Спаситель

Потому что именно в этот момент по Тисовой улице шёл высокий мужчина. Каштановые, чуть вьющиеся волосы были подёрнуты сединой, будто бы припорошены снегом. Лицо казалось выбеленным от отсутствия света и воздуха, хотя недавно оно было ещё сероватым. Одет он был в безукоризненный чёрный костюм-тройку, палочка покоилась в потайной кобуре. Пусть он не видел дом номер четыре, но используя обыкновенную бумажную карту, он знал куда идти. Рядом шёл мужчина более странного вида. В дорогой чёрной мантии, с кудрявыми волосами и лицом, изъеденным оспой, из-за чего казалось, что вместо кожи у него кора платана, которая вот-вот начнёт опадать. — Тони, и всё же, может быть вызвать Лорда? — Август, к чему нам лишний шум? Твоя задача открыть дверь. Справишься? — Легко, — Руквуд хохотнул, — защита на стихийной кровной магии? Если мальчишка так уж любит тётку, то будет… Он хотел сказать сложно, но тут увидел дом. — А защита-то ведь пала. Похоже, мальчишку здесь не принимают. Он выдернул палочку, но был перехвачен Антонином. — Не привлекай внимание. Лучше подумай, как разорвать связь от меток. Белла сошла с ума, да и Кэрроу очень много тянут магии. У Лорда снова вспышки агрессии. Если случится что-нибудь ещё, похожее на то, что было неделю назад, придётся убрать столь нежелательных реципиентов. — Тони, они же наши друзья. — Да. Мы ценим их вклад, но они опасны. Нельзя всю нашу борьбу низвести до грязнокровок и маглов. Идём. Вернон сидел перед телевизором, изредка покрикивая на слишком громко стонавшего парня в чулане. Гарри, хоть и не был высок ростом, но едва здесь поместился. Всё тело болело, к тому же недавно дядька отходил его ремнём и избил кулаками за то, что он устроил пьянку в доме и испортил ковёр в коридоре на втором этаже. Мальчику же казалось, что он задыхается. Всё тело болело, многие ссадины кровили, но хуже того, что между ног всё было липко от крови. Послышался звонок и торопливые шаги тётки, которая походя хлопнула ладонью по двери чулана: — Попробуй издать только звук и Вернон снова выколотит из тебя всю дурь! За дверью стоял представительный мужчина, который мог бы сойти за секретаря при каким-нибудь богатом лендлорде в их округе, но всё впечатление портил стоящий за его спиной странный на вид длинноволосый тип. — Позвольте нам войти? — Тони не улыбнулся, тон его был серьёзен. — Нет! — А это был формальный вопрос. Через секунд тридцать все были в гостиной Дурслей. — Нам нужен Гарри Поттер. — А его здесь нет! — рявкнул Вернон. — Шляется где-то со своими дружками. — Не лги мне, магл! — Руквуд схватился за палочку, но прежде чем успел пустить заклятие, был перехвачен Долоховым. — Август, не привлекай внимание, просто собери вещи мальчишки, а я пока его найду. Как охотящийся кот, Долохов двинулся по дому: — Гарри? Гарри? Игорь-Игорёк, где же ты? Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать. Гарри даже не испугался, услышав чужой вкрадчивый зов. Боль, голод и отупение довели его до того состояния, когда человеку уже всё равно. Поэтому, когда дверь чулана рывком распахнулась и Долохов рявкнул «Бу!», он даже не вздрогнул, но взвыл, когда его как щенка выволокли за шиворот, сжимая повреждённую руку. Его протащили к выходу: Гарри верно догадался по лицам, что это отнюдь не санитары из клиники для душевнобольных, которых могли вызвать тётя или дядя. А уж когда он увидел второго, который был ему знаком ещё с момента возрождения Темного Лорда… Руквуд спускался сверху, прихватив с собой кое-что из его вещей, впрочем, совсем немного. — Август, уходим! — А маглы? — Они не донесут. Им всё равно. Так ведь? — и он, вопросительно подняв брови, оглянулся на Дурслей, ошалело глядевших на него вслед. — Да подавитесь вы им, — выплюнул Вернон и вернулся к просмотру новостей. — К-кто это был, мама? — опомнился Дадли, когда