Челленджи по Лапенко из твиттера, сборник

Нателла мчится навстречу свету, ноги в сапогах на каблуке заплетаются, но она не останавливается. Оглядываясь, она боится попасться в зубы бешеным псам, среди которых мелькает Гриша со своими ребятами. Голодные, разъярённые. Она бежит по прямой — путь кажется бесконечным, ни одного поворота, чтобы срезать, ни одной лазейки, чтобы скрыться от преследователей. Нателле не хватает дыхания, она продолжает из последних сил. Захар плачет, орошая лицо Нателлы слезами. Он явно не знает, что теперь делать, — сжимает её руку и скулит, брошенный и одинокий. Нателлу нужно захоронить, выбрать ей лучший памятник. От этого у Захара кружится голова. Нателла плотно сжимает губы, дышит через нос, чтобы не перехватило пересохшее горло. Каблуки то и дело застревают в непонятном покрытии пола. Вокруг — ни единого звука, даже псы позади молчат, словно пытаются сохранить энергию. Крики будут позже, когда кто-то из них вцепится в неё ногу. Захар долго смотрит на неё, перепачканную кровью и грязью, лежащую на уже давно ставшем её диване. На чистых простынях, на новых подушках. Захар складывает её руки на груди и гладит Нателлу по голове. Ему пришлось закрыть ей глаза, чтобы не видеть этот пустой, полный горечи взгляд. Нателла чувствует тяжесть. Она стаскивает с себя шубу и швыряет её в сторону. Ей жарко, а свет не становится ближе. Сколько ещё времени она будет бежать? Хватит ли у неё на это возможностей? И куда она вообще бежит? Ей нельзя сдаваться — Нателла знает это наверняка. Если не псы, её собственноручно задушит Гриша, которого она так легко обвела вокруг пальца. Захар заворачивает Нателлу в одеяло и выносит на улицу. До леса он доезжает на москвиче, дальше идёт пешком — её тело превратилось в неподьёмный камень. Также бережно он кладёт её возле заброшенного и покосившегося дома, где некогда жил лесник, и опускается рядом с ней. Что-то бормочет, вновь гладит по щеке. Всё будет хорошо, но ему нужно спрятать её могилу, её саму. Нателла неожиданно спотыкается о возникшую из ниоткуда корягу и летит вперёд, свет вдруг становится ближе. На языке — привкус земли, к вспотевшей коже липнет трава. Она пытается встать, шатаясь от усталости, и несмотря на ноющую ногу двигается дальше — медленно, с трудом переходя на бег трусцой. Собаки и Гриша почему-то отстают, они словно застряли в замедленной съёмке. Захар копает. Яростно бьёт сырую холодную землю лопатой, продираясь через корни деревьев и камни. То и дело он смотрит на Нателлу — не шевелится, не дышит. Он вытирает пот ладонью и копает с ещё большей злостью. Никто и никогда не посмеет нарушить её покой. Нателла держится за стену, ей кажется, что она не сможет добраться до конца. Свет режет глаза, из-за чего она жмурится. Шаг, ещё шаг. И когда она переступает невидимую границу, воздух разрезает какофония — чьи-то крики, лай собак, звук работающей техники, завывание ветра, плач, монотонное постукивание. Стук, стук. Она обессиленно падает всем телом на траву и закрывает глаза. Захар втыкает лопату в небольшую яму и садится на корточки, руками выгребая особо большой камень. Вокруг ни души, но ему кажется, что кто-то наблюдает за ним. Лес шумит ветками, травой — где-то прыгает заяц, где-то шуршит белка. Захар нащупывает пистолет и оборачивается к дому. Может, там кто-то есть? Катамаранов часто торчит в лесу, кто знает, где он ночует. Нателла по-прежнему лежит, завёрнутая в одеяло как младенец. Захар движется к двери осевшего дома, но быстро понимает, что он пуст. Внутри ни души. Но кто-то по-прежнему смотрит ему в спину. Он склоняется над Нателлой — её глаза почему-то открыты, и в темноте он едва замечает движение зрачков. Захар кладёт ладонь ей на затылок и приподнимает её голову, боясь, что Нателла захлебнётся кровью или слюной — она медленно моргает, ещё не понимая, где она и что случилось. Захар убирает прядку волос с её лица и наклоняется ближе, прислушиваясь к дыханию. Лес замирает, сердце Захара пропускает удар — Нателла выдыхает короткое «домой» и снова закрывает глаза. Не думая ни секунды, он подхватывает её на руки и бежит к машине. Мчится домой как на пожар. Нателле удаётся выпутать руку из одеяла. Она жадно пьёт из поднесённого к её губам стакана и шумно выдыхает. Лёгкие горят, одежда прилипла к телу. Нога ноет — оказывается, что она порвала связки, из-за чего голеностоп опух и покрылся синяками. Захар помогает ей переодеться и садится по привычке у её ног. Больную ступню Нателла ставит ему на колено. Спустя, кажется, вечность, она произносит: — Никому не говори. Я ещё не готова. Захар целует её колено и согласно кивает. Он никому не скажет — его Нателла останется с ним и ни с кем больше.