***
— Что случилось? — пришло Гарри в голову спросить. Он выглядит ужасно идеальным вот такой: раскрасневшийся, облаченный в золото-красный цвет, и радостный. Он только что разговаривал с драконом. По позвоночнику Тома опять крадётся странное, тревожное ощущение. Том грязный. Это выходит за рамки въевшейся в кожу грязи от пота и пыли после ритуала. Он чувствует это: внутри него сгущается тьма. Если бы он был хоть немного другим, просто ещё одной гранью себя, он бы посмотрел на всё, что Гарри сделал, и на всё, кем Гарри является, и сказал: «никчёмный». А вот Гарри, добросердечный Гарри, смотрит на Тома так, будто заботится о нём. Он не должен. Но Том не прочь воспользоваться тем, что он ему предлагает. Том морщится. — Ничего, что станет лучше, если мы поговорим об этом. Кстати, я приготовил тебе подарок. Ты заслуживаешь чего-то, чтобы отпраздновать то, что ты первый человек на памяти живущих, кто общался с драконом. Гарри хмурится. — Мне ничего не нужно, Том. Ты и так достаточно для меня сделал. Даже слишком. Том не из тех, кого можно остановить. Не говоря ни слова, он хватает Гарри за левую руку, и длинными ловкими пальцами надевает браслет на запястье Гарри. Изумрудные и золотые детали браслета невероятно подходят безупречному цвету лица Гарри. Гарри выглядит богатым, могущественным и... Красивым. Том кладет большой палец под один из драгоценных камней, мягким касанием прослеживая точку пульса Гарри. Он чувствует, как пульсирует кровь Гарри, и вздыхает с облегчением. Он знает, что сила, заключенная в браслете, гарантирует, что кровь Гарри продолжит течь. Драгоценные камни браслета притягивают взгляд Гарри так, что просто захватывает дух. — Вот, — бормочет он, опуская взгляд на браслет и проводя пальцем по внутренней стороне запястья Гарри. — Выглядит в самый раз. Гарри, замерев на месте, отчаянно краснеет. — Точно, — пищит он. — Выглядит, кхм, очень красиво. Спасибо, Том. Правда. Спасибо. Внезапный порыв охватывает Тома, и он подносит руку Гарри к своим губам, целуя её тыльную сторону. — Конечно. Не за что. И с этими словами Том уходит. Он надеется, что Гарри смотрит ему вслед так же, как он смотрел Гарри вслед, когда тот поцеловал его в щеку и исчез в палатке. Я не отпущу тебя туда, куда я не смогу пойти, Гарри Поттер. По крайней мере, ненадолго.***
Сегодня обычный вечер среды, и Тома вызвали к директору. У него есть несколько оправданий для любой тёмной магии, в совершении которой его могут обвинить. Он совершенно уверен, что у Дамблдора нет доказательств. Если ему сошло с рук сожжение совы Розье заживо, он чувствует, что есть большой шанс того, что ему сойдет с рук пожертвование небольшим количеством уже отсечённой души ради жизни Гарри. Когда он снова входит в кабинет директора — который по-прежнему выглядит ярким и ужасно эксцентричным по сравнению с тем, как кабинет выглядел во времена Диппета, — он удивляется, увидев два стула перед столом директора. Седрик сидит в одном из них. — Том, — любезно говорит Дамблдор, — почему бы тебе не присесть? — Спасибо, профессор, — говорит Том. Он садится. Он отказывается от печенья и чая, а вот Седрик с радостью принимает предложенные сладости. Он и Дамблдор совершенно счастливо пьют чай и жуют десерты. Дамблдор откашливается. — До моего сведения дошло, что у Вас, мистер Диггори, очень много дел. Быть старостой, со всеми вытекающими отсюда обязанностями, вряд ли кажется лучшей вещью, учитывая напряжение Турнира. — В этом есть свои сложности, директор, но мне нравится быть