Detritus

      В ее теле борются жар и холод: старательно окутывают каждый орган, кости, разрывают внутренности своей немой борьбой, желая урвать желанный кусочек молодой сладкой плоти. Кидаются друг на друга, вонзая острые когти, грызутся и плюются ядом, отравляющим кровь. Шипят, воют, не волнуясь о жизни, усыхающей под их гнетом: шелковые простыни рвано скрипят под ее жесткими пальцами, что в агонии оставляют на мягкой ткани протяжные линии затяжек длинными ногтями.       Я… так и умру?..       В ее подсознании — черные тени, гадкие, прячутся, утопая в дальних уголках ее израненной души, словно играя в догонялки, и громко клокочут, разрывая ушные перепонки своими истеричным протяжным смехом.       Лихорадка холодными пальцами обволакивает ее мечущееся в постели тело, путая сознание: Вики сильнее жмурит глаза, пытаясь прогнать наваждение, угомонить разыгравшееся воображение, подсовывающее ей мерзкие видения.       Пытаясь очнуться от отнимающего волю к жизни сна.       Перед глазами яркими вспышками, дезориентирующими, разномастным фейерверком взрываются краски — и тени начинают кричать еще громче, еще истошнее и звонче, исчезая, растворяясь в свете, неожиданно возникшем. И лишь едкий серый пепел, после них оставшийся, напоминает об их присутствии.       Вики чувствует тепло, возвращающее к жизни, — ее маяк, все прекративший, — что скользит по щеке медленно, размеренно, и сожжённые сиплым дыханием легкие наполняются стойким запахом хвои и реки. Мерзкий ком, словно застрявший в трахее, поднимается из ее горла сиплым стоном — совсем безжизненным.       — Ты очнулась, — голос, лишенный всяких чувств, но знакомый до колких ударов, пронизывающих грудь, монотонной мелодией разносится по замкнутому пространству.       Вики старательно приоткрывает режущие болью глаза, пытается сфокусировать свой взгляд на резких чертах мужского лица перед собой, и осознание, неожиданно ее опечаливающее, врезается в изможденное сознание.       Живая…       Мальбонте отстраняется от нее, убирая шершавую руку с ее щеки и вставая с постели, и Вики усталым взглядом следует за его мрачным силуэтом, направляющимся к креслу, старательно игнорирует мерзкий жар, все еще не оставивший тело полностью.       Теперь, скинув с себя остатки когтистых лап кошмара, она могла четко рассмотреть его.       Свет догорающего камина стремительно пожирала тьма, что грозовыми тучами, кажется, сильнее сгущалась вокруг его фигуры: острая линия скул, подчёркнутая резкой тенью, пронзительный взгляд чёрных, но таких ярких сейчас глаз, жесткие волосы, хаотично спадающие на широкий лоб, изломанный глубокой морщиной. И поза: такая расслабленная, открытая перед ней, не отягощенная напряженностью, сковывающей мышцы. Но даже несмотря на его внешнее спокойствие, в каждом сантиметре смуглой кожи Вики ощущала естество Мальбонте — его силу и мощь, подчиняющие: даже в крепких исполосанных вздутыми синюшными венами руках, спокойно лежащих на покатых подлокотниках.       В его изучающем взгляде — интерес, с пожирающим рвением скользящий по дрожащим от неотступающей лихорадки плечам, но в то же время лишенное всяких эмоций спокойствие. Словно перед Мальбонте не Вики, обессиленная и изнеможённая, а цветок, неожиданно возникший посреди лишенного даже травы поля: восхищение, поселившееся в его груди, тщательно пряталось за горькой улыбкой, перечеркнувшей мужские губы.       — Нахождение рядом со мной будет для тебя пыткой, пока ты полностью не примешь меня.       Его слова — ее приговор, сжимающий невидимую петлю на горле сильнее с каждым часом, что она здесь находится.       — Просто прими мою сторону, Вики.       Просто…       Мальбонте наблюдает за ней, словно испытывая, исподлобья, не позволяя себе даже моргнуть, и тяжесть его взгляда тянущим ко дну камнем оседает на ее плечах.       — Я не могу… — тихо шепчет, пытаясь усмирить изодранное когтями кошмарных тварей саднящее горло и медленно прикрывает глаза, вновь проваливаясь в кишащую ее личными демонами пропасть, не в силах бороться со своей слабостью.       — Тогда я начну с твоих друзей.       Пустота.

