I'll be home for Christmas

      В принципе все стало внезапно спокойно. Они проводили рождественские каникулы так, как и раньше. Никого не удивляло, что Лютик почему-то предпочитает вечеринкам с друзьями их общество.       Где-то дня четыре все было нормально. Лютик максимум, что себе позволял, так это обнять его за руку или положить ноги на его колени. На пару с Трисс они понимали, что это не нормально, но так же оба они знали, что никто тут никому никакой не отец и не сын. А разница в возрасте… Разница в возрасте душила всех, но Ламберт сдерживался и не трогал Лютика в ответ.       Только единожды, засмотревшись фильмом, он невольно уложил руку на худую коленку. Лютик заметил это тут же, закусив губу. Заметил только он. Трисс сидела рядом, уложив голову на плечо Ламберта, сонно зевая.       Только когда она отошла, Ламберт обратил внимание на свою руку и резко одернул ее.       Лютик закусил губу и согнул ногу в колене, упираясь пяткой во внутреннюю сторону бедра. Ламберт недовольно на него посмотрел, а тот только поерзал, легонько массируя.       — Лютик, — рыкнул Ламберт и, резко схватив его за щиколотку, скинул его ноги со своих колен. Лютик закатил глаза, пнул его в бок и, надув губы, уставился в телевизор.       Тогда, видимо, Лютик воспринял это как личное оскорбление.       Ночью Ламберт встал в туалет и, уже моя руки, услышал, как скрипнула дверь. Он повернулся, почти в ужасе смотря на Лютика.       — Тут... занято.       Лютик кивнул, улыбаясь и закрывая за собой дверь. Он стоял перед ним, в одном шерстяном носке и в растянутой майке, которую когда-то украл у Ламберта. Ламберт даже не знал, было ли белье под этой майкой.       От одного на него взгляда на Ламберта навалилась тяжесть, он будто оказался приклеенным к полу, пригвожденным. Он с трудом сглотнул.       Когда-то возраст Лютика был прекрасным фактом, благодаря которому Ламберт при всем желании не смог бы разглядеть в сексуальный объект. Даже когда он начинал ерзать задницей по его коленям, даже тогда он не видел в нем что-то, что можно захотеть так.       А сейчас… Сейчас Лютик быстро взрослел, выглядел хорошо, очень хорошо, со своими длинными ногами, упругими бедрами и прекрасным изгибом талии. И его возраст… Он уже не был сдерживающим фактором, он только сильнее возбуждал, заставляя кровь бурлить, понимая, насколько он юн, невинен и насколько это порочно, грязно, и как, сука, возбуждающе.       У Ламберта утяжелилось дыхание.       — Да, я вижу, — лукаво улыбнулся Лютик. Замок щелкнул, и Ламберт пораженно вскинул брови. — Мне приснился кошмар, — сказал он, плавно подходя ближе. Ламберт дрожащей рукой выключил воду и уставился впритык на Лютика. Он был ниже его чуть больше, чем на голову, и у Ламберта дыхание начинало сбивать, когда Лютик смотрел вот так — снизу вверх, покорно и послушно.       — Да ты что? И что тебе снилось? Что Санта Клауса не существует?       Лютик цыкнул и закатил глаза, а потом втиснулся между Ламбертом и умывальником, улыбнувшись ему через плечо и сам включая воду, будто ему было, после чего мыть руки. Мягкие упругие ягодицы вплотную прижались к его паху, и, нет, Ламберт и шага не сделал назад. От Лютика пахло еще теплой нагретой постелью, пахло сном и нежностью.       — На самом деле я не шучу, — Лютик выключил воду, отряхнул руки и резко повернулся к Ламберту, посмотрев серьезно. — Мне часто снятся кошмары. Трисс говорит, что от этого нет лекарств. Иногда она мне что-то дает и тогда не снится, но может в таком случае рубить до полудня, или просыпаюсь уставшим…       — И что тебе снится?       Лютик моргнул.       — Странные… вещи. Сегодня приснилось, что я на войне. И у меня вываливаются кишки из живота.       Ламберт как одеревенел и покачал головой.       — Мне жаль, — сказал он быстрее, чем смог понять.       Лютик вскинул бровь и, улыбнувшись, пожал плечами.       — Ты в этом не виноват. Просто… Такое снится. Снилось, как мне в глаз выстрелили, как из лука стреляли… Как… Мне как-то приснилось, только не смейся и не издевайся, это не моя уловка, мне правда это приснилось… и тоже... тоже было неприятно.       — Хорошо, не буду.       Лютик кивнул и посмотрел в сторону. Они все еще стояли к друг другу впритык, так, что Ламберт ощущал каждый сантиметр его тела, его тепло и мягкость. Он дышал запахом его кожи, волос.       — Что… я забеременел от тебя, а потом случился выкидыш… Тебе противно об этом слушать, да?       — Нет, не противно. Все в порядке.       — Почему-то по ощущениям, после пробуждения… что кишки из живота, что выкидыш… примерно одно и то же.       Ламберт молчал. Просто не знал, что ему сказать. Он не думал, что Лютику будут сниться… Его прошлые жизни, его смерти. И как назло именно конец, а не какие-нибудь приятные моменты, а их, как думалось Ламберту, было полно.       Он погладил его по пояснице, и Лютик вздрогнул, немного выгнувшись. Он посмотрел ему в глаза, а после ловко запрыгнул на раковину. Ламберт выдохнул, когда Лютик скрестил щиколотки за его поясницей.       — Лютик…       — Ляжешь с мной? — попросил он его, обняв за шею и погладив по макушке. — Мне очень плохо спится после кошмаров.       — Послушай, Лютик. Давай сразу кое-что разъясним: между нами ничего не будет. Понимаешь?       Лютик моргнул.       — Мне просто страшно спать…       — Хорошо. И ты хочешь позвать в свою постель взрослого мужика?       Лютик обиженно фыркнул и, оттолкнув его, спрыгнул с умывальника. Когда его рука коснулась задвижки, Ламберт, тяжело выдохнув, сказал:       — Хорошо, мать твою, хорошо.       Лютик улыбнулся ему и подмигнул.       Боже, ему-то лет всего ничего, даже двадцати нет, а уже крутит Ламбертом как захочется! Он буквально не имел воли, чтобы оттолкнуть его, отказаться. В конце концов, вдруг ему и вправду страшно? Кошмары есть кошмары, и даже когда они снились самому Ламберту он просыпался с дискомфортом и иногда даже со страхом.       Простыни, одеяло, подушка — все пахло Лютиком. И едва Ламберт улегся на диван, еще когда Лютик не подполз к нему под бок, он ощущал… не то какую-то неясную легкость, не то боль, не то просто до болезненного томления в груди нежность.       Столько воспоминаний только из-за простыней, которые пахнут ими. Столько... всего.       А потом Лютик выключил свет и грохнулся к нему, уложив голову ему на плечо и закинув ногу на его талию. Ламберт уставился в потолок, тяжело дыша. Лютик погладил его по груди, едва не мурлыча:       — Знаешь… Еще в детстве, когда я был маленьким… Не знаю, лет десять, — он уткнулся носом в его шею, и Ламберт вздрогнул, поджав губы. Он неуверенно положил руку на его спину, поглаживая. — На уроке французского у нас была тема… Семья. И мы составляли тексты. И там было предложение про то, во сколько мы хотим выйти замуж или жениться, хотим ли детей, и я… Я не написал тогда, но уже тогда я сидел и думал, что хочу выйти замуж за тебя. Понимаешь, Ламберт? Я не вкладывал туда никакого подтекста, для меня женитьба не была тем, что есть сейчас, мне это казалось просто… знаешь, что мы выходим замуж за человека, которого любишь, с которым тебе хорошо, в котором ты уверен… Я никогда не видел в тебе отца.       Ламберт тяжело выдохнул, погладив его по лопаткам.       — Лютик, проблема не в отцовстве. Возраст. Ты слишком юн.       — И тебя останавливает только это?       Ламберт сначала не ответил, сглотнув и, внезапно даже для себя самого, теснее прижал Лютика к себе. Рука сжалась на боку, и Лютик вздрогнул. Боже, какое же знакомое на самом деле это было тело! В каждом изгибе Ламберт узнавал его, своего Лютика.       — Я… да, наверное, да.       — Но это так глупо! Я не ребенок, ты не педофил, а разница… Она в любом случае будет… даже будь мне тридцать! Так зачем… зачем ждать?..       Ламберт прикрыл глаза.       — Нет, Лютик, ты ребенок.       — Нет, не ребенок! Посмотри на мое тело! И мое лицо! И… вообще, у меня уже течка была! То есть по мнению природы мое тело для беременности готово, а для секса с взрослым мужиком — нет?!       