старостой. — О, я уверен, что да. И Вас все любят, мистер Диггори, в этом нет никаких сомнений. Мне просто кажется, что Вам могло бы пойти на пользу, скажем, разделение обязанностей. — Вы имеете в виду, со мной, — говорит Том. — О да, — говорит Дамблдор с блеском в своих ужасно голубых глазах, — если быть откровенным с вами обоими, если бы Том поступил в школу тогда, когда ему было одиннадцать, я вполне могу себе представить, что он был бы старостой на седьмом курсе. Кажется, очень жаль, что ты закончишь школу так и не почувствовав себя старостой. Вот я и подумал, а почему бы не убить двух зайцев одним выстрелом? Седрик, если ты согласишься, я мог бы сделать Тома старостой в дополнение к тебе, и он мог бы взять на себя твои дежурства и любые другие обязанности, которыми ты не можешь разумно распорядиться. Седрик откусывает ещё кусочек печенья и медленно пережевывает его, прежде чем проглотить. — Но я останусь старостой, верно? Дамблдор кивает. — Это не то, что я бы у тебя отнял. Я бы, скорее всего, забрал твои носки. Носков никогда не бывает слишком много. — Действительно, — соглашается Седрик. — Для меня это звучит заманчиво. Спасибо, профессор. Том смотрит на обоих волшебников перед ним, и находит, что они кажутся чересчур самодовольными. — Кто-нибудь из вас собирается спросить меня, чего я хочу? Дамблдор хлопает в ладоши. — Какая хорошая мысль. Спасибо, Том. Это было бы ужасно властно с моей стороны, если бы я не подумал спросить твоего мнения. Каким забывчивым я, кажется, становлюсь. Итак, Том, позволь меня спросить: ты бы хотел стать старостой? Том смотрит на Дамблдора и Седрика, и чувствует себя настолько не в своей тарелке, что ловит себя на том, что отвечает коротко: — Да, спасибо. За месяц до Рождества переведённый студент Том Блэк начинает носить значок старосты.***
У Гарри проблема. Он плохо танцует. Однако ему нужно хорошо танцевать, потому что МакГонагалл сказала, что он должен хорошо выступить на Святочном балу. (— Мистер Поттер, — сказала она, и её зелёные глаза сверкали словно огненные искры, — Я не могу надеяться внушить Вам, насколько важен этот Бал для чемпионов, но я скажу так: Вам лучше научиться танцевать как можно лучше и пригласить с собой партнёра. Я этого требую, вообще-то. — Эм. — Да, хорошо, тогда решено.) Уроки танцев на самом деле прошли настолько плохо, что Гарри кажется, что дело это с самого начало было совершенно безнадежным. Он жалуется Гермионе на то, насколько ужасен. Но она, кажется, принимает это близко к сердцу и решает, что должна научить его танцевать. Вот так Гарри обнаруживает, что вальсирует (спотыкаясь) по гостиной Гриффиндора с Гермионой в руках. — Я не понимаю, как кто-то с таким глубоким чувством прекрасного может быть настолько плох в танцах, — жалуется Гермиона. Руки Гарри обвили её талию, а она устроила свои руки у него на плечах. Несмотря на это, девушка явно руководила их танцем последние несколько минут. Их вальс по гостиной Гриффиндора вызвал много смеха. Рон, сидящий рядом с Джинни, выглядит так, будто пробежал марафон, судя по тому, как долго он хохотал над очевидным отсутствием таланта у Гарри. — Быть может, — размышляет Гермиона, — Это потому, что я всегда работаю в паре с Роном на уроках танцев. У него две левые ноги, и он выше меня. Он всегда ведёт. — Эй, — кричит Рон, — я лучше тебя, приятель. Если бы ты повёл меня, мы бы оба просто упали. Гермиона тут же прекращает танцевать, и Гарри спотыкается о её ноги. — Это оно! — она хлопает себя рукой по лбу. — Я