Экстра

Синюшность, грязной вуалью покрывающая лицо, переходившая на губы, где превращалась в обесцвеченные чернила, помадой обводящие контуры рта. Красные крапинки, порой сливающиеся в сетку, на белках глаз. И ручейки, такие же красные, вот только иссохшие, бегут по лицу, беря своё начало у небольшой точки на лбу, расходясь ветвисто по щекам, и оканчивающие свой путь на горле, очертя подбородок. Но не они единственные украшали хрупкую девичью шею, ныне оголенную. Проклятой кангой обрамляло её борозда*, неровная, точно рваная. Начинающая полукругом едва выше яремной впадины**, и далее косовосходящая, за нежными мочками ушей обрывающаяся. А на груди свободно болталась петля. Лохмотья одежды не скрывали синюшно-багровых трупных пятен, перчатками обхватывающими кисти и переползающие на предплечья. Можно было не сомневаться, на ногах девы красовалась обувь такого же, мертвого, цвета. [— Погодите! Я записывать не успеваю],— не выдержав, заворчала Система. Шэнь Цинцю, пару раз растерянно моргнув, приходя в себя, едва ли тут же из себя не вышел. Вот только ведь всерьёз за работу взялся. «— А ты поменьше в диалоговое окно пялься, глядишь, дело быстрее пойдёт.» Стоит однако упомянуть, что фоном для диалогового окна вот уже несколько лет исправно служило весьма и весьма провокационное фото одного небезызвестного старейшины Илин. И это фото также исправно услаждает взор госпожи Системы и портит аппетит мастеру Сюя. [— Сами виноваты, нечего было в чужие сохраненки лезть, глядишь, и я бы до сих пор смиренно прятала предмет своих воздыханий в запароленных папках],— ловко передразнив нравоучительные нотки главы Цинцзин, съязвила Система. Сам же мастер Сюя, успевший уже в тысячный раз пожалеть, что открыл тогда этот ящик пандоры, в котором вместо морового поветрия притаилась галерея фотографий бесстыдника Вэя, решил в тысячный раз отстоять свои права: «— А я-то почему должен им любоваться? Думаешь, мне Вэй Ина в реальной жизни не хватает?» [— А Вы бы предпочли любоваться обоями с градоначальником?]— не преминула уточнить программа, чем вызвала скрежет меча, вынимаемого из ножен. Шэнь Цинцю легким движением преградил девице дорогу, вновь загоняя её в круг для нежити, границу которого он случайно потревожил, пока препирался с программой. С особой тщательностью и щепетильностью восстановив целостность барьера, глава убрал Сюя в ножны и снова стал придирчиво осматривать труп. «— Я бы предпочёл, чтобы ты записывала, как и положено приличному секретарю.— от возмущённой этим заявлением вибрации диалогового окна Шэнь Цинцю с энтузиазмом отмахнулся.— Что думаешь, она умерла от повешения или здесь дурное проклятие?» [— У неё гвозди в голове! Какое повешение?! Ей вбили гвозди в череп!]— вконец разбесновалась Система, вынужденная терпеть новое увлечение своего пользователя, и свою новую роль секретарши при нём. О милостивые программисты, ну почему из всех занятий ее пользователю приспичило тратить драгоценное время повествования на глупое описание нежити?! Он, видите ли, решил оставить своё имя в истории и в этой же истории оставить талмуд по демонологии. А ей что делать? Экстра ведь стоит! Слэш…кхм.. в смысле, сюжет сам себя не напишет! [— Да какая вообще разница, отчего она умерла?!] «— Большая»,— ровным голосом возразил Шэнь Цинцю, уже вновь погрузившийся в работу, и без особо интереса отвечающий Системе,—«если она умерла от повешения, то девушка — самый обычный человек, в которого после смерти вбили гвозди для повиновения. Если же она погибла от гвоздей, это может означать, что при жизни она была демоном, которого таким образом пытались усмирить. Гвозди-то не обычные, инкрустированы печатями»,— осматривая выпирающую из лба шляпку гвоздя с выгравированными древними символами, закончил глава. [— Это не имеет ровно никакого значения! Мы тут даром время тратим! Нет чтобы с главным героем Ло Бинхэ на войну отправиться, так мы здесь трупами балуемся. Это ведь читателям ни капельки не интересно. Вот что мне в сюжете писать прикажете?] «— А ты пиши стандартное «дни летели за днями», обычно это работает,— ехидно посоветовал ей глава.