Заживляя раны

Больше реальность сомнений в своей подлинности не вызывала, потому что только реальный Хико Сейджуро мог быть такой сволочью. Кеншин даже начал думать, не приснился ли ему их разговор о войне, в котором учитель так явно им гордился, хвалил, называл мужчиной и они вместе смеялись? Только тот факт, что это был тот же вечер, когда Хико оттаскал его за уши, помогал Кеншину поверить в то, что разговор был реальностью. От мыслей про убийство Хико его отделяло воспоминание о том, как тот взбесился в конце рассказа про Тобу и Фушими. Он много раз видел учителя рассерженным, но ни один из разов не шел ни в какое сравнение с этим. Всё это приводило его в замешательство. Постоянные поручения выматывали его, так что он просто падал в кровать и спал беспробудным сном. Днем ему не удавалось даже спокойно подумать — Хико не оставлял его в покое ни на минуту, продолжая дразнить, критиковать и поучать. Кеншин решил не реагировать на учителя, но каждый раз неизбежно взрывался. К концу недели Кеншин подумал, что, если поразмыслить, всё не так плохо. Он уставал ровно настолько, чтобы к вечеру добраться до кровати и сразу же уснуть, но утром просыпался довольно бодрым. У него не было времени предаваться воспоминаниям и размышлениям, а каждый раз, когда он садился и вся тяжесть его жизни, казалось, опускалась ему на плечи, приходил Хико и выводил его из себя. Если подумать, он даже был ему благодарен. Нет, он определенно был благодарен за тот разговор, он не снял с него груз, но, кажется, немного его облегчил. Кеншин и не думал, что учитель может быть таким… понимающим. Не иначе, как звезды сошлись в каком-то особенном месте. Он ведь действительно слушал его с интересом, радовался, задавал вопросы, просил рассказать о чем-то подробнее, восхищался, удивлялся и, Кеншин мог поклясться, он им гордился. А потом он просто разозлился. Но не на него! Кеншин просто попал под горячую руку, когда стал оправдывать и защищать других людей, и когда решил взять на себя ответственность за всё произошедшее. Ну вот взял. За завтраком Хико спросил его, готов ли он всё ещё заниматься садоводством. По правде, Кеншин успел об этом забыть — столько всего они обсудили после. Но поспешно кивнул. — И что тебе для этого нужно? — Кирка или мотыга и семена. Всё остальное упростит работу, но я справлюсь и без этого, — Хико, кажется, был удивлен тому, что нужно так немногое. Он действительно ничего в этом не понимал, с детской радостью подумал Кеншин. — Отлично. Сегодня пойдем в деревню. Тем более, что еда всё равно заканчивается. Что? Пойдем куда? — Ты что, испугался? — ухмыльнулся Хико, увидев его выражение лица.. Он словно ждал, что тот скажет да. Пусть подавится. В конце концов, можно надеть шляпу и скрыть шрам. В прошлый раз он был неосторожен, но больше этого не повторится. Когда он вышел, Хико встретил его насмешливым взглядом. — Ты действительно думаешь, что это сработает? — Что? — Твоя маскировка. — А что с ней? — Ты выглядишь, как мечник, который знает, что его могут раскрыть — тебя выдает взгляд, напряженность, а когда мы спустимся, начнут выдавать жесты. Только увидев тебя, люди уже начнут подозревать, что ты что-то скрываешь. А дальше всё просто — одна прядь рыжих волос, которую видео под шляпой, неуместный шарф, который закрывает именно левую щеку и больше ни для чего не нужен. — Но… что тогда делать? — Убери эту нелепую шляпу, она не скроет твои волосы, а только покажет, что ты их скрываешь. Шрам можно заклеить, но не прятать под это убожество. И оставь меч. — Оставить меч? Я не могу оставить меч, это самоубийство! — У Баттосая есть три приметы — рыжие волосы, шрам на левой щеке и он искусный мечник. От первой тебе не избавиться, если только мы не покрасим тебе волосы. Наличие шрама скрыть нельзя, но пластырь может скрыть его форму, делай так первое время, пока люди не забудут Баттосая. Единственная примета, от которой ты можешь избавиться сейчас — перестать выглядеть как готовый к бою самурай. Никто не увидит опасности в человеке без меча и никто не будет искать в нем Баттосая. Люди просто не поверят, что Баттосай мог появиться в городе без меча. — Но я и не могу! На меня могут напасть и мне придется себя защищать. Меня всё равно могут узнать, например, потому что я иду рядом с вами, а рыжий мужчина рядом с мастером Хитен Мицурюги вряд ли может быть кем-то кроме меня. — Если кто-нибудь решит найти тебя через меня, зная, кто я такой и решит напасть в моем присутствии… Честно говоря, даже звучит даже не смешно. — Но… — Ты знаешь, почему в море акулы спят, где захотят, тогда как остальные стремятся укрыться в тени? — Потому что акулам некого бояться? — Именно. — Но… я не… вы… — Пока ты ведешь себя как раненый и загнанный в угол зверь. Обычные люди не умеют осознанно читать ки, но сейчас ты у каждого будешь вызывать подозрения. Поэтому сейчас твоя главная задача — расслабиться и запомнить, что ты акула, глупый ученик, а не побитая собака, которая готовится дорого продать свою жизнь. Ты сможешь это сделать? — Не уверен, что смогу. — Давай поговорим начистоту. Чего ты боишься? Сколько можно это повторять? Чего учитель от него хочет? — Что на меня нападут. — Почему? Ты боишься, что тебя убьют? Кеншин задумался. Боялся ли он, что его убьют? Да, наверное. Но больше всего ему просто не хотелось больше сражаться. Немного побыть в мире — нет, он определенно не заслужил этого, но можно было хотя бы об этом мечтать. — Нет, — признался он честно, — Я боюсь, что я убью. Того, что за мной будут приходить снова и снова. Тогда я не смогу здесь остаться и мне придется уйти туда, где всë повторится опять. — Никто тебя не тронет, Кеншин, — серьезно сказал Хико, — Я не предлагаю тебе прятаться за моей спиной вечность, но сейчас ты слаб. В этом море я — самая опасная акула, поэтому тебе не придется никуда убегать против своей воли. Это звучало впечатляюще. В мастерстве владения мечом с учителем действительно не мог сравниться никто и если он говорит, что ему нечего бояться… что ж, значит, действительно нечего. — Всего одна просьба, учитель. Можно? Хико приподнял бровь. — Я бы хотел убедиться, что вы не растеряли навыки. Даже акулы стареют... Он знал, что учителя это по крайней мере повеселит. А еще Хико, насколько он его помнил, любил наглядно демонстрировать свое мастерство. — Неслыханная дерзость, — он встал в стойку, — сейчас я научу тебя проявлять уважение к учителю.