была такой глупой. Мне не стоило учить тебя вести, потому что ты не будешь вести. — Почему это я не буду вести? — сконфуженно спрашивает Гарри. — Ты собирался пригласить девушку на бал? — спрашивает она. — Я не знаю. Я об этом не думал. Гермиона, кажется, не считает эти слова важными. — Конечно, нет, — она поворачивается и смотрит на гриффиндорцев, собравшихся в гостиной, чтобы лицезреть позор Гарри. — Кого мы знаем, кто сможет научить Гарри хорошо танцевать? — Держу пари, что Малфой умеет танцевать, абсолютный придурок, — добавляет Джинни. — Похоже на чистокровку. — Ты чистокровная. — говорит Невилл Джинни. — Как и ты, — фыркает она. — Но никто из нас не умеет танцевать или правильно жечь Святочное полено, верно? — Вообще-то, это неплохая идея, — говорит Гарри. — Драко действительно будет рад посмеяться надо мной. — Как и мы все! — смеётся Рон, но быстро стихает под пристальным взглядом Гермионы. — Спроси его, — советует Невилл. — Что самое худшее, что он может сделать? Посмеётся? — Верно, — кивает Гарри. — Тогда я просто попрошу Драко научить меня танцевать. Ничто не может пойти не так. Гарри слышит чей-то шепот: «Почему он не может спросить Тома?», но его тут же затыкают. На следующий день после Зельеварения Гарри ловит Драко за запястье. Драко смотрит на него в полном удивлении. — Поттер, я могу что-то для тебя сделать? — Ты умеешь танцевать? — выпаливает Гарри. Гермиона не очень тонко показывает Гарри большой палец вверх, ожидая в конце коридора. — Умею ли я танцевать? — доле самолюбия в словах Драко можно только позавидовать. — Я один из лучших танцоров нашего поколения. Да, Поттер, я умею танцевать. — Что ж, это хорошо. Впечатляюще. Ух ты. Я в шоке. Эм. Как думаешь, ты сможешь научить меня танцевать? — Танцы — это не сложно. Ты просто ставишь одну ногу перед другой и следишь за счетом. Даже обезьяна сможет это сделать. Это же не Арифмантика. — Может быть, и не для тебя, но не всех нас с пеленок растили культурными людьми. Я прошу тебя о помощи. Ты поможешь? Драко смотрит на Гарри сверху вниз своими серебристыми глазами и с озадаченным выражением на лице. — Конечно, — он кладет руку на ключицу Гарри и проводит пальцем по Хранителям разума сквозь ткань мантии Гарри. — Ты практически часть семьи. Паршивая овца, конечно, но все же член Дома. Уроки танцев с Драко начинаются ужасно. Как только он заходит в гостиную Гриффиндора, тут же сталкивается со множеством словесных оскорблений, на которые отвечает с удвоенной силой. (— Убирайся прочь, грязное отродье Пожирателя Смерти! — Какое образное оскорбление. Никогда раньше такого не слышал. Меня, как всегда, беспокоит то, что лучшие и умнейшие из гриффиндорцев способны размножаться. Я предсказываю, что твой вклад в генофонд снизит коллективный IQ волшебников как минимум на четыре пункта. — Всё лучше, чем быть плодом инцеста. — Ой, да ладно, ты можешь придумать что-нибудь получше.) Драко остается невозмутимым перед лицом очевидной ненависти. Он кладет одну руку Гарри на плечо, а другую на его талию. — Какой красивый браслет, — замечает Драко, увидев изумрудный браслет на руке Гарри. Гарри краснеет, вспоминая, как Том целовал его тыльную сторону руки. — О, эм, спасибо. Том подарил его мне. Глаза Драко сужаются. — Блэк сделал это? Хм. Ну, хватит медлить. Следуй моему примеру, Поттер. Это не должно быть слишком сложно. Как только Драко начинает пытаться научить Гарри танцевать, гриффиндорцы решают, что он слишком забавный, чтобы из-за него расстраиваться. Он всего на четвертом