— И что тебе так неймется с этой войной? Очередное восстание, сколько их было? Оглянуться не успеешь, а Ло Бинхэ вернётся. Нет, ну ты подумай, если бы она умерла от гвоздей, то борозды на шее бы не было***.» [— У меня уже десять лет дни за днями летят! И что-то Вы совсем перестали волноваться о Ло Бинхэ. А градоначальник Вас совсем не беспокоит? Высший демон по Вашим угодьям в Цинцзин разгуливает, точно по собственному дворцу. То есть борозды бы не было, а кровь на гвоздях бы была? Вы что детективов перечитали? Если бы гвозди вбивали в мертвое тело, то не было бы такого кровотечения, а у неё все лицо в крови!] «— Мне впору волноваться о демонах, что воюют с Ло Бинхэ. Этот юнец стал абсолютно невыносим. А я уже не в том возрасте. Боги, мне почти сорок пять. Я должен тихо-мирно к пенсии готовиться, а не вот это вот всё. И что тебе градоначальник покоя не даёт? Можно подумать, мы с ним каждый день чаевничаем. Вот когда ты его в последний раз видела?— с той же лёгкой задумчивостью возразил Шэнь Цинцю, чем едва не вызвал у программы искажение двоичного кода.— А ты что, поисковиком у патологоанатомов подрабатываешь? Тут не такое обильное кровотечение, может, ей гвозди вбили аккурат после того, как из петли вытащили. Точно тебе говорю, она умерла от повешения.» [— Через минуту.] — Что «через минут?» — наконец отвлекшись от обхаживания трупа (в прямом смысле, ибо бог знает, какой круг мастер уже намотал возле мертвой), вслух спросил Шэнь Цинцю. [— В последний раз я градоначальника видела через минуту. Засекайте.] Шэнь Цинцю замер, точно и сам трупу уподобился. Да быть не может, что градоначальник придет за ним. Он скорее понадеется, что Шэнь Цинцю спокойненько сгинет в городе мертвых. Благо место располагает. И все же какой-то крохотный огонёк нетерпения зажегся внутри изрядно привыкшей к злокозненному демону душе. За столько лет неосознанно привыкаешь. И потому также неосознанно не отрываешь взгляда от секундомера в диалоговом окне. Мастер Сюя в какой-то момент почувствовал себя идиотом. Он что, вправду ждёт этого демона? Ересь. Но взгляд тем не менее проводил стрелку до конца полного оборота. И никого. [— Вот, а говорили, что не желаете встречи с ним,]— довольно протянула Система. Шэнь Цинцю прямо-таки увидел понимающе-язвительную улыбку Чеширского кота. Несомненно, именно с таким выражением несуществующего лица Система подколола его сейчас. Вот мерзавка! Обвела его вокруг пальца, хотя в случае мастера Сюя скорее вокруг трупа, наплела о появлении градоначальника и радуется! Да и он хорош, осел великовозрастный. Повелся. Едва на секундомер не молился. Обозлившись на Систему, и ещё больше на себя, Шэнь Цинцю с отстраненной небрежностью взмахнул веером и опомнился только когда руку, держащую этот веер, перехватили за кисть и втянули вместе с её обладателем в печать. Мастер Сюя, решивший продемонстрировать программе своё пренебрежение к ее шуткам, случайно пересёк рукой границы барьера, чем с удовольствием воспользовалось прекрасное создание, запертое там. И вот мертвая дева отнюдь не нежно сжимает в объятиях своего избранника. Шэнь Цинцю долго наслаждаться холодной близостью отказался. Левой рукой выхватить Сюя получилось не слишком проворно, но достаточно быстро, чтобы успеть вонзить его в шею девы до того, как ее хрупкие пальцы выдавили бы главе Цинцзин глаза. Меч рассек дряблые, обесцвеченные смертью мышцы, давно не чувствующие боли, а потому даже не сократившиеся вокруг клинка, давая ему беспрепятственно пройти насквозь, по самую рукоять. Дева оказалась нанизана на лезвие, точно бусина на иглу. Мастер Сюя для верности пригвоздил ее к стене опустевшего дома. Мертвые пальцы разомкнулись, давая Шэнь Цинцю свободу. Он с некой жалостью посмотрел на вновь осквернённое, на сей раз по его вине, горло. Посреди посмертной борозды возвышалась рукоять меча, точно безобразный медальон на тяжелой рабской цепи. Руки девы непонимающе метнулись к шее, но прикоснуться к свящённому мечу не смогли. Также, как смерть не может ранее оговорённого срока прикоснуться к жизни, нечистые создания не могут дотронуться до клинков, что несут в себе силу заклинателя. Руки девы движением неряшливым, неслаженный потянулись к мастеру Сюя, но тот даже шагу назад не сделал, вместо этого отодвинув веером от себя непрошеные объятия. Пластины жёсткие, холодные, точно обожгли кисти мёртвой. Грудь ее поднялась, будто судорожным вдохом воздух в себя вобрав, и вновь опустилась, потянув все тело за собой. Тряпичная кукла повисла, удерживаемая лишь клинком. В глазах мастера Сюя, точно в зеркале, отразилась эта картина, обрамлённая жалостью. С некоторых пор, описав в своей книге десятки видов демонов и нечистых созданий, что стали таковыми из-за проклятий, глава Цинцзин понял, что жалости к мертвым в нем гораздо больше, нежели к живым. Печальная участь, тяготиться жизнью и ярмом носить на себе смерть. [— Прекратите хандрить,— заворчала Система.