***
Гарри совсем не удивлен, что он не может съесть много обеда, хотя, похоже, это действительно беспокоит Гермиону и Рона, которые тайком кладут кусочки хлеба, выпечку и легкие для переваривания продукты в его тарелку ещё долго после того, как он наелся. Том смотрит на него с другого конца зала за столом Пуффендуя, но в данный момент у Гарри есть более серьезные проблемы. Он не может выбросить из головы слова своей матери так же, как не может выбросить из головы чувства, которые он получил от Ремуса и образа своего Патронуса. А ещё есть тот голос, который разговаривал с ним в его голове, и это кажется очень плохим. — Гермиона, — его слова прерывают её спор с близнецами Уизли, (Есть этика, которую вы нарушаете, разве вы не понимаете? Нельзя ставить эксперименты на детях!) но она немедленно поворачивается к нему. — Да? — Эм, — он внимательно изучает пушистый рулет на своей тарелке. — Как думаешь, ты могла бы помочь мне разобраться в некоторых вещах сегодня вечером? Гермиона сияет. Она любит быть полезной и всегда счастлива, когда нужна людям. — Конечно, я буду рада помочь. Рон делает паузу, набивая рот Пастушьим пирогом. — Я тоже приду, потому что все становится лучше, когда я рядом. Это должно быть шуткой, и Гарри действительно улыбается, но потом говорит вполне серьезно: — Всё верно. Близнецы пользуются застенчивым бормотанием Рона, чтобы хором сказать: — О, маленький Роникинс наконец-то обрёл дружбу. — О, отвалите... — ворчит в ответ Рон. Близнецы просто улыбаются. — А Том придёт? — спрашивает Гермиона. Её голос тщательно отрешен. Ей не особенно нравится Том. Гарри думает, что это, возможно, потому, что его существование для неё — загадка, но чем больше она, кажется, понимает, тем меньше он ей нравится. Она спросила, знает ли он, что только вчера в трофейном зале была обнаружена награда Тома Марволо Реддла, на что Гарри ответил "да". — Странное совпадение, не правда ли? — как бы между прочим заметила она. Иногда он забывает, насколько она умна. Гермиона выжидающе смотрит на него. Ах да. Его спросили, придёт ли Том. — Гм, нет. Может быть, мои вопросы немного о нём? Гермиона удовлетворенно кивает. Рон кажется довольным. (Ему никогда не нравился Том, даже если он теперь понимает, почему тот нравится Гарри.) Когда с едой покончено, Том идет к столу Гриффиндора и кладет руку Гарри на спину, его большой палец медленно выводит круги на шее мальчика, а ладонь лежит между его лопаток. — Ты недостаточно съел, — Том говорит это в качестве приветствия. — Как ты себя чувствуешь? Гарри поднимает взгляд и встречается с темно-серыми глазами Тома. — Я в порядке. Практика Патронуса была тяжёлой, но я вызвал один сегодня. Том гордо улыбается. — Видишь? — спрашивает он поддразнивающим тоном. — Я сказал, что ты сможешь сделать это, не так ли? Гарри наклоняет голову. — Именно так. Том кажется немного мрачным. — Но ты справился с этим быстрее, чем я думал, — он делает паузу, как будто серьезно задумавшись, прежде чем его лицо светлеет. — Как думаешь, ты сможешь вызвать его сейчас? Рон, Гермиона и остальные гриффиндорцы смотрят с интересом. — Я не уверен, но могу попробовать. Рон говорит: — Только если хочешь. Никакого давления. — Спасибо, Рон, — говорит Гарри. — Но я хочу попробовать ещё раз. — Ну, тогда дерзай, — подбадривает Том. — Давай взглянем на твою прекрасную душу. — Гарри вздрагивает и Том хмурится, вопрос застыл в его глазах, но Гарри не обращает на это внимания. В Большом Зале нет боггарта. Там слышен шум собирающихся студентов и какое-то сонное удовлетворение, которое приходит после окончания еды. Драко пристально смотрит на Тома со слизеринского стола. Гермиона рядом с ним мягкая и успокаивающая. Том