За все те несколько месяцев, проведенных в мире ангелов и демонов, Вики впервые позволяет себе поблагодарить Шепфа: за школу, в которой она оказалась, и учителей, что так старательно посвящали ее в азы новой жизни. Вики мысленно благодарит Шепфа за Геральда, жадно вдыхая порции воздуха: демона, что увидела в первый же день после своей смерти, доброго и справедливого — того, кто научил ее чувствовать энергии бессмертных и определять их владельцев. И пусть ей до сих пор не всегда удавалось четко распознать ту или иную энергию, как это могли делать более сильные бессмертные, но энергии своих друзей она могла чувствовать и за десятки километров.
— Да… — старательно хрипит она и ненавидит саму себя за слова, которые хочет произнести, но понимает — по-другому никак. Он был рядом с ними — Вики, старательно восстанавливая дыхание, буквально чувствует слабые отголоски кислой малины, что будто осели на руках и одежде Мальбонте.
Мими. — Я… на… твоей стороне…
Вики кусает губы, кривя нос: гадкое чувство горячей волной зарождается в ее груди, но отчего-то она чувствует успокоение, когда Мальбонте, опустившись рядом с ней на корточки, спокойным взглядом обводит ее обессиленное тело. Ей кажется —
ей точно кажется, — что в черных глазах проскальзывает печаль, вмиг исчезнувшая за железными воротами безразличия.
Дрожь касается ее кожи, когда Мальбонте, склонившись еще немного ниже, мягко касается ее щеки пальцем, а в нос ударяет металлический запах крови. Вики хочется отодвинуться, убрать его теплую руку прочь, но не может даже шелохнуться — тело, словно каменное, не отзывается на тихую мольбу мозга. И ей остается лишь принимать его мягкое прикосновение, закончившееся жестким кровавым мазком на пересохших от сбитого дыхания губах.
***
Вики — тихая услужливая тень, что смирно стоит позади своего Господина, приподняв подбородок. Она делает вид, что ещё не растеряла остатки своей гордости, придаёт своему взгляду как можно больше холодности, а сама нервно сцепляет пальцы у себя за спиной — лишь бы никто не увидел.
Лица новых пленников, что стоят на коленях, ссутуля спины, для неё — словно размытые блеклые пятна. Потому что так проще: когда придёт время, их глаза не будут всплывать в ее кошмарах.
Мальбонте жестким тоном отчеканивает уже привычные слова, звучащие для нее, как серый шум: что-то про повиновение, справедливость и вынужденную войну. Вики не слушает. Вики смотрит на его широкую спину, на пугающе раскрытые темно-алые крылья, что почти скрывают его фигуру, и чёрные, как смоль, волосы, небрежно зачёсанные назад.
— Ты же… — один из пленников подаёт сиплый, иссушенный жаждой голос, и Вики, переместив на него взгляд, дергается как от удара: незнакомые удивленные глаза смотрят прямо на нее, изучая черты лица, — та непризнанная из школы…
Вики сглатывает вмиг загустевшую слюну, но не позволяет себе даже мысли допустить о том, чтобы отвернуться. Напротив, она лишь сильнее приподнимает голову, словно окутывая себя железной броней из тщеславия —
как у матери получалось нагонять такую надменность? — и с напускным спокойствием осматривает пленного.
— Дочь Серафима… они сказали…
Его тихий голос моментально тонет в истошном стоне, когда Мальбонте, приблизившись, одним быстрым движением поднимает тело пленника над землей, жесткой хваткой вцепившись в его шею. Вики резко отворачивается, не желая видеть знакомой картины, — не столь давно на том же месте была она сама, и даже горло, кажется, вновь сдавило невидимой петлей напряженных пальцев.
Ей становится трудно дышать, и в сознании всплывает самодовольное лицо Мальбонте, когда он поднял ее над полом, вынуждая принять свою сторону: подсвеченное мягким светом догорающих свеч, оно казалось ещё более грубым и озлобленным, а словно нарочито подчёркнутая горькая усмешка — поистине дьявольской.
Повисшую тишину нарушает приглушённый удар тела о землю, и следом — сиплый кашель. Прям как у неё, когда она жадно вдыхала обжигающий лёгкие кислород.
Фетишист.
Вики думает, что Мальбонте — чокнутый фетишист. Потому что никак иначе не может объяснить его излюбленную стратегию подчинения: душить, смотря в глаза, наслаждаясь алеющей кожей и лопающимися капиллярами на белках, а потом откинуть от себя, как ненужную вещь — словно все, баста, я наигрался.
