечь внимание мастера Сюя на печать? Вэй Ин, точно кот, гоняющийся за солнечным зайчиком, тщетно старался приблизиться к печати. Чертовка оказалась слишком прыткой, попеременно то переходя на стены, то расплываясь, словно круги на воде, в тот самый момент, когда Вэй Усянь приближался. Он попробовал остановиться подальше от неё, в надежде рассмотреть символы на расстоянии, а после перечертить. Но, вот незадача, знаки, что извилистыми трещинами проходили в её кругу, если смотреть на них под углом, отзеркаливались или тускнели. Таким образом вызнать элементы печати было возможно только в случае, если смотреть прямо на неё. Сам Вэй Ин краем глаза уже успел определить, что начертание отличается от того, что было в Гусу. Значит, в разные миры ведут разные печати. Шэнь Цинцю решил прийти на выручку, но от мастера Сюя негодница ускользала также проворно. После череды неудачных выпадов от старейшины Илин вредная клякса переместилась за спину градоначальника и, схоронившись там, очевидно, не собиралась пока менять локацию. Видимо, в нынешнем состоянии Хуа Чэна, печать не чувствовала от него угрозы. Вэй Ин, мигом смекнувший, что к чему, повелительным тоном приказал Собирателю цветов не двигаться, вызвав тем самым приступ паралича у лиса и ехидное хихикание змея. — Он только что приказал мне замереть на месте?— на всякий случай уточнил Хуа Чэн, до последнего отказываясь верить в такую непроходимую наглость кота. Хотя уж если он не полагался на свой слух, то тактильные ощущения должны были его убедить. Дело в том, что Вэй Ин, поняв, что при попытке обойти градоначальника, печать съёживается и грозится исчезнуть, не постеснялся практически забраться на Собирателя цветов и с высоты его роста старался запомнить мельчайшие подробности печати. Шэнь Цинцю буквально видел, как над головой Вэй Усяня загорается веселенькая табличка «Потерял совесть и инстинкт самосохранения. Нашедшего просьба вернуть». — Градоначальнику ведь не привыкать, — пожал плечами Шэнь Цинцю,— то один наглый учитель практикует на нём свои «революционные» методы обучения, то нахальный юнец использует градоначальника в качестве приманки. Должен признать, из градоначальника выходит потрясающий подопытный, грех не воспользоваться. — Не переходите границы, учитель.— Взгляд Хуа Чэня желал мастеру Сюя быстрой смерти прямо на этом самом месте. Но разве это смогло бы остановить змея? — Неужели остались границы которые мы с вами ещё не перешли, достопочтенный?— притворно вздохнул Шэнь Цинцю, а после, скривив губы в недоброй усмешке добавил:— К тому же, разве достопочтенный не слышал, что когда тигр спускается с горы, его могут обидеть даже собаки? Этот мастер, конечно, не желает показаться мелочным, но он все же рискнёт напомнить градоначальнику, что его духовные силы запечатаны, а угрозы от простого смертного не трогают душу этого мастера. Откровенно говоря, это заявление тоже не слишком-то тронуло душу Собирателя цветов. Полуулыбка, пару мгновений назад исчезнувшая с губ, вновь вернулась, добавляя выражение натурального презрения. Очевидно, градоначальник не сомневался, что и в ныневшем положении, если и не превосходит, то уж точно не уступает в силах ничтожному «учителю». Змей — мастер вести высокопарные речи, но в настоящей битве какой с него прок? — В способностях вашего языка я ничуть не сомневаюсь, учитель, а вот ваше тело явно оставляет желать лучшего. Вэй Ин, услышав столь многозначительное заявление, даже оторвался от увлекательного разглядывания печати, переведя испытывающий взгляд на главу Цинцзин. — Шэнь-сюн, а когда это господин градоначальник успел оценить способности твоего языка? Да и о твоём теле ему, видимо, известно более, чем необходимо… Шэнь Цинцю так сильно закашлялся, подавившись собственным возмущением, что на глазах бессмертного мастера выступили слезы. Градоначальник же, пару раз моргнув, и только после сообразив, что сказал этот кандидат в покойники, толкнул его себе за спину в надежде, что бесстыдник исчезнет в печати. Увы. [— Нет, Вы таки дождётесь, что я устрою вам с градоначальником сцену для фансервиса!]