ровно дышит ему в ухо, и по спине у Гарри бегут мурашки. Плавающие свечи придают комнате веселый блеск. Ночное небо усыпано созвездиями и туманом, который клубится вокруг звездного света, как занавес из тонкой фантазии. Вызвать Патронуса здесь будет легче, чем против холода в кабинете Люпина. Гарри закрывает глаза. Он ясно помнит, как Дадли держал в руках дневник, благоговейный трепет в его глазах, сочувствие, читающееся в изломах бровей. Он помнит безумные постукивания пухлых пальцев по бедрам и слова: «Я думаю... Полагаю, мне всё-таки не нужны две спальни.» (Этого достаточно.) На этот раз его голос полностью принадлежит ему, полный удивления и тихого удовлетворения: — Экспекто Патронум. Он слышит вздохи отовсюду, и даже может видеть мерцание из-под закрытых век, но не открывает глаза в течение нескольких мгновений. Он позволяет себе наслаждаться ощущением тепла, исходящего из его груди и обволакивающего его тело. Резкий вдох Тома — вот что, наконец, заставляет его открыть глаза. Его Церинейская лань скачет галопом по Большому Залу, сияя серебристыми и золотыми оттенками. Гарри забыл, что учителя всё ещё сидели за главным столом, и он видит, как все они наблюдают за Патронусом с благоговением, шоком и, в случае Снейпа, вынужденным безразличием. Дамблдор встречается взглядом с Гарри, подмигивает и поднимает свой стакан. Том выглядит ошеломленным, и, когда Патронус исчезает, он встряхивается и говорит: — Ну же, съешь еще три кусочка для меня, прежде чем они уберут это. После ужина Гарри прощается с Томом (который, кажется, немного обижен, когда ему говорят: «Нет, я не буду протаскивать тебя в гостиную Гриффиндора сегодня вечером») («Ну, я мог бы просто привести тебя в гостиную Пуффендуя») («Я сказал "нет"»), и он, Гермиона и Рон снова пробираются в общежитие для мальчиков третьего курса Гриффиндора. Гермиона полна серьезности, и зачаровывает его кровать так, чтобы их голоса не доносились из-за закрытого полога. — Хорошая штука, Миона. Когда ты этому научилась? — спрашивает Рон. Гермиона фыркает. — Я узнала это из фолианта «Хогвартс: История». В четырнадцатой главе была сноска о заклинании, посвященном ограничению и усилению школьной защиты, и поэтому я просмотрела её в «Промежуточной стационарной самообороне: сила чар Осберта Саламина.» Рон ложится на кровать Гарри. — Хорошо, а как насчёт этого? «Хогвартс: История снова взялась за своё. Облегчает жизнь Грейнджер с первого учебного года.» Гермиона устраивается на кровати, скрестив ноги. — Ты тоже всегда можешь прочитать это, знаешь ли. Рон приподнимает бровь. — Кто сказал, что я этого не делал? Гарри поднимает руку. — Я. Я почти уверен, что ты никогда не заходил дальше первых трёх страниц. — Предатель... — бормочет Рон. Гермиона игнорирует его и спрашивает: — Гарри, ты сказал, что тебе нужна помощь? — Верно, — говорит Гарри. — Ну, я думаю, когда я создал своего Патронуса, я вроде как увидел свою маму и вроде как услышал её мысли... Рон перебивает: — Как некромантия или зрение души? Гарри делает паузу. — Ты знаешь об этом? Трелони сказала, что у меня это есть, но никаких проявлений этого... Дара до этого самого дня я не получал. Гермиона злобно говорит: «Она халтурщица», даже когда Рон говорит, что «последний известный человек, обладавший даром зрения души, жил более двух столетий назад и был придворным художником французского короля-волшебника, и он довольно знаменит.» Гермиона резко смотрит на Рона. — Есть ли об этом книги? — Куча, — утверждает Рон. — Я читал несколько, когда был младше, потому что это казалось мне таким классным навыком. Гарри действительно мог бы быть провидцем душ. — он поворачивается к Гарри. — Мы можем просто сравнить твой опыт видения с опытом мастера ЛеФея. Это то, что нам нужно выяснить: являешься ли ты, Гарри, провидцем душ? — Не совсем, — отвечает Гарри. — Я также как бы застрял на некоторое время в голове Люпина, а потом услышал голос, который немного похож на голос Тома, говорящий мне вернуться в мою собственную голову. Рон и Гермиона обмениваются взглядами. Гермиона говорит, не удивленная, но обеспокоенная: —... У меня есть несколько теорий насчет этого голоса. Мне просто нужно посмотреть, есть ли в них хоть капля смысла. И это совсем не звучит зловеще.