***
Утром тридцать первого Тома разбудил деликатный стук в дверь, а следом в спальне появился Северус с подносом, на котором стояла чашка кофе и пирожное. — Ого! — Том сел на постели, протирая глаза. — Ты такой лохматый, — улыбнулся Северус. — Смешной. — Я не смешной, я грозный, — Том скорчил рожу. — Ну конечно. Грозный, как дикобраз. Нет, как ежик. С днем рождения, Батти*! Пусть у тебя все будет так, как я тебе желаю. — С этими словами Северус поставил поднос на постель. — Вот это окрестил! — рассмеялся Том. — Надо было на Тигру соглашаться. Теперь мне придется мучиться и придумывать прозвище тебе. — Он хотел было чмокнуть Северуса в щеку, но тот уже выпрямился. — Главное, вороненком не называй. Съешь пирожное, я старался. Никакой магии, один крем, малина и суфле. А варить кофе гораздо сложнее, чем зелья, между прочим. Северус присел на кровать в ногах у Тома. — Очень вкусное пирожное, — сказал тот с набитым ртом, — и кофе отличный. Смотри, Хук тебя разлюбит. — Ну, если ты решишь девятого мне отомстить, то заваривай чай. Второго убежавшего кофе на своей кухне Хук точно не потерпит. «Хорошо, что я успел подготовить подарок заранее, — подумал Том. — Когда теперь-то «на воле» окажемся». — Хорошо, чай, — кивнул он и мечтательно улыбнулся. — Надо придумать, что заказать Хуку на ужин. — Мы с Хуком думали про пасту с морепродуктами и пиццу, размером со стол. — Тогда уж и вино! В подвале у меня есть итальянское. Ты же выпьешь за мое здоровье? — Вино выпью. А какое вино годится к пасте? Честно говоря, я не разбираюсь в этом совсем. Том отправил поднос с опустевшими чашечкой и тарелкой на кухню, выбрался из-под одеяла и потянулся. — Ладно, гантели попозже, — сказал он. — Не после пирожного. Если паста с соусом на основе томатов, то их лучше сбалансировать белым сухим. Сливочные соусы тоже с белым идут. А тем более морепродукты — к ним только белое. — А сладкие вина не годятся, — сглотнул Снейп, глядя на его босые ноги, и помотал головой, — то есть я хотел спросить, а ты гантелями... а подари мне на день рождения гантели, а? Том прекрасно понимал, с чего вдруг возник такой вопрос: в сознании Северуса он оба раза видел, что тот недоволен своей фигурой и излишней худобой, хотя пропорции тела имел отличные. — Да ты можешь пользоваться моими старыми. Но если хочешь свой набор, то, конечно, подарю — надеюсь, я не слишком запоздаю с подарком на твой день рождения. Вообще давно хочу купить магловские гантели со сменными дисками, чтобы не хранить дома всю эту чугунную братию. — Том наклонился и вытащил из-под кровати пару. — Эти вот на тридцать три фунта — просто для зарядки. Для занятий атлетикой потяжелее. Но вообще одних гантелей мало, — с этими словами Том расстегнул пижаму и продемонстрировал свой пресс. — Если подаришь свой набор, — завороженно сказал Северус, — будет еще лучше. Ой, я забыл, я же обещал тесто... С этими словами он сорвался с места и почти выбежал из комнаты. Том только головой покачал. Встретились они уже за завтраком. Северус выглядел вполне бодрым и принялся расспрашивать, а за какое время можно слепить себе такое вот тело и почему в школе он ни разу не слышал об атлетике. — Как не слышал? — удивился Том. — Атлетический клуб существует очень давно. Но туда принимают только старшекурсников. Может, ты просто не обращал внимания, чем занимаются другие студенты в свободное время? — Ну, в целом, конечно, не обращал, — вынужден был согласиться Северус. — Я бы не пошел туда в любом случае, это ж раздеваться надо при всех. — Что уж, они, по-твоему, там голыми занимаются, как в Древней Греции? — удивился Том. — Нет, я, конечно, смогу тебе подобрать упражнения, ориентируясь на то, что видел в твоем сознании. — Подбери. Тебя я уж точно не стесняюсь, — сказал Северус и слегка покраснел. — Между прочим, ты-то и в детстве был такой... я видел, когда с директором занимался. — Ну и какой? Мелкий и сопливый, — фыркнул Том. — А тебе просто надо нарастить немного мышечной массы, ты сложен гармонично. Но слишком выдающаяся мускулатура тебе не пойдет. — Такую, как у тебя или у Маэна, надо, наверное, лет десять минимум наращивать? И ты был очень красивый мальчик. — Десять? Ну что ты! Просто нужно поддерживать форму постоянно. А рельеф мы тебе года за полтора сделаем. Надеюсь, ты просто недокормленный мезоморф. — Поскольку через пару дней ты снова посмотришь внутрь, — Северус постучал себя пальцем по виску, — и поймешь, что я не знаю, кого ты сейчас обругал, меня или школьных эльфов... кто я недокормленный? — Мезоморф — человек среднего телосложения, — пояснил Том. — Для эктоморфа у тебя недостаточно высокий рост. А что касается эльфов — они же только готовили, а не насильно в тебя еду впихивали. — Нормальный у меня рост, — шутливо надулся Снейп, — просто некоторые высокие очень. — Ну-ка, встань, — Том поднялся из-за стола. — Иди сюда, выпрямись и не сутулься. Ну, и где я очень высокий? Ты меня ниже всего на голову. И не факт, что еще не вытянешься. — Мне через полторы недели девятнадцать, вряд ли я еще вырасту. То-о-ом... ты сердиться не будешь? Я подарок... хотел сам купить, но не выйти, и я попросил Хука... и теперь я хочу, чтобы ты меня сразу убил, не дожидаясь вечера. Он в кабинете. — Господи, да что там? Том даже встревожился слегка. Но это явно не очередной микроскоп — за него бы точно убил. — Кабинет-то новый? — бросил он на ходу. — Новый! Том ворвался в переоборудованную библиотеку, увидел ЕГО и рассмеялся — новое кресло «Сибарит» стояло на месте его старого, которое скромно отодвинули в сторону. В сущности, «Сибарит» представлял из себя немного измененный честерфилд — с более высокой спинкой и широченными подлокотниками. — И чем тебе не угодило мое кресло, разбойник? — Том приподнял бровь. — А вот ты вечером сядешь в него... Ну, если честно, то мне понравилось сидеть на подлокотнике, но в старом кресле это было не совсем удобно. А если совсем честно, — сказал Северус под смех Тома, — то я просто попросил Хука купить удобное кресло, а выбирал он сам. Правда. Собственно, так любил сидеть Маэн, и Том опять начал путаться: только сегодня Северус выбегал как ошпаренный из его спальни — и вот он уже собирается сидеть на подлокотнике его кресла.***
Они решительно потеснили эльфа с кухни, сами готовили пасту, Том учил Северуса варить кофе, чтобы напиток не убегал, и наконец к пяти часам они поставили пиццу в печь, взяли бутылку десертного вина и пошли обживать новое кресло. Том уселся в него, как на трон. — М-да, хоть парадный портрет заказывай. В таком кресле даже шевелиться не хотелось, и бутылка сама наполнила бокалы. На этот раз работал Хук — Том подобным фокусом не владел. Снейп присел на подлокотник, как и хотел, и взял свой бокал. — С меня тост. Когда ты год назад впервые обнял меня, я почувствовал такую... даже не знаю, как назвать... эйфорию, вот. Это было ощущение сродни взрыву. — Сейчас не так? — Не так. Сейчас, когда ты меня обнимаешь, у меня ощущение, что я долго, очень долго шел под дождем и ветром и наконец пришел в теплый уютный дом. Мне в одном не повезло, Батти: человек, которого я люблю, категорически предпочитает женщин. И с этим ни я, ни ты ничего сделать не можем. Но во всем остальном я счастлив — я рядом, могу помогать, могу быть нужным. Мой тост — за то, чтобы я был тебе нужен всегда. Том в первую секунду растерялся и не знал, что на такое ответить. Он взял бокал в левую руку, а правой — Северуса за запястье. — В этом можешь не сомневаться, — сказал наконец Том. — Друг он на то и друг, чтобы быть нужным. Это с женой можно развестись, с любовницей или любовником разбежаться, если не срослось, а друг всегда рядом. Спасибо тебе за все, дорогой. — Это тебе спасибо. И... прости меня за прошлое лето. Давно хочу сказать. Я вел себя как идиот. А знаешь, ты первый раз назвал меня другом еще до того, как... нырнул в мою голову. — Мы оба вели себя не слишком разумно, — возразил Том. — Особенно я. «И не уверен, что не веду себя по-прежнему как махровый эгоист», — подумал он.***