— зло воскликнула Система. Вот помрёт пользователь, как пить дать помрёт! И что ему так приспичило погладить себя по чсв именно за счёт градоначальника?! Придя в себя после выволочки от Системы, Шэнь Цинцю спокойно подошёл к валящемуся в разочаровании Вэй Ину (печать всё же удрала от него), и, взяв того за шкирку, с истинной безмятежностью куда-то поволок, чем заслужил почти что благодарный взгляд от Собирателя цветов. — Шэнь-сюн,— через некоторое время рискнул окликнуть главу Вэй Ин,— а куда ты меня тащишь? — Дело есть,— с мрачным удовлетворением протянул Шэнь Цинцю, ставя старейшину Илин на ноги. — Какое?— насторожился Вэй Усянь. — Тебе ведь по душе читать книжки всякого фривольного содержания?— с нехорошим блеском в глазах уточнил Шэнь Цинцю. Вэй Ин, разом похолодев, принялся оправдываться, что единственный экземпляр «Сожалений горы Чунь» он уже отдал. На что мастер Сюя только раздраженно отмахнулся.— Не о том речь. Как считаешь, написать нечто подобное ты бы смог? Вэй Ин на такой вопрос сначала оторопело замер, глупо хлопая ресницами, а после, привычно прищурившись, хитро уточнил: — А тебе зачем? — Самое время расплатиться по счетам, всё же долг платежом красен, — зловеще цедил Шэнь Цинцю, явно себе что-то предвкушая. Любого другого человека такая постановка вопроса заставила бы узреть в действиях мастера Сюя худой умысел, но старейшину Илин ситуация только раззадорила. — Так что? Сможешь? — Нет ничего, что не было бы под силу старейшине Илин! А так как я человек великой добродетели, то отчего бы мне не помочь другому хорошему человеку? — И чего же хочет старейшина Илин в обмен на свою помощь? — усмехнулся глава Шэнь, мигом смекнув, что Вэй Ин набивает себе цену. — Я — благодетель, творящий дела добрые не корысти ради, а исключительно из любви к людям, нуждающимися во мне,— оскорбленно заявил тот, в драматическом жесте приложив руку к сердцу, очевидно, тем самым показывая, что оно бьется только ради других. — Хорошо, и чего же хочет благодетель Вэй?— по-прежнему усмехаясь, переформулировал вопрос Шэнь Цинцю. — А благодетель Вэй хочет побольше узнать о градоначальнике. — Зачем тебе?— в свою очередь спросил глава. — Интересный он, — молвил грозный старейшина, закидывая руки за голову. Вэй Ину было любопытно, что градоначальник такое. Он не просто демон, в нём есть нечто, чем не каждому небожителю дано обладать. «— Суицидник,»— вынес мысленный вердикт в адрес Вэй Усяня мастер Сюя, искренне не понимающий, как вообще можно найти злокозненного демона интересным, да ещё и пытаться огрызаться с ним. [— Воооот,— протянула Система,— и я говорю, что Вы — суицидник. У Вэй Ина хотя бы аура неуязвимости есть, а у Вас только мазохисткие наклонности.] Шэнь Цинцю отказался это комментировать, про себя решив, что ситуации у них с Вэй Усянем в корне разные. Старейшина Илин попросту любит всё делать поперёк здравому смыслу, испытывая при этом судьбу. А у главы с Собирателем цветов отношения сразу не заладились, и теперь они оба ведут что-то вроде поединка, в котором отказ от взаимных насмешек будет приравниваться к проигрышу. Ну да полно пустой болтовни. Пора приниматься за дело. Согласившись на условия Вэй Ина, мастер Сюя уже в течение часа получил небольшую, но весьма и весьма богатую на события книжицу. Осталось только передать её Мобэй-цзюню и если после этого графоман несчастный будет извиваться хотя бы в половину также гибко, как слова в этой прелестной рукописи, то Шэнь Цинцю непременно спишет ему моральный долг за «иллюстрации». Не мог же в самом деле преданный фанат «Пути гордого бессмертного демона» не узнать в похабных рисунках «Сожалений горы Чунь» стиль любимого автора? [— Если из-за Вас и вот этой