I'll be home for Christmas

      Лютик доучивался младшую школу. Трисс с Ламбертом решили, что Лютику в самом деле будет лучше с раздельным обучением. Это и в самом деле было так: он перестал лениться, не искал отмазки, чтобы не ходить в школу, да и друзей у него стало куда больше. В музыкальный секции был всего один пацан-альфа, но Ламберту казалось, что весь его интерес направлен только на скрипку. Да и Лютик не жаловался.       Лютик все еще был ребенком. Он рос, разумеется, но тело все еще было худым и нескладным, никаких тебе форм, запах был тихий-тихий, так что Ламберт не волновался о скорой течке. И не думал о своих действиях, когда Лютик будет… точнее не будет ребенком.       Это было тяжело.       Тяжело даже было поднимать тему сексуального образования. В школе этот вопрос не поднимался, а Ламберт считал, что вопрос вообще-то был важен.       Они поднимали эту тему несколько раз. Первый, когда Лютик в лет одиннадцать пришел со знающим видом и, глядя Ламберту в глаза, спросил, что значит "заниматься движением". Ламберт моргнул и нихуя не понял.       Он решил, что речь о какой-то игре или вроде того, так что он лишь пожал плечами.       — Не знаю, может быть, это какая-то игра? С чего такие вопросы?       — Там мальчики какие-то во дворе большие…       — Мг, и что?       — Сказали, что они уже таким занимаются.       Ламберт моргнул и перевел взгляд на Лютика. Трисс выглянула из кухни с черпаком, медленно моргая.       — И предложили мне тоже показать, что это. Я отказался.       Трисс побледнела.       — Я… я… я не поняла... ему что…       Ламберт моргнул, раскрыв рот. Нет, возможно, они оба просто озабоченные взрослые.       — Стоп-стоп, насколько они были старше тебя?       — Не знаю, но один был чуть ниже тебя.       Ламберту самому плохо стало.       То есть, какие-то взрослые лбы доебались на улице до малолетнего омеги с намеками на... секс?       Трисс сняла фартук и медленно подошла к ним, садясь на диван.       — Вы не знаете? Я могу пойти и…       — Нет, не надо никуда идти! — запротестовал Ламберт. — Они что-то еще говорили? — с надеждой спросил он, считая, что, может, они оба на пару с Трисс подумали чего-то не того.       — Ага, — протянул он скучающе, отдирая пластырь на запястье. — Типа у них для этого есть специальная штука, и что этим занимаются все взрослые люди.       Ламберт посмотрел в глаза Трисс. Она пожала плечами и кивнула.       В любом случае, даже если пацаны имели ввиду что-то другое (что было крайне маловероятно), они оба напугались до усрачки, что к Лютику может снова кто-то вот так подойти и в самом деле предложить что-то показать, какую-то игру, а Лютик даже не поймет, что с ним делали. Несмотря на то, что они с Трисс объясняли Лютику, что нельзя ходить с незнакомыми и что от дома нельзя далеко уходить, лучше было… просто объяснить такие вещи.       Тогда они ему и рассказали, что, собственно, представляет собой секс. Без лишней пошлости. Мол таким можно заниматься только с совершеннолетия, а в таком возрасте играть в такое рано и может быть больно.       Лютик рассказом не впечатлился, но понимающе кивнул и сказал, что ему с самого начала пацаны эти не понравились.       Такие беседы проводились еще несколько раз вместе с тем, как рос Лютик. Рассказывали о фильмах, о лишнем внимании, что нельзя давать себя в обиду и давать мальчикам распускать руки. Лютик на этих темах только скучал и уверенно заявлял, что ему это все совсем не интересно.       Он и вправду куда больше интереса проявлял к игрушкам, музыке и своим друзьям, с которыми можно побегать по двору, покататься на роликах и разбить себе колено.       