Dripping Fingers

      Он просыпается от резкой полоски лунного света, пронизывающей тьму — она белоснежным лучом пробивается через мутное стекло открытого окна в номере Дырявого Котла. Годы жизни в Слизерине и приюте сделали его сон чутким (некоторые сказали бы, что он страдает бессонницей), поэтому если Тома тревожит хоть какой-нибудь сон, он сразу же просыпается.       Слизеринец медленно моргает, утешаясь теплом хрупкого тела, заключенного в его объятия.       Большая чёрная собака наблюдает за ними. Он слюнявит языком желтые клыки, глаза-бусинки блестят и кажутся слишком умными для простого зверя.       Пёс приседает, как будто собирается прыгнуть. В этих самых необычайно умных глазах проступает желание прыгнуть, атаковать, вырвать яремную вену Тома и разорвать подростка в клочья. Гнев, который собака выпускает с каждым выдохом, знаком Реддлу. Это тот же самый гнев, который Том испытывал к никчемной магловской семье Гарри.       Если бы у гнева был привкус, он был бы странного горького вкуса, проецирующий желание защитить самого себя, наказать обидчика. Но собака не прыгает, потому что Гарри так плотно обернут вокруг Тома, что любое нападение на старшего мальчика неизменно повредит и младшему.       Зверь явно заботится о его художнике. Том не знает, что делать с этой информацией.       Собака кажется больше человеком, чем собакой. Это видно по расчётливой позе, которую он занимает, и по сложной стратегии действий, явно проходящим через логическую цепочку развития событий в его голове. — Значит, ты анимаг. — мягко проговаривает он, задумавшись.       Собака вздрагивает. Попался. Затем он выпадает из защитной позы и вытягивает язык, заставляя его глаза комично расшириться и жалобно заблестеть. Кажется, он принимает образ самой невинности, словно говоря: «Кто анимаг? Точно не я! Я просто симпатичная и глупая собачка, не так ли?»       Том не впечатлен. Это только укрепляет ту версию, что существо перед ним — точно не собака, а самый настоящий волшебник. Скорее всего, взрослый волшебник. Взрослый волшебник мужского пола, который следит за Гарри под видом собаки-компаньона.       Глаза Тома подозрительно сужаются. Какая опасная и неоднозначная вещь — преследовать тринадцатилетнего мальчика.       Не теряя ни секунды, он лениво — без палочки — бросает Империо в... "собаку". Тело пса тут же расслабляется и выражение морды из притворно-невинного превращается в блаженное и немного даже отрешенное.       Первым беспалочковым заклинанием Тома было Империо. Освоил в четырнадцать. Наложенное на палочку заклинание Надзора предупредит Министерство, если Непростительное наложено с помощью неё, поэтому, так как ситуация была совсем уж безвыходной, он был вынужден выучить заклинание без палочки, которая была ему в то время полезна ровно настолько, насколько безрукому человеку поможет костыль. Он справился с двумя другими Непростительными в течение того же самого месяца.       Том обнаружил, что в первый год, когда он стал «Лордом» Слизерина, Империо было гораздо более эффективным заклинанием, чем то же Круцио — контроль над телом в поддержании его рыцарей в строю помогал прекрасно и намного лучше, чем когда они, обессиленные и сорвавшие голос от крика, пытаются что-то делать. Для Вальпургиевых рыцарей не было ничего более опьяняющего, чем наблюдать, как их Господин полностью контролировал кого-то и его действия. Это головокружительное явление и желание обладать такой же силой, как у Тома, поглощало их полностью. Каждый из его Рыцарей начал страстно желать однажды тоже научиться так же блистательно управлять окружающими, как марионетками на веревочках. Они были готовы на всё, чтобы Господин научил их.       Но... Пожалуй, не было ничего наиболее ужасающего, чем пробуждение от вегетативного состояния невежественного довольства с руками, залитыми кровью, следом от укуса на шее и полным отсутствием воспоминаний о том, как это произошло. Те, кто не повиновался ему, были вынуждены попытаться сложить воедино дни, а иногда и недели в своей жизни, когда они были не более чем снарядами, делающими всё, что только мог пожелать Том. Он был их кукловодом. Такой страх внушает одно только воспоминание...       Он улыбается знакомому ощущению силы, бьющей по его венам. Невидимая петля обмотана вокруг этого человека, сидящего перед ним, как животное — только Том мог решить, затянется ли эта петля до конца. Он мог легко заставить волшебника выпить перечное зелье — точно так же легко мог заставить его перерезать себе горло осколком от бутылки.       Реддл только что пропустил один важный момент в своей новой жизни, забавно. Что ж, прямо сейчас он держит в руках будущее человека и впервые за пятьдесят лет чувствует себя по-настоящему живым.       