***
Следующее утро прошло лучше, чем Гарри мог ожидать. Он немного снимает стресс во время тренировки по квиддичу и старается так сильно, что даже Алисия замечает: «Хорошая работа, Поттер, но может быть немного перестань, окей?» Ощущение невесомости и превращения в не более чем кого-то, кто ищет отблеск золота, успокаивает его, как ничто другое. Полёт отличается от живописи. Всё его тело занято. Он ничего не делает. Он становится кем-то. (Ему нужно и то, и другое.) Поэтому почему-то неудивительно, что после душа его вызывают в кабинет Дамблдора. Он скрипит зубами, преодолевая волнение, скручивающееся в животе, и следует за портретом, посланным, чтобы вызвать его, средневековым лысым мужчиной, в кабинет директора. — Пароль — "Звездчатый анис". — говорит тот ему. — Спасибо, — говорит Гарри. — Звездчатый анис, — он кивает горгулье и дверь распахивается. Он поднимается по лестнице в кабинет Дамблдора и с удивлением видит, что Том уже сидит на одном из двух стульев напротив стола Дамблдора. Директор выглядит очень довольным. — Ах, Гарри. Как хорошо, что ты присоединился к нам. Гарри осторожно садится рядом с Томом, который тут же хватает руку младшего, как бы утешая его. — Да. — медленно говорит Гарри. — Почему я здесь? Дамблдор сцепляет пальцы на столе. — Что именно ты знаешь о Сириусе Блэке? Кажется, что Том расслабляется, и Гарри хмурится. — Он был убийцей, верно? Погибло тринадцать человек. Но какое-то время он был и моей собакой. Я всего этого не понимаю. Глаза Дамблдора мерцают, сияя, как звёзды. — Оказывается, он не был убийцей. Его подставили… Разворачивается история о друзьях, отце, анимагии и предательстве. Ненависть, которую он испытывает к Питеру, настолько сильна, что обжигает. Дамблдор заверяет Гарри, что Сириус был оправдан после повторного появления предположительно мертвого Питера Петтигрю и широкого использования Веритасерума. Всё это пока держится в секрете, но мельница слухов имеет представление о некоторых вещах. Фадж, Министр, собирается провести особое Рождественское мероприятие со всеми ложноосужденными заключенными, которых он найдет за это время. — Есть ещё? — слабо спрашивает Гарри. Дамблдор вздыхает. — Боюсь, что в ходе войны нарушили законную правовую процедуру. Фадж пытается выглядеть доброжелательным и избегать любой негативной реакции, он очень тщательно ко всему этому относится. Пока что только один невиновный человек пережил тюремное заключение. — Пережил? — уточняет Том. Морщины Дамблдора скрывают его горе, и на мгновение он позволяет своему весёлому виду угаснуть. — Похоже, что не менее трёх невинных людей пострадали и умерли от воздействия дементоров, — Дамблдор вздрагивает. — Ужасные вещи, эти дементоры... Это явно была история, скрытая за слабой попыткой юмора, которая просто жаждет освободиться от своего места за полированным лоском Дамблдора. Гарри заставляет себя отвести взгляд. А ты учишься, однако. Гарри отказывается признать голос, вновь прозвучавший в голове. Когда в комнате воцаряется тишина, и Том, и директор выжидающе смотрят на Гарри. Гарри, всё ещё обдумывая всё это, говорит то, что первым приходит на ум: — Мой