Aranea Lilia. You set my soul alight

      Сан проводит в доме немногим меньше месяца, но уже чувствует себя тут «своим».       Ему привычны мягкие улыбки старших, которые ничуть не лезут в его дела, но и не отказывают в помощи или объяснениях, когда те ему требуются.       Для него уже нормально периодически зависать где-то на трибуне, когда на небольшом стадионе позади дома Чан тренирует других вампиров клана. Он даже как-то хотел поучаствовать, но Кристофер попросил пока отдохнуть, говоря, что позже с удовольствием включит его в группу.       Ему так же привычно раз в неделю ездить к Ким Тэхёну, который, слава претемнейшей ночи, выжил после ранения, оказавшегося очень близким к смертельному. Не менее благодарен Сан своему отцу, как раз таки и спасшему дядю.       Не менее обыденными становятся посещения кабинета Сонхва, чтобы рассказывать тому обо всём и ни о чём, ничуть не ощущая, что его «лечат».       Но самым приятным восхитительным временем для него с самого начала становится — и до сих пор остаётся — время с Уёном.       Тот ничуть не стесняется рассказывать вещи абсолютно любого характера — начиная с особенностей семьи, где проживает (поскольку ушёл из собственной некоторое время назад, подустав от опеки — претёмная ночь, как Сан его понимает, — кровных родственников) и заканчивая любимыми местами в городе, которые они уже пару недель, как постепенно изучают. Аккурат с тех пор, как Ёсан, оказавшийся врачом, а не сиделкой, оповестил о физической стабильности состояния вампира.       Сегодня, в двадцать пятый день пребывания Сана в особняке, они выбираются в особенное место (Уён говорит — в честь юбилея) на Мёндон — шумную рыночно-магазинную улицу, где много народу, светится больше вывесок, чем, кажется, во всём городе, и царит ощущение всеобщего праздника.       — Как круто! Тут так… Так…       — Весело? — с любопытством уточняет Уён, который тянет на поперечную улицу, чтобы несколько минут отдохнуть от толпы и зайти в один из любимых магазинов чуть поодаль.       — Не то слово! А запахи уличной еды! Они такие вкусные!       — Я в такие моменты… немного сочувствую Низшим, ведь для них еда людей кажется отвратительной, — вздыхает Уён, вызывая вопрос у Сана:       — Ты общаешься с Низшими? — тут же поднимает руки, как бы защищаясь и выглядя растерянным. — Я ничего против не имею, но сам лишь поверхностно о них знаю. Мой отец… Он немного высокомерный и не считает их за ровню нам, хотя у меня была пара знакомых ребят, при чём на Манхэттене, которые были из их числа и казались самыми нормальными…       — Когда ты нервничаешь, так забавно тараторишь. Мило, — усмехается старший, открывая стеклянную дверь и впуская Сана вперёд себя в небольшой магазинчик. — Вообще-то, те из них, что обучены, мало отличаются от нас при общении. Пусть они и… — пропускает мимо себя другого посетителя, и заканчивает фразу шёпотом на ухо Сана, прижимаясь к тому со спины и легонько обнимая за талию, — …не слишком «живые», отличаются нетерпимостью к человеческой еде, очень холодны кожей и почти не пахнут, но вполне себе разумные и эмоциональные.       Сан в этот момент думает не об эмоциях других существ, а о том, насколько тепло, что почти горячо, от того, как близко к нему старший.       Впрочем, спустя пару секунд Чон отстраняется и идёт к одной из полок, что-то целенаправленно там разыскивая, пока взволнованный вампир облизывает едва не выступившие, больше чем у людей, клыки и старательно ищет своё отражение, чтобы убедиться — глаза не успели поменять цвет.       — Смотри, вот эти… — Уён показывает подошедшему сладости, но после чуть морщится, поскольку ценник подняли, а у него не так много свободных денег, о чём спешит пояснить вслух.       — Я заплачу, не волнуйся, — улыбается Сан, обрадованный новой возможностью помочь хоть как-то. Он в принципе старается за всё платить (называя деятельность старшего услугами гида), когда они вместе ходят гулять, поскольку ему-то родители оставили карточку, где нет лимита, а Уён…       — Заканчивай уже с этим, — хмыкает, выбирая всё-таки только одну упаковку и отправляясь с ней на кассу.       … А Уён немного гордый и ушёл из дома сравнительно недавно, не взяв с собой ничего. И жутко стесняется своих небольших финансовых трудностей. Как стесняется и того, что ему ещё в клане не поручают нормальную работу, ту, что оплачивается.       Именно из-за знания таких подробностей, Сан не всегда настаивает, и, как сейчас, просто отправляется следом, чтобы после, уже на улице, схватить за руку и откусить предложенную сладость, довольно щурясь и спрашивая:       — Куда сегодня пойдём?       — Прогуляемся вдоль реки? Тут рядом…       — Да! — чересчур громко отвечает, затем прикрывая рот свободной ладонью и мелко кивая. — Пойдём, конечно.       Хотя есть они перестают, и не думает отпускать руку, которую только устраивает удобнее, держась за локоть Уёна, ничуть не возражающего против такого.       Спустя примерно полчаса (Сан всё-таки обзавёлся часами и периодически кидает на них взгляд, стараясь не думать, о том, что там ещё и дата обозначена) добираются до набережной, где уже темно и только вампирское зрение помогает без проблем видеть неспокойную гладь воды. Там, немного постояв у ограждения, они отходят и забираются на один из бортиков чуть подальше от проходных мест.       Сан не хотел бы признавать этого вслух, но ощущает уже все виды привязанности к своему «гиду».       И это не удивительно, в общем и целом, учитывая, что прежде был только с родителями. Не то чтобы ему запрещали общаться с кем-то, но частые переезды не оставляли много вариантов на долгосрочную дружбу, а все отношения, что у него были, вообще только интрижками и можно назвать.       Впрочем, Сан не считал себя никогда несчастным и до сих пор к числу таковых причисляться не спешит.       Зачастую ему сложно было сойтись с людьми, не только из-за переездов, но и по причине частых смен настроения, так свойственных молодым Высшим, не говоря уже о родственниках, проверяющих всех, кто хоть немного больше с ним начинал общаться…       Только вот… Он начинает думать, что просто своих не находил. Ведь в кругу семейства Шин что-то в его душе претерпело значительные изменения. И тянуть к сородичам стало не на шутку…       Только вот все самые яркие чувства в нём пробуждает именно Уён, а не остальные, с которыми совсем немного, по правде говоря, общается.       — Ты так притих, — констатирует, привлекая к себе и позволяя опрокинуть голову себе на плечо. — Скажи… О чём ты думаешь?       Сан мгновенно вспыхивает и очень радуется мраку, царящему вокруг, и тому, что его собеседник явно сейчас не может видеть выражение его лица.       — Я не… Не знаю. Много всего.       — Ты всегда говоришь, что время в заточении ничуть на тебе не сказалось, но… Когда ты так выпадаешь, мне периодически кажется, будто ты возвращаешься туда, — говорит ровно, хотя где-то отдалённо в интонации его и проглядывает беспокойство. Он не угадал в этот раз, но так действительно периодически происходит.       — Нет, это… — Сан только и может, что вздохнуть. Он не станет врать Уёну. Но и правду сказать… — Не совсем так.       — Расскажи, — говорит и поступает совершенно незаконно — зарывается в мягкие волосы и гладит их. Для Сана это настолько интимно, что едва сдерживает стон.       Он никому не позволяет трогать свои волосы.       Никому.       Никому…       Кроме Уёна.       — Я не… — хочется отпираться или не говорить ничего. Хочется просто забыть обо всём, ведь зажмуренные веки почти спасают от мыслей. — Зачем говорить? Почему все так хотят понять, что случилось?       Уён молчит некоторое время, осторожно перебирая пальцами по прядкам и разглядывая огни на другой стороне реки. Говорить начинает так неожиданно, что младший едва не подпрыгивает:       — Потому что ты не сможешь просто забыть. Особенно с учётом того, что психическое состояние должно быть в норме, когда придёт Голод, — чуть морщится, затем спрашивая осторожно. — Ты давно пил?       — Не то чтобы. Не задолго до… — немного задыхается и сглатывает. Ему действительно не стоит вспоминать то время. Достаточно рассказывать о нём Сонхва, что внимательно слушает и в основном кивает, почти не задавая вопросов. И не важно, какая именно часть информации из него способна выйти, а какая — нет. — Плюс меня Ёсан после аварии немного прикормил. Кажется, — таинственно понижает голос, будто их кто-то действительно может услышать на этой пустынной набережной, — даже давал мне свою кровь. Представляешь?       Уён тихо хмыкает, потирая висок свободной рукой. Да, передача крови от Высшего к Высшему довольно интимный процесс, но свернуть тему он сейчас не позволит.       — Тебе нужно пережить это. Перерасти и полностью освободиться, — чуть качает головой, заставляя младшего вздрогнуть от неожиданного прикосновения подбородка к его голове.       Как же они всё-таки близко друг к другу находятся.       Это слишком тепло.       — Я… Как-то видел пару раз, как ты спишь, — неожиданно дополняет.       — И что? — спрашивает тихо и с лёгкой усмешкой, поворачивая голову и утыкаясь носом в шею, что пахнет так аппетитно.       Это почти безопасно.       Но только потому, что сам выбрал подобное положение и практически блокирует чужую возможность двигать чем-либо выше плеч. — У тебя фетиш на спящих?       Уён не сдерживает тихий кашель, явно свидетельствующий о замешательстве, а не о простуде (они ведь не могут болеть человеческими физическими болезнями), а затем качает головой и говорит, не поддаваясь на провокацию:       — Слишком беспокойно. Даже если ты не пускаешь все те воспоминания на уровень сознания, они…       — Это просто кошмары. Так бывает, — пожимает мелко плечами и тихо смеётся. — Вообще-то, я привык спать не один. У меня собака есть в Америке — Макс. И он — самый большой любитель забраться в мою постель. Плюс отец часто в разъезды нас не брал с собой, и папа приходил ко мне спать. Да и родственники, с которыми виделся весьма часто, не отказывались ночевать со мной.       — Ты предлагаешь… Мне поспать с тобой, чтобы ты успокоился? — тихо произносит Уён, даже замирая рукой из-за своего неожиданного вывода.       Сан тоже не двигается пару секунд, потом икает, а в последствии закашливается, отстраняясь и чуть сгибаясь, оперевшись руками на колени. Старший уже думает похлопать по спине, когда тот неожиданно разгибается и внимательно на него смотрит:       — Я не имел это ввиду, — следит за реакцией и уж слишком сильно радуется лёгкой досаде в чужих глазах. — Но я буду рад, если ты сам не против.       Он тактично умалчивает о том, что каждый вечер, когда старший уходил из его комнаты (они зависают обычно в ней, поскольку Уён делит жилплощадь с одним из Бродячих, ведь особняк — скорее нечто вроде общежития, чем просто дом), нестерпимо желал схватить того за руку и просить остаться с ним.       — Только… — Уён мягко улыбается, протягивая руку и ероша волосы, что и так не в порядке, как и их обладатель, теряющий всё в этом моменте — дыхание, сердцебиение, здравый смысл… — У меня работа будет ближе к вечеру, поэтому хотелось бы выспаться, а не… — Сан совсем готов исчезнуть из этого мира, точно краснея из-за смущения и картинок, неожиданно возникающих перед внутренним взором, — …не проговорить всё время отдыха.       Уён неловко смеётся и забирает руку от светлых волос, кажется, забирая вместе с тем и сердце Сана.       Окончательно и бесповоротно.       — Просто наши с тобой разговоры могут длиться и длиться. Я немного перестал высыпаться, — чешет в затылке и смеётся так, что глаза превращаются в щёлки.       — Постараюсь тебе не мешать, — Сану почти стыдно, ведь у него-то время сна не ограничено. Он тихо и неловко хмыкает, смотрит на часы, которые говорят о скором наступлении утра. — Думаю, стоит вернуться. А то ещё твоё настроение испортится…       Уён решает не уточнять, что настроение рядом с Саном у него теперь хорошее в любое время суток.