Ламберт на секунду обомлел.       Лютик был таким… прямолинейным, так просто это говорил! Якобы секс с взрослым мужиком самое обыденное дело!       — Во-первых, Лютик, и к беременности твоё тело толком не готово, во-вторых… если тебе нужен от меня только секс, то ты мо…       Лютик цыкнул и закатил глаз. Он оперся локтем о его грудь и посмотрел в глаза. Даже во тьме они казались светлыми, будто светлячки.       — Ага, конечно, в десять я тоже от тебя только секса хотел? А в двенадцать, тринадцать и дальше?.. Ламберт, я… Знаешь, по-прежнему хочу выйти за тебя замуж, — он рассмеялся и чмокнул его в щеку. — Просто сейчас… я... Ламберт, я не знаю… такой вот у меня организм! Мне самому как бы не нравится возбуждаться каждый Божий день от одной мысли! А тут я просто извожусь рядом с тобой! Но… если тебя стопорит только секс, то мы… мы же можем… без него? — Лютик закусил губу и снова погладил его по груди, после медленно положил голову к нему на плечо.       Ламберт тяжело выдохнул и перевернулся на бок, погладив Лютика по пояснице. Лютик поерзал и уткнулся носом в его шею.       — Не… не в этом году, Лютик. Не сейчас.       — Ну да, через год мне внезапно станет двадцать, а тебе тридцать. Ага. Чудо, — цыкнул он. — Если я тебе нравлюсь, и ты мне… Может, это не просто так?       Ламберт посмотрел в стену, выдохнув.       Не просто. Совсем не просто так.       В конце концов, он должен был это предвидеть. Он и предвидел, но надеялся на… Сам не знал, на что.       И так хорошо Лютик клался в его руки, был таким теплым, знакомым и мягким. Так уютно он себя чувствовал рядом с ним, Ламбертом, ластился к нему, прижимался доверчиво… Ламберт ощущал такой наплыв нежности к нему, что невольно прижал к себе теснее. Он поерзал и вздрогнул, когда Лютик как-то непонятно, судорожно выдохнул.       Он обратил внимание на то, что случайно втиснулся коленом меж его ног, и сейчас…       — Нет, не убирай, — попросил Лютик ему на ухо, когда Ламберт дернул ногой. Ламберт весь напрягся и окаменел, когда Лютик стал медленно потираться о него.       Ламберт невольно тяжелее задышал, сердце стало биться тяжелее и чаще. На Лютике не было белья, а еще он был идеально гладким. Отлично, — подумал Ламберт, — видимо он все-таки свято уверен, что как-нибудь он запрыгнет на меня без трусов.       В общем, так и вышло.              А Ламберт… ну, он послушался Лютика.       Лютик уткнулся носом в его шею, издал выдох, больше похож на приглушенный стон, потираясь все сильнее. Его запах усилился, стал более терпким, и Ламберту показалось, что он скоро забудет, как дышать. Он закусил губу, когда заметил, как Лютик завел руку к себе за спину. Сам он, не сдержавшись, погладил по круглой мягкой ягодице, и сам Лютик вздрогнул, когда Ламберт внезапно сжал ее в ладони.       Кончиками пальцев Ламберт ощутил, что Лютик был восхитительно влажным.       Лютик мягко взял его за запястье, опустив руку чуть ниже, и Ламберт, выругавшись, погладил его меж ягодиц с нажимом. Лютик задрожал — не то от возбуждения, не то от ожидания.       — Да-да, давай, пожалуйста…              Ламберт сдавленно рыкнул ему на ухо, продолжая оглаживать его.       — Пожалуйста… Папочка.       Ламберт укусил его за мочку уха и вставил один палец. Лютик вздрогнул и застонал. Палец вошел с влажным хлюпаньем, и Ламберт едва глаза от удовольствия не закатил, понимая, насколько он был возбужден.       Однако, и кончил тот соответствующе — через несколько движений, вздрогнул и застонал ему на ухо, вцепившись намертво в его плечи. Ламберт еще немного погладил изнутри, чувствуя, как Лютик ритмично сжимался вокруг него, а затем медленно вынул.       Лютик шумно выдохнул и перевернулся на спину, посмотрев в потолок, тяжело дыша.       