папа и его друзья стали анимагами, потому что Люпин — оборотень, верно? Чтобы они могли составить ему компанию во время полнолуния. И причина, по которой он не мог позаботиться обо мне, когда Сириус был в Азкабане, в том, что он оборотень, верно? Дамблдор моргает. — Я не знал, что профессор Люпин раскрыл тебе свой величайший секрет. Рука Тома крепче сжимает руку Гарри. — Вы впустили тёмное существо в школу с детьми? — шипит он. Дамблдору это совершенно безразлично. — Рядом с профессором Люпином совершенно безопасно находиться. — звучит как обещание. — Профессор Снейп следит за этим. Конечно, ты не станешь завидовать честному человеку, который честно зарабатывает на жизнь, Том. — Я завидую безрассудству детей, профессор. Дамблдор сияет. — Что-ж, это долгожданный сюрприз. — он печально смотрит на пустую стеклянную чашу на своем столе. — Боюсь, у меня кончились сладости, но кто-нибудь из вас случайно не хочет чаю? — Нет. — коротко говорит Том. – Я в порядке, спасибо, — говорит Гарри. — Но, если Сириус невиновен, тогда… — Тогда может ли он стать твоим опекуном? Это был твой вопрос? — Гарри кивает. Дамблдор откидывается на спинку стула. — Как твой крестный отец, он определенно может получить опеку над тобой, Гарри. Но есть причина, по которой вы оба здесь. Том, так как ты несовершеннолетний сын Дома Блэк, Сириус должен стать твоим опекуном. Гарри, у тебя есть тётя и дядя, и, как бы сильно ты ни был нужен Сириусу, я могу избавить тебя от похода к нему. Это твой выбор и поэтому я рекомендую— — Я хочу его. Сириуса. — перебивает Гарри. — Пожалуйста. Дамблдор вздыхает. — Гарри, я бы посоветовал тебе не принимать поспешных решений. В эти выходные Сириус согласился встретиться с вами двумя в отдельной комнате в Кабаньей Голове в качестве своего рода пробного старта. Не прыгай во что-либо слишком быстро. Семья — это драгоценность. Рука Тома прерывает кровообращение Гарри из-за сильной хватки, но Гарри благодарен за легкую боль. — Я сказал, что хочу Сириуса, — повторяет Гарри. — Я счастлив встретиться с ним, прежде чем поеду к нему на лето, но я не хочу... Я не могу... Том сжаливается над Гарри. — Его родственники-маглы не особо жаловали магию. — Том произносит эти слова мягко, но обвинение в его тоне легко расслышать. Дамблдор не вздрагивает, но Гарри понимает, что это было близко. — Верно. Что ж, — Дамблдор прочищает горло. — Я полагаю, ты встретишь его в Хогсмиде. Желаю вам обоим счастливого воссоединения с семьёй. — Спасибо, профессор, — говорит Гарри. Дамблдор смотрит на Гарри с большой нежностью, когда они с Томом выходят из кабинета. Его голос почти не слышен: — И поздравляю, мистер Поттер, с Вашим замечательным Патронусом.***
Дела у Тома идут на лад. У него есть больше, чем когда-либо прежде. Он и Седрик меняют взгляд на Пуффендуйцев благодаря их абсолютному совершенству, он и Беатрис находятся в соглашении сделать всё, чтобы Гарри был счастлив и здоров. (Хотя Том уверен, что его представление о чем-либо намного превосходит представление Беатрис об этом.) Он и Снейп попали в неловкое положение из-за завидного взаимного уважения. Как бы Том ни обижался на сурового человека за фаворитизм по отношению к собственному дому, он гораздо приятнее Слизнорта и, по общему признанию, гений. Том узнал об этом, когда спросил о Волчьем яде. «Чисто интеллектуальный вопрос» — заверил он более бледного, чем обычно, Снейпа. Потому что Волчий яд был новинкой с 1940-х годов. Новинкой отчасти из-за участия Снейпа в его создании. Который в молодости был отличным зельеваром. Он жестокий человек, но талантливый. Он чувствовал себя неполноценным защитником своего художника с тех пор, как увидел то, как Гарри управлял своим