— С Вами такого не случится, Вы же знаете. Без антагониста не будет сюжета, а на такое я пойти не могу.] Шэнь Цинцю слабо улыбнулся. Му Цинфан хороший лекарь, но ведь ему не дано знать сюжет, а значит, он ошибается. Да и даже если прав, смерть мастеру Сюя все равно не грозит, а слабость… за эти годы он понял, что уступает в силе слишком многим существам, так что плохого, если уступит ещё паре десятков? Шэнь Цинцю отвернулся от девы. Ее история для него, очевидно, останется загадкой, не лучше ли уйти, не тревожа душу дурными мыслями? [— На Вашем месте я бы не вынимала меч], — звенящим от предвкушения голосом заметила Система. «—Это почему же?»— скептически поинтересовался Шэнь Цинцю. [ — Вы попробуйте прогуляться,]— елейным голосом предложила Система. Шэнь Цинцю нервно повёл бровью. Прогуляться? Серьезно? Она предлагает ему прогуляться тут без меча? Неужели на диете из повседневности и будучи лишенной всяких остросюжетных десертов, Система помутилась программным кодом? Мастер Сюя не идиот, чтобы «прогуливаться» по городу мертвых без меча. Впрочем, сделав пару шагов и сопровождая их порывистыми взмахами веера, дабы успокоиться, Шэнь Цинцю был вынужден признать, что он не просто идиот. Он идиот с легендарной невезучестью антагониста. «— Система!!!» [ — А чего Вы кричите? Я тут не при чем, это Вы решили покрасоваться и угодили прямиком в объятия мертвеца и в печать в придачу],— невинным тоном заметила она. — Ты…— ошалело выдавил из себя мастер Сюя, едва не разодрав себе изнутри горло гневом. Боги, за что?! Почему он прекратил пользоваться «роялем в кустах» ещё десять лет назад, но все равно расплачивается за прошлые сюжетные поблажки?! Дело было в том, что ещё десять лет назад Система в «Магистре дьявольского культа» одарила Шэнь Цинцю странной аурой, что воспринималась этим миром как аура мертвеца, а потому, по собственной глупости угодив в барьер для нежити, в коий он был притянут прекрасной девой, глава Цинцзин уже не мог из него выбраться. «— А меч почему вытаскивать нельзя?!» — в отчаянии взывал он. [ — Потому что это не кладбище Сяо Суншу, где мечи отпугивали нежить. Здесь мертвецы не обладают сознанием, а значит, для них Вы просто мёртвый и сойдёте за своего. Другое дело, что Ваш меч вызовет у них сомнения относительно подлинности Вашей смерти. То есть сила, исходящая от меча, привлечёт их внимание, и Вы будете отбиваться в тесном круге от их неподдельного интереса до тех пор, либо пока мертвецы не закончатся, либо пока Вы взаправду не пополните их число.] Покуда Шэнь Цинцю слушал эту прекрасную, а главное бесспорно трагичную в своей логичности, речь, его тело, будучи не пришпиленным к стене клинком, медленно опускалось, пока не оказалось в позе лотоса. «— Ты точно не издеваешься надо мной?»— скорее для справки, нежели в надежде на реальный ответ, полюбопытствовал он. Система гордо промолчала. Шэнь Цинцю посмотрел направо, налево, позади себя, а после, уставившись на труп, чьи объятия завели его в такое скверное положение, приложился головой о землю, благо она недалеко была. Вот в общем-то, находясь в такой неказистой позе, он услышал следующие слова: — Я на протяжении веков не мог понять, как человек может существовать всего несколько десятков лет, это ведь так ничтожно мало. Однако, глядя на вас, я удивляюсь, как вы и этот злосчастный десяток прожили. Шэнь Цинцю, не поднимая головы, покрепче зажмурился, молясь всем богам, чтобы этот голос оказался лишь сном, обманом больного воображения. Но легкий порыв ветра донёс до его ушей мелодичный перезвон колокольчиков, слишком часто им слышимый, слишком яростно желаемый забыть. [— Кажется, счастливо избежав объятий одного мертвеца, Вы оказались в цепких руках другого],— с непередаваемой интонацией гугловского голоса проворковала программа. Шэнь Цинцю, на сей раз молясь, чтобы его лицо не выглядело слишком жалко в своём стыде, решился-таки оторвать голову от земли, поднимая взор. Чёрные сапоги, украшенные серебряными колокольчиками, одежды красные, точно кровь, гонимая живым сердцем по жилам, сабля, с легким презрением глядевшая на него, а в самом конце улыбка. Так улыбается лиса, зазвавшая в гости глупую курочку. Выше поднимать взор Шэнь Цинцю отказался, дабы избежать встречи со взглядом, полным едкой насмешки. Взглядом, гостеприимно обещающем мастеру Сюя объятия Князя демонов.