Dripping Fingers

             Конец учебного года стал для Гарри неожиданностью. Между тем как Локхарт был буквально распят Ритой Скитер в «Ежедневном Пророке» за мошенничество и многочисленными сообщениями от разгневанных женщин среднего возраста (включая миссис Уизли), сжигавших его книги, студенты были несколько озабочены положением своего бывшего профессора ЗОТИ.       Снейп и МакГонагалл — оба были в невероятно приподнятом настроении с тех пор, как «Лучшая Улыбка» был переведён за решетку, а второкурсники извлекли пользу из того, что некоторые старшие жаловались на «вероятно, самые простые экзамены для младших классов».       Фред успешно убедил своих родителей в том, что Рону нужна новая палочка, после того как заставил Перси попробовать что-нибудь наколдовать с ней, и в итоге префект получил слегка обгорелую чёлку за попытку создать Люмос. Рон получил свою палочку всего четыре дня назад и впервые в жизни смог успешно трансфигурировать мышь в чашку.       Так что последний день в школе стал неожиданностью, и Гарри посетовал, что у него даже не было времени нервничать.       Драко потребовал, — и довольно громко потребовал — чтобы Гарри публично представил всем подарок своей матери, прежде чем он определит, будет ли он достойным подарком для такой чистокровной леди, как миссис Малфой. — Мне нужно будет посмотреть на реакцию масс и минимизировать её примерно на триста процентов, чтобы понять, как моя мать будет рассматривать твоё произведение. Если я собираюсь добавить в наш менор произведение искусства, оно должно обладать всей изысканностью настоящего шедевра. Ты, конечно, понимаешь.       Слизеринец решил устроить это мероприятие в последний день школы, как своего рода прощальную вечеринку. Вечеринка, которая происходит сегодня, прямо сейчас.       Гарри угрюмо и сердито смотрит в угол, который он легко мог бы классифицировать как показатель того, сколько же всего осталось незанятого места. В Большом Зале нет столов, и маленькие тарелки с закусками плавают по воздуху, инкрустированные блестящим полированном серебром. Похоже, что вся школа сейчас собралась здесь, и даже несколько родителей и профессоров наблюдают за толпой студентов, с нетерпением ожидая раскрытия картины.       Семья Малфоев прислала Гарри по этому случаю парадную мантию, наверняка дорогую, которую он надел с немалой долей сомнения.       Теперь он стоит в дальнем конце комнаты, в этом зелёном шелковом одеянии, украшенном золотой филигранью. Гермиона и Рон встают по обе стороны от него, заземляя, потому что со всеми окружающими его людьми и их ожиданиями он чувствует себя настолько вне своего тела, за гранью, что опасается, будто может уплыть.       Позади троих гриффиндорцев на стене установили большой холст с, собственно, картиной. Гарри тревожно кусает губы.       «Они возненавидят это, как только увидят» — настойчиво шептал ему внутренний голос. Один из присутствующих гоблинов (чтобы помочь перенести картину из Хогвартса в Поместье Малфоев, если Драко сочтет её «достойной») гримасничает Гарри, демонстрируя запугивание или ошибочную поддержку.       Золотой мальчик отважно пытается избежать обморока. Гермиона сжимает его руку. — Гарри, — предостерегает она. — Посмотри на всех этих людей, которые пришли поддержать тебя. Они здесь, потому что верят в тебя.       Гарри вздрагивает. — Что, если я потеряю их веру? — тихо спрашивает он. Опять же, эта мысль приходит непрошено, но оттого пугает не меньше.       Рон слегка хлопает Гарри по руке. — Этого не будет. — обещает он. — Но даже если ты это сделаешь, даже если они решат, что ты не великий художник, тебе ведь понравилось создавать картину, не так ли?       Гарри кивает. — Тогда это все, что имеет значение. Эти люди, — Рон показывает на всю комнату. — Они просто рыбки в луже, надеющиеся на что-то великое, а ты, Гарри, большой кит... — Косатка. — предлагает Гермиона. — Верно, ты косатка, плавающая, как король океана. Они отчаянно хотят плавать с тобой, но у тебя уже есть все необходимое. Так позволь им пялиться, Гарри. Я уверен, что ты устроишь им адское шоу! — уверенная улыбка расползается по его лицу.       Гермиона шепчет: — Это был хороший напутственный разговор, Рон, молодец.       Гарри закатывает глаза. — Это было действи-и-ительно тихо, Гермиона.       