***
Утром всё идёт как обычно. Стайлз просыпается. Стайлз готовит завтрак. Стайлз заваривает абрикосовый чай для себя и двойной эспрессо без сахара — для Дерека. Утро перестаёт быть обычным, когда Дерек подходит к Стайлзу, грубо толкает его к стене и целует. Стайлз так и замирает с деревянной лопаткой в одной руке и солонкой в другой. Губы Дерека сухие, тёплые и на вкус как зубная паста. Стайлз подвисает. Он не имеет ни малейшего понятия о том, какая реакция будет уместной, так что просто говорит что-то вроде «кофе готов», как только Дерек отстраняется, позволяя глотнуть кислорода. Дерек кивает. — Спасибо. Стайлз в ступоре. Это похоже на сонный паралич или что-то вроде. Стайлз заставляет себя моргнуть, но Дерек остаётся стоять там, где стоял. А потом в нос бьёт запах подгорающих тостов, и Стайлз бросается к плите. Сердце, нервно съёжившееся где-то в глубине грудной клетки, он просто игнорирует.11
14 февраля 2021 г. в 16:11
Ладонь Дерека большая и горячая. Где-то на полпути к кровати его приходится тащить за неё, как на буксире.
— Не хочешь немного поднапрячься? Давай, чувак, ходить — это не сложно. Проверено на себе.
— Я не в настроении для секса, Стайлз.
— Отлично, потому что я не собираюсь тебя трахать. Просто хочу помочь.
— Зачем?
— Затем, что Стайлз — альтруист по жизни. А ещё ему не нравится, когда его мозги пытаются пропустить через миксер.
Дерек смотрит на него фирменным взглядом судебного патолога, которому подкинули очередного обоссаного алкаша, подохшего от переизбытка C2H5OH. Копы говорят про таких: «В вашем спирте крови не обнаружено». После сто пятого раза шутка перестаёт быть смешной, но кого это волнует?
Стайлз говорит:
— Пункт семьдесят четыре точка один. Стабилизация в случае потери контроля. Это прописано в контракте, и я не собираюсь выплачивать компенсацию за то, что ты сорвёшься и сломаешь кому-то лицо.
Или шею.
— Не боишься, что я сломаю его тебе?
Или её.
Стайлз смотрит на него прямо сквозь пьяную поволоку. Она похожа на инстаграмный фильтр, расползающийся синевато-чёрным по краю зрительного пятна. Все тени усилены. Все источники света отретушированы.
Дерек выглядит как модель в этой извращённой пародии на привычное восприятие. Красивый, бледный и немного мёртвый. Живыми остаются только глаза, зелёные, словно стекло бутылки, до дна которой Стайлз старался сегодня допрыгнуть.
— Боюсь.
Он говорит спокойно. Правду вообще говорить не так уж сложно. Гораздо легче, чем принято считать.
Дерек прав. Стайлз боится — с тех пор как впервые почувствовал на себе его вес и осознал, что не сможет дать отпор без чего-то вроде динамитной шашки в руке, но. Но.
Но у Скотта скоро операция — благодаря деньгам Дерека.
Но Скотту выделили место в лучшей клинике города — спасибо деньгам Дерека.
Но теперь им с Ма есть, чем платить по счетам, — благодаря…
Благодаря Дереку и его сомнительному вкусу на омег.
Стайлз вспоминает липкие пальцы на коже и морщится.
«У мальчика узкие бёдра. Мальчику будет трудно рожать».
Есть вещи хуже. Гораздо-гораздо хуже. Сесть за непредумышленное убийство — как вариант. Сколько таких историй? Омеги терпят, и терпят, и терпят, а потом берут кухонный нож и всаживают его альфе под подбородок с такой силой, что кончик лезвия пробивает мозг. На съёмках судебного процесса у них лица праведников. Одухотворённые и светлые, как у пуритан, отстоявших долгую мессу.
Стайлзу ещё повезло. Он должен завалиться в ближайший костёл, разбить колени у аналоя и молиться, молиться, молиться. Но вместо этого отпускает руку Дерека и становится у края кровати, глядя на него прищуренными глазами.
Год — это триста шестьдесят пять дней. Где-то восемь тысяч семьсот шестьдесят часов. В среднем половину этого времени они проведут вместе — потому что так захотел Дерек. Так что Стайлз просто ждёт. И, когда Дерек проходит мимо, слегка задев его плечом, он чувствует что-то вроде облегчения. Как будто пришёл на экзамен, не подготовившись, а преподаватель поставил всем «А» с плюсом автоматом.