Том улыбается спящему Гарри и целует мальчика в висок. Он осторожно высвобождается из конечностей младшего мальчика и наблюдает, как его художник вздыхает и еще сильнее прижимается к мягкому матрасу, зарываясь лицом в подушку. Обернув покрывалом свое сокровище, Том мягко спрыгивает с кровати. — Увидимся, мой дорогой. — шепчет он, перед тем как развернуться.       Он смотрит на собаку, которая всё так же находится в состоянии бессилия. — Пошли. — скомандовал Том. Анимаг тут же последовал за ним, как настоящий пёс.       Том выскальзывает в коридор и ведёт зверя по коридору к лестничной клетке. Уже поздно, а они на самом верхнем и пустынном этаже Дырявого Котла. Вряд ли кто-нибудь сегодня ещё заглянет в это тёмное пыльное место. Он оплетает территорию вокруг себя так, чтобы она была звукоизолирована и непроницаема для чужих любопытных глаз.       Он смотрит в глаза зверю и властно приказывает: — Обратись в свой человеческий облик.       Собака сдвигается и удлиняется, спутанный тёмный мех уступает место скоплениям жестких чёрных волос, глаза становятся серыми, а морда удлиняется, обнажая острые скулы. Мужчина перед ним выглядит изможденным, худым, высоким и одет только в грязные истлевшие лоскуты, некогда бывшие тюремной робой.       Он пахнет лучше, чем следовало бы, учитывая его внешний вид, но Том полагает, что Гарри, должно быть, искупал волшебника, когда подумал, что это собака.       Том смотрит в прямо в тусклые серые глаза мужчине, быстро произносит «Легилименс» и... Сразу отступает, морщась.       В голове у мужчины царит настоящий хаос. Пейзаж воспоминаний сломан и находится вне всякого понимания для кого бы то ни было, кроме самого их носителя.       Том предполагает, что это последствия воздействия дементоров. Итак, этот человек... Должно быть, судя по тюремной одежде, сбежал из Азкабана. Глядя на неподходящие для ношения тряпки и структуру покорёженного скелета, на глубокую душевную травму, скрытую в кремниевых глазах человека, Том решает, что это единственное объяснение. «Серьезно, Гарри? Из всех людей, которые могли бы тебя преследовать, в конечном итоге ты получаешь беглого каторжника. Что бы ты делал без меня?»       Со временем человек выздоровеет и можно будет самозабвенно порыться в его мозгах, но на данный момент его мотивы непонятны. Сам-то он наверняка даже и не понимает, почему так себя ведет. Он буквально балансирует на грани безумия.       Две вещи в суматохе разума этого человека выделяются для Тома.       Мужчина злится на — Мерлин, что? — крысу, которая также является мужчиной… Такая невероятная ненависть, буквально прожигающая. Ещё есть бесконечная — почти отчаянная — любовь, и вся она сосредоточена на — сюрприз! — Гарри. Но это не романтическое обожание, а мучительная привязанность, похожая на привязанность к сыну или младшему брату. Любовь к Гарри делает этого человека полезным.       Том страстно желает немного Веритасерума прямо здесь и сейчас, но, к счастью, знает достаточно разделов Древних Рун, чтобы обойтись без зелья.       Он смотрит на мужчину. — Порежься там, где у тебя будет достаточно крови, чтобы хватило на одну горсть и собери кровь.       Изможденная фигура трансфигурирует полоску ткани, которую он срывает из своей рваной одежды, в простой кинжал и быстро проводит им по своему бедру. Из раны тут же брызгает кровь и анимаг собирает эти бордовые капли в свои ладони, сложенные чашей, при этом роняя кинжал около лодыжки.       Он протягивает Тому малиновую жидкость как будто в качестве подношения. Слизеринец широко улыбается. — Мне это не нужно. Используй кровь, чтобы рисовать знаки, которые я скажу.       Медленно, следуя указаниям, которые Том вводит в его рассеянную память, черноволосое существо наклоняется и выписывает на полу вокруг себя алые руны — когда он закончит, это будет круг правды. Руны окружают мужчину таким образом, что кажется, будто он призывает дьявола.       Когда круг наконец замыкается, Том крепко связывает заключенного, привязывая его так, чтобы тот был подвешен к потолку, и только его пальцы ног касались кровавых рун.       Реддл сбрасывает Империо. Мужчина тут же начинает рычать, кричать и биться в путах(впрочем, бесполезно). Он буквально требует, чтобы Том ушёл. — Только не Гарри... Ты ублюдок, подонок! Он слишком молод для того, чтобы ты мог называть его возлюбленным! Как ты посмел воспользоваться им...       Том закатывает глаза и отрезает все дальнейшие попытки анимага. — Твоё полное имя? — Сириус Орион Блэк. — глаза мужчины сужаются и наполняются ужасом, когда он наконец понимает. — Что ты со мной сделал? Я не хотел отвечать на этот вопрос.       