***

      Вики медленно открывает сонные глаза и сладко потягивается, прогибаясь в пояснице. Легкость, приятной истомой прошедшая по телу, заставляет затекшие от долгого сна крылья мелко затрепетать, разминая затекшие мышцы. Она тихо зевает, носом утыкаясь в прохладный шелк подушки, хранящий пробуждающий мысли запах хвои…       Хвоя?       Сердце предательски учащает свой ритм, глухим стуком заполняя светлую после лихорадки голову, и по венам ускоренными потоками начинает циркулировать кровь, вновь пробуждая едкий жар, что мелкими каплями пота оседает на ее ладонях.       «Тогда я начну с твоих друзей».       Она поднимается на постели резко, словно отрезвленная ледяным потоком воды, откидывает нагретое ее телом одеяло, игнорируя мелкий озноб, коснувшийся кожи. Темнота, нагнетающая своей плотностью, обволакивает каждый уголок комнаты, старательно погружая пространство вокруг в пугающую пустоту, и лишь редкое пламя почти догоревших свечей ведет свой смертельный бой. И в комнате, кроме нее, ни души (лишь ее демоны, растленные, вновь копошатся на задворках души).       Тело, еще неокрепшее, молит об отдыхе, но Вики все равно встает, старательно игнорируя ломоту, вмиг вернувшуюся в кости и изнеможенные лихорадкой мышцы. Она едва не стонет, босыми ногами ступая на холодный, как лед, истертый ковер, но не оставляет себе попыток остановиться — может случиться непоправимое.       Каждый шаг, каждый ее вздох — испытание, на которое она обречена волей судьбы.       И когда тонкие пальцы уже тянутся к металлической поверхности ручки, дверь распахивается, словно сама, и Вики замирает, обескураженная, разбитая и обессиленная из-за картины, ей открывшейся.       Маль-бон-те.       Он стоит, как величественная и лишенная чувств статуя, едва приподняв подбородок в гордом жесте, и на смуглой коже его лица бордовыми, почти черными в темноте, росчерками, точно художественной кистью, брызги крови, еще свежие, еще теплые. И руки, безжизненно опущенные вдоль напряженного тела, словно закрыты от нее кровавыми плотными перчатками, через которые не видно оттенка кожи.       Вики отшатывается, а ее лицо искажается в немом крике. Ноги предательски подкашиваются, и из ее горла выходит горький стон — тихий, пронизанный горечью и болью, врезающейся в ее грудь, — словно забитый в угол умирающий зверек, встретившийся лицом к лицу со своей смертью.       Перед глазами — густая пелена слез, быстро расчерчивающая ее щеки.       «Тогда я начну с твоих друзей».       Ухмылка на его губах — предвестник ее смерти.       Маль-бон-те.       Его движения нечеловечески быстрые и резкие — точно дьявольские — и Вики в страхе распахивает глаза, едва сдерживая крик, когда ее крылья жестко впечатываются в стоящий позади шкаф, а на шею сжимающейся петлей ложится твердая рука Мальбонте. Несколько книг с глухим треском падают на пол, поднимая в воздух мелкую пыль.       И карбоновые глаза напротив, горящие ненавистью, внимательные до безобразия, проникают в ее подсознание, выжигая все хорошее — стирая глупые детские надежды. Хватка на ее шее усиливается, и грубые пальцы оставляют на бледной коже Вики алые отпечатки чьей-то крови… ее… друзей?..       Чудовище!       Мальбонте с интересом наблюдает за ней, даже не пытающейся сопротивляться его мощи: серые глаза, словно бесчувственные, смотрящие не на него — куда-то сквозь, с мелкой сеткой лопнувших капилляров на белках, и некогда алые губы — теперь бледно-серые, каждую секунду все сильнее утрачивающие когда-то манящий его оттенок.       Ты не такой!..       — Ты хранишь часть моей силы, но от тебя так и тянет слабостью, — жестко выплевывает он прямо в лицо Вики, надменно смотря на нее, быстро обмякающую в его жестких руках, и скалится, переполненный бешеной яростью.       Его все это бесит до скрежета зубов: Мальбонте бесит ее покорность, появившаяся так некстати, и застывшие в уголках затухающих глаз остатки кристальных слез, а еще — ее потрескавшиеся губы, приоткрытые в немой мольбе.       Жалкая.       Он отдергивает руку от ее шеи, как от чего-то мерзкого, грязного — не достойного его эмоций, взрывной волной бушующих в груди. И Вики, потеряв опору, с громким шелестом безропотно сложенных крыльев мешком падает на прогнившие половицы, что отзываются глухим скрипом под ее потяжелевшим телом.       Мальбонте смотрит на нее, обессиленную, лежащую у его ног и не шевелящуюся, но живую — тяжелое дыхание оглушающими стонами разносилось по комнате, — и не может унять своей ярости, жаром охватившей его напряженное тело.       — Я спрошу последний раз, Вики…       Ее имя, произнесенное жестким голосом, — и сердце, израненное, болезненно сжимается.       — Ты присоединишься ко мне.       Это не вопрос — утверждение, нарочито подчеркнутое повелительным, железным тоном, что не терпит отказа.       — Да… — тихо хрипит Вики, терпя боль, пронизывающую саднящее горло, и дышит сипло, хватая воздух большими глотками, словно боясь, что вновь лишится необходимого кислорода. — Я… на… твоей стороне…       Лицо Мальбонте, до этого охваченное ненавистью, заметно смягчается в бледном свете догорающих свеч, и он едва сдерживает свои эмоции — но губы все равно искажаются в кривой ухмылке.       Повинуясь внутреннему порыву, он опускается рядом с ней на корточки, и взгляд черных глаз скользит по взмокшей тонкой шее, к которой причудливыми узорами прилипли редкие локоны волос, запятнанные алой кровью с его рук.       И Вики так красива в этом тусклом свете, с кровавыми разводами на бледной коже, что Мальбонте не может сдержаться в своих желаниях: надавливая на ее щеку, покрытую каплями пота, оставляет еще несколько росчерков, уходящих к приоткрытому тяжелым дыханием рту, — ее губы, бледно-серые, теперь покрывает темно-алый.       И так ему нравится больше.