Пятого числа аврор доставил в дом официальные бумаги — два постановления, одно для Тома, второе для Северуса. Их обоих уведомляли, что слушание состоится девятого января в десять утра. Северусу надлежало прибыть в Министерство самостоятельно к половине десятого, за Томом же предполагалось выслать конвой с порталом. — Подарочек тебе на день рождения, — проворчал Том. — Зато днем все уже завершится и сможем даже отпраздновать где-то не дома. Том только молча кивнул. Нет, в то, что его могут отправить в Азкабан, он не верил, но слишком хорошо представлял себе эти слушания: сам побывал на многих в качестве свидетеля. Все зависело от того, насколько в процесс вовлечен Министр. Тот, разумеется, будет присутствовать. А еще Том до сих пор не видел своего адвоката — его, разумеется, назначит суд. У магов адвокаты знакомились с материалами дела, опрашивали свидетелей, но виделись с обвиняемыми впервые в зале суда — римские обычаи жили и процветали до сих пор. В случае неудачного стечения обстоятельств следовало ожидать увольнения из аврората. Мало поводов для радости, что и говорить. На другой день с утра Северус принес в кабинет свежие газеты и выглядел почему-то бледным. Лицо, правда, ничего не выражало, а глаза скрывались за очками. — Что-то случилось? — встревожился Том. Северус помотал головой: — Нет, я просто устал, если честно. Вчера переработал с зельем одним. Может, мы пока отложим наши занятия до десятого? — Хорошо, как скажешь. И не надо нервничать так и загружать себя работой сверх меры, дорогой, — слегка упрекнул Том, но все же улыбнулся: — Разве не ты велишь мне верить в успех? — Я не нервничаю, правда. Просто некоторые зелья требуют предельной концентрации. К девятому как раз варю одно такое. И еще хочу «жидкое счастье» опять сварить. Думаю, директор навестит нас после слушаний? — В этом можно не сомневаться. И не только Альбус. А ты точно хочешь отпраздновать вне дома? — Решай ты. Если директор придет, то, наверное, лучше дома, ты прав. — Ну посмотрим. И если мы выберемся куда-нибудь, на нас тут же налетят журналисты — к чертям бы их, если честно. Правда, писаки слегка угомонились — исчерпали все сплетни. Но в день слушания, Том был уверен, он станет главной сенсацией вновь. Они провели этот день и еще два оставшихся тихо: работали — вместе и по отдельности, Том учил Северуса некоторым заклинаниям, которые тот не знал. Вечером они сидели в библиотеке: Том — в кресле, Северус — на любимом подлокотнике, беседовали. До чего все выглядело мирно и даже благостно, если бы не маячившее впереди девятое. У Тома оставался еще запас Феликса Фелициса, но он бы не рискнул его пить — обязательно спросят под сывороткой правды, не применял ли он чар, заклятий, амулетов или зелий, чтобы повлиять на решение суда. Девятого числа Том, как и собирался, принес утром Северусу чаю и поздравил с днем рождения, еще раз посетовав, что совсем не так он бы хотел его отпраздновать. Конечно, никакие новые гантели он купить не успел, поэтому презентовал свои собственные, решив, что это на время, а потом он, пожалуй, купит новые и Северусу, и себе. Те самые, со сменными дисками. Они позавтракали вместе, а потом настало время прощаться: Северус уходил из дома первым, выглядел спокойно и сосредоточено, оделся в черную новую мантию и прикрепил к ней фибулу в виде кобры. Он собирался сразу аппарировать на невидимую платформу перед входом в Министерство. Том крепко обнял Северуса на прощание и поцеловал в щеку. — Удачи нам. Северус крепко обнял его в ответ. В камин влетел воплиер. — Аппарация для мистера Северуса Тобиаса Снейпа разрешена! — гаркнуло письмо. Тот разжал руки и исчез. Том тоже собрался к этому времени и тоже не преминул навести лоск. Он сидел у камина и курил, когда дверь в дом открылась, повинуясь амулету Визенгамота, и в гостиную вошли двое в форменных мантиях. Одного Том знал, встречал не раз во время слушаний. — Доброе утро, джентльмены, — любезно улыбнулся он. — Доброе утро, Лэнгтон. Конвойный еле заметно кивнул. — Мистер Томас Марволо Реддл, нам приказано доставить вас в зал суда, — заговорил второй. — Вашу палочку! Том встал, вручил палочку Лэнгтону и протянул руки. Второй конвойный связал их невидимыми путами. Потом его подхватили под руки, и через портал все трое переместились в небольшое помещение рядом в залом суда. Портал Лэнгтон тут же дезактивировал и уничтожил. Второй конвойный снял путы. Том молчал, не пытаясь заговорить с конвойными. Он знал, что его доставили точно в срок, и вот сейчас раздастся сигнал, его введут в центр зала и усадят в особое кресло. Интересно: с путами или без? Прозвучал колокол, дверь отъехала в сторону. На сей раз конвойные просто держались слегка позади Тома. Он сам уверенно вошел в зал, поклонился присутствующим и сел в кресло. Путы остались недвижимы, Том сел, как ему удобно, положив ногу на ногу, опершись о подлокотники и переплетя пальцы, и принялся с интересом разглядывать мраморный пол. — Не кажется ли уважаемому суду, что, учитывая специфику обвинения, подсудимому следует завязать глаза? — заговорил обвинитель. — Не нужно, — услышал Том голос Альбуса, — под мою ответственность. — Господин Председатель, — снова вступил обвинитель, — не кажется ли вам также, что, учитывая то, что мистер Реддл — ваш ученик, вы могли бы уступить место Председателя, конечно, только на время этого конкретного слушания, кому-то менее... — Вы меня в предвзятости упрекаете, что ли, мистер Клонд? — перебил удивленно Дамблдор. — Здесь более половины зала — мои ученики. Вам следовало бы «учитывать», как вы выражаетесь, что я преподаю в школе уже полвека. С адвокатской стороны послышался молодой тенорок: — Думаю, высокий суд может решить этот вопрос путем голосования, уважаемый господин Председатель. А что касается того, чтобы завязывать моему подзащитному глаза, то мистер Клонд мог бы обратить внимание, что мистер Реддл еще ни на кого в зале не посмотрел, и даже на меня! С амфитеатра до Тома донеслись сдержанные смешки. Пока Дамблдор выносил на голосование два вопроса: о своих полномочиях — суд их подтвердил; о том, чтобы завязать глаза подсудимому — отклонено, Том все же глянул мельком на своего адвоката и быстро отвел глаза, чтобы случайно не задержать на нем взгляд. Это был совсем молодой маг, да еще и полугоблин, как профессор Флитвик. — Итак, на слушания вызваны подозреваемый Томас Марволо Реддл, а также свидетели: мистер Маэн Реддл, младший сын подозреваемого, мистер Айзек Карт, бывший соученик подозреваемого по школе, мистер Северус Тобиас Снейп, ассистент и личный помощник мистера Реддла, мистер Говард Шервуд, начальник аврората, мистер Рассел Ренделл Браун, начальник отдела убийств аврората, сержант Эрик Данбар, капитан Филипп Оллред, штатный легилимент аврората, мистер Оливер Стоун, протоколист. Вопросы? — Почему не пригласили бывшую жену? — раздался женский голос откуда-то сверху. — Она в данный момент находится в ожидании ребенка от второго мужа, обвинение считает, что волновать ее нет необходимости. «Почему вызвали Маэна, а не Киарана? — подумал Том. — И какую вообще информацию обвинение надеется получить от моего сына?» — У меня нет возражений по поводу списка свидетелей, — сказал адвокат. «Хоть бы Альбус к нему обратился, что ли. Как там его зовут-то по отцу? Какой-нибудь Зубодер или Жилокрут?» Дамблдор будто внял его мыслям и произнес своим скрипучим голосом: — Тогда переходим к делу, мистер Клонд, мистер Коклеа**. Приглашаем мистера Маэна Реддла. Том едва не рассмеялся, услышав такую фамилию, но после оглашения имени первого свидетеля ему пришлось уже приложить усилие, чтобы не хмуриться и не смотреть в сторону сына. — Мистер Реддл-младший, — раздался голос Дамблдора, — пройдите сюда. Готовы ли вы выпить сыворотку правды, чтобы убедить суд в ваших честных намерениях? — Готов, господин Председатель, — услышал Том спокойный голос