Кордаверс: Эпизоды

Она не зря так хорошо прижилась в доме Эльда, — подумал Милодар. — Все Зирры немного того, а эта девчонка могла бы быть его дочерью… Не будь она полутораметровым паукообразным в образе милой фиксианской девчушки. Вслух же он сказал: — Привет, Кизир. Что стряслось? Кизир смотрела в экран видеофона, бледная, в испачканном землёй платье, и размазывала кулаками слёзы, которых не было. Её глаза были совершенно сухими, откуда-то из груди раздавался тоненький скрежет — всё-таки плакала, хоть и по-своему. — Эй, Киз, — позвал Милодар и постучал ногтём в экран, жалея, что не может погладить её по встрепанной рыжей голове. — У вас всё в порядке? Где Арли? Вы же собирались праздновать день рождения… Девочка молча кивнула и вцепилась зубами в собственное предплечье, плечи у неё дрожали. По мышцам лица прошла волна, не напоминающая никакую человеческую эмоцию — пытается удержать трансформу, вот-вот выпадет. — Успокойся и не хлюпай, — шикнул Милодар более резко, чем считал необходимым, но грубый тон порой отрезвлял Кизир лучше, чем любые утешения. Действительно, она собралась, отпустила руку со следами острых зубов и всхлипнула: — Он меня прогнал! — Кто? Неужели Арли? — Да! — взвизгнула Кизир и крутнулась так, что подол белого платья метнулся колесом. — Он выгнал меня! Я никому не нужна, потому что я крокрыс! Я уродина! — Ничего ты не уродина, — заметил Милодар, — и вообще раньше это им не мешало! Колись, что ты натворила, что Арли тебя выставил? — Ничего! — воскликнула девочка и воздела к потолку сжатые кулаки. На потолке висела зелёная плакетка с направлениями: подвальный этаж дворца юных биологов. Под землёй она чувствовала себя спокойнее, вот, видно, и забилась в подвал. — Всё было отлично! Замечательно! Я сочинила ему песню, такую красивую, а он меня выгнал! Уууу!.. — А почему ты именно мне звонишь, где дядя Эльд? — Акела не поймёт, — угрюмо ответила Кизир, — он тоже фиксианец. Вы меня понимаете. Милодар усмехнулся на «Акелу» — дети которую неделю спорили, что «Махаон» не может быть настоящим позывным строгого комиссара Эльда — и осторожно спросил: — А что, собственно, за песня? — Можно показать?! — глаза Кизир загорелись. — А как иначе я пойму, что там у вас произошло? — резонно ответил Милодар. В конце концов, фиксианцы в искусстве разборчивы, а крокрысцы… Ну, не очень, но землянина этим не удивишь, так? Трудно вообще представить, какое у них там может быть искусство с такими повадками и анатомией. — Пой, птичка! Кизир отряхнулась и встала в позу. Раздался звук, похожий на циркулярную пилу, тихий вздох, затем пошёл заправский бит, но комлинк на руке оставался тёмным: бит явно шёл не оттуда. Девочка начала раскачиваться всей верхней половиной тела, заложила одну руку за широкий пояс платья — если анатомия крокрысцев соответствовала скорпионам, довольно похабный жест… Бит сыпал как из пулемёта, при этом она ещё успевала рычать, издавать высокий скрежет и даже напевать нехитрую мелодию. Закрой сейчас глаза, — подумал Милодар, — и никогда не скажешь, что там двенадцатилетняя хрупкая девочка, а не взрослый мужик-крокрысец! Такие басовые ноты он и сам доставал через раз. Тем временем звуки, которые издавала Кизир, всё менее напоминали песню и всё больше — аудиоряд некоторых видеокассет, которые Милодар с лёгкой руки Эльда не смотрел уже больше месяца. — Стоп-машина, — сказал он стальным голосом. Эмополе он забаррикадировал вглухую уже минуту назад, чтобы до Эльда не добило, тогда ведь прощай, конспирация! Крокрысска раскачивалась, выдавая пулемётные очереди бита, было видно, как под кожей трансформы ходят хитиновые пластины — совершенно погрузилась в какой-то дикий транс. — Шухер! — рявкнул Милодар, надеясь, что никто лишний его не услышит. Девочка немедленно замерла и умолкла, затравленно оглядываясь. — Странная песня, неприличная даже, — сварливо