Он натянуто улыбается и поворачивается, чтобы посмотреть на собравшуюся толпу. Его художественный класс наблюдает за ним с гордостью (в конце концов, довольно странно быть на три года старше любимого ученика профессора, но Гарри — никто, если не тот человек, которому ты не можешь помочь, но хочешь защитить) и все приветствуют его. Несколько других учеников смотрят на Гарри со странными выражениями лиц, которые он даже не может правильно охарактеризовать, а Джинни Уизли, кажется, проводит свое время, поедая шоколадные конфеты с подносов и пытаясь заставить одного из близнецов потанцевать с ней. Она, кажется, намеренно избегает смотреть на маленькую группу друзей у стены. Драко Малфой разговаривает со всеми и позволяет людям раз за разом хвалить его лазурную мантию. — Пора, Чудо-Мальчик, — говорит он, делая небольшой глоток чего-то красного. — Ослепи меня.       Гарри морщится от этого прозвища и бормочет: — Ты действительно знаешь, как заставить кого-либо почувствовать себя особенным, Малфой.       Он делает глубокий вдох и расправляет плечи. — Будешь говорить ты или я?       Драко насмешливо поклонился. — Это шоу полностью для тебя, золотая обезьяна, веди его. — серые глаза сужаются. — Ужасно много людей ждут от тебя невероятных свершений. Произведи на всех них впечатление.       Имитируя браваду, которой он не чувствует, Гарри сияет блестящей улыбкой. — Я стремлюсь превзойти их ожидания.       Гермиона помогает ему произнести «Сонорус», и Гарри поднимает руку, привлекая внимание. Металлическая деталь на его рукаве ловит свет, и публика внезапно поворачивается, чтобы посмотреть на него. Он краснеет, становясь похожим на варёного омара, но сохраняет решимость.       Его голос слегка дрожит, но слова ясны. — Спасибо всем за то, что пришли на это импровизированное мероприятие, чтобы увидеть мою первую проданную работу, я думаю. — Гарри мнётся. — Гм. Я не совсем уверен, зачем вы все пришли, но ведь у нас есть бесплатная еда, так что… — он умолкает, прежде чем найти в себе силы продолжить. — Я не знаю, почему школа допустила это, но вы все здесь, и у меня есть картина, которую я хочу показать вам, поэтому я надеюсь, что она вам понравится.       Драко бормочет: — Тебе нужно поработать над своими ораторскими способностями, Поттер. — но Гарри не обращает на него внимания и сдирает покрытие со своего холста.       В комнате наступает полная тишина. Картина большая: примерно три на пять метров.       Снег падает с неба мягкими узорами, плавно кружась, прежде чем приземлиться на аккуратные сугробы, похожие на сахарную пудру. Кусочки сверкающих снежных хлопьев окрашены в мягкий темно-синий оттенок цвета рассвета, стремительно превращающегося в утро. Кристаллы льда свисают с нескольких высоких заснеженных деревьев, и их нежный звон едва слышен. Золотые солнечные лучи танцуют меж одним кристаллом и другим, свет отражается ото льда и наполняет воздух небесным сиянием. Одна сосулька имеет форму призмы, и когда свет проходит сквозь нее, то преломляется, как радуга, мерцая в холодном воздухе и окрашивая небольшое снежное пятно.       В кадре выступают несколько павлинов-альбиносов, их белые перья блестят золотом и переливаются розовыми оттенками восходящего солнца. Они неторопливо движутся по зимней стране чудес, окруженные мерцающими снежинками и перьями, мерцающими в свете свечей обещанного утра.       Гарри нервно шаркает, тишина в комнате выходит за пределы минутной отметки, а люди пристально смотрят на картину. Первый звук раздается через три минуты. Профессор Дамблдор встаёт со стула, на котором он внимательно любовался работой, и начинает хлопать.       И вот так чары разрушаются, и комнату разносят громовые аплодисменты. Люди подходят и хлопают Гарри по спине. Студенты, которых он почти не знает, говорят ему «поздравления» и осыпают его похвалами. Оливер Вуд, кажется, сдерживает слезы и говорит любому, кто согласен его слушать: «Лучший ловец за полвека, конечно, у него руки как у Мерлина!»       МакГонагалл крепко обнимает Гарри и он слышит, как она говорит: — Я горжусь тобой, Гарри.       И он не понимал, как сильно он хотел услышать именно эти слова. Очевидно, кто-то в толпе является репортером, потому что они спрашивают Гарри, можно ли сделать снимок, на что Гарри отвечает, что можно. — Я не могу поверить, что делаю это! — качает головой Колин Криви, пока делает фотографии.       К Гарри подходит делегация гоблинов и говорит: — Мы очень хотели бы вложить деньги в ваш проект, приезжайте в Гринготтс как можно скорее, мастер Поттер.       