Обречённые на мир

      Яширо грубо раздвинул сёдзи, ввалился в кладовку и закрылся от орущей жены. Злостно бросил папку документов на запылённую тумбу, сел на табуретку рядом.       «Вот ведь… как она достала…»       Во всём своём доме только в бывшей кладовке получалось найти иногда необходимое уединение и перевести дух. Здесь было пыльно и темно, но толстые стены отлично справлялись с шумом. Яширо тяжко вздохнул, включил тусклую лампу и принялся читать рапорт подчинённых сквозь лучистую пыль в воздухе.       — Козлина горбатая!!! — дверь вмазалась о стену.       Яширо чуть не вскочил. На пороге стояла Юби. Взбешённая фурия.       — Ты какого хрена опять пропадал?! — заорала она. — Где шлялся без моего ведома, а?!       — Юби! — сипло рявкнул Яширо. — Отвали от меня! Я тебе не твой пиздюк, мне почти пятьдесят! — воскликнул он, но вдруг вспомнил, что уже не почти.       — Небось налево ходил, тварина! Признавайся!       — Ты совсем из ума выжила, дура?! Куда я тебе пой…       — Ты мне тут меня дурой не называй!!! — перебила она. — Всё-то я про тебя знаю! У подруги мужик тоже отговаривался, а в шестьдесят другую бабу обрюхатил! Вы с годами только извращённей становитесь! Вот чем я тебя не устраиваю, что ты… ты…       Спесь ярости плавно оборачивалась проникновенной грустью. Яширо раньше усмехнулся бы такой глупости. Какие женщины в его-то годы?..       — Заканчивай с этим бредом, — устало сказал он.       — Бредом? Но ты ведь и правда… пропадаешь, ни сказав не слова! Чё мне думать прикажешь, а?       — Что я работаю. Кучу раз ведь говорил, что в полиции бардак.       Юби снова сделалась возмущённой.       — Шесть лет?!       Яширо вскочил. Вдарил кулаком по столу, что есть сил, и белая кружка слетела со стола. С дребезгом разбилась о пол.       — Да!!! — воскликнул он. — Шесть сраных лет!       Юби отпрянула. Отступила, словно страх ею овладел. В глазах её проступил ужас такой, который любого на месте Яширо заставил бы почувствовать себя мудаком. Но Яширо не поддался. Ему много много лет понадобилось, чтобы раскусить этот трюк. Чтобы понять наконец, как она вела его по тропе нужных ей решений, сама этого не осознавая. Юби делалась яростной стервой, едва что-то начинало её раздражать, но только Яширо срывался на неё — и она мигом строила из себя обиженную девчонку.       — Вали отсюда, — процедил он без всякой жалости.       Она сделалась растроганной, пролила слёзы, пусть даже и старалась вроде как сдерживаться. И ушла, взрыдав наконец, только когда скрылась из виду.       Яширо закрыл дверь. Сел на свою табуретку и снова уставился в рапорт. Мало того, что очередной скандал закончился идиотской ссорой, так ещё и кружка разбилась. А ведь ему нужно было подумать. Не только об очередной проблемной операции в полиции, но и о прошлом.       Этот договор с Орочимару… он ещё ничего не значит. До тех пор, пока ни один из пунктов не выполнен…       «Можно обернуть всё вспять, — всё думал Яширо. — Но нужно ли?»       Он спрятал лицо в ладонях, словно на миг закрылся от всего мира. Шесть лет назад взгляды вели его вперёд и не оставляли выбора, кроме как вести их дальше и дальше. Но сейчас он не чувствовал в себе былой уверенности. И не чувствовал, что люди вокруг хотят того же, чего хочет он.       Все они словно… сдулись. Застряли между смирением и надеждой.       «Пойти ли мне на сделку?..»       Кровь, ужас, смерти. Девятихвостая тварь, кутавшая ненавистной чакрой всю Коноху. Яширо хорошо запомнил эту трагедию. И долго мечтал обернуть силу увиденного ужаса против врагов. Но сейчас его пленили презренные сомнения.       Мягкость. Слабость. То, что он сам в других презирал — его самого сковывало. Яширо всё старался найти в себе решимость отринуть её к чёрту, но без людей за своей спиной просто терялся. А потом как-то ненамеренно вспоминал себя прошлого и думал, как бы хорошо вернуться в те времена. Сделать всё правильно. Не доводя до сомнений.       