захватывающим Патронусом, а Том в это же время мог управлять только серебряным дымом. Итак, он провел один день, расхаживая перед богато украшенной дверью с резными незабудками, а затем протиснулся внутрь. — Профессор Спраут, — сказал он, собравшись с мыслями. — Не могли бы Вы помочь мне научиться использовать заклинание Патронуса? Она даже не улыбнулась, но всё же он чувствовал её счастье. — Это было бы для меня честью. Его главные трудности связаны с друзьями Гарри. Рон яростно защищает Гарри, и, хотя Том понимает его, ему еще предстоит убедить Уизли в том, что он является противоположностью угрозы безопасности Гарри. Гермиона, однако, более сложна в том, как она относится к Тому. Она наслаждалась его компанией и ломала голову над сложными заклинаниями с ним в течение первых нескольких месяцев семестра. Он тоже наслаждался их совместным времяпрепровождением. Она превосходна для своего возраста. И всё же что-то осязаемое изменилось. Теперь она смотрит на него с напряжением, тревогой, а иногда и… Страхом. Давно уже никто не смотрел на него с таким выражением лица. (Он обнаруживает, что не скучает по этому, несмотря на то, что он наслаждался этим несколько десятилетий назад. Ну, он не скучает по этому, когда у кого-то нет причин находить его пугающим.) Несмотря на это, он наконец-то получает то, что ему причиталось с рождения. Он и Гарри проведут лето с самым богатым человеком во всей Волшебной Британии. Больше никаких приютов и украденных одеял. Всё налаживается. Том одет в свою неформальную мантию из мягкого атласа с вышитым вишневым воротником, чтобы произвести хорошее первое впечатление на своего “дядю”, когда его затаскивает в нишу не кто иной, как Драко Малфой. Волосы чистокровного мальчика идеально уложены, но лицо красное, а глаза полны кремня. Он ниже Тома и вынужден тянуть его вниз за галстук, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза. — Слушай сюда, — говорит Драко холодным, как лёд, голосом. — Я знаю, что ты мне не родственник, и на деле не более чем мошенник. И я докажу это, и отправлю тебя обратно в ту адскую дыру, из которой ты вылез, и ты больше никогда не увидишь Гарри. Он не должен был упоминать о разлуке Тома и Гарри. Том чувствует знакомый гнев, холодный и смертоносный, укоренившийся в его груди. Давно он так себя не чувствовал. Жалко для бедного Малфоя. Плавным движением Том вырывается из хватки Драко и прижимает младшего мальчика к стене ниши своим предплечьем. Он наклоняется к уху Драко, морщась от запаха дорогого одеколона. Гарри пахнет пергаментом, чернилами, патокой и свежей сосной. Запах Драко приторный и неприятный, как и сам мальчик. Тем не менее, его дыхание скользит по впадинке на горле слизеринца. — Нет, — говорит Том голосом, похожим на струящийся шёлк. — Это ты послушай сюда, Малфой. Тебя воспитывали аристократы. Я же был воспитан змеями. По сравнению со мной, — Том толкает Драко вниз до тех пор, пока мальчик не падает на колени, и связывает его там обездвиживающим проклятием. — Ты — ничто. — он безмолвно вызывает палочку Драко и вертит её в руке. Драко наблюдает за происходящим глазами, полными гнева и неподдельного страха. Прекрасно. Том полагает, что когда страх служит какой-то цели, он всё ещё может выглядеть привлекательно. — Я сын Дома Блэков, — говорит Том. — И в следующий раз, когда ты усомнишься во мне, — он заклинает в руке огненный шар. — Будет сожжена не только твоя палочка. Драко вздрагивает изо всех сил в пределах проклятия, и Том роняет палочку мальчика. Она стучит по полу и начинает катиться в холл. Том кивает головой в её направлении. — Иди и возьми, кузен. — он ухмыляется. — Принеси. Взгляд Драко такой же угрожающий, как щебет