сомнительной рукописи, позы из которой вряд ли под силу выполнить хоть одному живому существу, у меня станет на одного пользователя меньше, то заданий у вас станет в пару раз больше…] «—Что ж ты так не веришь в братца Самолёта? Он небеса читательского терпения пронзал так долго и таким подробным описанием постельных подвигов главного героя, что ему наверняка удастся повторить всё это и на практике,»— не скупился на желчь мастер Сюя, потирая ладони. На не слишком подробный рассказ о Собирателе цветов и Се Ляня ушло ещё около часа, а закончить историю Шэнь Цинцю предпочёл просьбой к Вэй Ину быть поразборчивее в выборе забав по отношению к градоначальнику. Всё же, хоть Хуа Чэн и является главным героем, жизни людей он не ценит и убить кого-то, потакая своему дурному норову, для него не станет в новинку. А, если уж быть совсем честным, главе Цинцзин вовсе не хотелось лишиться старейшины Илин. Бесит паршивец люто, но с ним за пару дней Шэнь Цинцю смеялся больше, чем за несколько лет. На предостережение мастера Сюя Вэй Усянь возразил, тая улыбку в слегка прищуренных уголках глаз: — Ты преувеличиваешь, Шэнь-сюн, господин градоначальник очень добрый. На это вопиющее заявление Шэнь Цинцю отреагировал громким смешком, от которого улыбка, сокрытая в глазах, расползлась по губам старейшины Илин: — Добро не всегда заметно, Шэнь-сюн. Ты, к примеру, предпочитаешь прятать его за сарказмом, но это ведь не означает, что ты злодей, так? — Шэнь Цинцю ожидаемо промолчал, но Вэй Ин на ответе и не настаивал, вместо этого продолжив:— Доброе сердце градоначальника же всецело жалованно лао Се, потому на других его частенько не хватает. Вот такой он преданный человек. Преданный, да? Такого заурядного слова слишком мало, чтобы хоть как-то описать чувства градоначальника к Его Высочеству. Восемь сотен лет — это в среднем более десятка людских жизней, проведённых в поисках и ожидании единственного нужного человека. Забавно, ведь обычно люди не в состоянии хранить преданность и в течение одного своего существования. Шэнь Цинцю так ничего и не ответил Вэй Ину. *** После непродолжительного молчания вокруг мастера Сюя расползлась дурная, свойственная темным, отринувшим истинный путь, заклинателям аура, от подавляющей силы которой Вэй Ин предпочёл держаться на почтительном расстоянии. С поистине чудовищной в своём жутком спокойствии улыбкой глава уверенным шагом направился на поиски Ло Бинхэ, прихватив с собой старейшину Илин, на все вопросы которого отвечал лишь то, что самое время вернуть одному бумагомарателю должок. Каково же было удивление мастера Сюя и Вэй Ина, когда поиски привели их на тренировочную площадку пика Цаньцао, по периферии которой столпились почти все ученики Цаньцао, Цинцзин, Байчжань и, будда милостивый, Сянь Шу. Шэнь Цинцю с недоумением взирал на спины учеников, которые вытягивали головы в надежде что-то разглядеть. — Это ещё что такое?— про себя пробормотал Шэнь Цинцю, впрочем, даже если бы он выкрикнул свой вопрос в полный голос, то вряд ли бы ему кто-то ответил. Каждый из присутствующих был слишком поглощён разрушительным шумом, что порождала духовная энергия, вырывающая тысячелетние деревья с корнем, осушащая ручьи сильными порывами ветра, и прерываемая лишь лязгом стали. — Глава Цинцзин! — воскликнул кто-то, приметив Шэнь Цинцю. Несколько десятков голов обернулись и, склонившись в уважительном поклоне, расступились, освобождая путь. — Что, опять?— не сдержался он, видя, что центральную площадку заняли Се Лянь и Ло Бинхэ, жесткий бой которых длился уже, видимо, не первый час. Опасения касательно Синьмо в этот раз не терзали душу главы, всё же меч умерил свой скверный нрав, потому мастер Сюя не стал встревать в бой, ограничившись лишь хмурым взглядом. — Они всегда так?