Ламберт был рад, что в этом плане все идет своим чередом. Лютик знает базовые вещи и, по крайней, защищен от педофилов. И его совсем не интересуют мальчики, потому что Ламберт, вынужденный периодически общаться с другими родителями, был наслышан, что некоторые мало того, что проявляли интерес, так уже и вполне успели перепробовать все эти утехи. Тогда Ламберт и понял, что раздельное образование было вовсе никакой не мерой безопасности. Если бы Лютику это было интересно на самом деле, то все бы давно уже случилось, а тому просто было… насрать.       Он был обычным ребенком, которого интересовали свои важные детские дела, и ничего более.       Но это не мешало Ламберту грызть ногти думая о школе. Раздельно или нет?       Трисс даже нашла очень даже приличную школу, но Ламберт все равно не был уверен. Сам Лютик сказал, что ему уже, в общем, все равно. А потом добавил: «я сейчас очень сильно по голове учебником ударить могу».       Ламберт посмеялся, но легче ему не стало.       А школу надо было уже выбирать. Как только Лютик сдаст экзамены, надо будет сразу подавать документы.       Ламберт сходил с ума.       — Послушай, Ламберт, — Трисс натягивала на себя плиссированную юбку. Уже как два года она работала администратором в каком-то ресторане. Ночные смены с ней тоже случались, но теперь она чаще работала днем. Она говорила, что у нее как-то невольно поменялись приоритеты, когда у них появился Лютик. Думать о танцах и плясках уже было просто невозможно. — Ты боишься, что он слишком рано… попробует плотские утехи. Но мы уже поняли, что это не зависит от школы. Лютику это просто неинтересно, у него нет раннего сексуального развития. Ему всего тринадцать.       — Я знаю, — кивнул он, теребя зажим на галстуке. — Но… но вдруг там его как-то… ну вот склонят! Может сейчас ему это неинтересно, потому что он просто не знает!       Трисс закатила глаза.       — Я тебя умоляю. К этому возрасту он уже по любому видел парочку эротических сцен в фильмах и, наверняка, уже находил какие-нибудь закинутые за диван эротические журналы или камасутру. Не у нас дома, так его дружок мог ему показать. Это ты себе журнал с голыми сиськами не возьмешь даже если тебе заплатят, а у других людей это как бы в новинку.       Ламберт нахмурился, но медленно кивнул.       Да, Лютик знал уже об этом все. Как это происходит, с кем, что люди примерно чувствуют, но, наверное, у него это вызывало сугубо детский интерес, а вовсе не тот, который Ламберт себе надумал.       — Просто подумай о том, что он в самом деле может начать проявлять этот интерес со временем к тебе. Как бы тебе не хотелось, он растет. И он омега. Я лично прекрасно понимаю, что рано или поздно, но вы…       Она сделала паузу, а Ламберт вздрогнул и подскочил на месте, глядя на нее бешеными глазами.       — Ты что, с ума сошла?! Лютик мне как сын!       Трисс цыкнула.       — Да. Я не говорю о том, что происходит сейчас. Но через года три или четыре, Ламберт, всякое может случиться. Так вот, о чем это я… Ах, да, у вас может что-то и завяжется, но это должно начаться в лет двадцать, а в шестнадцать, Ламберт, он должен интересоваться своими сверстниками, а не старым пердуном с травмированной психикой, который заперся в себе, потерял собственный характер и теперь просто угрюмый серый мужик.       Ламберт недовольно на нее посмотрел.       — Так что просто подумай дважды. И да, тебе еще надо подумать как поздравить Лютика со сданными экзаменами. Как его поздравишь именно ты. И отвези его на экзамен, я опаздываю.       Ламберт ничего не ответил, уставившись в окно и нахмурившийся.       Он ощутил странное волнение от мысли, что Трисс так легко сказала, что они… что он... снова… с Лютиком.       Он ждал, когда увидит своего Лютика.       