хорька. Том уходит. Он не снимает проклятие с чистокровки до тех пор, пока не оказывается в коридоре и не дожидается когда Гарри присоединится к нему на их прогулке в Хогсмид. Когда Гарри наконец находит Тома, его маленький художник одет в мягкий зеленый свитер и приталенные магловские джинсы. Его волосы растрепаны, а глаза широко раскрыты и блестят. «Восхитительный. Как будто нас когда-нибудь могут разлучить.» Как только Гарри оказывается ближе, он заключает младшего мальчика в крепкие объятия, обнимает его и вдыхает знакомый запах. «Он всё ещё со мной.» Руки Гарри обнимают Тома за спину, и Том с облегчением вздыхает, растворяясь в объятиях. Голос Гарри звучит приглушенно. — Всё хорошо? «Нет. Возможно, я только что оттолкнул благородного наследника. А ещё он угрожал забрать тебя у меня.» — Теперь лучше. — вот, что Том говорит в ответ. С сожалением он отстраняется, но одной рукой обнимает Гарри за плечи, когда они начинают свой путь в деревню. — Я считаю, нам нужно встретиться с твоим крестным отцом.***
Кабанья Голова неприятна, как всегда, особенно из-за своих посетителей, только завидев которых Том сжимает свою палочку в руке и наполовину прячет Гарри за своей более высокой фигурой. Он замечает двух вампиров, которые устремляют свои жуткие глаза на тонкую шею Гарри, и одаривает их хищной ухмылкой, столь неуместной на лице юного волшебника. Они отводят глаза. Отдельная комната, в которую входят Гарри и Том, ничем не лучше остальной части паба, с точки зрения чистоты. Действительно, кажется, что всё заведение разваливается по швам, но оно изолированно и тихо, а стол и стулья кажутся достаточно прочными. Сириус сидит за столом в центре комнаты, неторопливо листая аналитический буклет, когда Гарри и Том входят в маленькую комнату. Он выглядит совсем не так, как выглядел, когда Том заставил его пройти кровавый ритуал, изменяющий разум. Тогда он был костлявым и с растрепанными волосами. Теперь его волосы приобрели здоровый блеск, а черные локоны приглажены и собраны в красивый конский хвост. Его борода давно исчезла, а идеально сшитая мантия демонстрирует вновь обретенные мускулы и крепкое телосложение. Он красив, с удивлением осознаёт Том, вздрогнув, и выглядит как чистокровный лорд, несмотря на всю свою грязную историю. Когда Сириус замечает Гарри и Тома — а ему действительно требуется минута, чтобы это сделать, — он немедленно встает. — Гарри! Том! Это, ну, так приятно познакомиться с вами обоими. Лично. Не как собака. — весёлый тон становится неуместным. Он может выглядеть как положено, но он этого не делает. Гарри смотрит в пол. — Это не проблема, — бормочет он. — Я понимаю. Сириус морщится. — Если бы я не был в бегах, я бы сказал тебе раньше, Гарри, правда. На самом деле, я не хотел предавать твоё доверие, притворяясь собакой. Я просто хотел уберечь тебя, а дементоры... Они могут затуманить твой разум. — Сириус бросает на Тома взгляд, когда говорит это, прежде чем снова повернуться к Гарри. — Ну, присаживайтесь, почему бы и нет? Гарри делает это, и Том устраивается рядом со своим художником. Сириус следует его примеру. Все молчат, пока Блэк не откашливается. — Вы хотите что-нибудь? Кто-нибудь из вас? Любимый напиток? Я так многого не знаю... Гарри говорит: — Как насчёт сливочного пива? Если это, конечно, не проблема. Сириус пренебрежительно машет рукой. — Для моего крестника или племянника никогда не бывает много проблем. Это первое правило casa de Sirius. Лицо Гарри меняется и загорается. Он смотрит на Сириуса сначала с недоверием, а потом как на Луну. А затем Гарри говорит тоном, который никогда раньше не использовал: — Ну, тогда я буду сливочное пиво, даже если это будет слишком сложно. — как