дверь захлопнулась и настала полная тишина, прерываемая разве что телевизором. Петуния расплылась в нежной улыбке, оборачиваясь к сыну: — Не переживай, Дадличек. Наверное, за твоим негодным двоюродным братом пришли-таки из приюта или из школы святого Брутуса. Так ведь, Вернон? Это ты вызвал этих людей? Но тот был уже полностью поглощен футбольным матчем. — Не знаю, — отмахнулся он, ответив неопределенно. — Вот видишь! — назидательно заметила сыну Петуния. Через пять минут о конфликте забыли безо всякого обливиэйта. Долохов и Руквуд, две стремительные невидимые глазу магла черные тени пересекали небо, направляясь на север, к резиденции Малфоя, где пребывал с прошлого года воскрешённый Тёмный Лорд. Долохов вызвался сам тащить мальчишку — что ж, рук он не оттянул. Пожиратель смерти принял это за опьянённость счастьем; он и был рад, насколько может быть рада уставшая привыкшая ко всякому злу душа. Долохов был предан Волдеморту и долго ждал случая выказать свою преданность так явно. Быть может, их с Августом и посылали на рискованное задание, но оно оказалось до странности лёгким. Скоро оба стояли на пороге Мэнора с драгоценной ношей на руках. — Открывай дверь, — осклабился Руквуд навстречу вышедшей встречать его Беллатрикс; та вытаращила глаза и, едва захлопнув ворота, неотрывно шла за ними, словно хищница, следившая за добычей. В любом случае, дело было сделано. Все трое склонились, входя в тёмный зал и представ перед своим господином. По полу тенью проскользила змея. — Они выкрали его, лорд, — начала Белла. Долохов кинул на неё не слишком довольный взгляд, но кивнул: — Да, мальчишка у нас. — Что с ним? Надеюсь, ты не додумался убить его? Только оглушил? — спросил тот, кто некогда звался Том Реддл. Слишком уж безвольным и ослабшим выглядело тело, слишком безжизненно свисало оно, и слишком болезненно было искажено лицо. Правда, когда он подошел, то увидел новую прошедшую волной по нему судорогу боли. — А-а-а, Гарри, мальчик мой, ты наконец здесь. Мальчик едва мог приоткрыть глаза. Один из них заплыл от удара. Синяк выглядел уродливо, и потом, от мальчишки отчётливо пахнуло кровью, причем застарелой, запекшейся — это Волдеморт уловил, едва пошевелив узкими чуть дрогнувшими щелями своего плоского носа. Долохов швырнул его лорду под ноги. Гарри упал безвольно, не сопротивляясь, вскрикнул невольно: крик был совершенно животный, страдальческий, непроизвольный. Так кричит человек, уже привыкший кричать и знавший, что крик никого не остановит, и потому не протестующий, а тихий, будто жалоба самому себе. Он бессильно распластался перед подошедшим к нему Волдемортом, не видя его высокой темной фигуры, и разве что бессознательно подтянул ноги к животу из-за вновь скрутившего его спазма. — Что с ним? Он сопротивлялся? Его кто-то защищал? — Нет. Защитные чары спали — или стали слишком слабы. Нам никто не помешал. Поблизости там живёт старуха, она сквиб и соглядатай Дамблдора — от неё мы избавились заранее, наложили заклятие забвения. Но в самом доме… Нам никто не мешал. — Он же живёт с семьей маглов, — вмешался Руквуд. — Знаю, — сварливо отозвался Волдеморт. — Так он сопротивлялся? — Кажется, мальчишка еле жив и даже не хочет с нами поговорить, — иронично заметила Белла. Долохов пожал плечами. — Мы его нашли в таком состоянии. Похоже, маглы не жалуют своего приёмыша. — Да, его кто-то крепко избил до нас: вон, он даже не опомнился. Гарри и впрямь вряд ли осознавал, где сейчас очутился. Волдеморт стоял напротив него, рассматривая распростертое перед собой тело соперника, который казался ему сейчас бессильным и жалким. Потом проговорил: «Вингардиум Левиоса!» — и поднял его повыше, на уровень своих глаз, разглядывая. От него не укрылись ни потёки крови, ни боль, которой скорчившийся мальчишка был пропитан. Его не имело смысла ни