Том сидит у стены около лестницы и с интересом смотрит на странный коллаж в виде человека, за запястья подвешенного к потолку. Он окружён кругом из рун, написанных его же собственной кровью. Занятно. — Ты находишься в кругу правды. Конечно, сын Дома Блэков знал бы об этом, особенно сын Ориона... Скажи, твой отец был вынужден жениться на этой ведьме, Вальбурге? Мы все гадали, сможет ли он вместо неё заполучить Друэллу Розье, но Поллукс, похоже, серьёзно был намерен сохранить чистоту крови Блэков настолько, насколько это вообще было возможно.       Сириус, кажется, борется с принуждением, но в конце концов (явно нехотя) открывает рот. — Да. Они были женаты и ненавидели друг друга. Своих детей в том числе.       Том поднимает бровь. — Детей? Не ожидал такого от Ориона. Где сейчас твои братья и сестры? — Мертвы. — выплюнул Сириус. — И мой младший брат, и Джеймс. — Джеймс? Кто такой Джеймс? — Джеймс Поттер. Он был убит Тем-Кого-Блять-Нельзя-Называть. Питер предал его.       Том с интересом поглощал эту информацию, забыв что, вообще-то, сидеть на лестнице не так уж и удобно. — А потом тебя подставили? Решили, будто их предал ты?       Сириус сердито прожигает его взглядом. Наверняка, имей он лазерное зрение, от Тома бы давно ничего не осталось. — Крыса убежала и взорвала дюжину маглов. Авроры нашли меня там же, на улице, и бросили в Азкабан. Сначала я подумал, что заслужил остаться в Азкабане до конца своих дней. Это было моим искуплением. Потому что я должен был... Должен был сделать это сам, не позволять Питеру быть хранителем тайны. Я сам их убил. Но потом... В газете я увидел эту крысу в отпуске, сидящую на плече самого младшего мальчика Уизли. — Рона Уизли? — резко спрашивает Том. — Его самого. Выглядит так же, как Гидеон, когда тот был моложе.       Реддл в ярости стискивает челюсти. Человек, который предал родителей Гарри, два года спал с ним в комнате. Быть может, Гарри даже кормил предателя из своих рук.       Он умрёт. — Так ты сбежал, чтобы выследить крысу? — Да, — сознается Блэк. — И увидеть Гарри. Мне нужно было знать, что с ним все в порядке. Я его крестный отец.       Его крестный отец... Это означает, что если он будет оправдан за свои преступления, то сможет лишить этих паразитов опеки над Гарри. И им так легко управлять. Если убрать его гнев, то всё, что у него останется, это любовь к Гарри, его крестнику. Сириус Блэк — идеальная марионетка. — Хорошо. — говорит Том, вставая с места. — "Хорошо" что? — осторожно спрашивает Сириус. — Я собираюсь изменить твоё мышление и воспоминания. Вот новая прекрасная реальность: тебя больше не волнует месть. Всё, что тебе нужно — это защитить Гарри. И ты помнишь меня как лучшего друга Гарри с Тисовой улицы. Ты смотрел на меня и был потрясён, увидев, что кузина Кассиопея — моя мать. Ты не знаешь, кто мой отец. Моя мать покончила с собой за день до того, как Гарри взорвал свою отвратительную тётю Мардж по причинам, которых мы не понимаем. Ты чувствуешь, что защищаешь меня, потому что я твоя семья и я напоминаю тебе твоего младшего брата. Когда ты увидел, как Гарри убегает, ты заставил меня пойти с ним, потому что наша любовь друг к другу ясна, и без него я совсем один.       Блэк качает головой в замешательстве. — Но ты не родственник мне, и я ничего этого не видел.       Том приближается к мужчине, поднимает брошенный преобразованный кинжал и крутит его в руках. — Есть несколько способов изменить чью-то память. Самым известным из них, конечно же, является заклинание Забвения, но его можно преодолеть. И оно только стирает память. У него нет возможности для её увеличения.       Глаза Блэка внимательно следят за движениями кинжала. — Что ты делаешь? — спрашивает он.       Том стоит лицом к лицу с Сириусом, слегка поглаживая мужчину по щеке лезвием. — Английские волшебники, особенно такие чистокровные, как ты, настолько напыщены, что полагаются исключительно на западную магию и игнорируют все другие магические заклинания, кроме Авады Кедавры. В Аравии так много могущественных заклинаний, но английские волшебники никогда не утруждают себя их изучением. Они считают, что это пустая трата времени.       Реддл подносит нож ко лбу Сириуса. Медленными, намеренно глубокими разрезами, Том вырезает руну памяти. Кровь быстро начинает выходить из раны и капать на лицо Блэка. Пахнет железом. Том уже и забыл...       Сириус закрыл глаза от боли. — Значит, ты меня просто замучишь?       Том смеется. — Отнюдь. Я думал, ты узнаешь кровавый ритуал для постоянных чар. Я даже скажу тебе, что означает заклинание, прежде чем я использую его: «Как я скажу, так и ты и запомнишь».       Блэк пытается увернуться от ножа, но руна уже закончена. Деваться некуда. Он связан и истекает кровью на алтаре Тома. Его глаза широко раскрыты от страха. Он похож на загнанного в угол кролика. — Это невозможно... — в беспамятстве шепчет он.       Том поднимает палочку. Губы растягиваются в жутковатой улыбке. — Посмотрим. Кама Атакалам Хкдха Татадхакар!       Лестница залита ослепляющим красным светом. Запах железа витает в воздухе.

