Заживляя раны

Весной Кеншин начал наконец вставать и вообще походил на человека. Хико боялся, что это произойдет гораздо позже. В целом, подумал он, отделались легким испугом. Легким. То есть твои панические вопли и пробежка до водопада уже считаются легким испугом? Что же тогда реальный испуг? Но к середине марта больше, чем легкие Кеншина, Хико волновало общее состояние его организма. Он был истощен. Ощущение, что за пять лет он ни разу не выспался, если вообще спал глубоким сном, почти не ел и при этом работал на пределе своих возможностей. Вполне вероятно, что так оно и было. И еще ночные кошмары. Чем лучше становилось Кеншину днем, тем хуже всё было ночью. В одну из ночей Хико действительно испугался, что на них напали и он каким-то образом смог это пропустить. Но мальчик просто кричал по ночам, будто находится в самом центре войны. Если он внезапно заходил в комнату, рука Кеншина дергалась в сторону меча. Сам по себе рефлекс не был странным — Хико делал точно также, если находился в незнакомом месте и кто-то внезапно появлялся со спины. Но здесь? Когда единственными, кто находится на горе, были они двое, это было неправильным. Парень либо разучился различать чужое присутствие и ориентировался на слух, что вряд ли — с такими навыками он был бы уже трупом, либо больше не умел различать намерения присутствующих. Скорее всего, за время войны он просто привык считать опасностью вообще всех. И еще его взгляд. Внезапный треск полена, всколыхнувшиеся птицы за окном — любой внезапный звук и его глаза сужались, будто он готовился убить. Неприятное, подумал Хико, зрелище для его противников перед смертью. Если не обращать внимания на это, то медленно, но Кеншин восстанавливался. После нескольких недель, когда Хико разве что не начал молиться богам о его выздоровлении, злиться он перестал. По крайней мере, ему не хотелось постоянно навешать мальчишке подзатыльников или спустить его с лестницы — за время болезни тот научился приемлемо себя вести. Видимо, решил не кусать руку, которая его кормит — тем более, что довольно долгое время Хико приходилось в прямом смысле кормить его с рук. Когда он в очередной раз зашел к нему в комнату, ученик встретил его на коленях. Хико был слишком рад тому, что парень может самостоятельно встать, так что не отпустил никаких комментариев касательно того, сколько раз ему следует повторить этот ритуал, чтобы что-то исправить. Почти не отпустил. Когда парень начал явно изнывать от скуки в своем заточении, Хико отдал ему на растерзание сундук и был рад тому, что парень вцепился в кисти и бумагу. В деревне он даже купил ему еще пачку, чтобы тот не скучал. Почерк Кеншина всегда был отвратительным и он не упустил случая ему об этом напомнить. — В шесть у меня получалось вспахивать поле, уверен, что вы до сих пор не умеете. Вот уж чего он не ожидал услышать так быстро, так это такой дерзости. На секунду ему показалось, что он вернулся лет на семь назад, а мальчишка еще и улыбался. В принципе, это было неплохо, по крайней мере лучше, чем попытки выхватить несуществующий меч или его тяжелая задумчивость, так что Хико просто из принципа велел ему десять раз написать «виноват, учитель» и удалился почти довольный. Будут приятные сувениры на память. На самом деле, поле было неплохой идеей. Он не собирался держать тут парня вечно, но и до осени выпускать его тоже не планировал. От размышлений о будущих сельскохозяйственных угодьях его оторвал, собственно, сам будущий фермер, еще не знающий об этом. В первую секунду ему показалось, что он снова собрался уходить, но потом понял, что из вещей у него только меч и тот надет по привычке. Что ж, эту привычку, к сожалению, на время придется искоренить. Вот уж никогда бы не подумал, удивился сам себе Хико, что буду отучать ученика ходить везде с мечом. Было забавно наблюдать, как расширились глаза Кеншина, когда он буквально сказал, пусть и в своей манере, что защитит его, если за ним придут. На человека, который пять лет ждал опасности буквально отовсюду и мог полагаться только на себя, подобное заявление, надо думать, произвело сильное впечатление. Хотя когда его глупый ученик сказал, что мифические убийцы придут не за ним, а за Баттосаем Сокрушителем, Хико едва удержался от того, чтобы дать ему подзатыльник. Он всерьез думал, что Хико просто отойдет в сторону? После того, как собственноручно его выходил? Да даже если бы и нет — он никому в принципе не дал бы тронуть своего ученика в его присутствии. Он надеялся, что Кеншин просто забыл, что это так, а не что он никогда так и не думал. К началу лета Кеншин выполнял уже основную часть работы по дому. Хико следил за тем, чтобы его ученик не перетруждался, поэтому как только замечал подрагивающие руки, немедленно отправлял его отдыхать. Тем не менее, если бы даже теоретически Хико рассматривал такую мысль, то именно в этот момент он уже начал бы тренировки. — Учитель, — обычно молчаливый за едой Кеншин смотрел на него решительно, явно собираясь ляпнуть очередную глупость, — я не хочу больше быть нахлебником в вашем доме. Да, так и думал. Сейчас он поблагодарит за гостеприимство и скажет, что хочет уйти, куда бы он там не хотел уйти. Можно хотя бы позлить его перед этим. — О, я думал, ты и не заметишь, — насмешливо протянул Хико, отправляя себе в рот очередной онигири. Глаза Кеншина вспыхнули негодованием. Боги, он бы мог выигрывать деньги на предсказаниях эмоций и реплик этого мальчишки. — Я бы хотел помогать вам больше, чем просто работой по дому, — сказал он, — если вы, конечно, не хотите, чтобы я ушел. Вот как. Ладно, этот раунд был бы определенно не за ним. Кеншин оставил за ним право решать, уйти ему или остаться и предложил работать, чтобы как-то компенсировать свое здесь проживание. Хорошо, очень хорошо. — А что ты умеешь, кроме того, как убивать? В услугах хитокири я, слава богам, не нуждаюсь. — Тогда, я думаю, мне следует уйти. Голос его стал ледяным. Если бы Хико мог, он бы врезал сам себе, хотя, если подумать, не самая невыполнимая задача. Можно заняться на досуге. Явно все проблемы из-за того, что никто вот уже многие годы не мог врезать ему, когда он говорит черт знает что. Пока Хико предавался самобичеванию, его ученик собрал свои тарелки и собирался выходить из комнаты. Не вылетать, истерично хлопая дверью, а именно что выходить, держась так спокойно, как мог. Браво, просто браво. У тебя была одна задача, Хико — помочь парню пережить то, что с ним случилось, а ты делаешь всё ровно наоборот. — Кеншин, — он попытался говорить мягко, — прошу, вернись и доешь со мной. А я воздержусь от неуместных и несправедливых комментариев. Спокойствие его ученика в момент улетучилось. Хико подумал, что надо это запомнить — иногда, когда ему кажется, что будет произнесена глупость, ее автором может быть он сам.