Сумасшедшая женщина, живущая над художественным классом, пахнущая хересом, кажется, почти содрогается, когда пожимает Гарри руку и вдруг говорит: — Зрение души — забытый дар, используйте его с умом. — загадочно просипела она, прежде чем развернуться и уйти, при этом сияя, как своего рода диско-шар. И это он как раз про внешний вид.       И всё это так ошеломило, что Гарри быстро выходит из холла и садится на ступеньки, чтобы дождаться, пока это разрушающее безумие уляжется. Гермиона находит его несколько мгновений спустя и кладет голову ему на плечо.       Они сидят в дружеской тишине, довольствуясь тем, что, закрывая глаза, позволяют голосам далекого праздника затопить их уши.       До тех пор, пока их не нашёл Драко. Светловолосый слизеринец необычайно мрачен и тих, когда передает Гарри кожаную сумку. Гарри в замешательстве принимает ношу и переворачивает её в руках. — Твой платеж, Поттер. — почти сердито говорит Малфой. — Ах да, — отвечает Гарри. — Я почти забыл об этой части нашего договора. — Гарри открывает сумку, когда Драко бормочет что-то вроде «гриффиндорцы» и «это вообще не имеет никакого смысла».       Поттер с беспокойством рассматривает монеты, количество которых явно превышает оговоренное ранее. — Ты мне переплатил.       Драко поджал губы, явно чувствуя себя неловко. — Малфой всегда недоплачивает. — продекламировал он кого-то, из своих знакомых. — Это 800 галеонов, кстати. Ты, наверное, слишком глуп, чтобы сосчитать. Не трать все сразу, Поттер. Это было бы достаточно по-идиотски даже для тебя.       Гарри пытается вложить мешочек в руки Драко, но мальчик не взял его. — Я сказал, что цена составляет десять галеонов, ты не можешь просто заплатить мне столько!       Драко злобно смотрит на Гарри. — Я могу и буду.       Он колеблется на мгновение, а затем опускается на колени, чтобы оказаться на одном уровне с Гарри на ступеньках. — Гордись собой, — призывает он. — В противном случае ты останешься сиротой, бегающим вокруг в панике, пока кто-нибудь не заберёт твою судьбу в свои руки. — С этим загадочным и совершенно непонятным заявлением он выпрямляется и движется обратно в приемную. Затем оглядывается через плечо. — Помни, Гарри, Малфой всегда недоплачивает.       Гарри озадаченно смотрит ему вслед. Гермиона качает головой, затем кладет руку другу на колено. — Это только начало, ты ведь знаешь? — спрашивает она его.       Гарри резко вдыхает и закрывает глаза. Он слышит все возгласы из зала: — Это мой лучший друг! — Ты должен мне 45 галеонов, мы ведь поспорили! — Он уже мастер, это невероятно! — Поверьте, потому что Поттер учится в нашем художественном классе, и мы видели, как он работал над этим в течение нескольких недель, — повторял профессор Беджервуд так часто, что его слова постепенно превращаются в напев: — Он вундеркинд.       Гарри глубоко вздыхает. — Да, — его голос в равной мере наполнен и скорбью и надеждой. — Я знаю.

***

      Сидя в своей комнате на Тисовой улице меньше чем через день, школа кажется ему почти мечтой. Мальчику, который день назад носил мантию из тончайшего шелка и к которому неоднократно подходили инвесторы, негде сидеть в пыльной комнате с тысячами слоями грязи и чугунными решётками на окнах.       Когда старые, потерпевшие кораблекрушение вещи Дадли закрывают его тело, Гарри чувствует, что он больше не чужой себе, он снова стал «странным Гарри», «этим странным мальчиком со сломанными очками».       Всё так, как и должно быть.       Он обнаруживает, что извлекает дневник из того места, где спрятал его в наволочке, и вертит в руках, проводя пальцами по изношенному кожаному чехлу. Он делает глубокий вдох и открывает его, листая все свои рисунки и фантазии. Он колеблется, затем достает ручку и кладет её на бумагу.       Обдумывая свои слова, он позволяет чернильным пятнам образовываться на странице. Каким-то образом он может просто сказать, что он полностью сосредоточен на Томе. В воздухе висит предвкушение, и Гарри нужно помнить, как дышать. Ему кажется, что Том все еще сидит на нем, сдавливая его легкие, но он также чувствует, что старший мальчик покрывает его поцелуями, сходными с прикосновениями крыльев бабочки, и дорожит им, как будто Гарри является чем-то важным, драгоценным.       Он пишет: «Думаю, мне нужно больше времени».       Это может быть ложь, он ненавидит ждать, он был таким одиноким всё это время, что хотелось выть от горечи и щемящего чувства беспомощности.       Чернила сразу погружаются в дневник, и Гарри старается не сосредотачиваться на разочаровании, которое бушует по его спине. Он думает, что по крайней мере часть этого чувства принадлежит ему.       