пытать, ни допрашивать, он и без того не пережил бы Круциатус, не потеряв сознание и, возможно, разум, уже окончательно. Такого Том Реддл увидеть не ожидал. Мир магии жестокая штука. Пророчество есть — оно должно быть исполнено. А может, и не должно, — но теперь, разглядывая того, кого притащил Долохов, он понимал, что этот мальчик не равен ему. Он — приютская крыса — живучая и изворотливая, а этот юноша (да не выглядел этот щегол на шестнадцать. Максимум четырнадцать!) в приюте Вула не продержался бы и недели. В петлю бы сам влез. Там правила грубая сила и жестокость. Те, кто связывался с Томом-замухрышкой, потом жалели. И не только магией он мог справляться с врагом. А этот мальчишка не смог постоять за себя… Или не посмел? До Волдеморта доходили кое-какие слухи по поводу наказания, которое последовало на третьем курсе за то, что Гарри сделал невольно с тёткой Мардж — от Драко, конечно, — но, выходит, с тех пор он боялся применить магию даже в защиту? Или хитрая крыса Дамблдор запретил ему, чтобы не выдать себя невольно вспышкой магии? Так или иначе, всё было зря. И сейчас на лорда неосознанно смотрели подёрнутые пеленой страдания мутные зелёные глаза. Лицо было разбито, подростка трясло от боли. И Волдеморт, присмотревшись, отстранился. Опустил тело — медленно, можно было сказать, бережно, если бы он не держал на лице маску равнодушия. Желание убивать пропало, да и по прошествии времени, после всех раздумий Волдеморту стало понятно, что мальчик никакой не воин, а так, жертвенный барашек — не более. Он медленно направился к прибывшим, приподнял бледное лицо за подбородок и заглянул в глаза, читая мысли. Гарри забился в припадке, сопротивляясь. Сеанс легилименции ему не понравился — он погружал его в воспоминания. Это было кошмарно и унизительно. Боль и страшная ломота пульсировали во всём его тощем израненном теле. Задница, похоже, искалеченная Дадли, всё ещё кровоточила, но на тёмных застиранных штанах этого не было видно, хотя кровь, пропитавшая бельё, уже и начала подсыхать. Плечо, там где его ухватил Антонин, немело. Губы, разбитые несколько раз, распухли и склеились, глаза были припухшие от слёз, а на щеке красовался синяк, оставленный Верноном. Врали те, кто считал, будто бы на магах хорошо всё заживает. У Гарри долго держались следы, да и болевой порог был слабенький. И сейчас он смирился со своим постыдным концом. Смежил веки, которые и так больно было держать открытыми, и перед глазами всё потемнело, даже омерзительные воспоминания о вчерашнем покинули его. Он увидел мертвенно-серое лицо Волдеморта и узнал, но противиться не смог. Погрузился в блаженную темноту, ожидая небытия смерти, но вместо него… ощутил влажное касание? Лицо холодило от воды. Убийца его родителей пришёл и за ним, только зачем он решил умыть его перед смертью? Рука, как ни странно, была сильная, чуть мозолистая и осторожная. Нельзя сказать, что заботливая, но боли старалась не причинить. Прохладная вода немного успокаивала. И судорога, вызванная жаром, ушла: возможно, причиной тому было тихо сказанное заклинание обезболивания. Оно было слабым и действовало лишь на время, но сколько облегчения принесло! Гарри мигом почувствовал холод, но теперь он мог стоять, не завывая и не сгибаясь пополам от боли. Наконец его отпустили, холодные серые и вовсе не змеиные как тогда на кладбище, глаза окинули мальчишку, даже ещё не юношу: — Сядьте в кресло, Гарри Поттер! — рука протянулась в повелительном жесте. — Нет! Я умру стоя! — и он остался стоять, вздрагивая. Только Том видел, что это не храбрость, а всего лишь усталость, обречённость, ненужность. Он только слегка пошевелил пальцем — и кресло бесшумно подъехало, подбило мальчишку под ноги и парень плюхнулся, не сдержав крика боли, схватившись руками за живот. — И это основная надежда Дамблдора, — и