Заживляя раны

На жалкие попытки его ученика раздеться Хико смотреть не стал и вышел во двор, тем более, что нужно было принести еще воды, таз и дров. Это дало ему время передохнуть и собраться с мыслями. В доме были какие-то лекарства, оказалось, что он по инерции пополнял свои запасы, хотя самому ему ни мази от ранений, ни бинты были без надобности. Но с тех пор, как в доме завелся ребенок, держать лекарства под рукой было необходимостью. Видимо, вошло в привычку настолько, что он даже перестал это замечать. То, что держать в доме лекарства необходимо, он усвоил в конце первого года жизни мальчика в доме — мелкие царапины его не волновали, но ночь, когда у мальчишки началась лихорадка, была, пожалуй, худшей ночью в его жизни. Он был уверен, что его ученик этого не помнил. А вот сам Хико помнил очень хорошо — и как мальчик казался вялым весь предыдущий день и он думал, будто тот просто устал и слишком ленив, чтобы продолжать тренировки. И как в конечном итоге догадался потрогать его лоб, когда тот пожаловаться, что ему холодно — и это весной, когда солнце уже грело и на улице было тепло. И как делал сложнейший выбор, когда ночью тот забился в лихорадке — оставаться с ним или бежать за врачом. К утру выбор уже не стоял — Кеншину становилось хуже. Ему пришлось оставить мальчика одного на несколько часов, пока он бежал вниз и до ближайшего селения так быстро, что ему казалось, будто его легкие сгорали заживо. Когда он вернулся в дом, Кеншин едва справился с одним рукавом своего кимоно. Какого черта он вообще был в таком состоянии? Появился только сейчас, когда между Осакой и Киото — день пути, даже если ты нежная столичная барышня. Хико подумал, что очень хотел бы добраться до сукиных детей, которые сделали это с его учеником. О, он бы показал им, что значит Хико Сейджуро в гневе. — Убери руки, — скомандовал он, опускаясь рядом с мальчишкой. Тот еще попытался что-то сделать и только мысль о том, что у него, возможно, ушиблен череп, удержала Хико от желания дать ему подзатыльник. Вместо этого он ударил его по локтю — кажется, тот был цел. Кеншин округлил глаза и во взгляде его читалось возмущение. Хико не был сторонником рукоприкладства, но желание надавать идиоту по шее перевешивало буквально всё. С огромным трудом, он взял себя в руки. Звук, который Хико издал, когда увидел спину ученика, напугал бы и его самого. Тело его ученика было буквально изрезано. Хико во второй раз пообещал себе найти каждого, кто к этому причастен, и убить его лично. Но это потом. Он осторожно продолжал свои манипуляции. В некоторых местах из-за крови ткань прилипла к телу намертво и ее приходилось буквально отдирать. Он пытался делать это аккуратно, но звуки, которые издавал его ученик, говорили о том, что получается у него плохо. Позволив раздражению взять верх, Хико почувствовал себя заметно лучше. Привычные язвительные комментарии относительно умственного развития его ученика лились рекой, словно копились все эти годы и теперь плотину наконец прорвало. Работать стало легче. Мальчишка наконец понял, что ему велели замолчать и покорно принимал все язвительные комментарии, на которые Хико был способен. — Ладно, юноша, здесь мы закончили, — сказал он, спустя несколько минут. Когда реакции не последовало, Хико подумал было, что его глупый ученик слишком близко к сердцу воспринял команду не разговаривать, а потом Хико охватила паника. Кеншин отключился. Не долго думая, он схватил ближайшее ведро с водой и вылил мальчику на голову. Когда тот приподнял голову, пытаясь разлепить глаза, Хико готов был поверить в каких-нибудь богов, которым молился в эти секунды. — Я говорил тебе держать глаза открытыми? — он пытался не сорваться на крик, пока его ученик отплевывался от воды и смотрел на него, хлопая ресницами. Не дождавшись ответа, Хико накинул ему на плечи полотенце и прислонил назад к стене. Прежде, чем что-то делать, нужно было отмыть его от крови и грязи. Полотенца заканчивались быстрее, чем грязь смывалась с тела. Он снова прервался, открыл сундук и достал пару своих рубашек. Эти можно порвать. В принципе, если понадобится, он пустит на лоскуты всё, что найдет в доме. Когда с мытьем было покончено, пришло время промыть раны. Хико решил начать с тех, что помельче и уже не кровоточили — из пары нужно было выпустить гной, но в остальном ничего страшного не было. — Сейчас будет больно. — Хорошо. Захотелось дать ему пощечину только за то, каким тоном он это сказал. Ничего хорошего в этом нет. Хико решил действовать быстро. Он схватил лежащий на полу нож и быстрым движением вскрыл одну из ран, которая явно была наполнена гноем. В ту же секунду, когда нож коснулся спины Кеншина, тот дернулся, явно пытаясь выхватить рукой катану. Рефлексы военного, которые воспроизводил его ученик, вызвали в нем ужас. Он выругался и пригрозил привязать мальчика к скамейке, если он дернется еще раз. Должно сработать. Дальше работа пошла легче — он вскрывал и обрабатывал неглубокие, но загноившиеся раны, пока глупый ученик скулил от боли. Скулит, значит, в сознании. Уже неплохо. Когда он размотал бинты на плече, картина была безрадостной. В плече словно кто-то намеренно ковырялся кинжалом. Перед тем, как вынимать из раны кусочки бинтов, он спросил: — Предпочитаешь кричать или тряпку в зубы? Кеншин явно держался из последних сил. Говорить он, кажется, уже не мог, но судя по тому, как он открыл рот, выбрал он второй вариант. Хико скрутил жгут, Кеншин перехватил его зубами. Было бы неплохо, если бы у него был обезболивающий порошок, но чего не было, того не было. Ничего, раз в таком состоянии он смог идти, значит и это как-нибудь потерпит.