Ответ проявляется на пергаменте элегантным шрифтом: «Не торопись. Я подожду тебя. Я буду ждать тебя вечность.»       Гарри закрывает глаза от пришедшего ему на ум образа Тома, сидящего в одиночестве в бесплодном мире, десятилетиями ожидающего, пока кто-нибудь избавит его от одиночества.       Со смутным волнением вспоминая ту ночь, когда Том сказал Гарри, что убьет за него, Гарри нацарапывает: «Я бы не хотел этого от тебя».       Гарри не хочет, чтобы Том существовал в том нереальном мире в одиночестве без конца. Таких вещей никто не заслуживает. Даже мальчик, который мог бы убить родителей Гарри, если бы обстоятельства были другими (но ведь обстоятельства для Волдеморта не были другими). Даже мальчик, который не дышит уже около пятидесяти лет не заслуживает того, чтобы проводить время ни с чем и ни с кем. «Я скучаю по тебе.» — добавляет Гарри.       Он чувствует, как из него, прямо откуда-то из глубины его сути, поднимаются лёгкие рыдания, и мальчик яростно запихивает их обратно в свое сердце, зарывая эти противоречивые эмоции под грудой мести. Он не заслуживает того, чтобы плакать из-за этого.       Не тогда, когда это его вина.       Дневник начинает казаться теплым на ощупь, как будто ему безмерно приятны слова Гарри. «Я тоже скучаю по тебе, мой дорогой,» — сообщает каллиграфический почерк. — «Я буду здесь всегда, когда тебе понадоблюсь.»       Гарри долго не может заснуть, но в ту ночь он прячется в недавно обнаруженной нише, встроенной в балкон Астрономической башни. Он смотрит на странное ночное небо, полное звезд, которое Гарри помнит, как рисовал. Он видит как лунный свет, который он создал, отражается в траве, которую он вырастил, и окунает края зеленых лезвий, ярко выделяющихся на свету, в серебро. Его дыхание материализуется мягкими облаками белого пара перед его полузакрытыми глазами, и он понимает, что даже ветер — это то, что он создал. Его почти пугает быть окруженным таким количеством... Его творений. Как будто он создал мир только из своих мечтаний и графита из своих карандашей. Как будто он бог свыше, пришедший в этот нижний мир творить и только творить. Но он не бог, и не нужны ему ничьи молитвы.       Он слышит мягкие и уверенные шаги Тома, слышит стук подошв кожаных сапог о камень и решает, что сегодня он не хочет возвращаться в свою пустынную комнату один. Он выходит оттуда, где он прятался, буквально выплывает из своего укрытия. Как только он появляется, он видит, как Том останавливается и колеблется, протягивая к нему руку, словно жаждет прикосновения, но выглядит так неуверенно, словно спрашивает, позволит ли Гарри ему эту малость.       Поттер делает шаг к старшему мальчику. Том слегка щурится, как всегда, когда он доволен или чувствует нежность, и он, как Гарри, делает всего один шаг вперед. Это открывает шлюзы тоски и одиночества, к которым Гарри привык, которые стальными путами цеплялись за его сердце, и он думает, что если проведет хотя бы ещё одну минуту в одиночестве, то никогда не выздоровеет. Он начинает бежать, мчась по полированному каменному полу, и бросается в распростертые объятия старшего мальчика.       Его спину крепко сжимают сильные руки и он почти инстинктивно зарывается головой в мантию на твердой груди. Он никогда не хочет отпускать его, никогда.       Том целует волосы Гарри. — С возвращением. — мягко шепчет он.       Гарри фыркает, позволяя комфортным объятиям затягиваться и продолжаться. Он знает, что у них всего несколько минут, прежде чем наступит утро и заберет его. Он не хочет уходить, пока нет, но… — Я не могу оставаться надолго.       Том сжимает Гарри крепче. — Я знаю, — признаётся он задумчивым тоном. — Но можем ли мы… Можем ли мы оставаться в таком состоянии, пока ты не уйдешь?       Его голос необычайно мягкий и тихий.       Гарри не может сдержать тепла, которое распространяется от его кожи, обволакивает всё тело от головы и до пальцев ног. Он утыкается носом в шею Тома. Он так сильно хочет, чтобы его так любили. И в этот момент даже не имеет значения, ложь ли все это. Он выпьет этот яд, как лекарство, потому что ему нужно хотя бы обманом почувствовать, что его любят. —... Да. — чуть слышно выдыхает он.       Они молча и отчаянно держатся друг за друга и, пока Гарри не ускользает, ​​его руки всё ещё тянутся к Тому.       Он открывает полные слёз глаза, чтобы увидеть восход в реальном мире.