сразу стало понятно, у кого Снейп учился сарказму, только вот утончённости Тома Реддла профессору явно не хватало, — ты жалок, Гарри Поттер. И снова, как тогда на кладбище, Гарри попытался проявить характер. Превозмогая боль, стискивая зубы, чтобы не заскулить, он поднялся. Воздух нагрелся стихийным выбросом магии — совсем слабым — и Волдеморт разве что развеселился. Взмах палочкой — и всё прошло. — Раздевайся, — негромко скомандовал он. Убивать слабого мальчишку не хотелось, но тот готовился отдать Богу душу и без его помощи. Мог бы, конечно, кинуть и диагностические чары, которые он пусть слабо, но знал, но мальчику нужно было понять, что за каждое своё действие здесь он будет отвечать. — Нет, — хрипло ответил Гарри готовясь получить Империо. — Думаешь, я тебя убью? Нет, — тень улыбки скользнула по тонким губам. — Нет, не убью, но неподчинения я не потерплю. Антонин! Долохов подошел к нему и встал рядом, внимательно смотря. Прямой и мрачный, красивое лицо с синими глазами, волевым подбородком и римским носом хранило следы страдания. Вокруг рта залегли жёсткие складки. — Да, — вот так вот просто. Без господин, хозяин, барин. — Раздень мальчишку. Полностью раздень. Гарри попытался отшатнуться, когда стальные руки ухватили его за рубашку. Послышался треск раздираемой ткани и комментарий: — Эти тряпки надо сжечь, пока кто-нибудь не набрался вшей. Мне этой живности и в Азкабане хватило. Большего унижения, как Гарри казалось, испытать он не мог. Даже перед бандой Дадли была только дикая физическая боль, а тут убийца его родителей смотрел, как его раздевают, видел или явно догадывался о том, как его унижали. И Долохов с его отстранённым лицом, разглядывающий синяки на его рёбрах, почерневшую и распухшую правую руку. — Я сам! Я сам! — Гарри попытался отскочить, чувствуя себя участником фарса под названием «Жизнь и проёбы Гарри Поттера». Долохов на миг остановился и посмотрел на хозяина, как бы вопрошая, стоит ли продолжать или, быть может, мальчишку успокоить заклинанием невидимых пут?. — У тебя был шанс сделать всё добровольно. Ты от него отказался. Продолжай, Антонин. В голосе Тома не было той истерики, что была на кладбище, одна холодная отстранённость. Долохов тем временем достал небольшой, но острый нож, и перерезал старый ремень Дадли, застёгнутый даже не на последнюю, а на самодельную дырку, проковырянную гвоздём. Перед пожирателем и его господином предстал до ужаса худой подросток, покрытый синяками, рубцами от ремня и ссадинами. Из-под тёмных боксеров по худым ляжкам текла кровь, перемешанная с выделениям. Волдеморт на миг замер. Сколько же он видел таких мальчишек? На миг ему показалось, что он снова в приюте Вула. Быстро прогнав воспоминания и оценив ситуацию, он подождал, пока Антонин сорвёт с парня трусы, оставляя его в носках, будто бы в насмешку. — Готово! — по-военному чётко отрапортовал Долохов, разворачивая парня спиной к Тому. Узкая спина была багрово-фиолетового цвета, кое-где кожа лопнула и сочилась кровь. На ягодицах дела обстояли ещё хуже, но источник крови всё равно определялся. Было понятно, что она идёт из заднего прохода. Гарри не мог видеть сейчас своего врага, но мог поклясться, что тот брезгливо скривился. Или, может, откровенно потешался, поняв, что Дадли сотворил с ним? Он обернулся, бросил на Волдеморта взгляд — но тот казался оценивающим, задумчивым, и губы были строго сжаты в тонкую полосу: ни дать, ни взять, Макгонагалл, а не Волдеморт. — Обопри его грудью о стол и наклони, — послышался приказ. Гарри толкнули вперед; он упал, неловко взмахнув руками и теряя равновесие. Если бы не услужливо подставленный стул, снова ударился бы об каменный пол. Вместо этого он распластался уже по столу, упав на него грудью. Руку прострелило болью от локтя до плеча; на неё нельзя было опереться и привстать, разве