сына. Он поднял на мгновение взгляд и посмотрел Маэну в спину. Тот как раз пил зелье. Потом его усадили в кресло для свидетелей. — Ваше полное имя, — начал обвинитель. — Маэн Фаррел Реддл. — Вы являетесь младшим сыном обвиняемого Томаса Марволо Реддла? — Да. — Полагаю, вы очень рано столкнулись с даром отца? — С самого раннего детства, мистер Клонд. Отец учил нас троих окклюменции. — Каким же образом он мог научить вас окклюменции? Разве вы могли бы тренироваться вместе с ним? — Ну, когда я родился, мой старший брат уже немного подрос, к тому же нас с сестрой двое, мы двойняшки. Спарринговали мы друг с другом. Отец объяснял нам, что мы должны делать и зачем. С возрастом мой брат достиг больших успехов. — А вы с сестрой? — Мы — меньше. — Ваш отец гордится вашим братом больше, чем вами и вашей сестрой? — Наверное, — спокойно ответил Маэн. — Киаран ведь первенец. Все мысли Тома были направлены исключительно в сторону обвинителя, и вряд ли тот хоть раз слышал в жизни такие выражения. — Вас это не задевало? — продолжал наседать обвинитель. — Нет, — казалось, Маэна удивил вопрос. — Ведь любит отец нас всех одинаково. — А ваша мать? — Она тоже нас любит. — Я не об этом спрашиваю, — голос обвинителя звучал уже раздраженно. — Она ведь ушла от вашего отца? — Они развелись, да. — Во-о-от... — голос опять стал вкрадчивым. — Почему? — У нас в семье не принято детям обсуждать личную жизнь родителей, я никогда не спрашивал. — Разве не потому, мистер Реддл, что она хотела простого женского счастья, а не прятать все время глаза от собственного мужа? — Я не спрашивал, — повторил Маэн. — Но точно знаю, что разводятся даже маглы, которые не владеют ни легилименцией, ни чем другим, конечно же. — Отец применял к вам когда-нибудь легилименцию? — Нет. Однажды, когда нам с сестрой было около трех лет, мы ушли гулять и потеряли друг друга в лесу. Я пришел домой, а сестра нет, и отец попросил Киарана посмотреть, чтобы найти ее. Сам он не пробовал. — То есть он полагал, что это опасно для вас? — Думаю, что не так опасно, как неприятно. Ну, больно или страшно. — Он ни в коем случае не хотел применять свой дар к своим детям? — Да, сэр, — вынужден был согласиться Маэн. — У меня больше нет вопросов, господин Председатель, — сказал обвинитель. — Мистер Коклеа, у вас есть вопросы к свидетелю? — спросил Дамблдор. — Разумеется, сэр. Скажите, мистер Реддл, вы полагаете, что полное проникновение в чужое сознание со стороны вашего отца вызывает у человека страх или боль — откуда вам это известно? — Со слов отца. — А что происходит при случайном зрительном контакте с ним? — Да ничего такого — ну, видишь пару картин в голове, обычно это то, о чем ты думаешь вот прямо сейчас, или то, что тебя особо волнует, при этом слегка мутит, как после часа езды на карусели, и ты сразу отводишь взгляд, и отец тоже отводит взгляд. — И часто такое случалось с вами? — Очень редко — обычно это мы косячили, отец всегда следил за собой. — То есть он никогда не пытался такими случайными взглядами, например, выведать ваши детские секреты? — спросил адвокат. — Да вы что! — рассмеялся Маэн. — Он до сих пор не знает, что я в детстве как-то бросал камни в магические круги сидов, а мать меня поймала за этим занятием и выдрала ремнем совершенно по-магловски. По рядам пробежали смешки. Том резко вскинул голову и уставился в спину Маэна. Он и правда впервые слышал и о камнях, и о порке. — Простите, господин Председатель, у нас слушание или вечер лирических семейных воспоминаний? — раздался мужской голос слева. — Полагаю, и обвинитель, и адвокат имеют право задавать те вопросы, которые сочтут необходимыми, — спокойно ответил Дамблдор. — Видимо, господин обвинитель хочет выставить мистера Реддла домашним тираном, — произнесла, судя по голосу, молодая ведьма. — Но что-то у него плохо получается. Мне бы такого деликатного мужа! Смех стал громче. — Порядок, порядок в зале суда! — застучал молотком секретарь. Следующим пригласили Айзека Карта, когда-то учившегося на Гриффиндоре в том же потоке, что и Том. После обязательного ритуала питья сыворотки правды (никто, разумеется, не собирался отказываться), обвинитель вцепился в него словно клещами, пытаясь выведать, «правда ли мистера Реддла в школе прозвали «плаксой Томми», правда ли, что дети не хотели с ним дружить» и все в таком духе. Том не слишком хорошо помнил Айзека, он, действительно, не очень сближался с детьми, да еще с иных факультетов, предпочитая на старших курсах дружить с преподавателями, а в совсем юные годы ему вполне хватало общества Альбуса. Мистер Карт на удивление тепло отзывался о нем, хотя прозвище и подтвердил, но уточнил, что именно он когда-то его и придумал, но долго оно не продержалось, а Томас всегда вел себя очень осторожно, предупреждал всех, что смотреть ему в глаза нельзя... — Почему же вы и другие ученики его боялись? — спросил обвинитель. — Не боялись, мы просто опасались... — Чего, если он никогда не смотрел никому в глаза? — Я не говорю, что никогда. На первом курсе как раз и было несколько случаев, но тогда мы сами к нему приставали и заставляли посмотреть... это быстро прекратилось, потому что нам становилось плохо. И ему тоже. — Что вы имеете в виду под словом «плохо»? Кружилась голова? — Ну, не только. Было очень страшно, словно ты не можешь дышать и чувствуешь, что сейчас произойдет что-то ужасное. Словно тебя мучают, и этому нет и не будет конца. — А сам мистер Реддл? Он расспрашивал вас о том, что вы чувствовали? — Сразу нет, сэр, он плакал навзрыд, когда все заканчивалось, потому мы так его и прозвали. Мне совестно, что я придумал это прозвище, сейчас-то я понимаю: он плакал оттого, что не хотел причинять никому боль, но дети порой глупы и даже жестоки... Потом, когда стали старше, мы рассказывали ему, что чувствовали тогда, на первом курсе. Наступила очередь адвоката, и он зашел с другого конца, принялся спрашивать, а чем еще был известен Том в школе, только ли своим крайне неудобным в общении даром? Тут Карт принялся разливаться соловьем, и вряд ли бы его кто-то мог обвинить в пристрастности, ведь он только что выпил сыворотку правды. Он рассказал, каким уважаемым учеником был Том, какие замечательные успехи демонстрировал, никогда не отказывался помочь не только слизеринцам, но и студентам с других факультетов, и как он, Карт, горд, что когда-то учился вместе с ним. От кресла, где сидел Том, обвинителя хорошо было видно в профиль: того аж перекосило от подобных показаний. А Том дал себе слово, если все закончится благополучно, найти Айзека и уверить, что никаких обид не держит. Настал черед Северуса: он выпил обязательную сыворотку и, занимая место свидетеля, единственный пока обернулся и кивнул Тому. Тот не успел отвести взгляд, чертыхнулся было про себя, но внезапно понял: за несколько мгновений ничего не произошло — сказались занятия окклюменцией у Альбуса. Дома Северус еще ни разу не пытался закрывать сознание. Что ж, так даже лучше. Том вдруг почувствовал себя уверенно. — Мистер Северус Тобиас Снейп, вы являетесь ассистентом мистера Реддла? — начал допрос Клонд. — Ассистентом и личным помощником, — кивнул Северус, и по амфитеатру прокатился шепоток, в основном женский. Том ухмыльнулся про себя. Он-то уже привык к голосу Северуса и почти не думал, какое впечатление его тембр производит на тех, кто слышит его впервые. — Как давно вы служите у мистера Реддла? — Два месяца, господин обвинитель. — А как давно вы знакомы с ним? — Если лично, то полтора года. — Вы живете в его доме? — Да, сэр. — Почему вы живете в его доме? Разве у вас нет возможности снять жилье? — Есть — я прилично зарабатываю изготовлением зелий. Но когда работаешь вместе, жить тоже удобнее вместе. Кроме того, есть один нюанс... Северус выдержал театральную паузу. — Какой же? — оживился Клонд. — Эльф мистера Реддла очень вкусно готовит. А я люблю вкусно поесть. По залу прокатился откровенный, ничем не сдерживаемый смех. Секретарю