Дверь тянуче проскрипела. Внутрь аккуратно протиснулся шкет. Он был в форме, увешанный подсумками. Почти что генин уже.       — О. Ты вернулся рановато       — Ага. Последние уг’оки отменили.       — Вот в чём дело, — Яширо улыбнулся и отложил бумаги. — Как успехи?       — Хог’ошо, — сдержано ответил шкет, но сквозь нейтральный тон дралась гордость. — Я занял третье место на потоке. И первое в сюрикендзюцу.       — Молодец! — похвалил Яширо. — Дуй сюда, только аккуратно. На полу осколки.       Шкет зыркнул на разбитую чашку, пожал плечами, подошёл ближе, и Яширо схватил его, да растрепал по голове, будто пятилетку.       — Эй! — возмутился сын. И резко вырвался на волю.       — Не злись! Дай хоть порадоваться!       — Не обязательно ж хватать…       Яширо усмехнулся. Может и не обязательно. Но хочется же, как в былые годы.       — Сюрикендзюцу, значит… — сказал он. — А у меня в Академии с сюрикенами было плохо. Ну, не ужасно, но и не как у тебя.       — Это чё получается, — раззодорился сын. Состроил ехидную рожу. — Я тебя обставил?       — Вот пиздюк дерьмовый! — в шутку возмутился Яширо. — Насмехаться вздумал?       — Ага!       — Ещё и так грубо признаёшься! Чё-то ты борзый стал…       — Наглость — полезное для шиноби качество.       — Н-да…       Яширо хмыкнул. Время шло, сын его всё рос, рос. Он почти закончил Академию.       «И скоро станет шиноби…»       Миг этот страшил, ведь тогда жизнь сына наполнится опасностями и невзгодами. Но нельзя же растрачивать такую силу попусту. Шкет был талантлив, преуспевал во многом, пусть иногда и ленился. Судьба пророчила ему высоты, и он шёл к ним размашистыми шагами.       Только Юби до сих пор упёрто была против. Хотела, чтобы он выбрал мирную профессию. Но тот не хотел быть ни поваром, ни инженером. Знакомый огонёк решимости в пиздючих глазах всё выдавал. Сын может и шкет ещё совсем, но его дух — дух будущего воина Учиха. И Яширо не имел права позволить ему угаснуть, едва воспылав.       — Папань, что-то случилось?       Яширо едва заметно вздрогнул. Задумался.       «Значит, заметил…»       — Всё в порядке, — ответил он. — Ты… если закончишь с уроками пораньше — вечером могу тебя потренировать. Идёт?       Шкет заискрился энтузиазмом.       — Идёт! — и вылетел из кладовки, даже не попрощавшись.       Яширо во мраке кладовки остался один. И сразу радостная спесь с него слетела… Его сын рос в деревне, где весь их род желали изжить. Он и не догадывался о плетущейся вокруг него паутине ненависти, и Яширо всю свою душу бы отдал, чтобы это продлилось подольше. Да только если паутину не изорвать — толку от того, догадывается он или нет. Всему уже конец придёт.       Кровь, ужас, смерти. Сила зверя, ведомого буйством ненависти. Неизбежные последствия бунта ярости. Долгожданного и справедливого, казалось неотвратимого. Шесть лет назад они планировали свершить трагедию вновь. Так далеко пробраться по вязкому пути мести, насколько выйдет.       «Так почему сейчас так сложно решиться?.. Орочимару ведь даже не Кьюби…»       Яширо посмотрел в потолок. Сын, продолжение своих родителей, вырос. Стал сильней. Но даже сильные в ту ночь пали под невообразимой мощью зверя. А сын… мелкий же совсем. Пусть и повзрослевший, но мелкий. Его бы оберегать, пока он не расцвёл. Он же легко в этой буре потеряется.       Яширо точно знал, что его не будет рядом, если всё свершится. У него не останется возможности защитить его и Юби, когда это будет нужно. Они могут погибнуть. Но ведь иначе…       У пиздюка не будет никакого будущего, если сейчас не прольётся кровь убийц. Они до всех доберутся. До Коями, Масаши и до Кагена уже добрались. Добрались и до многих, кто погиб раньше. Добрались даже до Фугаку — не силой, но обещаниями заставили его склонить голову и сдаться.       — Настолько, что он проглотил этот плевок… — фыркнул Яширо. Хоронит врага под именем родного… он ничего уже не сделает.       Они до всех доберутся. Вопрос лишь в том, как скоро.