что молча терпеть и стискивать зубы, чтобы не слышать собственных непроизвольных стонов. Сама по себе унизительная поза, осознание того, как его холодно рассматривают трое мужчин — всё это заставило поневоле покраснеть. Но язвительных комментариев не было. Лишь бы и дальше стояла тишина, лишь бы его больше не трогали, никто не трогал, лишь бы отпустили, и появился бы директор, Кингсли из Аврората, его отбили бы… Гарри прислушался к себе. Нет, в это не верилось. Унижение продолжалось. Прохладные, хотя не холодные до дрожи руки дотронулись его, проверяя, что с разорванным анусом. Он ощутил нажатие, дёрнулся, услышал приказ стоять тише; и другая пара рук удерживала его на месте, чтоб не вырывался. Ягодицы развели в сторону. Гарри теперь мог только догадываться, как Волдеморт счастлив видеть его таким раскуроченным. Он ведь видел в маленьком зеркальце в своей комнате, во что превратил его зад Дадли с дружками. — Инкарцеро, — и Гарри понял, что он привязан к столу за руки и ноги. — Принеси мне аптечку. А дальше была унизительная боль. Волдеморт, должно быть насиловал его. Сначала ему прижгли всё жгучей жидкостью, судя по запаху, это был Листерин, обеззараживающая жидкость — он подивился, откуда она у магов, пока не закричал от жгучей боли — затем грубые пальцы полезли в его внутренности и снова плеснуло кровью. — Так и есть, всё порвано. Надо шить. Ты будешь помогать. Тома Реддла редко можно было удивить, а напугать и того реже, но сейчас он почувствовал, как холодок злости пробежал по его загривку. Его били в приюте, бывало, и случалось там и подобное, но хорошо, что не с ним, но ведь те люди и не были обязаны любить его. А здесь парня искалечили родные люди, уж лучше бы отказались совсем, но чтобы так! Хорошо, что глупый дамблдоровский мальчишка не видел, и не понимал что с ним. Между ягодиц был кусок выпавшей, окровавленной ткани. Зрелище тошнотворное, а вместе с тем Волдеморт никак не понимал, почему этим маглам вообще было позволено с ним такое делать? Разве мальчишка не был драгоценностью Дамблдора? Тот в самом деле был так беспечен, что полностью на них полагался? Ему казалось злой иронией, что самые мучительные страдания парню причинил не он, а те, кто находился, пусть и формально, на другой стороне. Он относился к маглам с презрением, считал их туповатыми, считал почти животными, и теперь утвердился в этом мнении ещё прочнее. Он мог бы, наверное, пуститься в насмешливые рассуждения, смеяться над мальчишкой, но тот не услышал бы его, да и топтать и без того растоптанного врага смысла не было. Всё, что он сейчас мог — это промыть и осторожно заправить на место. Кое-где наложить швы и как можно быстрее найти целителя. Листерин, как ни странно, подошёл, хотя подросток задрожал и затрясся. Том кивнул Антонину, и тот дополнительно прижал Гарри за плечи, наблюдая, как тонкий палец хозяина нащупывает складку и вводит всё на место. Швы были грубые, но исключали дальнейшее выпадение. И Гарри сломался окончательно. Он уткнулся лицом в локоть и глухо зарыдал, готовясь умолять тирана о скором конце, а мука всё продолжалась. Том посмотрел на мальчишку, понимая, что, судя по состоянию, его не насиловали в классическом понимании, а просто калечили, и причём весьма успешно. Нужно было что-то сказать, и он сказал. — Не ревите, молодой человек, радуйтесь, что вам туда стекловаты не напихали. Сказано это было прохладным равнодушным тоном — скажи он это снисходительно, Гарри упал бы в обморок от осознания того, что злейший враг — и тот пожалел его, глядя на эти унижения. Это не мешало мальчику подвывать от боли и из последних сил вырываться от своих мучителей. Долохов не выдержал. — Может, ему зелья дать? — Нет. Он слишком жалок и просто помрёт, а заживляющее… Сразу видно, что ты никогда зельями не интересовался. Оно заживит как