вновь пришлось призвать присутствующих к порядку. — Правда ли, — голос обвинителя звучал несколько напряженно, — что вы хороший зельевар? — Правда. Я очень хороший зельевар. — И вы можете сварить абсолютно любое зелье? — Если я знаю полный рецепт, то могу сварить любое зелье. — Правда ли, что существует зелье, которое позволяет свести на нет действие сыворотки правды? — Я слышал о таком, — спокойно ответил Снейп. В зале снова зашумели. — Вы могли бы его изготовить? — Теоретически наверняка мог бы, но никогда не пробовал. И, упреждая ваш вопрос, скажу, что никогда не держал в руках такое зелье, не принимал и никому не давал. — Каковы ваши отношения с обвиняемым? — Я осмелюсь назвать их дружескими. — Правда ли, что ваш отец на днях скончался, но вы не поехали его хоронить и предпочли остаться в доме вашего возлюбленного? — Мои личные дела не являются предметом данного разбирательства, — отрезал Снейп, и Том мысленно охнул. — Вы обязаны отвечать на мои вопросы! — взвился обвинитель. — Задайте их как-то иначе, — раздался голос Альбуса. — Вы говорили вашему другу мистеру Реддлу о том, что ваш отец скончался шестого января? — Я ему не говорил. — Вы влюблены в вашего друга мистера Реддла? — Нет, сэр, хотя я повторяю еще раз, что вас это никоим образом не касается. Том нахмурился. Разумеется, это было вызвано вовсе не последним ответом, хотя он и не мог сообразить, в чем тут фокус. Его больше волновало то, что Северус скрыл от него факт смерти отца. Вот, значит, почему он просил отложить их занятия на более позднее время. — Что вы знаете про способность мистера Реддла к стихийной легилименции? — Всё, — просто ответил Снейп. — Он применял к вам легилименцию? — Только за последние две недели — трижды, сэр. — И по какой же причине это произошло? — Это наша работа, мы ставим эксперименты. — Какие именно? — Простите, господин обвинитель, это научные эксперименты, и я не могу о них говорить публично. Это все равно как если бы велели мне огласить рецепт моего зелья для похудения. Много я заработаю на нем, если озвучу рецепт? — А вы умеете варить действительно похудательное зелье? — раздался с трибун голос, кажется, все той же молодой ведьмы. — Умею, мадам. Но озвучивать рецепт не буду. — И как вы можете описать свои ощущения от легилименции в исполнении мистера Реддла? — спросил обвинитель. — Никакой физической боли я не чувствовал, но переживания крайне сильные. По факту все происходит очень быстро, но ощущения времени теряются, и кажется, что процесс все длится и длится. — Вы видели какие-нибудь картины из вашей жизни во время… назовем это сеансом? — Нет. — Не видели? — Нет, я уже сказал. — Как такое может быть? — спросил один из магов. — Подвергаемый легилименции всегда видит то же, что и легилимент. — Вероятно, именно поэтому дар мистера Реддла и уникален, — ответил Северус на вопрос с рядов. — Я закончил, господин Председатель, — сказал обвинитель. — У вас есть вопросы к свидетелю, мистер Коклеа? — спросил Дамблдор. — Да. Мистер Снейп, вы доверяете мистеру Реддлу? — Как самому себе, сэр, — ответил Северус. — Считаете ли вы, что применение легилименции к вам опасно? — Нет, ничуть не опасно, я не связан никакими обетами. — У меня больше нет вопросов, — сказал адвокат. Зачем было вызывать на допрос Сириуса Блэка, Том толком не понимал. Он с парнем был почти незнаком, но с первых же вопросов стало ясно — обвинение посчитало, прочитав «Придиру», что Блэк даст какие-то негативные показания как минимум против Северуса. — Хорошо ли вы знакомы с мистером Реддлом? — поинтересовался обвинитель для начала. — Нет, сэр, лично я не очень хорошо с ним знаком, видел его несколько раз. Надеюсь, что мне еще выпадет удача работать под его началом, ведь я учусь в Академии аврората. — Но вы хорошо знаете его помощника, мистера Снейпа? Вы учились с ним вместе в школе? — Господин обвинитель, а какое это имеет отношение к нашему разбирательству? — поинтересовался Альбус. Обвинитель слегка воспрял духом. — Господин Председатель, я считаю, что показания этого свидетеля очень важны, так как он прокомментирует нам то, что сказал мистер Снейп. При всем уважении, но ассистент, конечно, предвзято относится к ситуации со своим работодателем, раз уж он даже не счел возможным оставить его на пару дней одного ради похорон собственного отца. — Я все равно не понимаю, при чем тут мистер Блэк, но пусть. Суд разрешает вам его опросить, но показания дальнейших свидетелей должны быть по существу и касаться произошедшего инцидента. Сколько можно выслушивать, какой замечательный человек обвиняемый? — неожиданно ворчливым голосом сказал Дамблдор. — Именно этого я стараюсь избежать, — брякнул сбитый с толку обвинитель. В зале снова рассмеялись. — Мистер Блэк, итак, вы учились вместе с мистером Снейпом в школе? — Да, сэр. — Вы враждовали, как я слышал? — По-настоящему в школе никто не враждует, у нас очень строгий директор, он этого не допустил бы, — совершенно серьезным тоном ответил Блэк. — Но, говорят, мистер Снейп наводил на вас порчу? — Было за что, сэр. Я с приятелями его, что называется, достал. Честно говоря, я вел себя как полный идиот. Но на последнем курсе мы помирились с мистером Снейпом и нашли общий язык. Он даже помогал мне подготовиться к экзаменам. — Весьма благородно с его стороны. И чем же вы его так доводили? — Например, один раз я бросил ему в зелье сушеную лягушку. — Зачем? — изумился даже обвинитель. — Хотел испортить зелье. — Но это ведь совершенно невинная шутка? — осторожно уточнил обвинитель. Он явно уже не понимал, чего ждать. Тома и самого начал разбирать смех. Сириус между тем отвечал с абсолютной серьезностью: — Я тоже так считаю, сэр. Окажись лягушка живой, результат вышел бы намного хуже. Особенно для самой лягушки. Но эта шутка и правда была самая невинная. Другие — куда хуже. — Как вы считаете, почему мистер Реддл взял к себе на службу именно мистера Снейпа? — решил обвинитель зайти с другой стороны. — Не потому ли, что тот владеет некими знаниями в области темной магии? — Снейп — очень сильный волшебник, он окончил школу лучшим учеником, у него есть патенты на авторские зелья и даже на новое заклинание, но, конечно, ничего темного. Его же полгода аврорат проверял. — Вы не ответили на мой вопрос! — Ответил, сэр, — обиженно возразил Сириус, — кого же брать в ассистенты, как не самого сильного молодого мага? — При предварительном разговоре вы сказали, что сами не отказались бы стать ассистентом мистера Реддла. — Еще бы. Думаю, что многие юноши не отказались бы от такой чести, а уж больше половины женского населения магической Британии вообще пищало бы от восторга. Он же секс-символ. На трибунах уже откровенно смеялись в голос, адвокат тоже издавал какие-то странно хрюкающие звуки. — И вы бы позволили применять к себе легилименцию, как мистер Снейп? — возвысил голос обвинитель, чтобы перекричать шум. — Не побоялись бы? Вот это он спросил зря. Даже со спины было понятно, что Блэк оскорблен таким вопросом. — Не побоялся бы, — надменно отрезал он. — И если это будет нужно мистеру Реддлу, я готов. Обвинитель махнул рукой и выразительно посмотрел на адвоката. — Мистер Блэк, — вступил тот, — только что мистер Снейп сказал нам, что они с мистером Реддлом в научных целях занимаются легилименцией. Как вы думаете, это безопасно? — Уверен, что мистер Реддл не стал бы подвергать мистера Снейпа опасности. И никого не стал бы. Все в Академии знают, какой щепетильный человек мистер Реддл. — У кого-то еще есть вопросы к этому свидетелю? — спросил Дамблдор. — Нет? Спасибо, мистер Блэк. Господин обвинитель, суд так и не понял, почему было так важно заслушать этого свидетеля, но мы приняли к сведению его показания. Вызывайте следующего и не забывайте о том, о чем суд попросил вас. Том уже успел почти успокоиться — зал был явно расположен к нему, благодаря неумело выстроенному обвинению. Его больше волновало несчастье, случившееся в семье Северуса. Он