курсе. Вряд ли он может быть преступником. (— Я имею в виду, посмотрите на него, ему наступают на ноги каждые пять секунд. Бедняга.) — Мерлин, ты не шутил насчет того, что тебе нужна помощь, — Малфой вздрагивает, когда Гарри случайно ударяет его по голени. — Почему ты такой ужасный? Это позор. — Больше помощи и меньше унижений, пожалуйста. Они неловко кружатся ещё несколько раз по общей комнате. — Перестань сопротивляться, Поттер. Просто СКОЛЬЗИ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ. — Я НЕ МОГУ. — Да, ты МОЖЕШЬ. Просто ПОСЛУШАЙ МЕНЯ! Когда Гарри в шестой раз наступает Драко на ногу, он отпускает Гарри и отступает на несколько шагов. — НЕТ! — кричит он. — Я НЕ МОГУ сделать это. Почему? ПОЧЕМУ? Ты ужасен. Мне нужен пример, чтобы показать тебе, как это должно быть. Ты можешь... Просто понаблюдать минутку, ладно? Я не смогу продолжать танцевать с тобой, если так будет всегда. — Прости, — говорит Гарри, — я же говорил тебе, что я был ужасен. — Мягко сказано, Поттер, — бормочет Драко. Он смотрит на смеющихся гриффиндорцев, собравшихся посмотреть, как он пытается научить Гарри танцевать. — Девочка Уизли, — зовёт он. Джинни свирепо смотрит на него. — Просто "Уизли" достоточно, Малфой, — поправляет она. — В этой комнате четверо таких же Уизли, как ты. Для меня ты Девочка Уизли. Иди сюда. — Зачем? — спрашивает она, не вставая с дивана. — Я собираюсь использовать тебя, чтобы показать Гарри хороший пример танца. Ты хочешь помочь ему, не так ли? — Конечно, я помогу Гарри, — тянет Джинни, — но надеюсь, ты знаешь, что я нахожу тебя омерзительным. — Уверен, это взаимно, — отвечает Драко. Джинни подходит и кладет руки Драко на плечи. Она примерно одного роста с Гарри, то есть примерно на голову ниже слизеринца. Её рыжие волосы собраны в высокий хвост, карие глаза, в обрамлении темных ресниц, прищурены. Плечи Драко шире, чем у неё, а челюсть острее. — Ну вот. Ты умеешь вальсировать? Джинни тут же наступает Драко на ногу. — Не лучше, чем Гарри. — её голос звучит преувеличенно ласково. Драко закатывает глаза и взмахом палочки заставляет музыку зазвучать. — Сомневаюсь. Никто не может быть хуже, чем он. У Джинни действительно нет никакого танцевального опыта. Когда они с Драко начинают танцевать, её ноги дрожат. Её мантия развевается вокруг её тонкой фигуры, а лодыжки всё время подворачиваются. — Дыши, — командует Драко. — Я знаю, как дышать, Малфой, — рычит Джинни. Но она всё таки делает вдох. — Танцевать — это всё равно что ходить, только немного более элегантно, — говорит Малфой. — Нравится ходить, да? — хмыкает Джинни. — Какой походкой ты занимался? К третьей минуте практики становится ясно, что Джинни начала понимать, что такое вальс. В каждом её шаге сквозит лёгкость, а в танце — магнетизм. Спустя десять минут тренировки они с Драко двигаются идеально синхронно. Кажется, что они почти парят и вращаются вокруг друг друга. Всякий раз, когда Джинни уходит, Драко всегда следит за временем и обязательно кладет руку ей на талию, как только она возвращается. — Вот так, — бормочет Драко. Гарри наблюдает, как Джинни переставляет ноги. Он наблюдает, как она обхватывает одной рукой руку Драко и держится за его плечо. Когда музыка заканчивается, Джинни и Драко, раскрасневшись и тяжело дыша, отстраняются друг от друга. — Видишь, Поттер, вот как это делается. — говорит Драко. Джинни встряхивает волосами, и её хвост бьет Драко по лицу. — Он был хорош только потому, что танцевал со мной. Не уверена, что у Малфоя есть какой-либо