заметил комиссар, — как называется? — Корданс — хорошая песня! — упрямо вздёрнула носик Кизир. — Я его пою, когда мне страшно или плохо, а Арли мне такой «неприлично, не надо», и вы тоже! — Тебя кто научил? — Никто! Я всему сама учусь. Милодар покачал головой и быстро спросил: — Шнурки в стакане? — На Пенелопу махнули, — мотнула рыжей чёлкой девочка. — Акела? — В офисе завис. — Ну и то хлеб, — вздохнул Милодар. — Тебе повезло, что Арли умеет экранироваться. Ты могла ему психическую травму устроить своим пением! Кизир ойкнула и зажала рот четырьмя руками сразу. — Бит качает, да, — спокойно продолжил Милодар, — у нас на Земле в некоторых кругах такое очень даже жалуют, но это на Земле, да и уровня такого я в жизни ещё не слышал. — Да ладно? — Серьёзно. Наверное, анатомические данные подходящие. Но бит качает в буквальном смысле, — он постучал пальцем по солнечному сплетению, — энергию откачивает. Из откружающей среды, из кого угодно, но Киз, ты качаешь, как реактивник! Вообще эта твоя песня ещё то упражнение на дыхалку, вроде шаманского транса, а такое рядом с фиксианцами делать не стоит, вот вообще совсем. Ты такой подкачкой даже меня с ног снесёшь, тем более на короткой дистанции. — Он — корда, — пробормотала себе под нос Кизир. — Песня — корданс, не понимаю, что здесь не так! Мамка говорила, эмпатам такое нравится… — Так мы каши не сварим, — заметил комиссар и внутренне содрогнулся от упоминания эмпатов на пиратской базе. — Либо ты объясняешь нормально, либо я ничего не понял! Для меня «корда» — это вообще верёвка, на которой лошадей гоняют. — Верёвка, — кивнула Кизир, как будто это уже было объяснением. — Крыс был корда, Мамаша его — корда, и Арли будет корда. Видели, как его слушаются? — А ты — корда? — Нет, конечно, — фыркнула Кизир. — Даже не близко. Иначе они меня не посмели бы выгнать. Уу, вредный! Ибала я его в илхе! — Серьёзно? — ахнул Милодар и спохватился: — Ты откуда слова такие берёшь? И почему в илхе? Кизир покраснела до кончиков ушей: — Нет! Бля! Это выражение такое! — и, подумав, добавила, — Честь была бы, с кордой ибацо, но страшная я, шо жопа. Милодар в первый раз за время знакомства с Кизир хлопнул себя по лбу рукой, точно как Арли и Эльд. — Ребёнок! Немедленно прекрати материться, после тебя фон не оберёшь за три дня! Не то пойдёшь сейчас ту самую илху обнимать! — Фууу, — заныла Кизир, — не хочу, щиплется! — То-то. Слушай сюда, — с расстановкой сказал Милодар и слегка рубанул воздух ладонью. — Во-первых, рядом с фиксианцами — больше никакого корданса, рано тебе ещё. Если захочется спеть — иди подальше от домов или выучи фиксианские песни. Во-вторых, ничего ты не страшная. — Правда? — Правда, — честно ответил Милодар. — И так красивенькая, к тому же можешь менять внешность, как левой пятке захочется! Просто всё должно быть к месту и ко времени. Помяни моё слово, лет через десять за тебя и твои песни все парни драться будут! А теперь иди домой, извинись, нечего тебе в подвале отсиживаться. Лучше в следующий раз открытку ему нарисуешь. — Драться будут, — мечтательно сказала Кизир, и глаза её засветились. — Вы так красиво говорите! — Ой всё, Крокрыс, — цыкнул Милодар. — Марш домой! Ты мне рабочее время занимаешь! Девочка оскалила зубы, как будто и не плакала десять минут назад, и исчезла за кадром. — Ох уж эти дети, — вздохнул комиссар и, подумав, добавил, — ох уж эти Зирры! Покой мне только снится. Краем сознания он чувствовал беспокойство Эльда, не нашедшего в доме брата ни одного из порученных ему детишек. На Фиксе начиналась очередная беззвёздная, облачная ночь, над океаном светила луна… Перед портиком дворца юных биологов пять тёмных фигур сидели на ступенях, обнявшись за плечи, и ели раскрошившийся пирог из пакетика. У троих было всего по две руки, а у одной и вовсе из-под белого нарядного платья торчал длинный, игольчатый хвост.