примерно мог себе представить, почему тот скрыл смерть отца, хотя сам факт слегка напрягал. Да и с чего папаша умер? Здоровье наконец подвело или перепил и как-то свернул себе шею? — Вызывается Эрик Данбар, — объявил Дамблдор. Вот кто выглядел растерянно, так это молодой аврор. Правда, он выпил сыворотку правды сразу и без всякой паузы, поморщился и обвел взглядом зал. — Мистер Данбар, как давно вы служите в аврорате? — начал обвинитель. — Шесть лет, сэр. — То есть вы сразу поступили под начало мистера Реддла? — Да, сэр. — Вы довольны своим начальником, мистер Данбар? — Абсолютно, — ответил аврор с ясно читаемой интонацией «ты что, идиот, такое спрашивать?» — Полагаю, господин обвинитель, что мы тут обсуждаем конкретный эпизод, а не качества руководителя, которыми обладает или не обладает мистер Реддл, — вмешался Дамблдор. — Полагаю, господин председатель, я вправе выяснить, как именно относится свидетель к обвиняемому, — с неожиданной решимостью возразил мистер Клонд. — Что ж, ваше замечание принято. Продолжайте. — Мистер Данбар, что случилось двадцать восьмого декабря? Нас интересуют любые подробности. — Я заступил на дежурство в семь утра, командовал расчетом из четырех рядовых. Через час в отдел вошел мистер Реддл. Я доложил о происшествиях — к слову, день обещал быть спокойным. Мистер Реддл ушел к себе в кабинет, чтобы поработать над бумагами. — Откуда вы знаете? — Ну, когда я докладывал ему о происшествии, он как раз занимался ими. — Как мистер Реддл воспринял известие? — Он был встревожен, даже вскочил на ноги. Его больше волновало состояние мистера Брауна. Когда мистер Реддл услышал, что мистер Браун жив, он немного успокоился. Спросил, что именно произошло в соседнем отделе. Я доложил ему о том, что знал. Мистер Реддл удивился, что преступник действовал именно таким образом. — Что именно сказал ваш начальник? — Он сказал что-то вроде «странно, почему не Непростительное?». — А вам его замечание, в свою очередь, странным не показалось? — Нет! — в голосе Данбара вторично промелькнула все та же интонация. — Само собой, раз уж ты преступник и приходишь в Министерство совершить покушение на важного чина из аврората, как-то глупо махать ножом, когда у тебя палочка при себе. — Хорошо, допустим. Что случилось потом? — Ну, мистер Реддл уточнил, кому именно сообщили о случившемся, велел нам оставаться на местах и вышел в коридор, вернулся минут через десять и ушел к себе. Потом еще через сорок минут его вызвали к мистеру Шервуду. Вернулся в отдел он примерно через полчаса, может, чуть больше. В очень плохом состоянии. — В каком смысле плохом? — Физически плохом, я бы сказал. Его даже пошатывало. Он попросил создать ему портал до Косого переулка. Ну, я выполнил его просьбу. Мистер Реддл вызвал своего заместителя и переместился через портал домой, как я понимаю. Вот, собственно, и все. — Мистер Реддл как-то объяснил свое состояние? — спросил обвинитель. — Нет, он сказал, что мы и так все узнаем и что, скорее всего, меня будут опрашивать, — хмыкнул Данбар. — И да, это было вполне логичное предположение, учитывая, что на допросе случилось ЧП. — Вы это называете ЧП, мистер Данбар? — Разумеется. Вы, конечно, извините, сэр, но вряд ли вы имеете представление о специфике работы аврората… — Спасибо, мистер Данбар, — перебил его обвинитель. — У вас есть вопрос к свидетелю, мистер Коклеа? — уточнил Дамблдор. — Нет, господин председатель. Свидетель дал исчерпывающие показания, — ответил адвокат. — В таком случае вызывается мистер Рассел Ренделл Браун, — объявил Дамблдор. — Хотя я не совсем понимаю, какое отношение его показания могут иметь к делу. Обращаю внимание обвинителя и адвоката, что им стоит воздержаться от вопросов, касающихся покушения на мистера Брауна, так как по этому делу ведется расследование. По рядам кресел пробежал шепоток. В зал вошел Браун, посмотрел на Тома и кивнул. Он спокойно занял место свидетеля, выпил сыворотку правды и приготовился отвечать на вопросы. — Как ваше самочувствие, мистер Браун? — спросил обвинитель. — Спасибо, я более чем здоров, как видите. — Что вы можете рассказать об утре двадцать восьмого декабря? ДО покушения. — Да ничего особенного. Я прибыл в Министерство, подошел к лифтам, увидел мистера Реддла, решил проехаться в лифте с ним. Мы немного поболтали… — О чем? — Да так, ничего особенного. Дежурства на праздники, выяснили, что нам даже повезло с датой. Мистер Реддл спросил меня, как продвигаются расследования в моем отделе… — И часто вы обсуждаете работу отделов друг друга? — Ну, если вы о том, что или я, или он выдаем какие-то важные сведения, то нет. Я рассказал об уже законченных делах, не имевших никакого особенного резонанса. Мистер Реддл обычно отвечает только на вопросы касательно тех расследований своего отдела, которые уже завершены и о которых писали в газетах. Нередко деятельность наших отделов пересекается, мы порой ведем совместные дела, иногда один отдел начинает расследование, а потом выясняется, что тут чужая компетенция. — Вы упоминали об убийстве сквиба в Чизике, мистер Браун? — Да, тем более что в газетах разместили объявление о поиске свидетелей. Я сказал, что как раз жду предполагаемого. Мистер Реддл мне слегка позавидовал, — судя по голосу, Браун улыбался. — Знал бы я, во что все выльется, сам бы позавидовал коллеге, что ему предстоит долгое скучное дежурство. — Свидетель ваш, мистер Коклеа, — сказал обвинитель. — Скажите, мистер Браун, — начал адвокат, — а вам обязательно было в этот день ехать в лифте с мистером Реддлом? — Нет, — Браун слегка растерялся, — просто мне хотелось проехаться в приятной компании. — То есть компания мистера Реддла для вас приятная? — Да, более чем. — Вы ведь знаете мистера Реддла еще по школе, верно? — спросил Коклеа. — Да, сэр, я учился тремя курсами старше на Равенкло. — Что вы помните о школьных годах мистера Реддла? — Да, честно говоря, не так уж много. На первом курсе учеба ему давалась нелегко — про это почти вся школа знала. Понимаете, мой факультет обычно мало интересуется тем, что творится у других, к тому же мы обычно занимается парно с Хаффлпаффом, а мистер Реддл учился на Слизерине. Да, до меня доходили слухи о его необычайных способностях легилимента, ну и что? Я мог ему только посочувствовать. — Почему? — Потому что, на мой взгляд, любые подобные способности, выходящие за рамки обычных, доставляют человеку только головную боль. — В смысле? — переспросил Коклеа. — Ну, это магловское выражение, то есть от таких способностей одни неприятности. — Вы маглорожденный, мистер Браун? — внезапно вмешался Клонд. — Да, — кивнул тот. — А это имеет какое-то значение, коллега? — вскинулся адвокат. — Полагаю, в этом зале как минимум четверть — маглорожденные. — Это говорит о том, что у двух начальников ведущих отделов аврората очень много общего. — Хвала Мерлину, — отозвался мэтр Коклеа, и в рядах снова засмеялись. Обвинитель удрученно замолчал. — Вы считаете, что магловское происхождение — это очень много общего? — подал голос Браун. — Полно, сэр, — перебил его адвокат, — это не имеет отношения к делу. Господин председатель, у меня больше нет вопросов к свидетелю. Том начал уставать, и ему уже надоело изучать линии на мраморном полу, к тому же ужасно хотелось курить. Собственно, оставалось всего три свидетеля, но Том прекрасно знал, что расскажет протоколист, наиболее важными были показания Шервуда, однако когда в зал вошел Филипп Оллред, Том постарался слушать внимательно — он-то не в состоянии был оценить, насколько непробиваемым оказался для коллеги барьер в сознании покойного Коупленда, он просто в тот злосчастный день барьер разнес. — Мистер Оллред, вы штатный легилимент аврората? — начал допрос обвинитель. — Да, сэр. — Вы достаточно квалифицированный специалист? — Да… сэр. Пауза была такой красноречивой, что кто-то в зале даже позволил себе фыркнуть. Том мог понять недовольство Оллреда — тот был отличным специалистом. — Вы