талант. Она уходит. Драко бормочет: — Да будет тебе известно, Девочка Уизли, что я лучший танцор нашего поколения. — О, заткнись, Малфой, — говорит Фред. — Ты этим никого не впечатлишь. — соглашается Джордж. Драко игнорирует их и протягивает Гарри руку. — Поттер. Посмотрим, научился ли ты чему-нибудь. Когда Гарри начинает танцевать с Драко, он пытается вспомнить, как танцевала Джинни. Он меньше спотыкается, и в какой-то момент что-то в его голове вдруг щёлкает, и Драко удивленно говорит: — Ты стал лучше. — Спасибо, — говорит Гарри. Он улыбается. В конце концов, танцы – это не так уж и плохо. Гарри мог представить, что делает это каждый вечер. Его партнер должен быть немного выше Драко. Может, и не такой уж блондин. Черные волосы были бы хороши. И голубые глаза, тёмные, как бушующее море. Кто-то, кто очень похож на… Тома. О. О, нет. Я не люблю Тома как брата. Я люблю его, как мой отец любил мою маму. Гарри перестает танцевать. — В чём дело? Ты хорошо справлялся. — говорит Драко. — Я думаю, на сегодня я закончил, — говорит Гарри. — Однако, спасибо. — Не беспокойся, — кивает Драко. — Не хотелось бы, чтобы ты позорил семью.***
Браслет, который носит Гарри, кажется теплым. Иногда он пульсирует, как живой. Гарри почти спрашивает Тома, почему тот кажется таким… Живым, но он думает, что, возможно, не хочет знать. Том избегал его и злился с тех пор, как Гарри сказал ему, что не знает, с кем он пойдет на Святочный бал. Он сказал, прижимаясь к кровати Тома в общежитии Пуффендуя: — Я не знаю, правда. Думаю, с тем, кто меня первым спросит. Том резко отстранился от Гарри. — Значит, кто угодно подойдет, да? — Ну, я просто не уверен, нравится ли мне кто-нибудь, вот и всё, — ответил Гарри. (Он не стал говорить, что ему нравится Том. Перспектива того, что ему откажут кажется просто ужасной.) С тех пор Том почти не разговаривал с ним. Гарри привык перебирать браслет на запястье в отсутствие Тома. Он представляет всё, что сказал бы Тому, если бы только был смелее. И когда он это делает, иногда кажется, что браслет пытается что-то сказать в ответ. Гарри проводит пальцем по изумрудному камню в браслете во время воскресного завтрака, за две недели до Святочного бала. Гермиона сидит за столом Пуффендуя и, кажется, кричит на Тома. — Как ты думаешь, что это значит? — спрашивает Рон, но его слова едва ли можно разобрать из-за целого тоста у него во рту. — Может быть, что угодно. Как думаешь, Том пригласит Гермиону на Бал? Рон фыркает. — Гермиону? Не, чувак. На неё не особо приятно смотреть, не так ли? Я имею в виду, все эти волосы, эти глаза, эти скулы и всё такое. Совсем немного. Кхм. Кроме того, пару дней назад я спросил её, собиралась ли она пойти с кем-нибудь, когда ты был с Томом, и она сказала, что кто-то её уже позвал. — Хотя этим кем-то мог быть Том. — Чертовски маловероятно, — бормочет Рон. Когда почта начала падать с неба, Гарри получил толстый и величественный конверт от нации гоблинов. Ему пишут, что к концу месяца он должен написать картину для семьи Ленуар из Франции. Судя по всему, они являются родственниками семьи Малфоев, и они предложили Гарри за его работу 10 000 галеонов. «Не волнуйтесь, мистер Поттер, дальше цены будут только расти. Согласно нашему договору, мы будем получать 5% от Вашей прибыли со всех проданных произведений искусства, так что у Вас останется 9500 галеонов. У нас уже есть несколько запросов на Ваши следующие работы. Приступайте, мистер Поттер». — ЧЁРТ ВОЗЬМИ! 10 000 ГАЛЕОНОВ. ТЫ, ДОЛЖНО БЫТЬ, ШУТИШЬ! — взрывается Рон. — Рональд! 