— Вэй Ин по-настоящему удивлён. Одно дело слушать рассказы Шэнь-сюна, а другое воочию увидеть, как мягкий лао Се сражается отнюдь не жалея ни противника, ни себя. Попеременно принимая удары то рукоятью меча, то голой рукой, он отводил тяжёлый меч Ло Бинхэ с поразительной лёгкостью, будто весил тот не более, чем перо журавля. Вот только нападать пока не решался, так как выбрать момент для атаки не представлялось возможным, до того быстро наносил Повелитель демонов свои удары, времени между которыми не хватило бы и на то, чтобы сделать вдох. Оба выглядели потрепанными, оба улыбались. Се Лянь с присущей мягкостью и каким-то юношеским задором, что, впрочем, нисколько не умолял спокойную, невероятную ауру безопасности вокруг него. Казалось, что за спиной Се Ляня можно спрятаться от всех невзгод мира. Лицо Ло Бинхэ же искажала волчья ухмылка, делающая его слишком похожим на демона. — И за кем победа? — обнаружив старшего ученика Лю Цингэ, обратился к нему мастер Сюя. — Этот ученик отвечает! Господин Се выиграл в первом бою!— накрыв ладонью кулак, сказал Ян Исюань. — В первом? — переспросил Вэй Ин, явно не понимая, как им одного боя не хватило, чтобы друг друга убить. — Да, шисюн Ло проиграл в первом поединке и сразу же вызвал господина Се на второй, господин…?— тут Ян Исюань замялся, не зная, как обратиться к спутнику главы Цинцзин. — Старейшина Илин,— коротко представил Вэй Ина мастер Сюя, раздумывая, как бы урвать подходящий момент и попросить Ло Бинхэ пригласить Мобэй-цзюна в гости на Ань Дин. — Старейшина Илин?...— в благоговении пролепетал Ян Исюань и его слова подхватили ещё несколько учеников, мигом потерявших всякий интерес к битве и теперь полными обожания и восхищения глазами взирающими на Вэй Ина. — Ась?— от этих почти голодных, но таких преданных взглядов, бесстрашный Магистр дьявольского культа невольно поежился, не представляя, каким таким образом он изловчился уже и здесь прославиться. — Здесь сам старейшина Илин!— звонко воскликнула одна впечатлительная особа, привлекая внимание не только учеников, но и градоначальника с Лань Чжанем, наблюдавших за поединком, а также самих сражавшихся Се Ляня и Ло Бинхэ, чем не преминул воспользоваться Шэнь Цинцю. Как бы мастеру Сюя ни было интересно, что там опять вытворил Вэй Ин, но месть, которую обычно подают холодной, в случае Шэнь Цинцю уже и так непозволительно остыла, а, учитывая способности Мобэй-цзюна, и вовсе заледенела. А потому нет смысла откладывать кару над Шан Цинхуа. Глава быстро подошёл к Ло Бинхэ, уже переловившему бесчеловечный взгляд учителя и мысленно готовому к смерти. А ученики тем временем как с цепи сорвались, наперебой пытаясь выразить проклятому старейшина Илин свой восторг и преклоняясь перед его талантом. На вопрос Вэй Ина, о каком именно из его многочисленных талантов идёт речь, несколько юношей понимающе ухмыльнулись, а девушки покрылись стыдливым румянцем. — Разумеется, о вашей книге,— Ян Исюань расплылся в довольной улыбке, явно оценив шутку старейшины Илин, о которой тот пока и не подозревал, — с вашей помощью Люсу Мяньхуа удалось создать нечто стоящее. Ну и, конечно, мы не будем умалять и ваши таланты в делах, что свершаются под ночным небом в постели. Брови Вэй Ина против воли поползли вверх, пока он строил догадки, что либо творческий псевдоним Шэнь-сюна «Люсу Мяньхуа», либо же старейшина Илин без собственного ведома исхитрился что-то написать. Впрочем, ответ пришёл к нему достаточно быстро. Пришёл вместе с книгой. — Не могли бы вы… подписать мне...— девушка зарделась, её тонкие ручки потряхивало, но именно эти нежные, бесконечно хрупкие, милые девичье ручки протягивали Вэй Ину «Сожаление горы Илин.»** Написано Люсу Мяньхуа в соавторстве со старейшиной Илин. Вэй Ин, пролистав пару страниц, не знал, смеяться ему или плакать. Возможно, таким образом его нашла расплата за то, что он посмеивался над Шэнь-сюном и «Сожалениями горы Чунь». Как там Шэнь-сюн говорил? Долг платежом красен? Что ж, сегодня карма списала с Вэй Ина долг со всеми причитающимися процентами. Не мог же Вэй Усянь знать, что в роли кармы неосознанно выступил Вень Нин, чья скромность не позволила ему назваться собственным именем, а потому Призрачный генерал решил, что молодой господин Вэй, чьи подвиги запечатлены на страницах, более достоин стать соавтором. Вот так и получилось, что старейшина Илин одновременно оказался и главным героем романа, и одним из писателей, сотворивших его. ***