допрашивали двадцать восьмого декабря арестованного Оливера Коупленда? — Уточнение, сэр: я не допрашивал его, это не входит в мою компетенцию. Поскольку арестованный не желал давать показания, а сыворотка правды, видимо, блокировалась антидотом, вызвали меня. — Уточнение принято. И что же произошло при попытке применить легилименцию к Коупленду? — Я наткнулся на блок, сэр. — Поясните суду, что вы имеете в виду. — Блок — это некий набор ложных воспоминаний, которые применяются при окклюменции. Видите ли, обычно при применении легилименции образы в голове вашего визави двигаются хаотично. Задача такого специалиста, как я, вычленить среди них те, которые имеют отношение к делу. Разумеется, обвиняемые не могут не думать о чем-то не по существу дела. Если вдруг на поверхности оказываются какие-то однозначно посторонние образы, логично предположить, что перед вами окклюмент. — Или человек невиновен? — уточнил Клонд. — Не совсем так, сэр. Невиновный транслирует образы, которые доказывают его невиновность. Даже если он пребывает в смятении и страхе, что случается сплошь и рядом, особенно когда нет алиби, в глубине души, выражаясь образно, человек уверен в своей невиновности, и легилименция может это выявить. Говоря примитивно, человек все равно будет думать о том, что он невиновен, он не будет думать, скажем, о последнем матче по квиддичу. Я понятно объясняю? — Вполне, — ответил обвинитель. — И вы, следовательно, увидели в сознании Коупленда что-то, не имеющее отношения к делу? — Да там вообще ничего не имело отношения к делу, кроме сцены покушения. Все остальное выглядело явным блоком. Причем не сознательно выставленным, а внедренным извне. — То есть? — Ну, вот вы, допустим, окклюмент. Вам надо создать щит в сознании, вы все равно будете защищаться всякими пустяками, бытовухой, грубо говоря. Вроде того, как вы проснулись, что ели на завтрак, какими-то нейтрально-приятными воспоминаниями, и ваша задача навалить всего этого побольше. Чем обширнее этот барьер, тем сложнее легилименту пробиться через него. И тут уж кто кого, как говорится. Легилименция, как и окклюменция, требуют большого приложения внутренних сил. Я «таранил» сознание Коупленда снова и снова, а он даже не вспотел. Словом, я имел дело с наведенным блоком. — И что же вы видели в сознании арестованного? — поинтересовался обвинитель. — Я недаром упомянул квиддич, сэр. Мне транслировали последний матч в Сассексе. От начала до конца. Причем с каждым новым заходом я начинал его смотреть с первой минуты. — А такое вообще возможно? Ну, такое воздействие? — Теоретически да, сэр. — Почему теоретически? — Потому что это темные искусства. Сам я такое проделать не могу, но я примерно представляю, какого рода магия применяется. Думаю, как и любой аврор. «Занятно, — подумал Том, — кто-то из тех, кто поработал с Коуплендом, большой любитель квиддича? Или болеет за конкретную команду?» Тот матч в Сассексе, о котором говорил Оллред, проходил двадцать второго декабря, играли две команды, не входящие в высшую лигу. — И вы не могли справиться с блоком в сознании арестованного? — спросил обвинитель. — У меня не было возможности проверить, сэр, — ответил Оллред. — Мне требовалась пауза для отдыха. — У меня больше нет вопросов к свидетелю, — неожиданно заявил Клонд. — Интересно, почему? — раздался язвительный голосок адвоката. — Зато у меня есть вопросы. Скажите, мистер Оллред, когда вы уходили из допросной, вы как-то обозначили мистеру Шервуду свои намерения? — В каком смысле, сэр? — Ну, вы сказали ему что-то вроде «я устал, мне нужен отдых, потом я продолжу»? Или «я ничего не могу тут поделать»? — Я сказал, что не могу справиться с блоком. Пока. — Пока? То есть вы уверены, что это слово прозвучало, мистер Оллред? — вкрадчиво спросил Коклеа. — Да, я точно сказал «пока», — несколько ворчливо ответил аврор. — Что вы подумали или почувствовали, когда узнали, что мистер Шервуд решил поручить мистеру Реддлу применение к арестованному легилименции и что закончилось все так трагично? — Во-первых, мне была непонятна такая спешка, сэр. Во-вторых, я почувствовал досаду, что мне не дали возможности довести дело до конца… — Погодите. Арестованный умер под действием Непреложного обета. Вы хотите сказать, что смогли бы как-то увидеть или ощутить его наличие? — Если бы я пробил барьер и подобрался слишком близко к нужным воспоминаниям, у арестованного бы сработал элементарный инстинкт самосохранения. В конце концов, разбитый блок уже не восстановился бы. Предположив Непреложный обет, можно морально надавить на арестованного: обет обычно больше чем по трем пунктам не заключается, есть шансы получить какие-то косвенные сведения. — То есть, почувствовав, что арестованный испытывает панический страх, вы бы остановились? — уточнил адвокат. — Да, разумеется. — А почему, как вы считаете, не остановился мистер Реддл? — Лично я никогда не сталкивался с легилименцией в исполнении мистера Реддла. Я пришел в аврорат на десять лет позже него, до меня доходили слухи о каких-то экспериментах, которые проводил тогдашний главный аврор, и что он счел нецелесообразным привлекать мистера Реддла для работы в качестве штатного легилимента. Да, про него всякое говорят, лично меня он пару раз задевал по касательной, но именно задевал. Мы оба быстро прекращали зрительный контакт. Что реально происходит, когда мистер Реддл сознательно применяет легилименцию, я не знаю. А пересказывать с чужих слов не считаю правильным, к тому же эти показания не имеют силы. — Спасибо, мистер Оллред, у меня больше нет вопросов, — сказал адвокат. Мистер Оливер Стоун, протоколист, пожилой маг, занимавший свою должность не первое десятилетие и знававший не одного начальника аврората, вошел в зал семенящей походкой, выпил предложенное зелье и взглянул поверх очков на обвинителя. — Мистер Стоун, вы были свидетелем инцидента, произошедшего в комнате для допросов? — спросил тот. — Да, сэр. Это было ужасное зрелище, — ответил протоколист со странным удовольствием в голосе. — И что же вы видели? — Мистер Реддл прошел через барьер и первым делом спросил у арестованного, как его зовут. Тот отвечал вызывающе. Мистер Реддл предупредил Коупленда, что вынужден будет применить к нему легилименцию. Арестованный только рассмеялся в ответ, что неудивительно, ведь он выдержал допрос мистера Оллреда. Мистер Реддл потребовал, чтобы арестованный посмотрел ему в глаза, тот зажмурился, мистер Реддл применил заклинание «Оculos aperire». Как только зрительный контакт был установлен, ноги арестованного стали дергаться, а руками он вцепился в ручки кресла. — Сколько времени длился контакт? — Минуты три, не больше, — Стоуну явно нравилось давать показания, он чувствовал себя в центре всеобщего внимания. — Вскоре арестованный стал проявлять признаки страха, пытался прервать зрительный контакт, но, видимо, не мог этого сделать. Отвернуться он тоже не мог, потому что мистер Реддл держал его голову в ладонях. Арестованный стал хрипеть. Я точно слышал, как он попросил: «Не надо!» Мистер Реддл продолжал смотреть. Мистер Шервуд позвал мистера Реддла, но тот не отреагировал, хотя голос мистера Шервуда был усилен «Sonorus». Внезапно тело арестованного свела судорога, и тут мистер Реддл резко отпрянул от него. Коупленд бился в кресле, это выглядело как припадок. И, кажется, он прокусил себе язык. Мистер Реддл попытался применить оживляющее заклинание, но тщетно. Коупленд умер. Присутствующие принялись переговариваться, Дамблдор забрал у секретаря молоток и выразительно постучал им, призывая к порядку. — Что случилось дальше? — спросил обвинитель. — Ну, мистер Шервуд вбежал к ним за барьер. Мистер Реддл сказал, что Коупленд, видимо, был под Непреложным обетом, но, однако, кое-что удалось увидеть. Что конкретно — я сказать не могу, тайна следствия. — Конечно-конечно, — поспешно произнес обвинитель. — Как вел себя мистер Реддл? — Мне показалось, что он был в ярости. Такой, знаете