***

      В особняк они всё-таки возвращаются с первыми лучами солнца, поскольку на набережной было слишком хорошо и тепло.       — Схожу в душ и за своими вещами, а потом к тебе приду, идёт?       — Конечно, — Сан старается не потерять сознание от своей больной фантазии, которая никак не смогла упустить слово «душ» произнесённое именно старшим. — Буду ждать.       Разворачиваясь на пятках, пытается не слишком бежать в спальню, хотя удаётся это едва ли, даже поскальзывается несколько раз в коридоре.       — Ааааа, — тихо стонет, оглядываясь и стараясь понять, что нужно сделать перед такой важной «ночёвкой» (пусть та и состоится у них утром. Всё-таки они оба из тех вампиров, что для бодрствования выбирают ночь, а не день). — Ну блин.       В голову ничего не приходит, поэтому лишь тяжело вздыхает, быстро перестилает постельное бельё на свежее, затем отправляется в душ, где устало падает лбом на синий кафель, чтобы хоть немного расслабиться и успокоить безумное сердце, явно превышающее лимиты по количеству ударов в минуту.       Как он вообще спать сможет, если от одной мысли…       — Сан-и, я пришёл, — раздаётся неожиданное, пока вампир ошарашено пялится на часы, поскольку прошло уже полчаса с прихода в комнату. — Я лягу, ладно? Устал дико…       — Конечно! — кричит старательно ровно. — Скоро приду!       Делая несколько глубоких вдохов-выдохов, выключает воду и быстро вытирается, затем растерянно оглядываясь и ощущая волну холодных мурашек по спине.       У него в ванной только одна пижама, поскольку привык выходить в полотенце и одеваться в комнате.       Радует, конечно, что тут не только полотенца, но мягкий плюш тёплой пижамы выглядит угрожающе, с учётом того, насколько тёплые деньки в этом мае.       — Мне хана, — нервно сглатывает, натягивая штаны, благо, что это — шорты, длиной немногим прикрывающие колени, поскольку с верхом не так везёт — длинный рукав и довольно узкое горло. Но… пуговицы немного можно и расстегнуть. — Я точно умру там. От жары? От его близости? — бормочет себе под нос, действительно расстёгивая верхние пуговицы и стараясь не думать, что при этом ворот сильно отгибается, открывая вид на выразительные ключицы и верхнюю часть груди.       Думая — была не была — смело открывает дверь и сворачивает вправо — прямо к постели, посреди которой очень вольготно и уютно разлёгся старший, не стесняющийся даже быть таким открытым.       А у Сана спирает дыхание, сердце уходит в пятки и вообще головокружение (чрезвычайно редкое для вампиров явление), поскольку Уён пусть и в длинных свободных штанах, но эта чёрная безрукавка, обнажающая совершенные руки с голубоватыми ручейками вен…       — Меня конкретно вырубает, — тихо произносит Чон, будто в подтверждение зевая и чуть поворачивая голову, пока младший думает, что его тоже сейчас вырубит. От такого вида. — Ты идёшь?       — Да-да, — быстро кивает, затем стремительно оказываясь на постели и слегка запинаясь об одеяло… которое чрезвычайно судьбоносно заставляет его буквально упасть в объятия Уёна и уткнуться носом тому в бицепс.       — Щекотно, — усмехается едва слышно, запуская Сану в волосы руку и чуть смещая его, чтобы подбородком тот попал аккурат в изгиб его локтя, пока другой рукой укрывает одеялом и тянет ближе к себе за живот. — Не думал, что ты любишь спать обнимаясь, но я не против.       Единственное, о чём способен думать Сан — спать сегодня он точно не сможет.       Потому что они слишком близко.       Впрочем, ошибается в этой вещи так же, как и во многих других, ведь на его веки давит усталость, равномерное дыхание Уёна звучит гораздо лучше капель дождя, под который больше всего любит засыпать, а запах его окутывает невидимой, но такой ощутимой дымкой, что невозможно не успокоиться и не заснуть, хотя это больше похоже на потерю сознания из-за перенасыщения.