Вики и правда начинает так считать, вновь равнодушно осматривая скорчившегося пленника, что позволил себе с ней заговорить, и почему-то чувствует благодарность — она, черт возьми, чувствует благодарность по отношению к Мальбонте, потому что понимает простую истину: слова неизвестного острым клинком вспороли бы ей сердце.
Страннее благодарности, зародившейся в ее сердце, лишь поступок Мальбонте — поспешный, явно не взвешенный и импульсивный.
Он… защитил меня?..
Она отбрасывает глупые мысли в сторону, для верности даже легко трясёт головой: надо же было до такого додуматься. И вновь возвращает затуманенный взгляд на пленников, теперь медленно поднимающихся под брань стражников.
— Идём, — негромко произносит Мальбонте, поравнявшись с ней, и, не останавливаясь, продолжает идти. Тихая фраза была явно лишней — ведь она и так всегда следовала за ним, как верная гончая — за своим хозяином.
Вики удивленно цепляется взглядом за его спину, едва нахмурившись, вновь отворачивается, желая взглянуть на пленников в последний раз, и услужливой тенью следует за Мальбонте. Она даже не поднимает взгляда от раскидистых алых крыльев, вымученным взглядом скользя по жесткому оперению, потому что ноги несут ее сами — выученный до скрежета зубов маршрут уже давно засел у нее на подкорке мозга: от пустыря, куда приводили новых пленных, до мрачного кабинета с глухо заколоченными окнами, где из света — одинокие свечи, причудливо играющие своим пламенем на хлипких стенах.
И когда широкая спина Мальбонте, за которой она следует, как за путеводной звездой, неожиданно пропадает из виду, Вики, растерявшись, даже спотыкается о груду камней. Она глупо вертит головой, пока, наконец, не поднимает взгляд вверх: в густых серых тучах зловещим черным пятном виднеется его застывший силуэт — Мальбонте ждет ее, и Вики поспешно расправляет крылья, готовясь взлететь вслед за ним.
***
Тяжелые серые облака сменяет пушистая вата, золотом блестящая в свете мягких солнечных лучей; она растворяется в голубизне неба от поспешных взмахов крыльев: Вики, совсем не поспевая за Мальбонте, мысленно проклинает себя за явную халтуру на уроках по крылоборству и молча завидует алым крыльям, едва виднеющимся за дымкой облаков, — в два раза больше ее и где-то в сотню — сильнее.
Дальние полеты до сих пор даются ей с трудом: в напряженной спине расцветающим бутоном зарождается тянущая боль, от которой по вискам начинают скользить редкие капли пота. Ей кажется, что если бы все это происходило в мире живых, они бы уже давно обогнули Землю. Благо, упрямства в крови семьи Уокер больше, чем бессмертных на небесах, и Вики продолжает лететь, уповая на то, что завтра он не двинет и перышком.
Когда она, наконец, равняется с Мальбонте, зависшим в воздухе, на ее лице уже крупными пятнами лежит алый румянец, выдающий усталость. И Вики готова поклясться, что всего на секунду, но в чёрных глазах напротив была горькая насмешка.
«Ты хранишь часть моей силы, но от тебя так и тянет слабостью».
Вики самозабвенно складывает крылья, пикируя вслед за Мальбонте, и мягкая вата облаков едва щекочет пылающую кожу щёк, а встречный ветер оглаживает перья. В груди оседает приятное чувство свободного падения, подстегнутое адреналином, от чего на женских губах появляется робкая улыбка. Зеркальная гладь голубой воды стремительно приближается, и Вики даже видит в ней своё отражение, прежде чем вновь раскрывает крылья: мелкие брызги устремляются вверх из-за резкого потока воздуха и живительной прохладой оседают на горящей коже.
Когда ее ноги касаются камней, Вики не может сдержать радостного вдоха, стирая со своего лба капли пота и холодной воды. Крылья, словно не слушаясь хозяйку, мелко трепещут от долгого полёта.
Присев возле озера, она опускает пальцы в воду и сразу мягко проводит ими по лицу, заодно зачёсывая растрепавшиеся от ветра волосы назад. Даже спиной Вики буквально чувствует на себе изучающий взгляд Мальбонте, но виду не подает, а когда разворачивается — он уже смотрит на высокие неприступные горы, покрытые шапкой снега, и величественные деревья, давно пережившие любого смертного.
На его лице — нечитаемая эмоция: там задумчивость мешается со вселенской усталостью, и Вики едва хмурит брови, не находя привычных надменности и самоуверенности.
Сейчас Мальбонте больше похож на Бонта…
До боли в груди глупые мысли вспыхивают в ее голове, и Вики, старательно глуша свою печаль, медленно опускается на холодные камни рядом с Мальбонте, притягивая к себе ноги.
