Заживляя раны

Если бы не боль в плече, которое ныло весь день из-за того, что он лег на него ночью, Кеншин никогда бы не поверил, что всё, что происходит, действительно происходит. Разговор, которого он намеревался избегать всю оставшуюся жизнь, приносил не боль, которой он так боялся, а облегчение. Он думал, что учитель разберет каждый его промах и, на самом деле, считал, что именно этого он заслужил. Чтобы Хико сказал ему, что всё случившееся — только его вина и логичное последствие того, что он покинул этот дом пять лет назад. Потому что, в конечном итоге, именно так оно и было. Томоэ умерла, потому что он не смог ее защитить. Томоэ умерла, потому что он убил ее. Позволил заманить себя в ловушку и сделал всё ровно так, как и планировали те, кто его туда заманил. Хико не сделал ничего из того, что Кеншин от него ожидал. Человек, который отчитывал его за каждый промах, который неделями называл его глупым учеником за каждую сказанную глупость, который месяц звал его безмозглым идиотом за то, что он потерял сознание на улице, не сказал ничего о том, что он виновен в смерти Томоэ. Всю свою жизнь он думал, что его учитель если не лишен сострадания в принципе, то по крайней мере не считает это уважительной причиной не упрекать его каждой совершенной ошибкой. А потом Хико подарил ему если не смысл жизни, то что-то очень близкое к этому. Томоэ просила его жить и он жил — он ел, спал и не давал себя убить. Он не представлял как и почему это заняло так много времени, но добрался до единственного безопасного места, когда любой другой умер бы на улице. И только когда Хико сказал, что она хотела бы, чтобы Кеншин вернулся в мир живых, он понял, что именно она имела в виду, когда говорила, что он должен жить. Это открытие привело его в чувство настолько, что когда Хико сказал про его До-Рю-Сен, он едва поборол желание достать меч и показать, что его удар годится на большее, чем простое пускание пыли в глаза. Из остального рассказа учитель особенно заинтересовался Сайто Хаджиме. Кеншин рассказал всё, что знал и мог вспомнить и, судя по лицу Хико, девиз Шинсенгуми и лично Сайто вызвали у него особенное одобрение. — Подожди, — прервал Хико, когда он попытался продолжить, — то есть ты не смог победить человека, который просто использует все доступные миру варианты Гатоцу? Ну конечно. — Слава богам, это всё же вы, — не смог сдержать сарказм Кеншин, — а то я уже начал сомневаться, что вы мне не привиделись. — Я серьезно, Кеншин. Гатоцу? Я настолько плохо тебя учил? Пришлось сделать глубокий вздох, чтобы побороть желание немедленно отправиться искать Сайто с единственной целью связать его и доставить к учителю. Чтобы капитан Шинсенгуми наглядно продемонстрировал, что драться против него не тоже самое, что по вечерам сидеть в обнимку с бутылкой сакэ. — Вы так говорите, будто бы он меня победил, — Кеншин старался, чтобы это не прозвучало обиженно, но и сам знал, что получалось довольно плохо. — Вот уж спасибо, что не дал убить себя Гатоцу, — не унимался Хико, — чтобы отмыться от такого позора, мне пришлось бы совершить сеппуку. Пока можно ограничиться ритуальным употреблением сакэ. — Помню что-то про «неуместные и несправедливые комментарии», которых вы обещали не делать, — в тон ему проворчал Кеншин. — Неуместных и несправедливых комментариев я пока и не делал, — отрезал он, — И помнится, один мой глупый ученик обещал не дерзить мне больше. — Когда я такое обещал?! — Когда разнылся на внеочередной тренировке после того, как барабанил по сундуку весь вечер и примерно сотню раз до и после этого, — Кеншин не удержался и закатил глаза, — Погоди. Это он тот мифический убийца, с которым ты обещал мне хороший бой? Кеншин кивнул, ожидая еще вал саркастических замечаний насчет его способностей. — Он настолько хорош? — Да. Думаю, его бы хватило минуты на две. Хико в удивлении приподнял бровь. — Ладно, неуместные и несправедливые комментарии окончены. Продолжай, а то я устал гадать всё это время, как вы умудрились разобраться с кораблями сёгуна.