***

      Гарри медленно просыпается. Его кровать такая мягкая… Мягче, чем комковатый матрас с пружинами, которые упираются в бока, пока он спит. Такое ощущение, что эта кровать находится в башне Гриффиндора — она теплая, безопасная и пахнет домом.       Иногда Гарри думает, что у магии есть запах. Места, наполненные чарами, приобретают аромат соснового леса или жареного каштана. Однажды он спросил Гермиону, чувствует ли она запах магии — пахнет ли она для неё пылью свежих листьев, упавших на лесную подстилку, и остатками костра, всё ещё источающими струйки свежего дыма. Она поджала губы, посмотрела на него и затем сказала: — Я однажды читала, что люди, которые чувствуют запах магии, могут научиться её видеть.       Это был единственный ответ, который она дала. Это напугало его. Это напугало его ещё больше, чем когда профессор Трелони сказала ему в своем пропитанном запахом шерри балахоне и ярких украшениях на шее, что у него «зрение души».       Он ассоциирует магию с пребыванием дома в Хогвартсе, поэтому на мгновение он чувствует, как его сердце беспорядочно бьется, когда он открывает глаза и видит клинически чистую белую комнату с открытым настежь окном. — Гарри? — рядом раздаётся сонный голос.       Гарри вздрагивает и смотрит направо. Он понимает, что кто-то одной рукой обнимает его за грудь, а на другой он лежит сам. —...Том?       Том медленно садится, всё ещё нежно держа голову Гарри, а затем кладёт её себе на колени. — Во плоти.       Гарри думает о прошедшем дне и ночи. — Это было реально? Ты правда здесь?       Реддл проводит пальцем по волосам младшего мальчика. — Я действительно здесь, — утверждает он. — И я здесь, чтобы остаться.       Пэдди прыгает на кровать и облизывает Тома по щеке, прежде чем успокоиться и почти с любовью посмотреть в глаза Гарри. — Эй, парень. Хорошо спалось?       Собака, кажется, кивает. — Пэдди — умный пес, не так ли? — ласково замечает Том.       Гарри не может сдержать невероятно широкой улыбки. — Самый лучший.       Пэдди мотает хвостом, словно соглашаясь: «Да, да, конечно, я лучший».       Гарри смотрит в открытое окно. — Хедвиг прилетела? Она меня уже нашла?       Том потягивается и зевает. — Вероятно, она ждет тебя в Гринготтсе. Совы обычно так и делают.       Гарри тоже садится и проводит рукой по лицу, пытаясь сделать глубокий вдох и успокоиться из-за пропавшей совы. (Она его первый настоящий друг.) — Зачем ей ждать меня там? — Потому что ты идешь туда сегодня, не так ли? Совы такие умные. Твоя Хедвиг, быть может, даже больше, чем большинство. Поверь мне, дорогой, она ждет тебя и с ней все в порядке.       Гарри слабо кивает. — Конечно.       Том берет мальчика за руку и стаскивает его с кровати. — Давай, подготовимся к прогулке. Гоблины ждут.       Гарри фыркает. — Гоблины никого не ждут. Они просто терпят нас.       Том смеется, и мелодичные ноты его смеха эхом разносятся по стерильной комнате, делая её невероятно теплой. — Можно подумать, что большинство волшебников в какой-то момент поймут это, но, боюсь, многие никогда об этом не задумываются.       Пэдди, кажется, также находит гоблинов забавными и плетется рядом с Гарри и Томом, когда они одеваются. Гарри поворачивается к Тому спиной, чтобы уединиться, когда он переодевается из пижамы в те же черные брюки и мягкий синий свитер, которые он надел, когда убегал от родственников.       Когда он оборачивается, Том одет в открытую мантию кремового цвета с высоким воротом.       Гарри приподнимает бровь и щипает лацкан мантии. — А где ты это взял?       Том ухмыляется. — Я невероятно одаренный волшебник. Трансфигурация не стала исключением для моего таланта.       Гарри смотрит на сотворенную одежду и замечает несколько мелких деталей, которые не мешало бы улучшить, придав им большую глубину. С помощью палочки он осторожно корректирует дизайн, пока воротник не будет инкрустирован вышитыми кристаллами змеями, которые извиваются и медленно скользят по украшениям.       Гарри легко задевает Тома плечом и усмехается. — Мне сказали, что я тоже прирожденный гений в преображении, мистер вундеркинд.       Том наблюдает за мельчайшими изменениями украшений и за медленно движущимися змеевидными деталями. — В самом деле, да. — признает он.       Двое волшебников пробираются к первому этажу Дырявого Котла, обхватив друг друга руками за талию. Пэдди радостно бежит за ними, виляя мохнатым хвостом.       Они быстро завтракают (горячие булочки!) и направляются в Косой Переулок. Гарри и Том проходят лавку за лавкой, по пути покупая школьные принадлежности. Гарри прижимает волосы к шраму и бессознательно жмется к Тому.       Тем временем Том привлекает изрядное внимание толпы. В его стильной мантии, высоком росте, остром подбородке и тёмных алых глазах кроется невероятная красота, и многие девушки, кажется, чуть не падают в обморок от одного только его вида и продолжают вытягивать головы, чтобы взглянуть на него дважды или даже трижды, когда они уже проходят мимо.       Том с удивлением оглядывает переулок. — Здесь почти ничего не изменилось, но теперь Переулок кажется более целым. Людным. — Хм? — Гарри отрывается от разглядывания котлов и поворачивает голову на Тома. — Что это значит?       Реддл указывает рукой на переулок. — Пятьдесят лет назад здесь была война. Силы Гриндевальда почти всё здесь разрушили.       Гарри хмурится. — Кем был Гриндевальд?       Том резко останавливается и тянет Гарри за руку, чтобы мальчик не продолжал идти. — Кем был Гриндевальд? Ты серьёзно только что спросил об этом?       Гарри медленно кивает. — Да. Биннс учит только войнам гоблинов. Возможно, это потому, что он призрак.       