***
— Отец, — Кеша слегка вздрогнул, отвлекаясь от вытирания пыли и разворачиваясь к вампиру с вопрошающим выражением лица, — А тебе зачем бессмертие-то? На лице Инженера отразилось удивление, но задержалось оно там лишь пару секунд. — Ну… — он начал задумчиво теребить полосатый галстук, — Д-даже не знаю как сказать… — Ну ты уж постарайся как-нибудь, — слегка недовольно проворчал Стрельников. — Я же инженер в конце концов, — сбивчиво начал Иннокентий, присаживаясь на кресло. Вампир про себя отметил, что тот не упомянул слово "бывший". — Хочу ну дожи- прожить подольше, чтобы самому разработать п-побольше всякого, — Кеша смущённо поправил очки, — И увидеть, чего там в будущем придумают, о-очень хочется… И этим, которые меня в-выкинули… — он осёкся. — Чего? — Григорий с любопытством подался вперёд, как бы намекая на продолжение фразы. — Н-не в-важно. Н-ничего, — поспешно пробормотал Инженер, резко вставая с кресла, — Мне ещё п-посуду помы- почистить надо. Стрельников молча проводил его слегка разочарованным и растерянным взглядом.***
К Иннокентию он обращался исключительно "Инженер", ну или "отец", по старой привычке. Никто из жителей тринадцатой квартиры не звал так фамильяра, предпочитая обращаться к нему по имени. Однако Стрельников продолжал выдавать это приевшееся "Инженер", а Кеша не возражал. Может ему даже было слегка приятно, что его называют по старой профессии, несмотря на то, что по факту инженером он больше не являлся. Звучало почти как в старые времена. В любом случае, Иннокентий каждый раз послушно откликался на глухое "Инженер", доносящееся откуда-нибудь из глубины квартиры. Сам Кеша к нему обращался на “вы”, либо в очень редких случаях называл "хозяин", но их обоих это слегка смущало, так что в его речи преобладало первое. С другими жителями тринадцатой квартиры у Иннокентия завязались на удивление неплохие отношения. Больше всего он, поначалу, побаивался Алика, но вскоре привык к его строгости и даже почти сдружился. Уважение и благосклонность этого вампира он заслужил прежде всего тем, что был единственным в доме, кто обращался к нему по полному имени и даже иногда добровольно вызывался помогать с работой (к большому недовольству Стрельникова). Катамаранов, вовсе, почти с первого дня отбросил все формальности и почти всегда, запинаясь, бормотал "К-Кеш", в ответ позволяя называть себя "Игорь, ну ты чего, ты вообще бешеный". Лошало с Инженером обращался надменно-снисходительно. Иногда, когда было скучно, звал его чтобы показать какие-нибудь карточные фокусы или погадать, но в основном был тем, кто больше всего, после Григория, заваливает мелочной работой. Стрельников на это лишь злобно рычал, продолжая упорные попытки держать своего фамильяра при себе. Для этого он даже решил проявить инициативу и наладить с ним дружеские отношения.***
Поначалу было сложновато. Как-никак, общаться с людьми, тем более на одном уровне для него было достаточно непривычно. Их Григорий привык убивать, в силу своей природы и бывшей профессии лидера ОПГ, но никак не "дружить". Вдобавок к этому, темы для разговора упорно не шли, а сам вампир, со своими зловещими смешками, казался скорее угрожающим, чем располагающим к себе. Долгое время он ломал голову над тем, что же делает не так, но в итоге понял, что не хватает простых человеческих доброжелательности и искренности. Первый раз Иннокентий несмело улыбнулся ему в ответ, после того, как Стрельников переступил свою гордость и сказал "спасибо". Тот тогда даже слегка удивился, про себя отмечая, что, видимо, "спасибо" он теперь будет говорить много чаще. После этого Григорий решил добавлять ещё и "пожалуйста", каждый раз внутренне радуясь, когда Инженер улыбался уголками губ, видя как он, смущённый с непривычки, выдавливает из себя это пресловутое, но такое приятное слово. С тех пор, как они стали друг другу улыбаться, жизнь будто поменялась в более приятную сторону.***
Приятно было видеть, как Кеша, с доброжелательной улыбкой на лице, желает ему доброй ночи, открывая крышку гроба и помогая подняться. Стрельников каждый раз отмахивался от вежливо протянутой руки, мол – сам могу, но однажды всё-таки решил принять помощь, хоть и совершенно необязательную ему. Приятно было, с лёгким удивлением, осознавать тепло чужой ладони, которое ощущалось даже сквозь кожаные перчатки. Приятно было понимать, что в кои-то веки тебе улыбаются, а не боятся и проклинают. За свою долгую жизнь Григорий успел повидать и почувствовать многое – смерти, как от своих рук, так и от чужих, боль, неудачный брак, предательства, интриги и так мало хорошего. После всего этого трудно было поверить в то, что что-то, точнее кто-то хороший, может оказаться под боком, поэтому и улыбаться ему было странно и непривычно. Раньше Стрельников улыбался редко. Лишь скалился и может злорадствующе ухмылялся. Сейчас, когда соседи видят на его лице искреннюю улыбку, хоть и слегка кривую, они невольно поднимают брови в удивлении. — Я же говорил, им понравится! — довольно заявляет Инженер, так же улыбаясь, — Вам надо чаще улыбаться, вам о-о-очень идёт. Григорий с непривычки смущается, почёсывая щёку рукой в перчатке. Ещё больше он смущается, когда потом, наедине слышит: — Ну, это вы ведь только притворяетесь п-плохим. А зачем? Вы ведь на самом деле о-очень хороший. От этого даже становится слегка смешно. Хороший. Его так никто не называл последние лет пятьдесят, так точно. Стрельников смотрит на мягкое доброжелательное лицо рядом и слегка улыбается краешком рта. Ради такого и хорошим побыть не жалко.