Кожа сгорает дотла под прикосновениями, что оставляют выжженные дорожки на теле, пятная его цветом красным, цветом крови, что окружают Основателя темного пути. Запятнаны и белые одежды, запятнана и светлая душа. А руки Вэй Ина не останавливаются, точно мало им, что нет на плоти Ханьгуан-цзюна ни одного нетронутого клочка. Проводит кончиками пальцев по ключице, а после скользит по острым рёбрам, отсчитывая их и замирая аккурат напротив сердца, словно и его хочет коснуться. И ведь коснётся, если пожелает. Лань Ванцзи не станет противиться. Не противиться он и грубости, что порой в этих касаниях граничит с жестокостью, не выказывает сопротивления и когда пальцы спускаются по животу, а после переходят на бедро, оглаживая внутреннюю сторону. Лань Ванцзи хмурится, понимая, что гордость клана, будто устыдившись, покинула его точно также, как и ставшие лишними одежды. Вэй Ин усмехается, видя его сомнения, и касается губами болезненно сведённых бровей, с непривычной для него нежностью. Лань Ванцзи поддаётся навстречу, чувствуя, что только ради таких, случайно проскальзывающих, моментов готов сдаваться на милость отринутого всеми старейшины. Ластится он, будто кролик, к рукам Магистра дьявольского культа, ластится, забыв о достоинстве, забыв о всех его дурных поступках, о колких словах, коими неизменно встречает его Вэй Ин каждый раз, когда Лань Чжань в очередной раз приходит к проклятому старейшине. Сам приходит. Сам просится. Так на ком же из них в действительности лежит проклятие?

— А сносно написано,— одобрил Вэй Ин,— с кроликом и вовсе как будто в воду глядели. Только действий что-то маловато. Сплошные чувства. Видимо, этот «соавтор Илин» падок на сантименты. Уж совсем детская книжица получилась. Лань Чжань, ты там как? Слушаешь ещё? Слушает ли он?! Бесстыдник! И ты смеешь спрашивать?! Второй нефрит, чья кожа от природы была светлой, сейчас сидел с таким темным лицом, будто его вымазали в саже. Лань Чжань кинул в сторону Вэй Усяня изничтожительный взгляд, но, сообразив, что беспутника этим не пронять, вновь прикрыл глаза и попытался сосредоточиться на медитации. — О, нашёл! — поделился радостной новостью Вэй Ин, из-за чего благородный Второй молодой господин Лань чуть ли не высказал вслух весь тот небогатый запас ругательств, коим располагал.— Действия тут тоже есть!

Движения его рваные, резкие, что едва ли не разрывали плоть изнутри, заставляли Лань Ванцзи неровно дышать, захлебываясь собственными всхлипами. Губы, что невесомо касались шеи, теперь скользили по напряженной спине, обводя языком зарубцевавшийся контуры шрамов, при взгляде на которые лицо старейшины Илин неизменно искажала мрачная улыбка. Лань Ванцзи попытался развернуться, силясь скрыть от проклятых глаз уродливые отметины, но руки, цепким кольцом обвивающие его талию, не дали отстраниться.

За попытку сопротивляться шрамы сильно прикусывают, вырывая судорожный вздох. Но даже смущение за безобразное искалеченное тело отступало, стоило лишь Вэй Ину начать говорить. Голос его низкий, мурчащий, звучал сотней серебряных колокольчиков в ушах, царапая, вызывая затаенную дрожь. На все молчаливые попытки Ханьгуан-цзюна прекратить распутные речи Вэй Ин только посмеивался, ведя рукой быстрее и одновременно входя глубже. Надломленный и телом, и душой Лань Ванци обмяк в его руках, будто кто-то раскрошил его хребет, делая тело совсем бескостным, того и гляди утечёт сквозь пальцы Вэй Ина, точно вода из треснутой чаши.

