Заживляя раны

Когда Хико заметил, что Кеншин отключился, останавливаться и приводить его в чувство было уже поздно. Тем более, что так было проще его зашить. Когда всё закончилось, Кеншин лежал на полу, забинтованный с ног до головы. Все его раны были приведены в подобие порядка, зато сам Хико в порядке не был. Разложив в единственной комнате футон, он уложил на него Кеншина и накрыл его одеялом. Впереди была вся ночь. Прислушиваясь к каждому шороху из комнаты, он снова поставил воду. Нужно было заварить несколько трав и дать им настояться. Мальчик к этому моменту как раз должен очнуться. С дальнейшим лечением было понятно, а вот что делать с едой, уже не совсем. Не то чтобы в его доме не было еды, но рис и сушеное мясо, даже если его размягчить, было явно не тем, что надо. Рис еще куда ни шло, но хорошо бы сварить паршивцу суп. Возможно, если порыться в шкафу, то можно будет даже найти всё необходимое для мисо. Хико устало потер переносицу. За последнее время он несколько раз спускался в ближайшую деревню, но ничего кроме сакэ и сушеной рыбы оттуда не приносил. К этой зиме он вообще не был особенно готов — какие-то деньги у него были, но большую часть, как ни стыдно было признаваться самому себе, он спустил на сакэ. На продажу было готово несколько урн, возможно, если удастся их продать, то вырученных денег хватит еще на какое-то время, а там посмотрим. Он ухмыльнулся, вспоминая первый год, когда у него появился мальчик. Кто знал, что дети это настолько затратно? К тому же, за ним приходилось постоянно приглядывать, потому что нормальных человеческих указаний вроде «не ходи туда» дети не понимают. Или только его ребенок не понимал. И вот снова — сначала не понял простого «не ходи на эту войну», а теперь нужно думать о том, где достать еды и, кстати, снова о том, что парню нужна одежда. Какое-то старое кимоно еще валялось на дне сундука, но нужно достать ему зимнее хаори. Если он еще и простудится в этом состоянии, то придется делать новую погребальную урну уже для него. Через несколько часов у мальчика началась лихорадка. В какой-то момент Хико подумал, что сказки про ночных демонов, которые приходят за своими жертвами, пока те спят, имеют под собой некоторую долю истины. Не то чтобы у него возникали проблемы с тем, чтобы удержать мальчика на месте, но его крики оглушали. Но, по крайней мере, это лучше, чем если бы он просто лежал, не приходя в сознание, думал Хико. Рано или поздно это закончится. Кеншин успокоился только к полудню. Лихорадка начала отступать и Хико, сменив очередной компресс у него на лбу, наконец выдохнул. Какой бы тяжелой он не представлял эту ночь, реальность превзошла все его ожидания. Боясь спугнуть сон своего ученика, он откинулся к стене и закрыл глаза. Пара часов сна — ровно то, что ему сейчас нужно. Проснулся он от чужого стона. Пара секунд ему потребовались для того, чтобы вспомнить вчерашний день и последующую за ним ночь, а потом, наконец, сфокусировать свой взгляд на источнике звука. Источник звука явно не пришел в себя. Хико помог ему сделать еще пару глотков настойки женьшеня, сменил компресс и подкинул в хибати еще полено. По крайней мере, подумал Хико, он не кричит, не вырывается и не пытается разрубить его несуществующим мечом. Можно сказать, наметился прогресс. Следующие два дня мало чем отличались от первого. Ночи были сущим адом, но днем удавалось пару часов поспать, а в остальное время он менял компрессы и бинты, кипятил воду, рубил дрова и готовил — делал настойки или варил суп из остатков продуктов, которые у него были. К концу третьего дня пребывания Кеншина в доме, Хико понял, что у него остался только мешок риса. Что ж, если к утру он очнется, то будет есть рисовую кашу. Если нет, то придется спуститься в деревню. В любом случае, у него заканчивались бинты. Утро не принесло внезапного пробуждения. Убедившись, что затишье наступило, он взял меч и быстрым шагом, плавно переходящим в бег, направился в деревню.