Гарри думает обо всем, что узнал. Имя "Гриндевальд" звучит знакомо. Он цепляется за это знакомство, чувствуя вкус гладкого шоколада на кончике языка и ощущение, что что-то прыгает у него во рту... — Ой! Я вспомнил. Это было на карточке с шоколадной лягушкой. — Гарри процитировал: — «Дамблдор известен тем, что победил Тёмного Лорда Гриндельвальда» или что-то в этом роде, во всяком случае. Правильно?       Том недоверчиво качает головой, и они продолжают прогулку по мостовой. — Дамблдор наконец доказал свой гриффиндорский дух, — насмешливо проговорил слизеринец. — Типа, он просто пошел и сделал это, да? Победил его. Самопровозглашенный величайший Тёмный Лорд превратился в сноску на детских конфетах. Это подходящий конец для такого, как он.       Гарри пожимает плечами. — Наверное.       Том немного помолчал, но всё таки не удержался и спросил, красноречиво косясь на лоб мальчика: — Как они называют того, кто оставил тебе этот шрам?       Гарри закусывает губу. — Ты имеешь в виду, как они называют того, кем ты стал? — этот вопрос заставляет Поттера чувствовать легкий приступ предательства в его сердце. — Волшебники слишком напуганы, чтобы назвать его имя. Его просто зовут Тот-Кого-Нельзя-Называть или Сам-Знаешь-Кто.       Тому, кажется, это очень нравится. Он весело замечает: — Значит, они все еще боятся кого-то, кто исчез более десяти лет назад, не так ли?       Не в силах скрыть обиду в своем голосе, Гарри почти выплёвывает ответ: — Ну, Волдеморт уничтожил целое поколение. Он убил моих родителей.       Том вздыхает. — М-да, он действительно это сделал. Но это не помешало тебе произнести его имя. Ты сильнее остальных, не так ли, дорогой?       Гарри впивается ногтями в ладонь. — Нет. Я просто думаю, что если я боюсь его имени и боюсь его, то я боюсь дважды. Боязнь имени увеличивает страх перед его носителем.       Они добрались до входа в банк. Том открывает дверь и впускает Гарри вперёд себя. Его голос приобретает уничижительный тон, когда он говорит: — Ты говоришь как Дамблдор, дорогой.       Гарри бормочет: — Нет ничего плохого в том, чтобы заучивать дельные мысли, пусть и чужие. Так мы растём. Морально.       Том, кажется, собирается что-то сказать, но как только один гоблин замечает Гарри, он кричит: — Мастер Поттер!       Тут же все гоблины сосредотачиваются на Гарри, на их лицах появляются зубастые ухмылки. — О, мастер Поттер прибыл. У нас тут Ваша сова, пойдемте, пойдемте... — говорит один из них, одетый в элегантный красный атласный костюм и слишком много драгоценностей. Гарри чувствует, что его цепко хватают за локоть и ведут под пещеристым потолком в заднюю комнату не менее четырех гоблинов. Том идет за странной процессией.       Один гоблин шепчет: — Хотите, чтобы они пошли с Вами? — он многозначительно смотрит на Тома и Пэдди.       Гарри тоже смотрит на них, Том — с стальной уверенностью в глазах смотрит в ответ, а Пэдди подозрительным взглядом окидывает всех гоблинов. — Да, они оба должны пойти со мной.       Гоблин отдает честь, а затем выкрикивает что-то гортанным полукриком. Сразу же гоблины перестраивают свой маленький марширующий квадрат, чтобы включить в него старшего подростка и собаку.       Гоблин в красном атласном костюме говорит, пока они идут: — Мы так рады, что Вы пришли поговорить с нами. У нас много планов относительно инвестиций в Ваш бизнес. Мы также получили все Ваши дары и перенесли в Ваш сейф. Среди них, конечно, и подарок от семьи Малфоев.       Гарри кивает.       К концу года их отношения с Драко стали лучше, но мальчики всё ещё были далеки от друзей. Гарри до этого момента был почти уверен, что Люциус хочет счастливо убить его, а потом сидеть весь вечер перед камином в своём большом доме и пить огневиски. — Семья Малфоев? — с тревогой переспрашивает он.       Гоблин наклоняет голову к плечу. — Разве Вы не подумали, что после картины, которую Вы продали их семье, они откажут вам в дальнейших пожертвованиях?       Гарри так не думал. — Но они уже заплатили мне.       Все гоблины, кажется, оживились и стали активно переглядываться. — Правда? Сколько? — 800 галеонов. Изначально я просил десять, но Драко настоял на том, чтобы заплатить больше.       Это кажется очень спорным. Все гоблины начинают кричать друг на друга в быстром темпе гоббледука, беспрепятственно вводя Гарри, Тома и Пэдди в роскошный офис с высокими потолками и колоннами, инкрустированными драгоценными камнями. Единственная современная вещь тут — кожаный диван.       Один гоблин подтаскивает Гарри к дивану и толкает его вниз. Том следует за ними и изящно опускается на подушки, приобнимая Гарри за плечи.       Гоблин в красном атласном костюме делает движение пальцами, которое напоминает звезду, только у нее семь точек. Все остальные замолкают. — Что ж, тогда неудивительно, что они прислали Вам что-то столь ценное в качестве подарка. Вам недоплатили в значительной степени. — Но это стоило мне всего пять галеонов. Я, ну, я сказал Драко, что он платит мне слишком много. Он сказал, что недоплачивает, но прибыль огромна, и это было просто...       Гоблин резко поднимает палец и его тёмные глаза сверкают во тьме довольно странным выражением, какое Гарри не смог опознать. — Вы просто не понимаете, мастер Поттер. Мы редко можем увидеть волшебника таким… Скромным, но мы не осознавали, что это только потому, что Вы глупы.       Оскорбленный Гарри говорит: — Я не дурак.       Том смеется. Как и Пэдди — настолько, насколько вообще может смеяться собака.       Гоблин просто поправляет манжеты своего костюма. — Нет? Возможно, тогда можно было бы сказать, что у Вас нет чувства собственного достоинства. Для гоблина это глупо.       