— Вэй Ин, хватит… — Погоди, Лань Чжань, это только вступление. Дальше должно говориться, как Второй молодой господин Лань вообще дошёл до такой жизни, — нагло ухмыляясь, старейшина Илин перевернул страницу. Теперь он в полной мере осознал, почему те детишки так настаивали на том, чтобы «старейшина Илин» написал ещё одну книгу. Вэй Ин в порыве альтруизма даже согласился и прямо на глазах у благодарной молодежи исписал несколько листов. Благо, Шэнь-сюн подкинул неплохую идею. Кстати, а куда же запропастились черновики? Вэй Ин точно уносил с тренировочной площадки. Ну да ладно, позже поищет. — А! Это только пролог так излишне романтично написан, дальше лучше! — Прекрати... — Давай начнём с четвёртой главы, где я в годы ученичества запер тебя в библиотеке, а после напоил? — Молю, остановись… — Точно! Такой момент тут тоже есть, вот только «старейшина Илин мольбам не внял, сомкнув губы на разгоряченной...» — Достаточно! — Ханьгуан-цзюнь, чьё лицо сменило цвет с траурного чёрного и сейчас могло соперничать с красной лентой в волосах Вэй Ин, соскочил с позы лотоса, едва ли не снеся стоящего рядом старейшину Илин. — Лань Чжань, побереги здоровье и отдохни немного,— недовольно покачал головой старейшина Илин, всё ещё беспокоившийся об отравлении и последующем ухудшении состояния Лань Ванцзи. Святая простота Вэй Усянь ни сном ни духом не ведал, что причиной стремительно укорачивающейся жизни Второго Нефрита в большинстве случаев является один распутник. — Я здоров! — в несвойственном ему эмоциональном порыве воскликнул доведённый до белого каления Лань Чжань. — Я вижу,— красноречивый взгляд заскользил по телу Лань Ванцзи и замер на пахе. Вконец смутившись и оттого осерчав, Лань Чжань быстро направился к двери, с каждым шагом теряя по одному году жизни. — Лань Чжань, куда это ты собрался?— смеясь, спросил Вэй Ин. Второй нефрит с истинно ослиным упрямством сделал ещё один шаг, а после его с силой схватили за плечо, разворачивая, и тут же делая подлую подсечку. Если бы не смешанные чувства, мутившие воды спокойствия Лань Ванцзи, то он, разумеется, не позволил бы так себя подловить, но вот он сидит на коленях Вэй Усянь, поддерживающего его за талию. — Неужели Второй молодой господин Лань думает, что бесстыдный старейшина Илин даст ему так просто уйти? — в глазах Вэй Ина плясали бесы, чьи улыбки-оскалы пленяли, и, пока жертва зачарованно смотрела на них, не в силах оторваться, замыкали ловушки в чёрных колодцах зрачков. Лань Чжань и впрямь некоторое время не двигается, но новый удар сердца, вновь вспомнившего, что для того, чтобы видеть эти глаза, нужно продолжать биться, приводит Второго Нефрита в чувство. Он снова пытается встать, только пытается. Разве можно хоть пальцем пошевелить, пока вероломные глаза проклятого старейшины держат в тесных силках? — Ханьгуан-цзюнь, — непривычно тихо тянет Вэй Ин, будто следующие слова потеряют свою цену, если произнести их слишком громко.— Разве не ты говорил, что твои глаза и во сне, и наяву видят лишь меня? Так почему ты сейчас отворачиваешься? Отворачивается? Как же можно от тебя отвернуться? Стоит хоть на миг оставить тебя без внимания, как ты непременно исчезнешь, вновь пойдёшь по одному тебе известному пути. Лань Чжань обиженно смотрит на Вэй Ина, задетый незаслуженным обвинением, но, вместо обычных в ласковой иронии прищуренных уголков глаз, видит напряжённо ждущих ответа. И ответ получают. — Я по-прежнему слепец, что не способен видеть никого, кроме тебя, Вэй Ин. Лань Чжань не уверен, но, кажется, он слышит вздох, полный облегчения. Вэй Ину до сих пор важно, чтобы кто-то близкий возвращался за ним, искал его, не оставлял одного. Искажённых путей слишком много, а старейшина Илин привык ходить по грани их лабиринтов. Когда-нибудь Лань Чжань не сможет отыскать Вэй Ина в потёмках его души, когда-нибудь он сам в ней потеряется и тогда Вэй Усянь сломает его окончательно. Но разве так уж плоха участь быть сломанным, если знаешь наверняка, что мастер, чьи руки будет держать детали твоей сущности, вновь соберёт тебя? По-новой, с усердием, аккуратностью, с ювелирной тонкостью. Лань Ванцзи не против быть сломанным, если это поможет Вэй Ину не сходить с истинной тропы. Ханьгуан-цзюнь поджимает губы, ему как и всегда не хватает слов, чтобы выразить всё, о чём он думает. Потому Лань Чжань обессилено опускает голову на плечо Вэй Ина, тяжело дыша. Он, правда, не знает, что ещё сказать. И он не видит, что уголки любимых им глаз вновь довольно прищурены. Лань Ванцзи и в самом деле больше не сможет отвернуться. Основатель темного пути не позволит.