только Гарри это говорит, он краснеет, но продолжает стоять на своем. Сириус смеется на грани срыва, и взъерошивает волосы Гарри. — Видишь, он уже учится! Он смотрит на Тома с непостижимым выражением лица. — Что-нибудь для тебя, Том? Том задумывается. — Немного фруктов, если они у них есть. Мужчина усмехается. — Аб купит что угодно за правильную цену. — и Сириус кричит: — Люсинда! — после чего в комнату входит пышногрудая молодая женщина с дерзкими бедрами. — Вы звали? — спрашивает она мягко. Это не впечатляет. — Я бы хотел два сливочных пива и немного фруктов. — говорит Сириус. — В меню нет фруктов. — отвечает Люсинда. — Даже за десять галеонов? — спрашивает Сириус. Люсинда прищуривается. — Пятнадцать. Сириус бросает в нее 20 золотых монет, которые она ловит. — Купи себе тоже что-нибудь. Люсинда закатывает глаза и выходит, но её улыбка всё ещё видна даже в профиль. Гарри, кажется, не знает, что делать дальше, особенно потому, что он впервые увидел проявление богатства… Но привыкай к этому, дорогой. Я позабочусь о том, чтобы ты больше никогда в жизни не был голоден. Том решает сдвинуть дело с мертвой точки. — Так ты хочешь, чтобы мы остались с тобой на летние каникулы? — спрашивает он Сириуса. Мужчина выглядит застенчивым. — Я надеялся и на Рождество, если можно. Гарри кажется почти трепещущим от счастья. — Это более чем хорошо, — говорит он. — Никогда раньше не праздновал Рождество. Сириус прищуривается. — Нет? Не обращая внимания, Гарри повторяет: — Нет. Люсинда возвращается с бутылками сливочного пива и несколькими кубиками дыни. — Для вас. — кивает она Сириусу, а затем быстро уходит. Гарри делает глоток сливочного пива и Том толкает ему кубик дыни. — Тебе нужно больше фруктов, — говорит он. — Возьми один. Гарри смотрит на Сириуса с намеком на смущение, но, явно не желая устраивать сцену, берет предложенный кубик дыни. — Спасибо, Гарри. — Том улыбается. Сириус внимательно наблюдает за обменом репликами. — Скажи, Гарри, — спрашивает он. — Ты играешь в квиддич? И вот так открываются дамбы, и Гарри с Сириусом быстро переговариваются, отталкиваясь друг от друга и совершая множество изгибов и поворотов. Том время от времени что-то добавляет и заставляет Гарри съесть кубик плода. Когда Гарри и Тому нужно возвращаться в Хогвартс, Сириус крепко пожимает Тому руку, а Гарри крепко обнимает. — Увидимся через две недели, когда ты вернёшься домой. Гарри смотрит на Тома и наклоняется в его сторону. Он радостным голосом бормочет: — Домой. У меня только что появился дом. Да, решает Том, ритуал того стоил.***
Когда Гарри и Том возвращаются в замок, большинство студентов уже вернулись в свои общежития. Гермиона ждет у лестницы. — Том, — говорит она. — Можно тебя на минутку? — Всё в порядке? — спрашивает Гарри. — Всё отлично, — кивает Гермиона. — Мне просто нужна помощь с заданием по Арифмантике. Это ложь, если Том когда-либо её слышал. Гермиона — вундеркинд в Арифмантике. Гарри кивает и быстро обнимает Гермиону, а затем целует Тома в щёку, прежде чем отправиться в общежитие. Гермиона бросает на него пугающий взгляд и требует: — Следуй за мной. Том озадаченно говорит: — Ну так показывай дорогу. Он следует за Гермионой с растущим замешательством (и беспокойством), когда она ведет его вверх по трём лестничным пролетам, в комнату трофеев. Девочка накладывает чары на дверь, после чего проходит в угол комнаты, возле витрины со всеми наградами, и поворачивается, словно читая одну. — Ты был неаккуратен, — говорит она ему, и её тихий голос не несёт никаких эмоций в тихом воздухе комнаты. — Я? — спрашивает он, применяя тон, который использовал при первой встрече с Гарри. — Как так? Гермиона стоит к нему спиной. «Глупо, если