ли, холодной. Он даже попытался посмотреть мистеру Шервуду в глаза. Наступал на него, обвиняя. — В чем же? — В том, что мистер Шервуд должен был предвидеть, чем все закончится. По словам мистера Реддла, он не смог бы прекратить, если можно так выразиться, «сеанс» легилименции. — Вы полагаете, мистер Реддл имел право говорить такое? — вкрадчивым голосом поинтересовался обвинитель. — Не знаю, сэр, это вне моей компетенции. — Свидетель ваш, — мрачно бросил Клонд. — Скажите, мистер Стоун, но ведь мистер Шервуд наверняка обсудил с мистером Реддлом какие-то детали допроса? Все-таки обвиняемый не обычный легилимент. — Не знаю, сэр, возможно, и обсудил, — Стоун пожал плечами. — Разве вы не присутствовали при их беседе? — Нет, мистер Шервуд попросил меня выйти, я вновь появился в допросной сразу перед тем, как мистер Реддл зашел за барьер. В зале послышались отдельные возмущенные возгласы. Дамблдор на этот раз не брал в руки молоток. — То есть я правильно вас понял, — уточнил адвокат, — мистер Шервуд пригласил мистера Реддла, а вас попросил покинуть допросную, а когда вы вернулись, мистер Реддл как раз входил к арестованному? — Не совсем. Сначала пригласили меня, а потом мистер Шервуд велел мистеру Реддлу зайти за барьер. — Хорошо, мистер Стоун. Вы описали состояние мистера Реддла после смерти арестованного — насколько вы его понимали. А как себя чувствовал мистер Шервуд, на ваш взгляд? — Он был растерян, мне кажется, — ответил Стоун после небольшой паузы. — Посоветовал мистеру Реддлу отправиться домой и отдохнуть. — А на то имелись причины? — Наверное. Мистер Реддл явно нервничал. Возможно, он был бледен — я не мог разглядеть его лица, он стоял к барьеру почти спиной. — Откуда же вы знаете, что мистер Реддл пытался посмотреть в глаза мистеру Шервуду? — Тот стал отворачиваться, а потом прямо запретил смотреть в глаза. — Хорошо, мистер Стоун, — сказал адвокат, — у меня больше нет вопросов. Наконец настал черед Шервуда. Том невольно выпрямился в кресле, буравя взглядом затылок начальства. Шервуд выпил сыворотку правды и приготовился давать показания. — Итак, сэр, почему вы пригласили мистера Реддла для допроса арестованного? — начал обвинитель. — Потому что я слышал, что он очень сильный легилимент, — нарочито небрежным тоном ответил Шервуд. — Мистер Оллред явно устал, а пока он собирался с силами, арестованный тоже отдохнул бы, и допрос мог длиться бесконечно. — И что ответил на вашу просьбу мистер Реддл? — Он гарантировал, что защиту пробить сможет, но сомневался, что сможет узнать что-то конкретное за один раз. Я сказал, что это неважно — пусть смотрит, сколько потребуется. — Вы могли предположить, что арестованный находится под Непреложным обетом? — Предположить можно что угодно. Но я могу утверждать, что эта мысль не пришла мне в голову. — Коупленд пытался как-то остановить мистера Реддла? — Пытался, но это не удивительно. Многие пытаются остановить легилимента. Мало кому нравится, когда ему принудительно лезут в голову. — Я имею в виду, просил ли он прекратить, почувствовав опасность для своей жизни? — спросил Клонд. — Протестую, господин председатель, — вмешался адвокат, — обвинитель пытается подсказать свидетелю нужный ответ. — Я не нуждаюсь в подсказках, господин адвокат, — усмехнулся начальник аврората, — ни от какой стороны процесса. Я не могу гарантировать, что именно чувствовал Коупленд. Он просил не применять к нему легилименцию, но слов «у меня Непреложный обет и это меня убьет» не произносил. Я посчитал его абсолютно точно ненормальным. — Почему? — Он накинулся с ножом на мага, — пожал плечами Шервуд. — Нормальный так не поступит. — Тем не менее мистер Реддл как-то отреагировал на просьбу арестованного? — спросил Клонд. — Нет. — Как он сам объяснил это? — В тот момент никак. — В смысле «в тот момент»? — Уже после смерти Коупленда мистер Реддл сказал, что не может останавливаться, — с явной неохотой ответил аврор. — Вы полагаете, это соответствует действительности, сэр? — Я не эксперт. — Вы же начальник аврората! — раздался мужской голос с трибун. — Да. И поэтому привык основывать свое мнение не на сплетнях, а на фактах. — Если бы вы знали, к чему приведет легилименция в исполнении мистера Реддла, вы бы отдали приказ? — спросил Клонд. — Нет, конечно, мы же почти ничего не успели узнать из-за смерти этого типа. Мне сведения были нужны, а не... вот это вот все, — возмущенно ответил Шервуд. — Мистер Реддл предупреждал вас заранее, что не может останавливаться во время применения легилименции? — Меня — нет. — Свидетель ваш, мэтр Коклеа,— довольно произнес Клонд. — Очень хорошо, — раздался звонкий голосок адвоката. — Скажите, мистер Шервуд, разве, принимая такой важный пост, вы не ознакомились с личными делами хотя бы начальников отделов? — Ознакомился, сэр. Характеристики мистера Реддла в качестве аврора и начальника отдела меня полностью устроили. — Но разве вы не прочитали в личном деле мистера Реддла, что он участвовал в экспериментах по применению легилименции к осужденным на поцелуй дементора и отбывающим сроки в Азкабане? — Да, эти записи в личном деле есть. — Разве там не сказано, что тогдашний начальник аврората счел использование дара мистера Реддла нецелесообразным? — Сказано. Но это не значит, что я должен придерживаться мнения своего предшественника. — Почему вы велели мистеру Стоуну покинуть допросную и не присутствовать при вашем разговоре с мистером Реддлом? — Мистер Реддл — начальник отдела. Он мог отказаться участвовать в допросе в качестве простого легилимента. Я не хотел давить на него при подчиненных. — Так вы, получается, все-таки давили, сэр? — тут же ухватился за оговорку адвокат. — Да, — ответил Шервуд после некоторой паузы, — он отказывался, потом потребовал письменного распоряжения. Я надавил. — Каким образом он аргументировал необходимость письменного распоряжения? — Сказал, что не хочет стать потом козлом отпущения или что-то в этом роде. Я посчитал, что он набивает себе цену. — Это был единственный аргумент мистера Реддла? — Насколько я помню, — постарался как можно небрежнее ответить Шервуд. — Во всяком случае, он ничего не говорил мне в тот момент про то, что не сможет остановиться. Господин адвокат, я не буду скрывать, что слышал об этом ранее, не от него, но от других сотрудников, но — не верил в это, скажем так. Шум на трибунах начал опять нарастать. На сей раз Дамблдор призвал присутствующих к порядку. Том едва не улыбнулся, заметив, что директор стучит молотком с явным удовольствием. — Скажите, мистер Шервуд, — слегка понизил голос адвокат, — зачем вы инициировали слушание в Визенгамоте? Вы ведь могли ограничиться внутренним расследованием. — Дело получило огласку, — забормотал главный аврор. — Ко мне обратились журналисты. Я не счел возможным скрывать от общественности произошедшее. — И каким же образом смерть арестованного, к которому не применялось никакое незаконное воздействие при допросе, погибшего от невольного нарушения Непреложного обета, вообще касалась журналистов? Не говоря уже о том, каким образом эта информация вообще могла просочиться за стены аврората? — Я не знаю, — казалось, Шервуд только сейчас впервые озадачился этим и пребывал в недоумении. — Журналисты обратились ко мне с вопросами по поводу смерти подозреваемого прямо в аврорате. И я счел правильным не скрывать... не скрывать, — главный аврор побледнел и начал запинаться. — Что с вами, мистер Шервуд, вам нехорошо? — проскрипел Дамблдор. — Не знаю, господин Председатель... Прошу прощения. Дамблдор обернулся в сторону Министра. Тот слегка кивнул. — У вас есть еще вопросы, мистер Коклеа? — Нет, господин председатель. — В таком случае суд приступает к допросу подозреваемого, — объявил Дамблдор. Тому надлежало все так же сидеть в пресловутом кресле, поэтому сыворотку правды ему поднесли. Он залпом выпил воду с зельем и поставил стакан на поднос. — Как давно вы служите в аврорате, мистер Реддл? — начал