— Ты помнишь… — в мужском голосе отчетливой нотой проступает насмешка, — как Бонт говорил тебе о своём желании?
Вики едва склоняет голову вбок, пытаясь распознать в эмоциях на мужском лице подвох, но чёрные глаза все так же смотрят куда-то вдаль, а уголки его губ непривычно робко тянутся вверх, являя ей —
и только ей — несмелую улыбку.
— Про свежий воздух где-то в горах…
Даже его голоса, стального и не терпящего возражений, коснулись непонятные Вики изменения: она буквально чувствовала тепло, проступающее наружу все сильнее с каждым словом, и наслаждалась неспешной тихой речью — такой контрастной по сравнению с той, что слышала всего несколько часов назад в лагере. Сильнее она наслаждалась лишь стойким запахом хвои, поселившимся в этом месте, и солоноватым привкусом речной воды, осевшим в пазухах…
Вики в удивлении раскрыла глаза, поспешно оглядываясь по сторонам, словно выискивая что-то в скалистой местности, и сделала глубокий вдох грудью, еще раз подтверждая свои догадки: так пахло от Мальбонте. Так пахло от его покоев и шелка постельного белья, от одежды и волос, от смуглой кожи; и если раньше она думала, что это — запах его энергии, то сейчас…
Она едва скосила взгляд на него, умиротворенного, совсем не такого, каким он являлся всем остальным, и почувствовала мерзкое чувство, закопошившееся под рёбрами. Вики почувствовала его одиночество, удушливое, почти паническое, что проследовало его ещё с детства и не собиралось ослаблять свою хватку. Одиночество, которое он сам же взращивал, прилетая сюда и слушая лишь тихий шепот водной глади.
Одиночество, которым он, словно чем-то сокровенным, решил неожиданно поделиться сейчас с ней, приведя сюда.
На душе стало так пусто, что Вики сама не заметила, как задрожали ее губы от подступивших слез, но она лишь с силой стиснула зубы, прогоняя наваждение.
Ему не нужно ее сочувствие.
Монстрам не нужно ничьё сочувствие.
Но…
Его молчание, пустой стеклянный взгляд — все это служило для неё немой исповедью и замаливанием совершенных деяний — и сейчас Вики была готова заменить ему разрушившего его судьбу Шепфа. Она подсела к Мальбонте ближе, так, чтобы касались их тела, и совсем неуверенно положила голову на его неожиданно расслабленное плечо — словно боялась быть оттолкнутой или обруганной, — но ничего не случилось, и даже Ад, кажется, не замёрз, зато в груди нагревающим сердцем теплом поселились отголоски необходимой уверенности.
Мальбонте — не монстр.
Мальбонте — слишком быстро повзрослевшее под гнетом злости и страха дитя, покинутое Шепфа,
преданное Шепфа. Дитя, что желало отомстить за своих родителей, лишившихся крыльев и низвергнутых на Землю за свой
отчаянный поступок — родителей, просто любивших и защищавших своего единственного ребенка, отвергнутого небесами. И она отчетливо видела его маленькие руки, кожи которых еще не коснулась грубость, отчаянно, до проступившей крови сжимающие в пальцах белые и черные перья — его спусковой крючок, уничтоживший душу.
Вики едва вздрогнула от слишком ярких воспоминаний, что вспыхнули костром в ее подсознании, и нашла себя пленницей чёрных глаз: Мальбонте сам показывал ей темные закоулки своей души, от которых по его напряжённым рукам выступили сети синюшных вен. Она глупо хлопнула глазами, окончательно возвращаясь в реальность, и одинокая слеза горячей каплей располосовала ее щеку.
— Я просто хочу, чтобы ты знала, почему я такой… — неожиданно тихо,
надломленно, прошептал Мальбонте, не отводя от неё стеклянного взгляда. Его приоткрытые губы замерли в немой борьбе, и Вики почувствовала — буквально ощутила всем своим естеством — как застряли осколки слов где-то у него в глотке.
— Я… — она медленно, крупица за крупицей, словно боялась одним случайным помыслом разрушить атмосферу, между ними появившуюся, собирала в себе силы и рушила навязанные бессмертными устои, трепетно разглядывая спокойное мужское лицо, — я… не считаю тебя монстром и… принимаю тебя таким, какой ты есть…
Ее слова — его маяк, разгоняющий сгущающуюся вокруг тьму; его путеводная звезда, что освещает дорогу, не давая сбиться с пути.
И ее губы — маленькая, но значимая для Мальбонте награда, вновь осевшая холодом на его губах, только теперь — не украденным, а его личным, ей позволенным, поцелуем.