есть. Видел рожу Грюма? То-то и оно. Держи мальчишку, я сейчас шить буду. Гарри снова взвыл, и ему казалось, что Волдеморт загнал в него не одну, а сотню игл, длинных стальных игл, и будет мучить его ещё долго — просто потому, что он хочет его страданий. Ему даже казалось странным, что он не обратился в зверя, не рвёт его своими острыми клыками, а начинает мучить лишь понемногу. И он ничуть не сомневался, понимая, в чьих он руках, что Волдеморт его убьет, что нынешние его действия — часть очередного ритуала. Только одного не понимал — почему Волдеморт не хохочет от радости и так странно сосредоточен; словно бы даже чем-то разочарован. За этими раздумьями в определенный момент боль отступила. Мучительная экзекуция кончилась. Когда его наконец-то отпустили, Гарри сполз на пол. Ни о чем думать он не мог, у него не выходило проронить и слово — так его трясло от холода и вновь пережитой боли. Голый и жалкий, он валялся у ног Волдеморта. — Сними с него носки и доставь в мои комнаты, я сам им займусь, — только и сказал Том Реддл и вышел из кабинета. — Так, подъём! — Долохов дёрнул подростка вверх и потащил за собой, голого, в коридор. Это было только начало. Холодный сквозняк заставлял неметь ноги, или они отказывались служить от нервов? Антонин крепко держал его за локоть, помогая подняться на второй этаж, где распахнул дверь. Логовом злодея оказалась вполне себе уютная комната, полутемная, но достаточно большая — одна из парадных спален для гостей в особняке Малфоев. Долохов указал на кресло: — Сядь там и жди. Он ушёл, дверь хлопнула. Гарри вздрогнул и с упрямством осмотрелся. Можно было бы взять плед и прикрыться, но он решил ничего не брать у своего врага. Да и подниматься было больно; что там, каждое неосторожное движение — и разорванный анус напоминал о себе; Гарри было даже стыдно, поскольку он наверняка кровоточил, оставляя следы на кресле — только и радовало, что обивка черного цвета. Хотелось свернуться в клубок, обхватить ноги руками и тихо выть от унижения, и, если повезет, после этой истерики уснуть и забыть о перенесенном хоть на время. Но тревога и прояснившееся сознание впасть в забытье не давали. Снова напала легкая дрожь от тревоги, хотя в спальне не было ни малейшего сквозняка. Гарри сидел; будь здесь директор Дамблдор или друзья, они ждали бы от него активных действий, ждали бы, что он станет сражаться со страшным темным магом — а он, Гарри, едва мог собраться и заставить себя глубоко дышать, поскольку всё тело ломило. Тревога, однако, не давала сидеть спокойно. Он завертелся, пробуя разглядеть, окровавил ли он кресло к дальнейшим насмешкам Волдеморта (да, тот не насмехался, но, может, лишь пока?) — и в итоге отошёл в дальний угол и гордо выпрямился, ожидая решения своей участи. Многое он успел передумать за эти минуты, тем более, что стоять было тяжело — так тяжело, что тощие колени сводило и они подгибались. Стоило бы сбежать: он доковылял до стены, пока не понял, что двери нет. Она просто-напросто исчезла после ухода Долохова и наверняка появлялась лишь по желанию хозяина. Ноги едва слушались. Пришлось поневоле вернуться обратно, в дальний угол. От напряжения озноб прошел, по телу даже прошла волна тепла, да и боль немного унялась. Ощущение мучительно пульсирующего разрыва ослабло, и осталась боль фоновая, ноющая, не такая страшная; впрочем, теперь у Гарри хватало проблем и без неё. Казалось странным, что Волдеморт не кидается уничтожать его сразу и вообще кажется погруженным в свои проблемы. Тогда, сквозь пелену боли, Гарри думал, что он расцарапывает его рану из желания поглумиться, но теперь постепенно осознавал — темный лорд, похоже, лечил его! Кровь не шла, остановилась, вспомнились слова "держи мальчишку крепче". Чем дальше, тем больше он не понимал, что происходит. Нервное ожидание изматывало.