она считает меня врагом.» Теперь она довольно пристально смотрит на одну из табличек. — Ты получил награду за особые заслуги перед школой в 1943 году. Здесь нет фотографии, но время уточняется. Если бы ты был немного внимательнее, ты бы убрал её отсюда. Но ты забыл об этом, не так ли? Том задумывается, подходит к Гермионе и делает вид, что заглядывает ей через плечо, чтобы прочитать надпись. — Том Марволо Реддл, — размышляет он. — Как ты думаешь, он был моим отцом? Ему было бы одиннадцать, когда моя мать закончила школу, но, я полагаю, есть и более серьезные различия в возрасте. Возможно, именно поэтому кто-то из Дома Блэков назвал бы своего наследника чем-то настолько обыденным, как Том. Гермиона внезапно оборачивается и её глаза полны ярости и немалой доли страха. Но её волосы... Её волосы наэлектризованы чистой силой, а подбородок вздёрнут. Она похожа на льва, которым, несомненно, и является… Такая храбрая маленькая гриффиндорка. — О, прояви ко мне немного уважения, Том! — требует она. — Я же не полоумная. Теперь ты можешь сдаться. Я знаю, что ты не из Дома Блэков, как и Миртл, которую ты убил. Том делает резкий шаг назад, нахлынувшие воспоминания о случайной смерти плачущей когтевранки и ритуале (я могу использовать это, всё в порядке) и пустоте дневника. — О да, — мрачно отвечает Гермиона. — Я знаю о Комнате. Подсказки оставались десятилетиями, и мне не потребовалось много времени, чтобы понять их, как только я начала разговаривать с Джинни. Она ходила к Целителю разума, ты же знаешь. Миссис Уизли подумала, что её проклял темный предмет. Но ты, вероятно, овладел ею через дневник и заставил писать петушиной кровью на стенах. — Да ладно тебе, — говорит Том. — Это не смешно, Миона. Этот дневник был всего лишь дневником Гарри для рисования. Наверняка ты его видела. Гермиона бросает на него свирепый взгляд и кричит: — Перестань! В наступившей тишине она вздыхает и успокаивается, явно сдерживая свою детскую реакцию, хотя она всё ещё очень ребенок, ей всего тринадцать. Молодец, но молодой. Звучит как утешение. — Ты в порядке? — спрашивает он, притворяясь обеспокоенным. — Нет, — говорит она срывающимся голосом, — Нет, это не так. Потому что я изучала тебя, Том, и я училась, училась, и долго и упорно думала об этом дневнике. Ты был в ловушке пятьдесят лет и внезапно выбрался, потому что Гарри тебя нарисовал? Для этого нет никакой магии. — Это потому, что этого не произошло. — подчеркивает Том. Гермиона игнорирует его. —... В этом нет никакой магии... Если только ты не сделал что-то ужасное. Разум Тома затуманивается. Она не могла этого понять. — Я купила книгу в Лютном переулке. На поиски копии ушло немало времени. Я сама сварила полужидкое оборотное зелье, чтобы получить её. «Нет.» —... Магия Герпия Злостного — самая грязная. «НЕТ.» — Ты крестраж, Том Марволо Реддл, не так ли? И мы с тобой оба знаем, чей. Она произносит его имя, и оно складывается из ярких красных огоньков прямо перед ней. — «Том Марволо Реддл», — и переставляет их так, чтобы вышло: — Я Лорд Волдеморт. — её глаза полны обвинения. — Не очень умная анаграмма. Ты мог бы придумать и лучше. Он смотрит на неё, собираясь поднять палочку, и не зная, какое заклинание сорвётся с его губ, но зная, что это должно быть сделано, и что он не может потерять её, потому что тогда он потеряет своего художника, а затем... Но её лицо вдруг смягчается, и он узнает её взгляд, как когда ей дают особенно сложную головоломку. Обвинение уступает место чему-то преданному и мучительному. Его рука замирает. Её следующие слова словно кинжалы вонзаются ему в грудь. — Проблема, — говорит она. — В том, что я думаю, что Гарри тоже может быть одним из них.