защитник тихим голосом. — Тридцать два года, сэр, — ответил Том. — Из них начальником отдела?.. — Десять лет. — Вы с самого начала карьеры стремились работать именно в этом отделе? Не в отделе убийств, к примеру, или каком-то еще? — С самого начала, сэр. — Это ведь самый сложный отдел? — Полагаю, это самый важный отдел, — спокойно ответил Том, — потому что именно борьба с темными искусствами составляет смысловое ядро аврората. — Вы дружите с сотрудниками аврората? — Я поддерживаю с коллегами прежде всего профессиональные отношения. Но, конечно, я в курсе дел своих подчиненных и всегда готов помочь им. Что касается дружеских отношений, то мне вообще сложно вступать в такие с кем-либо. — Но ваши коллеги знают о вашей особенности и о том, что встречаться с вами взглядом нельзя? — Разумеется, — ответил Том, не совсем понимая, куда клонит адвокат. — Когда мистер Шервуд приказал вам допросить подозреваемого в нападении на вашего коллегу, вы отказывались? — Ну, я понимал, что это придется в итоге сделать. Но да, мне совершенно не хотелось применять к кому-то легилименцию в полной мере, тем более если человек будет совершенно точно мне сопротивляться. — Пожалуйста, — адвокат слегка поморщился, — просто отвечайте на мои вопросы, мистер Реддл. Итак, вы отказывались? — Нет. — Не отказывались? — Нет, но я хотел, чтобы мистер Шервуд отдал письменный приказ. — Мы поняли это со слов мистера Шервуда. Пожалуйста, мистер Реддл, — еще раз очень настойчиво повторил адвокат, — просто отвечайте на мои вопросы. Когда вы потребовали отдать вам письменный приказ, вы подразумевали, что допрос может закончиться смертью подозреваемого в нападении на вашего коллегу? — Смертью? Нет, конечно. Но я хорошо помнил, как один из заключенных Азкабана жаловался после эксперимента над ним, что уж лучше дементор, чем я. Я вовсе не хотел, чтобы Коупленд потом оказался в Мунго. — Вы опасались, что подозреваемый сойдет с ума и его невозможно будет после этого допросить? — уточнил адвокат ровным голосом. — Конечно. — У вас были уже случаи в карьере или просто в жизни, когда после сеанса легилименции с вами маг сходил с ума? — Нет, но я никогда не проводил ни с кем больше одного принудительного сеанса. А с подозреваемым не смог справиться очень сильный легилимент, профессионально проводящий допросы. И я предположил, что одного раза окажется недостаточно. Мистер Шервуд давал санкцию на несколько. — Вы опасались, что допрашиваемый станет непригоден к получению от него сведений? Или дело в том, что вам не хочется «делать людям больно»? Адвокат тоном явно давил на первую часть вопроса, очевидно уже не надеясь, что обвиняемый понимает, о чем надо говорить, а о чем лучше молчать. Том решил слушаться своего защитника. — Сэр, я аврор со стажем, мне много раз приходилось «делать людям больно». Если бы меня это волновало, я бы уже давно подал в отставку. В данном случае я считал, что использовать мой дар крайне нецелесообразно. — Очень хорошо, — явно обрадовался адвокат. — Вы сказали об этом мистеру Шервуду? — Я сказал мистеру Шервуду, что не хочу становиться козлом отпущения, если зайдет речь о применении к задержанному допроса с пристрастием. — Но он настоял на своем и вы согласились провести допрос? — Мистер Шервуд напомнил мне о параграфе тридцать два, — ответил Том с кривоватой усмешкой. В зале раздалось неодобрительное гудение, которое относилось, разумеется, к пресловутому параграфу — одной из последних «отрыжек» прежних драконовских законов времен борьбы со сторонниками Гриндевальда. — Вы можете пояснить для тех, кто не в курсе, чем именно пригрозил вам мистер Шервуд? — голос адвоката звучал вкрадчиво, но было понятно, что он доволен. — А кто-то из членов Визенгамота не в курсе? — иронично переспросил Том. — Если бы мистер Шервуд применил ко мне этот параграф Закона о противодействии нелояльности властям, то меня бы отправили в Азкабан до начала дисциплинарного слушания. Кроме того, мистер Шервуд поинтересовался, не надоело ли мне служить в аврорате? — Итак, вы обязаны были подчиниться мистеру Шервуду? «Просто ответь "да"», — говорил голос адвоката. — У меня не было другого выхода. — Последний вопрос, мистер Реддл. Мы поняли, что вы сожалеете о том же, о чем и ваш начальник — о невозможности допросить обвиняемого в нападении на вашего пусть не друга, но доброго коллегу и установить истину. А чисто по-человечески вы сожалеете о том, что вам пришлось помимо своей воли стать причиной смерти этого человека? — Да, — кивнул Том. Адвокат повернулся в сторону обвинителя и сделал приглашающий жест рукой. — Мистер Реддл, — откашлялся обвинитель, — вы говорите, что сожалеете о происшедшем? — Да. — Вы обвиняете мистера Шервуда в том, что он отдал вам такой приказ, став тем самым причиной смерти подозреваемого? — Нет, я бы не ставил вопрос так жестко. Я скорее могу обвинить мистера Шервуда в некоторой... самоуверенности. — Вы хотели бы занять его место? — Нет, — Том рассмеялся. — Почему? — Я люблю свою работу, сэр, и считаю, что вполне на своем месте. — Разве не лучше, если никто не сможет вам угрожать всякими там параграфами и заставлять тем самым убивать людей? — Для этого мне вовсе не обязательно становиться главным аврором. — А если вам еще раз прикажут повторить такие действия, вы ведь вынуждены будете опять согласиться? — Сомневаюсь, что мистер Шервуд стал бы вторично отдавать такой приказ. — Вы не подозреваете его в злом умысле? — уже совсем уныло спросил обвинитель. — Нет, — решительно мотнул головой Том. — Думаю, ему просто хотелось побыстрее распутать это дело и отрапортовать наверх. Обвинитель мотнул головой и посмотрел на членов суда: — У меня нет больше вопросов, господин председатель. — Хорошо, — голос Дамблдора звучал с некоторым сочувствием, непонятно только, к кому. — Мы готовы заслушать заключительные речи, прошу как обвинение, так и защиту не затягивать процесс. — Мы считаем, — заговорил Клонд, — что мистер Реддл повел себя неосторожно и по собственной беспечности убил человека. Принимая во внимание приказ начальства и то, что мистер Реддл действительно считал себя обязанным подчиняться ему, мы не требуем строгого наказания. Считаем, что достаточно будет понизить мистера Реддла в должности. У меня все. Обвинитель удрученно уселся на место. Молодой адвокат встал и вышел вперед. В отличие от обвинителя, который произносил речь со своего места, Коклеа встал перед трибунами и говорил, обводя всех собравшихся взглядом. — Уважаемые господа, моего подзащитного совершенно не за что понижать в должности. Его вообще не за что наказывать. Выполняя приказ своего начальника, он не предполагал, как плачевно все закончится для допрашиваемого. Я бы сказал, что очень сочувствую мистеру Реддлу. Знающие свидетели при вас охарактеризовали его самым лестным образом, и мы все понимаем — пусть он и не виноват в смерти человека, но он переживает из-за нее, это очевидно. Никому из нас не хотелось бы оказаться на его месте, не так ли? Даже если расследование самого инцидента покажет, что виновный в нем есть, это совершенно точно не мой подзащитный. Вместе с мистером Реддлом, всеми сегодняшними свидетелями и остальными участниками процесса я выражаю надежду, что историю с покушением — очень странную, не так ли? — расследуют самым тщательным образом. А мистер Реддл будет еще много лет приносить пользу, работая в аврорате на благо всего магического сообщества и для защиты маглов. — Полагаю, господа, самое время голосовать, — вновь заговорил Дамблдор. — Господин секретарь, готовьтесь применить заклинание подсчета. Прошу поднять руку тех, кто считает мистера Реддла виновным. — Трое, господин председатель. — Прошу поднять руку тех, кто считает мистера Реддла невиновным. — Сорок семь, господин председатель. — Подавляющим большинством голосов Визенгамота мистер Томас Марволо Реддл полностью оправдан, — объявил Дамблдор и трижды стукнул молотком. — Охрана, верните мистеру Реддлу палочку.