Все гоблины кивают головами, как будто сомневаться в себе — это кардинальное преступление и вершина глупости. Гарри чувствует, как его щеки горят от румянца. — У меня всё в порядке с чувством собственного достоинства. Люди просто раздувают мои способности из-за шрама.       Гоблины коллективно зарычали. Одна из них, женщина, украшенная бриллиантами, выходит вперед и встает перед Гарри. Поскольку он сидит, а она невысокого роста, их глаза находятся на одном уровне. — Мастер Поттер, — говорит она низким скрипучим голосом с явным акцентом. — Если можно, я хотела бы задать Вам несколько вопросов.       Том ободряюще сжимает его плечо. — Ладно. — соглашается Поттер. — Когда Вы в последний раз видели картину, подобную той, которую Вы написали для Малфоев? Кроме Ваших произведений искусства, конечно.       Гарри пожимает плечами. — Я не знаю.       Другой гоблин восклицает: — Очень вероятно, что Вы таких вообще до этого не видели.       Женщина перед ним подмигивает. Это ужасающее выражение лица для гоблина. В самом деле. — То, что Вы сделали со своей картиной — это лучшая инновация. При всем том, что вы, волшебники, любите называть Леонардо да Винчи одним из своих сквибов, в его жилах не было ни унции магической крови, а его изобретения были магловскими. Микеланджело на самом деле был сквибом, но в его скульптуре не было магического очарования. Вы, мастер Поттер, являетесь частью традиции, которая, насколько мы, гоблины, можем судить, состоит из трех волшебников.       Она немного отступает. — В Индонезии, недалеко от Убуда, есть одна наскальная картина, которая имеет небольшое сходство с вашей работой. Японская художница, Хироко Накано, написала эти шедевры в XII веке. Это единственные два примера волшебных картин, которые мы смогли найти, которые не являются портретами и не… Петляют.       Гарри пытается усвоить всю эту информацию, но получается плохо. — Что означает "петляют"?       Гоблин в синей мантии отвечает: — Это означает, что изображение повторяется после определенного момента. Есть множество картин раскрывающихся и закрывающихся цветов, находящихся в непрерывном цикле возрождения. Есть картины потребления, смерти и жизни. Все они повторяются в своих петлях. Но мы наблюдали Вашу зиму в Малфой-меноре, и снег никогда не блестел точно так же, радужные узоры менялись ежеминутно с секунды на секунду, а Ваши павлины действуют как портреты павлинов, ведя себя как медленные, но артистичные, настоящие животные. По сути, Вы нарисовали душевный портрет фантазии. По правде говоря, такого еще не было. Вполне возможно, что это новая, невиданная нами ранее магия.       Гоблин в красном откашливается. — Мастер Поттер, Вы также спаситель света. Этот подарок семье Малфоев поможет очистить их репутацию от войны, где они были не на нашей стороне. Сделать это с самым первым из Ваших шедевров, когда Вы создаете совершенно новую форму магии с помощью метода, который никогда никем не использовался раньше и останется непревзойденным до тех пор, пока новое поколение не будет обучено, скорее всего, Вашими руками. — гоблин широко раскинул руки. — Такой подарок, как Вы понимаете, бесценен.       Гарри отрицательно качает головой. — Этого не может быть… — Глупо... — бормочет гоблин.       Женщина-гоблин улыбается. — Мы хотели бы помочь Вам понять, сколько Вы стоите. Нация гоблинов очень заинтересована в инвестировании Вас, мастер Поттер. Действительно, очень. — Мне нужно… Подумать об этом? Я имею в виду, что бы это значило и что с этим делать?       Глаза гоблина в красном костюме смягчились. — Мы всё обсудим вместе с Вами, а затем дадим Вам время принять решение. Возможно, пока мы будем проводить обсуждение, Ваш друг выйдет наружу? Мы так же и не завидуем вашей... Собаке, если она останется. Дайте нам время поговорить вместе.       Том сжимает Гарри крепче. — Я не оставлю его.       Гоблины выглядят готовыми к убийству.       Гарри смотрит в его решительные глаза. — Том? — тихо спрашивает Поттер, проецируя всю уязвимость, которую действительно чувствует в данный момент. Он может сказать, что полностью сосредоточил внимание подростка на себе. — Ты можешь забрать мои школьные принадлежности с Тисовой улицы? Я... Боюсь возвращаться туда после Мардж.       Том замирает на мгновение, его разум явно перебирает все возможности остаться, но затем он просто улыбается и кивает. — Конечно, дорогой.       Гарри вздрагивает от этого тона. — Не трогай их, пожалуйста. — быстро просит он.       Том снова делает паузу, на этот раз дольше. — Я обещаю не причинять им вреда. Сегодня.       С этими словами он наклоняется, чтобы поцеловать Гарри в лоб, и его выводят из комнаты. Пэдди расслабляется на коленях Гарри. Гоблин в синей мантии смотрит на собаку с злобой и подозрением. — Теперь, когда он ушел, — гоблин в красном костюме наклоняется вперёд. — Вы знаете, кто он такой — Ваш молодой компаньон?       Его глаза напряжены, крючковатые пальцы своим подрагиванием выдают явную встревоженность. Гарри расслабляется и садится обратно на диван. С уверенностью, которую он не чувствует по-настоящему, и потными ладонями, он говорит с намеком снисходительности: — Вы знаете, кем он не стал?       Женщина-гоблин смеется. — О да, нация гоблинов сделала правильный выбор, вложив в Вас деньги, мастер Поттер.       Гоблин в красном мычит. — У нас много работы, и у нас мало времени. Я боюсь, Ваша сова, скорее всего, убьет нас, если мы не позволим Вам увидеть её в ближайшее время. Для начала, мастер Поттер, — усмехается он. — Позвольте мне представиться. Меня зовут Рагнюк.