Стайлз расслабляется. Разминает затёкшую шею. Он просит Дерека сесть, затем лечь, затем — повернуться на бок. Покрывало ломается мелкими складками, когда Стайлз забирается на кровать следом и переползает к подушкам. Его немного штормит, и руки скользят по атласным пододеяльникам, расписанным золотыми цветами поверх белоснежного полотна.
Вчера было что-то другое. Стайлз не может вспомнить узор, только пятна синего на подушках и в ногах. Он представляет десяток домработниц, наводящих здесь порядок, пока укладывает голову Дерека к себе на колени. Стайлз старается не задеть его лицо.
Запах пихт опутывает его пальцы, скользит вдоль предплечий, когда он кладёт ладонь на грудь Дерека и прикрывает глаза, подстраиваясь под его дыхание. Затем выравнивает их сердечный ритм.
Это можно назвать синхронизацией. Ты становишься продолжением другого человека и получаешь доступ к той мешанине, которая творится у него в голове. Со Скоттом это срабатывало на раз-два, с Дереком… сложнее, но метка помогает, а лёгких путей Стайлз не ищет.
Значение имеет всё: отношения, их статус, ваша связь. Сколько раз вы обнимались, сколько раз говорили друг другу тёплые слова, сколько думали друг о друге. Родственнику помочь проще, чем случайному прохожему. Всё как в жизни.
— Где ты научился…
— Дед был шаманом. Прадеда сожгли за колдовство. Так что не сбивай, — он слегка давит Дереку на рёбра, заставляя молчать, потому что так проще сосредоточиться.
Суть всего, что делает сейчас Стайлз, в успокоении. Равновесии.
Альфа даёт силу, омега — спокойствие. Альфа не позволяет омеге умереть, омега не позволяет альфе спятить. Вполне неплохой компромисс в рамках первобытных реалий.
Вспомнить хотя бы Джереми Роуди. Ему уже лет пятьдесят, а специалисты по видовой психологии до сих пор обсасывают его прецедент. Пишут статьи. Защищают курсовые. Разрабатывают стратегии поведения для сотрудников по охране правопорядка.
У Джереми не было ни оружия, ни степени по криминальной психологии. Он не вёл блог о выживании, не давал людям советы в духе «как обороняться от маньяка, когда в кармане только мятная жвачка и сломанная зубочистка». Джереми пришёл в банк, чтобы снять немного денег, потому что терминал в магазине «All Your Staff» в тот день не работал. Там дел-то было минут на пять: зайти, снять деньги и выйти.
Это был вторник. Половина десятого утра. Лидер мелкой группировки экстремистов решил, что стоит добавить ему красок. О да. Двадцать вооружённых автоматами альф способны сделать ярче любое время суток.
Джереми был единственной омегой среди заложников. И единственным человеком, с кем экстремисты пошли на контакт. Он провёл наедине с альфой-лидером двадцать минут.
Когда копы вызвали вертолёт, вся группа с лидером во главе сдалась. Единственный пострадавший — охранник, решивший оказать сопротивление — был госпитализирован с травмой головы и вывихом плеча. Всё, что получила общественность, — выжимку диалога в сухом пересказе участников.
Версия с жёстким трахом на столе остаётся самой популярной. Версия с флюидами двадцатидвухлетнего омеги идёт за ней следом. Правду знают лишь два человека.
Стайлз считает, Джереми провернул нечто похожее на то, что он сейчас делает с Дереком. Заставил уровень стресса в крови снизиться до минимума. Меньше минимума. Ниже нуля.
Дыхание Дерека становится тихим и плавным, как прибрежная волна в безветренную ночь. Стайлз запускает пальцы в его волосы, ерошит их на затылке, там, где — он чувствует — гнездится боль, и выдыхает. Открывает глаза.
— Я хорош, да?
Дерек не может ему ответить. Дерек спит.
— Эй. — Стайлз касается его плеча, наклоняясь, и шепчет: — Эй, Дерек, я только что трахнул Синди Кроуфорд.
Дерек не просыпается. Его сердце бьётся Стайлзу прямо в ладонь. Медленно и ровно.
Участие Стайлза больше не нужно. Он аккуратно перемещается, пытаясь выбраться, но Дерек переворачивается на другой бок и упирается лбом в его живот. Стайлз замирает, беспомощно подняв руки.
Лицо Дерека становится безмятежным, горечь уходит из запаха. Стайлз делает ещё одну попытку разбудить его, а потом забивает и падает рядом, подтягивая ближе подушки.
Этот день был чертовски долгим.