10 баллов с Гриффиндора за нецензурную брань! — кричит МакГонагалл. — Это так много денег… — качает головой Гарри, совершенно сбитый с толку. — Так много. — Что ж, это как ничто другое доказывает, что у Гарри нет причин участвовать в Турнире, — говорит Невилл. — Да, кто бы мог подумать, что Поттер сможет заставить выглядеть мелким хулиганством выигрыш в 1000 галеонов, — слабо соглашается Фред Уизли. — Шшш! — Гарри оглядывается по сторонам. — Вы хотите, чтобы люди начали приставать ко мне с просьбами денег? — Ооо, "приставать"! Хорошее слово, Гарри. – говорит Джордж. — Твой секрет будет в безопасности с нами, но я почти уверен, что Симус услышал, так что кто знает, будет ли секрет в безопасности с ним… — говорит Фред. (Симус слышал, как Рон сказал, что Гарри заплатят 10 000 галеонов. Он просто не поверил в это. На самом деле, он до сих пор не верит. Кто заплатит столько денег за картину? Даже хорошая картина столько не стоит. Какая бесполезная трата.) Гарри чувствует себя так, словно кто-то вложил солнечный свет в его руки, когда он начинает рисовать. Он на десять футов выше. Он чего-то стоит – очень многого – для случайной семьи во Франции. У них нет причин почитать его как спасителя волшебного мира. Они просто хотят, чтобы он создавал искусство. Итак, сразу же после окончания занятий Гарри приходит в художественный класс. Сначала он закрашивает свой белый холст синим цветом, настолько тёмным, что он становится почти черным. Краска слегка искрится, она отражает свет в тысяче разных мест. На темно-синий фон он добавляет звёзды, настолько яркие, что они кажутся расплавленными алмазами в ночном небе. Он вылепливает галактику Млечный Путь из чего-то похожего на занавеску из люминесцентного белого шифона. Гарри не сдает эссе по Трансфигурации. МакГонагалл говорит ему отработать этот долг после того, как он закончит рисовать. Он почти не слышит её. (—Гарри действительно становится сам не свой, когда начинает рисовать, не так ли? — говорит кто-то из Слизерина. Возможно, это Нотт. — Думаю, это цена за то, чтобы быть гением, — это, может быть, Забини. — Ты действительно думаешь, что он гений? — А как бы ты ещё его назвал? — Дурак.) На фоне ночного неба Гарри создает море. Синие, чёрные и зелёные волны разбиваются о гребни прибрежных скал и поднимаются вверх, холодная пена достигает краёв холста и стекает по краям. Он берёт темно-коричневый и возводит остров. На острове он размещает острые тёмные скалы и большие камни, а ещё малиново-красные цветы, проглядывающие сквозь разбитую землю. У него на щеке появляется красное пятно. Он не вытирает его. (На уроке Снейп говорит ему, что он безнадежно рассеян. Несмотря на это, Гарри случайно варит идеальное зелье. Снейп пристально смотрит на него. — Есть ли причина, по которой Вы лучше разбираетесь в Зельеварении, когда занимаетесь одним из своих «маленьких проектов»? — Я не знаю, сэр. Я думаю, что, возможно, всё только начинает набирать обороты. — "Набирать обороты", хм? Зелья не просто "набирают обороты", мистер Поттер. Я ожидаю от Вас этого стандарта и в дальнейшем. — Да сэр. Когда Гарри направляется к выходу из класса, Снейп бормочет: — Без очков он слишком похож на Лили. Гарри едва слышит его.) На острове Гарри рисует высокий и злобный вулкан. Уверенными мазками он прорисовывает лаву. Яркие вспышки красновато-оранжевого огня плывут с вершины вулкана как волны, что совсем не похожи на морские. Воздух мерцает от жара магмы. Лава обрушивается каскадами на