***

      Панораму окна залило непроглядными разводами дождя. Ливень долбил каплями по стеклу, словно цель этого природного роя — затопить кабинет Хокаге. Учиха Шисуи хмуро сидел за своим столом и держал в руках папку. Он выглядел задумчивым.       Данзо медленно прошёл дальше по кабинету. Мерный стук его трости глухо разился от голых стен. Кабинет всегда был больше, чем требовалось любому из Хокаге, но потому же в него так просто получалось внедриться наваждением тьмы. Чем больше пласт тени — тем сложнее его осветить, и Данзо стал для этого места наблюдателем.       Следил, чтобы Хирузен не обмяк слишком сильно.       — Для чего ты меня вызвал? — всё же спросил Данзо, когда молчание стало въедаться раздражением.       Шисуи отложил документы, уставился в ответ пронзительно и морозно. Данзо напрягся.       — Есть разговор. Некоторые твои действия ставят под угрозу безопасность Конохи.       Данзо нахмурился. Вот ведь… шкет. Вздумал так прямо кидаться обвинениями?       — Понятия не имею, о чём ты говоришь.       — Ты знаешь.       Шисуи встал. Выпрямился во весь рост, и его силуэт будто бы потянулся за пределы физической формы. Медленно. Угрожающе, всей своей аурой — он крупнел. А скрытая дымка чакры расползалась по пласту теней и выедала остатки чувства былой власти над этим местом. Шисуи ненароком дал понять, что воля Хокаге теперь — это только его поле.       Данзо сцепил зубы. Не теряя зрительного контакта, повёл голову вверх. Его не запугаешь такой простой манипуляцией.       — Я не буду юлить, — твёрдо сказал Шисуи. — Мне нужны причины. Ты должен понимать, что я не могу больше игнорировать твои самовольные выходки.       — Самовольные выходки?.. — усмехнулся Данзо. — Нет. Это ты должен понимать.       — Что я должен понимать? Я должен покрывать то, что ты убиваешь членов моего клана?       «Наглец…»       — Если ты о Кагене, — ответил Данзо. — То это была мера давних лет. Мы имели полное право подозревать Учиха в злом умысле.       — Н-да, — Шисуи покивал. — Похоже на ваши методы. Что насчёт второго?       — Второго? — спросил Данзо. — О ком ты?       Он готов был взять на себя убийство Кагена. Но если Шисуи считал его ответственным за смерть Учихи Масаши — то был полным идиотом.       — Я не настолько глуп, чтобы бессмысленно вырезать кадры Конохи.       Шисуи промолчал. Выдержал паузу.       — Твои агенты первыми обнаружили тело, — всё же продолжил он. — Причастны ли они к исчезновению его глаз?       — Ты видел медзаключения. Глаза были уничтожены взрывом.       Шисуи прищурился. Верил он или нет, истина не изменится. Данзо не собирался никого убивать, ведь нарушение интеграции клана Учиха не приведёт ни к чему хорошему. Клан разросся. Набрался сил и стараниями Хирузена заполучил влияние. Ушло то время, когда одним широким разрезом вышло бы искоренить весь корень бедствия.       Данзо отвернулся. Под хмурым взглядом дошёл до двери. Обернулся напоследок.       — Впредь советую быть осмотрительней в своих обвинениях.       И покинул кабинет. Коридор предстал одинокой серостью. Вокруг не было ни души.       Данзо взглянул на свою руку. Плоть Шодай не чувствовала боли, но новые глаза в ней всё ещё искрились чужой волей. Данзо не был причастен к смерти Учихи Масаши. Но проигнорировать такую возможность он не мог.       «Этот шкет никогда не поймёт».       Пока звёзды сверкают на полях сражений — сущности глубокого мрака смещают войну миром, а мир — войной. Одна за одной — стадия порядка сменяется хаосом, и лишь они, тени, в этом круговороте остаются едины. Звёзды ярко сияют поодиночке, они истлевают и меркнут в конце концов. А тьма всех сковывает единой цепью. И эта цепь бесконечна, как и каждое кольцо в ней — отражение каждого другого.       Рёв девятихвостого, трупы бойцов. Каменная братская могила для тех, кто после смерти заслужил покоя. И сама смерть. Воплощение конца.       Данзо — тоже кольцо. Только то, которое протянулось стальной плетью вокруг всей корневой системы. Цепь падёт без него, и с громким металлическим скрежетом разобьётся опора Конохи. Опора прошлого, настоящего и будущего.       Данзо обязан жить. Коноха должна быть готова.