Сейчас это был ребенок, лишь отдаленно напоминающий того омегу. Он ждал, когда у него полностью сформируется характер, появится эта дерзость и наглость, стойкость характера. Когда он сможет разглядеть в нем Лютика. Не своего сына.       И тогда… тогда в самом деле все решится без него. Он знал, что не будет иметь власти над ситуацией. И над собой не будет ее иметь.       Но сейчас… Знать, что Лютик начнет скоро, возможно, встречаться со своим одногодкой, займется с ним сексом и, в конце концов, что ему разобьют сердце. Эта первая влюбленность, первые отношения, разбитое сердце. Тоска и тяжесть. И все это Ламберт должен будет пройти с Лютиком.       И он должен… должен будет просто сидеть рядом с ним, утешать его, говорить, что все пройдет, и, блять, знать, что какой-то альфа сделал ему больно и просто… свыкнуться с этим?       Что какой-то альфа с не очень развитыми мозгами в силу возраста, трахнет его, Лютика, а через неделю бросит? И что Лютик будет страдать, что ему будет плохо и тошно?       Или не будет? Вдруг это Лютик его бросит? А вдруг…       Ламберт раздраженно прикрыл глаза и выдохнул.       Слишком много вопросов. Слишком, блять, сложно.       Лучше бы он снова встретил его в лет двадцать и позорно сбежал, так и не сказав ему «привет».       Допустим, Лютику было все равно на школу. Может быть. Но Ламберту — нет.       Ночью он толком и не спал, думая об идеальном варианте происходящего. Что случится, если он отправит его в обычную раздельную? Начнет ли он проявлять к нему интерес?       Если в смешанную, то… то его трахнут и разобьют ему сердце. Но это то, через что проходит каждый второй подросток независимо от пола. Но ведь Лютик... его Лютик это не какой-то абстрактный подросток. Это его Лютик.       Ламберт снова заерзал и перевернулся на другой бок, встретившись с голубыми глазами Трисс.       — Почему ты не спишь? — не отошедшим ото сна голосом спросила она.       — А ты?       — Ты ерзаешь как слон в посудной лавке.       — Я думал, ты привыкла за два года.       Трисс тяжело выдохнула и, подтянувшись на подушке, дернула торшер. Комната окрасилась в мягкий желтый свет. Ламберт поморщился и потер глаза, оперевшись на локоть.       — Когда ты спишь, Ламберт, ты почти не ерзаешь и уж тем более не вздыхаешь так, будто на тебе тяжесть всего мира.       Ламберт посмотрел ей в глаза и, снова устало выдохнув, поправил подушку и оперся на нее.       — Я не знаю, что мне делать. Совсем.       — Ты про Лютика?       — Да. Что бы ты с ним сделала?       — Ничего. Дала бы ему выбрать самому, а дальше будь что будет.       — Но… Трисс… Я… Вдруг, он в самом деле начнет интересоваться мной так?       — А ты этого не хочешь?       Он молчал несколько секунд, будто завис, а потом прикрыл глаза, будто адски устал.       — Хочу. Когда он станет тем Лютиком, но… Я боюсь, что все испорчу. Я всегда все портил… Он был счастлив все жизни без меня.       Она надменно фыркнула.       — Откуда тебе знать, как ему было? Вдруг ему тогда всегда чего-то не хватало, вдруг это был ты? Поэтому сейчас он оказался у тебя в руках в столь юном возрасте?       — А может… он оказался, чтобы я стал ему отцом? Но я знаю, что, когда… когда он станет тем, кого знаю, я не смогу… Не смогу быть…       Трисс устало покачала головой и откинулась на подушку, смотря в потолок.       — Боже-Боже, ты как всегда полон сомнений. И ты не хочешь спросить у Лютика.       — Что мне у него спросить? Как рассказать? Привет, Лютик, я на самом деле ведьмак, а ты перерождаешься каждый век? Ах, да, я испортил тебе, нахуй, все в твоей первой жизни, а во второй разбил сердце. А, стой, забыл! Из-за меня у тебя был выкидыш. Теперь все.       