остров, снося цветы и деревья и уничтожая всё на своем пути. Достигнув воды, лава изливается в океан, и огромные облака пара поднимаются высоко в воздух. Гарри может даже услышать этот звук, если внимательно прислушается. Гарри каким-то образом знает, что лава на картине перестанет течь через несколько лет. Когда извержение прекратится, на острове не останется жизни. Всё, что там будет — это просторы черных скал, слабый запах соли и темное море, разбивающееся о зубчатые берега. Но примерно через семьдесят лет, возможно, на картине будет изображена гора на большом острове и молодая трава. Возможно, там будут зелёные кусты и красные цветы, пробивающиеся сквозь трещины в затвердевшей земле. Возможно, через два столетия здесь появится остров, полный жизни и расплавленной магмы, спрятанной под его поверхностью и подстерегающей его. Гарри называет картину «Закалённый в Огне». Как только завершающий мазок кисти был совершён, Гарри чувствует сильный голод. Он смотрит на часы, висящие в художественном классе на стене, и видит, что сейчас время ужина. Он идёт в Большой Зал с улыбкой, свидетельствующей о хорошо выполненной работе. Как только Гарри входит в Зал, он чувствует, что все смотрят на него. Сначала он не может понять почему, ведь в том, что люди смотрят на него, нет ничего нового. Он Мальчик-Который-Выжил. Затем Гарри видит, как Том идет к нему с такой неторопливостью, какой он не видел с того ужасного дня во дворе своего Наследства. Сердце Гарри начинает бешено биться. Том останавливается перед Гарри, и они оказываются лицом к лицу. — Том, — приветствует Гарри. — Как дела? Мы давненько не разговаривали, но я, э-э, я скучал по тебе. — Гарри смотрит на Тома уязвимым взглядом широко раскрытых глаз. Том смотрит на гриффиндорца с непроницаемым выражением лица. — Я тоже скучал по тебе. Мне не следовало оставлять тебя одного, это было глупо с моей стороны. У меня не было причин расстраиваться: ты ведёшь меня на Святочный бал. — заявляет он. Гарри едва успевает сказать: «Что я делаю?» как Том обхватывает его голову одной рукой и осторожно наклоняет вперед. Прежде чем Гарри успевает по-настоящему понять, что происходит, его целуют. Мысли Гарри пустеют, а глаза закрываются. Он чувствует горячие, бархатистые, мягкие губы, прикасающиеся к его собственным. Том прижимается губами к губам Гарри так сильно, что Гарри чувствует отпечаток зубов на нижней губе и ощущает вкус мяты и вишни на языке Тома. И вдруг Гарри обнаруживает, что у него открывается рот и он изо всех сил пытается вернуть то, что получает от Тома. Это наэлектризованное тепло водопадом из мурашек бежит по позвоночнику Гарри от макушки до пяток. Ему кажется, что он в огне, и он никогда не хочет перестать гореть. Он целует меня, целует меня, он целует меня. Меня никогда не целовали, и Том целует меня, это мой первый поцелуй, он меня целует, и мне это на самом деле нравится, совсем немного, когда он целует меня… Том стонет, прижимается открытым ртом к губам Гарри, раз, другой, а затем отстраняется. Тонкая струйка слюны скользит между его ртом и ртом Гарри, прежде чем лопнуть и упасть на каменный пол. Рука Тома не отрывается от затылка Гарри. Волосы старшего мальчика растрепаны, и он выглядит чрезвычайно довольным собой. Гарри замечает пятно красной краски на лице Тома, чуть ниже его правого глаза. — Ты ведёшь меня на Святочный бал, Гарри Поттер, — повторяет Том, почти поддразнивая. — И я веду тебя. Это всё, что тебе нужно знать. А затем он наклоняется и снова целует Гарри.