***

      Том оглядывает окрестности, заполненные одинаковыми домами, каждый из которых конкурирует с другим за то, чтобы быть более нормальным, дабы глубже слиться с приглушенным коричневым фоном.       Каждый газон идеально ухожен, трава зеленая, но тусклая, имитирующая жизнь с такой же точностью, как оттенок выцветшего детского маркера.       Это такой же серый и непримечательный дом, как и все другие на этой улице. Отличает его от остальных, пожалуй, только то, что на входной двери красуется аккуратная четвёрка. Том ожидает, что этот дом будет наполнен людьми, исключительными ни в чем, кроме своей способности быть исключительными во всех отношениях. И он так же легко видит желание маленького мальчика, который не подходит общепринятым стандартам, заполнить такое непритязательное место безграничной красотой.       На мгновение он задается вопросом, был бы он больше похож на Гарри, если бы сделал то же самое в приюте. Если бы он мог взять обратную сторону листка со своей домашней работой по французскому и нарисовать изображения солнечного света и роз пережеванным углем. Он задается вопросом, были бы его пальцы постоянно в чернильных пятнах, а нос — в графитовых, если бы — вдруг — его комната была украшена рисунками. Тогда, думает он, их встреча с Дамблдором была бы совсем другой.       Но этот мальчик... Мальчик, который рисовал бы на стенах дома Вула, мальчик, который смотрел бы на что-то настолько уродливое не со злобой, а с жалостью, и превращал это безобразие в волшебное место — он, мальчик, вырос в этом доме со своими собственными монстрами, лишаемый возможности творить.       Том не стучит в дверь дома, когда входит. Он просто входит, как будто это его законное право — находиться там. Как будто он хозяин этого места.       В гостиной стерильно чисто: белые диваны с голубыми вставками и стеклянный журнальный столик. За телевизором сидит та самая тётя Петуния, женщина, похожая на лошадь — слишком высокая и слишком худая.       Она смотрит на него в немом ужасе. Он наслаждается этим в полной мере, когда останавливается посреди гостиной. — Ты! — истерично вскрикивает она. — Тебе здесь не рады! Уходи! Я хочу, чтобы ты вышел из этого дома!       Она не сдвинулась с дивана, но взяла подушку и выставила перед собой, как будто это какой-то щит, способный защитить. Он хочет разубедить её в этом, но пообещал Гарри, что сегодня никому в доме не причинит вреда. У него есть терпение.       Вместо этого он делает изящный четвертной поклон, намеренно издеваясь над беспомощностью этой женщины. — Мои извинения, мэм, — он робко улыбается ей. — Я здесь, чтобы забрать вещи мистера Поттера. Меня послало Министерство Магии.       Петуния фыркает, явно пытаясь скрыть свой страх под фасадом презрения. — Это так? У вашего сообщества есть правительство? — Так и есть, мэм.       Она сглатывает. — А зачем тебе вещи Гарри?       Том пытается принять извиняющееся выражение лица. — Что ж, мы рассмотрели дело мистера Поттера после… Инцидента и пришли к выводу, что вы не подходите для его содержания.       Петуния выключает телевизор. Бессмысленная болтовня на фоне становится более ощутимой, когда её нет. — Могу я увидеть, — она ​​вздрагивает и крепче сжимает подушку. — Могу ли я увидеть твоё левое предплечье?       Непосредственность представляет интерес. Том смотрит ей в глаза, показывая свое гладкое предплечье и с облегчением наблюдая, как она расслабляется. Он видит образы Гарри в шкафу, ощущает непреодолимый страх и вину, а затем воспоминания о её сестре — матери Гарри. —... Тёмная метка, Туни. Если ты увидишь кого-нибудь с этой штукой на левом предплечье, то беги, ты меня слышишь? Делай вид, будто совсем меня не знаешь, будто мы ненавидим друг друга, а если не можешь, то просто беги так быстро, как можешь.       Том слышит, как Петуния насмешливо отвечает сестре: — Но разве магия не должна быть чудесной? Всё это — просто сплошное веселье, не так ли? Просто всё, что мы, нормальные люди, никогда не увидим.       Лили покачала головой. — Магия может убить тебя. Буквально в двух словах. Только два слова — и тебя уже нет, ты мертва. Обещай мне. Обещай мне, что если ты когда-нибудь увидишь кого-нибудь с этим, ты сделаешь, как я говорю. Идет война, Туни. Нет террористов — есть твоя жизнь и её ценность эти люди просто не понимают. Есть люди, пытающие других просто ради забавы.       Он чувствует эхо горя, исходящее от Петунии. — Тогда просто уходи оттуда, Лилс. Магия никому не нужна. Я прекрасно без неё живу. Отпусти эту чушь и вернись к нам, ко мне, где безопасно. Тебе не нужно сражаться на войне. — но Том уже может сказать, что мать Гарри никогда не оставит мир магии. — Просто пообещай мне, хорошо? — опять просит Лили. — Хорошо. Я обещаю.       Петуния долго смотрит на него, как будто она никак не может решить, представляет ли он угрозу, только по внешнему виду, прежде чем положить подушку рядом с собой на диван. Тихим голосом она говорит: — Комната мальчика наверху, первая дверь справа.       Том кивает и взбирается по ступеням, обращая внимание на то, что ковер почти не заглушает его шаги, и сосредотачивается на чулане — том самом чулане, который он помнит из дневника — под лестницей. Его восхождение на второй этаж — это постоянный барабанный бой: удар, удар, удар... Если его подозрения верны, не потребовалось бы больших усилий, чтобы разбудить Гарри, просто от родственника, идущего по тому же пути, что и Том сейчас.       