Она посмотрела на него с сожалением, а потом мягко взяла его руку в свою.       — Но теперь ты можешь исправить все. Ламберт, я знаю тебя сотни лет. Я желаю тебе счастья. И ему… ему теперь я тоже желаю счастья.       Он не ответил, поджав губы. Его рука была холодной.       — Трисс… просто скажи, что мне делать, чтобы этого не случилось.       Она посмотрела ему в глаза. Он желал, она знала, он страстно желал Лютика. Наверстать упущенное, попробовать все исправить. Но еще Трисс знала, что одна мысль в самом деле коснуться Лютика так была для Ламберта безумием.       Без желания она сказала:       — Ты… ты можешь переехать, сказать, что по работе, в другой город. А я буду с ним. Я сама залечу его разбитое сердце после твоего ухода. Но… — Трисс мягко улыбнулась, — ты окажешься тем самым первым мальчиком, который разобьет ему сердце.       — Нет, не я…       Трисс прикрыла глаза и тяжело выдохнула.       — Увидим.       Он молчал, но она знала, что он согласен с ее решением. Он просто сойдет с ума. В любом случае он начнет сходить с ума, ревновать Лютика, обхаживать его. А когда Лютик начнет интересоваться им, начнет отталкивать. И у Лютика будет новенькая психологическая травма, с которой ему не сжиться.       Ламберт чмокнул ее в голое плечо и прикрыл глаза, глубоко вдыхая ее запах. В этот раз успокоить он его не мог.       — Зачем?.. — Лютик отложил конфету, которую достал из вазочки, и посмотрел на Ламберта.       — Это по работе, Лютик.       — Но… — он раскрыл рот, глядя на него растерянно, во все глаза. Они блестели. — Но мы можем поехать все вместе? Трисс, ты и я.       — Нет, Трисс не может, у нее тут работа. А там у меня будет жуткий график, меня почти не будет дома, ты будешь сам себе на…       — И что? — перебил он его. — Буду и буду. Переживу. Я взрослый, я умею сам себе готовить и я уже давно ничего не ломаю.       — Лютик…       Ламберт тяжело выдохнул и помассировал веки.       — Нет, это не обсуждается.       Он сказал это низким, уверенным голосом. Незнакомым ни самому себе, ни, тем более, Лютику.       Лютик посмотрел на него во все глаза. Он побледнел.       — Но… Как же я?       Голос у Лютика тоже стал незнакомым, сухим и отчаянным. Взрослым. Он смотрел на него растерянно, будто его бросили одного посреди огромного города. Будто от Лютика отвернулся весь мир.       — Послушай, ты можешь ко мне приезжать, и я буду приезжать, и…       — Почему ты вообще должен уехать?! Найди новую работу!       — Это не так работает. Лютик, ты сам сказал, что ты взрослый, и…       Ламберт прервался, когда Лютик посмотрел на него так загнанно и с таким отчаянием, что у Ламберта комок в горле встал. Его плечи напряглись. У Лютика дрожала губа. Он раскрыл рот, потом закрыл его и резко сощурился, будто пытался прогнать слезы.       — Прекрасно!       Только и вскрикнул он и быстро выбежал из кухни, оттолкнув Ламберта со входа. Ламберт посмотрел ему вслед растерянным, сбитым с толку взглядом, а потом только тяжело выдохнул и пожал плечами. В конце концов, он так и планировал. Закрытая школа. Но просто теперь Ламберт понял, что не хотел ограничивать Лютика из-за собственного страха. Он просто уйдет сам.       Этим же вечером Ламберт собирал свои вещи. В комнату тихо зашла Трисс и посмотрела на него, сложив руки в замок перед собой. Ламберт поднял взгляд, вскинув голову.       — Странно. Я уходила от тебя тысячу раз, но именно в этот раз мне так тоскливо.       — Потому что ухожу я, а не ты?       — Не знаю. Лютик до сих пор не выходит из комнаты. Все это время он плакал. Он хочет, чтобы ты остался. И… знаешь, наверное, я тоже этого хочу.       — А я хочу, чтобы Лютик был нормальным человеком, забыл меня нахуй и чтобы я… я снова не стал… вот этим вот, — он брезгливо сморщился, будто даже одно упоминание их прошлых отношений было ему неприятно.       — Поэтому взамен одной травмы ты нанес ему дру…       — Так, послушай, — он резко повернулся к ней, и она аж вздрогнула от того, в какой ярости он был. Но Трисс знала, что эта ярость была на его собственное бессилие. — Это твое предложение, и я его принял, как единственное верное. И он будет ко мне приезжать, и я буду к нему, письма, подарки, что угодно! Просто… да, я буду, но как странный дядя, а не… не вот это все, — он с силой пнул свой чемодан и выругался. — Как будто мне хочется уходить, Трисс! Я привык, что у меня есть все, я привык, что я счастлив! Что есть семейные праздники, Рождество, Лютик, что есть ты! И я, блять, будто бы сильно рад снова… начать гнить.       Трисс сощурилась, ощутив, как защипали глаза, и кивнула. Она тоже привыкла. Привыкла к уюту, теплу, к праздникам, к решению семейных проблем. Они не были семьей в привычном понимании. Трисс не была Ламберту женой, она даже его не любила. Лютик не был им сыном, но… они делали все, что возможно, и давали друг другу то, что хотели.       Так просто.       Минуту они стояли в тишине. Будто минута молчания на чьих-то похоронах.       Потом он кивнул сам себе, закрыл чемодан и, вдохнув, обнял Трисс, чмокнув в щеку.       — Мы приедем к тебе, — сказала она уверенным голосом.       — Да, — кивнул он, уткнувшись носом в ее шею. — Обязательно.       Он спустился на первый этаж и принялся неспешно натягивать ботинки. Трисс стояла на лестнице, смотря на него. Она сказала, что не хочет его провожать. Так ей не будет казаться, что он в самом деле уходит надолго.       Дверь из ванной скрипнула, и Ламберт дернулся, посмотрев на русую макушку. Он виновато ему улыбнулся и покачал головой, выпрямляясь.       Лютик приоткрыл дверь сильнее, посмотрел на него покрасневшими от слез глазами, а потом, когда Ламберт потянулся к ручке чемодана, резко побежал к нему, кинувшись ему на шею.       Ламберт тяжело выдохнул, покачав головой и обняв его в ответ, погладив по спине.       — Успокойся, мы скоро встретимся. На зимние каникулы ко мне приедете, или я к вам…       — Да, но… — Лютик отстранился от него, смотря в глаза. Ламберт снова просто завис на том, какие же у него были глаза. Огромные, светлые и яркие. Будто лед, и сейчас, немного покрасневшие от слез, они стали будто еще ярче, и даже такими, зареванными, они были прекрасными. Что-то в его взгляде уже было от того Лютика. — Я не хочу, чтобы ты уезжал.       Ламберт поджал губы и кивнул.       — Я тоже не хочу. Но такова взрослая жизнь: иногда надо делать то, что ты не хо…       — Да к черту такую жизнь! — крикнул в сердцах Лютик. — У нас так мало времени, почему мы должны… Должны делать что-то, что не нравится? Моя учительница по музыке всегда так говорит.       — Тогда, наверное, она очень счастливая женщина. Прости, Лютик.       Лютик поджал губы и снова вжался в него, крепко-накрепко обнимая, и снова заревел на его плече. Ламберт тяжело выдохнул, обняв его крепче, потрепав по макушке.       Трисс, тяжело выдохнув, спустилась по лестнице, и мягко положила ладонь на худое лютиково плечо. Тот вздрогнул и кое-как расцепил свои руки, смотря на Ламберта.       — Мы скоро увидимся, — пообещал Ламберт и, склонившись, поцеловал его в лоб.       Лютик кивнул, а Ламберт уверял себя, что делает благое дело. Он просто ослабит фиксацию Лютика на нем, и дальше все будет хорошо, легко и понятно. Сколько ему будет больно? Неделю, пока нового друга себе не найдет? Пока Трисс не найдет себе нового любовника? Или пока не притащится Геральт?       Ламберт был уверен, что совершал благое дело. Они будут в порядке.