Ламберт посмотрел на свою руку. Интересно, на вкус он такой же? Выдохнув, он тоже посмотрел на потолок, понимая, что только что сделал. Однако… Нет, ему не было противно, не было ощущения, что он трахал ребенка. Да и не был похож Лютик уже на ребенка со своими бедрами, ногами и ягодицами. Не было этой болезненной худобы — бока у того были приятно мягкими, а еще он тек и возбуждался.       Повернув голову к нему, он увидел, как Лютик довольно ему улыбался.       — Видишь, ничего не случилось.       Ламберт медленно моргнул и снова посмотрел на потолок. Лютик поерзал и положил голову ему на плечо, гладя по груди.       — Ты такой красивый… — протянул он, удобнее устраиваясь у него под боком. — Не могу описать тот восторг, когда смотрю на тебя… Знаешь, когда. Когда я вижу тебя, у меня все в груди сжимается и мне хочется… Просто хочется кричать и обнимать тебя… Что это, если не любовь?       Ламберт моргнул. Такие же слова ему говорил Лютик, когда Ламберт решился снова повторить. Попробовать.       Что это, если не любовь?       А что… если это и вправду любовь?       Он посмотрел на Лютика и тот снова ему улыбнулся. Ламберт только выдохнул и убрал русую короткую прядь за ухо.       — Ты… ты любишь Трисс?       — Я... нет. Как и она меня.       — Тогда почему вы спите в одной постели? Почему ты считаешь, что спать с любимым человеком неправильно из-за нашей разницы, а с нелюбимым — правильно? Это так странно…       — Я… с чего... Стой, с чего ты взял, что ты — любимый человек?       Лютик в ответ только рассмеялся и, мечтательно выдохнув, прикрыл глаза, уткнувшись носом в его шею.              — Я просто это знаю, Ламберт.       Он устало выдохнул и уперся взглядом в потолок, а после прижался горячими губами ко лбу Лютика. Боже, безумие. Просто гребаное безумие.

***

      — Куда ты уходил ночью? — Трисс плавно села напротив него за стол. Сейчас семь утра, а Ламберт выглядел так, будто проснулся часа два назад. Или вообще не спал. — Бессонница?       — Я… Я был у Лютика.       Она медленно моргнула и посмотрела на его остывший кофе.       — Оу… Так значит ты решил лично озаботиться его сексуальным воспи…       — Послушай, нет, ничего такого не было. В смысле… У меня даже не стояло, понимаешь?       Трисс скептически вскинула бровь.       — Поставлю вопрос по-другому. Он кончил?       Ламберт без желания кивнул.       — Вот и все. Но почему ты сидишь с таким лицом, будто тебя предали? Для меня это не было шоком, а ты… Ты ждал чего-то другого? Все было понятно, по тому, как он вел себя с тобой на всех этих встречах… Знаешь, мне кажется, если бы ты остался с ним, то смог бы занять хилую, но фигуру отца, а так… Ты уехал и стал просто… Мужиком.       — Это была твоя идея, Трисс.       — Моя.       Она улыбнулась, и Ламберт внезапно ужаснулся.       — Стой, так ты... Ты же заранее знала! Ты не могла не знать! И ты…       Она хихикнула и пожала плечами.       — В свое оправдание скажу, что я не думала, что ты начнешь его растлевать не дождавшись даже совершеннолетия, но… Ладно. Главное, чтобы все было добровольно.       — Трисс, — обессиленно, с неясным напряжением в голосе протянул он. — Я просил тебя. Просил по-настоящему, и…       — А я желаю тебе счастья, Ламберт. У нас... Другой мир. Нет тех опасностей, что были там. Почему ты бежишь от этого? Ты ведь знаешь: от этого не сбежать.       Ламберт устало выдохнул и нажал на веки.       — Я не знаю, что будет правильно.       — Знаешь. Все ты прекрасно знаешь. В конце концов… То время, когда ты был рожден. В четырнадцать там уже рожали, а ты говоришь…       — Но мы не в четырнадцатом веке, и я, так уж вышло, успеваю идти в ногу со временем. Для меня сутки назад секс даже с омегой в лет так двадцать казалась безумием! А сейчас…       Он резко закрыл рот, когда в другой комнате послышался шорох, а потом на кухню зашел Лютик, зевнув.       — Чего вы разорались в такую рань? Семь утра! Семь!       Ламберт откашлялся.       — Прости. Мы будем тише, мо…       — Ну теперь уж не надо. И…       Он сделал паузу, состроив какое-то странное выражение лица и подойдя к кофеварке. Потоптался на одном месте босыми ногами и посмотрел на Ламберта:       — Разве в тридцатых годах рожали в четырнадцать? По-моему в эти года вообще не рожали…       — В послевоенное время еще как рожали. Люди умирали на фронте и…       — А потом снова умирали на новом, — кивнул Лютик и съежился, засыпав кофе и воду в кофеварку. Он присел рядом с Ламбертом, подобрав ноги. — Сколько тебе было во время Второй мировой?       Ламберт поджал губы. Восемьсот с хуем лет ему было. Но Трисс сказала вместо него:       — Лютик, что у тебе по математике? В четыре года началась и, следовательно, в десять закончилась.       Лютик сморщился, оперевшись подбородком о колени.       — Ужасно, наверное, было…       — Нет, я родился в Америке. В некотором смысле Америка была островком спокойствия.       — А… Тебе сколько, Трисс?       — Нисколько. Я родилась после войны.       — Тебе тридцать, так?       — Ты и сам это знаешь.       Лютик моргнул.       — Почему ты выглядишь на восемнадцать? Все путают тебя с моей подругой… Или сестрой.       Трисс спокойно пожала плечами.       Рано или поздно, она знала, ему придется все рассказать. Каждую жизнь ему рассказывали, ведь ни Йеннифер, ни Геральт не старели.       Ламберт смято улыбнулся и провел рукой по своим волосам. На висках были седые пряди. После войны.       Когда-нибудь они расскажут… Но нет, не сейчас.       — Генетика и хороший косметолог, Лютик. Обязательно дам тебе пару советов, когда тебе понадобится.       Лютик фыркнул и вскочил со стула, когда кофе приготовлялся.       Ламберт посмотрел ему в спину, а потом на Трисс. Она пожала плечами.       Лютик еще немного покопошился на кухне, делая себе тосты, пока Ламберт сверлил Трисс взглядом за это… предательство. По другому и не сказать!       Потом Лютик снова присел за стол рядом с ним и улыбнулся ему. Ламберт откашлялся и хотел встать, чтобы выйти из комнаты, но Лютик резко схватил его за руку под столом. Ламберт раздраженно вдохнул и возвел глаза к нему.       — А почему ты переехал в Лондон? — спросил он внезапно.       — Переехала моя семья. Не знаю, почему. Захотелось.       Трисс цыкнула и пнула его по ноге под столом.       — А ты, Трисс? Ты здесь родилась?       — Ага… Ладно, пойду умоюсь.       Ламберт проводил ее недовольным взглядом, а потом вздрогнул, когда Лютик медленно положил его ладонь на свое голое колено. Он поджал губы, уставившись на Лютика исподлобья, и тот показался немного... нерешительным. Он повел плечом, и тот спросил:       — Я… я тебя разозлил чем-то?       — Я… Нет, не разозлил. Не ты, — покачал головой Ламберт, желая убрать свою ладонь с колена, развернуться, уйти, но понял, что не мог. Это было правильно.       — Тогда что с тобой?       — Ничего. Не выспался.       — Ты мог бы… — он придвинулся к нему сильнее и соскользнул его рукой чуть выше, к ляжке. К чудесной мягкой ляжке. — Мог бы не уходить из постели.       — Блять, Лютик, я же тебе сказал, что…       — Я ведь могу обидеться, — внезапно прервал его Лютик, посмотрев на него недовольным взглядом. — Кричишь, но не убираешь руку с моей ноги? Если бы ты показал мне, что в самом деле не хочешь, то я бы... Я бы не стал… но если ты будешь себя вести, как свинья, то я обижусь.       Ламберт едва устало не застонал, закатив глаза к потолку.       Он запутался, он не понимал, что должен был сделать. Теперь и с Трисс общаться на эту тему было бесполезно.       — Лютик, ты просто не знаешь, как, блять, тяжело в этом плане взрослому мужику, понимаешь? Я боюсь… навредить тебе. Во всех смыслах. Неважно, какого меня ты придумал, каким ты меня видишь, это все неправда. В первую очередь ты… ребенок, а я взро…       — Не ребенок, — насупился Лютик. — Ты придумываешь, просто придумываешь. Проблема же в не в этом. В чем-то другом. В чем?       Ламберт посмотрел ему в глаза, а после, тяжело выдохнув, резко встал. Лютик недовольно насупился и едва не топнул ногой от бессилия.