Он достигает лестничной площадки и смотрит на дверь с облупившейся краской и множеством замков, украшающих дверь снаружи. Когда он смотрит на кошачью дверцу, у него в ушах странно звенит. Он задаётся вопросом, сколько кусков еды было просунуто через это маленькое отверстие. Его художник столько пережил, и до сих пор эти маглы не вызывают у него ненависти.       Все в порядке. Том может ненавидеть их за него.       Он толкает дверь, посылая короткую волну магии, чтобы заставить все замки упасть и приземлиться в кучу перед дверью с громким лязгом. Комната, скрывающаяся за замками, маленькая, безликая, наполненная пылью и ничем хоть отдаленно утешающим.       Одеяло на кровати потертое и коричневое. Сама кровать узкая и выглядит неудобно. Нет письменного стола. Окно закрыто и стекла в нем мутные от грязи. Рядом лежат деревянные доски, как если бы они были прибиты гвоздями.       Том делает глубокий вдох. Завтра. Он спокойно может разобраться с ними завтра.       Он собирает скудные пожитки Гарри и его взгляд скользит по комнате, словно пытаясь определить, как именно в таком крошечном месте мог когда-либо находиться мальчик.       И вот, наконец все вещи упакованы в аккуратный чемодан, — любезно предоставленный гоблинами — когда он слышит грубые шаги и треск. Внезапно дверь распахивается и перед ним появляется светловолосый мальчик с телосложением боксера.       Он непривлекателен и за ним не страшно наблюдать.       «Это Дадли» — думает Том с плохо скрываемым гневом. — Гарри! — мальчик кричит, прежде чем моргнуть, глядя на бесстрастную фигуру Тома. — Ты не Гарри.       Том бросает на мальчика осуждающий взгляд. — Проницательное наблюдение.       Дадли подходит и встает между чемоданом и Томом. — Ты не можешь взять эти вещи. Они принадлежат Гарри. Я знаю, что он выглядит маленьким, но он не из тех, кого можно просто толкнуть, чтоб он отстал.       Том должен проявить к ребенку-идиоту какое-то поверхностное уважение. Дадли не задумался о том, почему именно незнакомцу был предоставлен доступ к его дому и комнате Гарри, или, если он действительно задумался и испугался, что кто-то к ним пробрался, то всё равно озабочен только защитой вещей своего кузена... Возможно, из-за вины, а возможно из искренней привязанности и заботы.       К сожалению, похоже, что этот родственник уже покаялся. — Я здесь не для того, чтобы что-либо красть. Гарри не вернется, а я просто собираю его личные вещи.       Дадли обдумывает это. — У него есть ещё кое-что в чулане под лестницей.       Том кивает. — Спасибо.       Дадли на мгновение колеблется, но спрашивает: — Но он вернется следующим летом?       Том качает головой. — Нет, не вернётся. — Сириус Блэк у Тома на поводке, а смерть крысы позволит его оправдать и получить опеку над Гарри. Он сюда не вернётся.       Дадли, кажется, не нравится ответ. Его лицо морщится в недоумении. — Но он… Он… Он всегда был со мной. — Он не принадлежит тебе. — Нет, нет… — Дадли сердито вытирает глаза. — Я имею в виду… Он ведь будет в порядке? Он может написать мне?       Том внутренне закатывает глаза. — Если сочтет нужным. — Что, если… Что, если я захочу написать ему? Как мне это сделать?       Том смотрит на мальчика. Он вспоминает, как обрадовался Гарри, когда ему сказали: «Думаю, мне не нужны две спальни». Хорошо это или плохо, но этот ребенок может доставить его маленькому художнику радость. И это стоит того. — Если ты пойдешь в любое почтовое отделение и найдешь абонентский ящик номер 126, почта унесёт твоё письмо в волшебный мир. Ты получишь ответ с совой.       Том выходит из комнаты, делая вид, что не замечает Дадли, стоящего у залитого грязью окна, смотрящего на улицу и бормочущего: — 126, 126, ты не можешь забыть, не можешь забыть...       Спускаясь по лестнице и открывая чулан, он чувствует, как у него перехватывает дыхание. Он выглядит точно так же, как тот, который Реддл помнит ещё из дневника, только без огня. Он мерзкий, холодный и темный. Пахнет лимоном и отбеливателем. Неприемлемый для проживания. Он достает школьные принадлежности Гарри и складывает их в чемодан.       Петуния подходит к нему сзади, когда он заканчивает. — Это к лучшему, что мальчик будет жить со своим народом. Нам там нет места. — это звучит горько. — Как и ему нет места здесь.       Том заканчивает собирать вещи и быстро собирает несколько волос с пальто Петунии и грубого пиджака Вернона, стараясь убедиться, что женщина этого не заметит.       Он выпрямляется и смотрит на неё с интересом. — Это так? — спрашивает ровным тоном.       Она фыркает. — Очень похоже на то. — она смотрит на Тома на мгновение, как будто пытается понять, что с ним не так, что он — очень привлекательный молодой человек — мог быть волшебником. — Почему… — она ​​кусает щеку изнутри. — Почему, если ему было так легко быть воспитанным в другом месте, почему его отправили сюда, к нам?       Том пристально смотрит на женщину и на мгновение позволяет раскрыться своей магии, горячей и злой. — По той же причине, по которой Вам всегда было место в волшебном мире. Вы должны были быть его семьей.       Том оставляет Петунию стоящей в одиночестве на её стерильной кухне, где, насколько хватит глаз, везде были идеально чистые столешницы, ослепляющие своей утомительной белизной. Здесь нет ничего удивительного, нет обещания новых свершений. Есть только завтра, которое пройдет точно так же, как сегодня. Однообразие простирается в будущее и остается позади, в прошлом.       Она была права. Гарри здесь нет места. Никогда не было.