***

      Шисуи хмуро пялился в дверь. Данзо ушёл, как всегда, оставив последнее слово за собой.       И ведь не в первый раз они проводят эту беседу. Шисуи, едва взяв на себя обязанности Каге, пытался всё обговорить, наивно думал, что словами сможет хоть как-то принудить этого человека к сотрудничеству. Всё-таки у них была одна цель.       «Ага… ещё бы…»       Как же наивно всё-таки. Данзо сотрудничал с ним лишь тогда, когда видел для себя выгоду. Он не знал слова "уступки", редко искал компромиссы. Гнул свою линию до конца. Данзо не противился интеграции клана, твёрдо заявлял, что Учиха для него не враги. Но это оставалось словами. На деле же…       Своей вечной мнительностью он подрывал шаткую стабильность. Мелочь за мелочью — раздражение множилось в ком, а теперь же, спустя шесть лет, Данзо обнаглел окончательно. Знал ведь, что не уберут его просто так. И потому позволял себе внедряться в дела клана, как ему заблагорассудиться.       «Неужели он не поймёт уже…»       Фугаку-сама дал два месяца. Что ждёт после — вопрос, но будущее не предвещало ничего хорошего. Данзо задолжал клану слишком много. Даже если он и пойдёт на уступки, никто его уже никогда не простит.       Шисуи думал использовать на нём гендзюцу. Но обычное гендзюцу для Данзо — банально. Он наверняка уже озаботился противодействием. А Котоамацуками слишком капризна. После потери глаза она может наложиться неправильно. Да и хватит ли пропускной способности одного шарингана?       Техника отца же, Такурами, заложенная в глазе Узумаки Наруто, могла бы прийти на помощь. Да только и с ней ничего не выйдет.       Йондайме Хокаге в кабинете появился, как и всегда, неожиданно. Он перебросил несколько свитков.       — Что это? — спросил Шисуи.       — Мои исследования. Здесь всё, что удалось узнать от… твоего отца.       Шисуи вздрогнул.       — От… него?       Шисуи цыкнул. Он знал, что в работе Хокаге следует холодно оценивать ситуацию, да только порою злость рвалась наружу. Этот ублюдок. Данзо. Он пытался их убить.       Но, может, и хорошо, что всё так обернулось?       «Теперь Данзо никогда не сможет пойти против меня. Хоть что-то из наследия отца послужило мне с пользой. И всё же… что случится, если поверх первого ультимативного приказа наложить второй?»       Шисуи долго думал над этим вопросом.       — Механизм ваших техник отличается, — сказал он. — Первородный массив чакры твоего отца… иной. Это — отдельная целостная структура, адаптивная и… в некотором роде она имеет сознание.       Шисуи задумался.       — Мне всё ещё интересно, в чём же именно выражена техника? Как именно она воздействует на человека?       — Этого я не знаю, — ответил Йондайме. — Могу только сказать, что, судя по воссозданному слепку, эта структура не создаётся в момент применения техники. Она уже является незаменимой частью глаза. Этим обусловлено ограничение. Если структура одна и не восстанавливается — то и жертва может быть только одна.       Шисуи кивнул.       — Я понимаю. Механизм Котоамацуками, вероятно, иной.       — Именно, — сказал Йондайме. Выудил из-за спины ещё пару свитков. Положил их на стол. — Спасибо тебе за слепки. Я смог сделать некоторые выводы.       Шисуи открыл один из них. Кратко пробежался по ровным строчкам текста. Зацепился за слова.       — Что будет, если использовать обе техники на одном человеке?       Йондайме пожал плечами.       — Я понятия не имею. Это можно узнать только на практике.       — То есть?..       Он неловко улыбнулся.       — То есть применить обе техники на одном человеке и посмотреть, что произойдёт. Техники могут срезонировать, перестать функционировать, а могут дополнить друг друга. Могут свести человека с ума, а может, случится так, что одна техника окажется сильнее другой. Тогда второй приказ перебьёт первый.       — Хм-м… — Шисуи задумался.       Его техника… Котоамацуками. После её использования наступало ощущение пустоты, но со временем оно исчезало. Глаз медленно восстанавливался, тогда как приказ работать не переставал. Но ведь регенерировать может лишь то, что до этого потеряло часть своей сущности.       — Такурами может быть наложена лишь на одного человека, — сказал Шисуи. — Но вместе с тем… её этот первородный массив. Он ведь оказывает более сильное влияние на разум, так?       Йондайме ответил не сразу. Он задумался.       — Без практики как таковой этого не узнать, но если брать в рассчёт известные мне факты…       Шисуи откинулся на спинку кресла. Он не знал, что делать. Котоамацуками — слишком рисковый ход, с какой стороны на него ни взгляни. И в то же время Коноха не готова терять Данзо сейчас.       Шисуи вдруг усмехнулся в потолок. Снова вспомнил разговор с Йондайме. И почему же он, никак не связанный с кланом Учиха, объяснял, как работают силы Мангекё шарингана?