Бальтазар, царь Вавилона
7 января 2021 г. в 13:42
Примечания:
Всех поздравляю с Рождеством!
Вифлеем-Ефрафа должен был запереть дубовые ворота на все засовы, выстроить крепостные стены, вытесанные из горного камня, поставить с сотню воинов в кирасах и с алебардами, обожжёнными морозом, чтобы никто — никто! — не смел проникнуть в город и выкрасть из него величайшее из сокровищ: маленького мальчика в пеленах и его Деву-мать. А ведь они были здесь.
Так было предсказано в словах пророков задолго до того, как юная еврейка пошла под венец Господень под рукоплескания небесных войск. Это было задолго до того, как Аларр, прадед Бальтазара, сверг главенствующую династию царей вавилонских и привёл в город мулов и быков, украшенных гроздьями винограда, подпоясанных шёлком и тонким египетским хлопком, чтобы чествовать победителей. С их рогов свисали плоды, ягоды; женщины несли плетёные корзинки с финиками, манго и пряностями, а дед Бальтазара — тогда ещё совсем младенец — спал на руках своей царицы-матери. Да, Господь всё предопределил задолго до того, как это великое празднество сотрясло Вавилон, задолго до путешествия трёх царей-волхвов к городку, где родился Спаситель. Задолго. У евреев было время подумать. Вифлеем-Ефрафа должен быть отгородиться от мира, ощетиниться пиками и зажечь предупредительные костры.
Но Вифлеем-Ефрафа остался стоять, распахнутый для путников, приветливо-белокаменный, и Бальтазар шёл по его мощённым дорогам стылым утром, пока не набрёл на озарённый лучинами, украшенный пожухлыми лозами винограда дом и понял — тут. Сердце его рухнуло, и дыхание перехватило, будто кто-то ударил эфесом меча в живот. Каспар, всё ещё не спешившийся со своего славного скакуна, позвал его по имени, но Бальтазар не откликнулся. Вся небольшая, но и не маленькая свита не могла бы удержать Бальтазара на месте. Мессия тут, Его мать — тоже.
И в следующий миг он увидел их. Самая прекрасная в своей житейской простоте картина. Мать, воркующая над ребёнком в белых пеленах.
Бальтазар схватился за кафтан в районе груди. Буйное сердце силилось разбиться о рёбра. Дыхание жгло его лёгкие, и мёрзлый воздух остужал глотку. И когда как в горле резало от жажды, глаза не могли насытиться и слезились от красоты… Или, может, от стужи. Да какая разница! Бальтазар сделал несколько шагов прежде, чем опереться о руку Мельхиора. Ненадёжное тело подводило его! Только бы не потерять сознание, только бы… Только бы вдохнуть поглубже.
Голубая накидка, девственное сияние, кудри цвета миндаля и дитя в пеленках, которое она держала в руках.
Дева. Это была она. Без сомнения, это была она, матерь Господа, матерь Мессии. Она снилась Бальтазару однажды: такая же просветлённая, цветущая, в орошённых дождём зарослях лилий, в голубом убранстве невесты. И вот она подняла свой лучистый взор на Бальтазара, и сердце его зашлось такой пьянящей песней, сладкой и дурманящей, словно припудренный сахаром рахат-лукум, что в глазах на миг потемнело.
— Иосиф! — закричала Дева на арамейском, вскочив со ступеней крыльца, на которых сидела, тепло укутанная. — Иосиф! — повторила она, озираясь на царей. Бальтазар глупо улыбнулся, когда она перехватила его хмельной взор. Дева поднялась по ступенькам, крепко прижав к себе сына, и вбежала в распахнутые двери.
В доме раздались звуки переполоха, что-то железно звякнуло, и только сейчас Бальтазар заметил, что на крыльце стоят ясли для кормёжки скота, крытые золотистой соломой. Ещё у стены сидел мальчик: он удивлённо моргал и жался к ней, не смея сдвинуться с места: ничто так не поражает, как роскошь, когда видишь её во всём великолепии.
А потом на улицу высыпала огромная еврейская семья, которую возглавлял высокий, черноволосый и чернобородый человек, приобнимающий за плечи Деву в голубой накидке. Бальтазар с трудом переводил дыхание, сердце его восторженно пело и так по-юношески заходилось… Он казался себе пьяным, но не после терпкого, забродившего вина, а после грога или мёда. Это был совсем другой хмель: он шёл не из глотки, а из души.
— Мария, — проговорил, как стало ясно, Иосиф — обручник Девы. — Эти господа… Они пришли к тебе. К тебе.
Значит, её звали Марией… Прекраснейшее из имён! Мария, юная Дева, что ткала храмовые завесы и молилась Богу так, как не молились и первосвященники. Сколько радостей принесла она Бальтазару, сколько любви, невзаимной, горькой и одновременно насыщающей голодающую душу — но пока об этом он не знал. А если знал, то пока не догадывался. О таких вещах ведает только Бог.
Дева Мария с придыханием кивнула царям, сделала несколько невесомых шагов по скрипящим половицам и положила Сына в ясли. Всё это время Бальтазар смотрел на её светлый лик.
— Вы можете подойти, — проворковала она голосом лёгким, словно морской бриз. — Он был рождён для всех. Поглядите на него.
Три царя, одетые в пурпур и шёлк, двинулись вперёд к Младенцу в пеленах и его юной матери в простом хлопке. Несколько людей из соседних домов высунулись из окон и в молчаливой покорности склонили головы. И вот уже Бальтазар стоял подле яслей.
— Его имя — Иисус, — прошептала Мария, едва дыша над сыном — маленьким, черноволосым младенцем. — Он — Мессия. Сын Божий, — молвила она и вдруг подняла слезливый взор на Бальтазара. — Он принадлежит всем людям на свете, и всё же он — мой сын. Чудо, правда?
— Правда, — успокаивающе улыбнулся Бальтазар, и дыхание его застыло у уст облачком мокрого пара. Он хотел сказать ещё что-то колкое, режущее его грудь остриём льда, который таял и оставлял кровоточащую рану, но в этот миг Каспар пал ниц перед яслями, и Бальтазар опомнился, ахнул и тоже опустился на колени.
— Радуйся, Мария, благодати полная! И да будет велик Вифлеем-Ефрафа в веках! — прокричал дрожащим, надорванным от рыданий голосом Каспар. Чуть повернув голову, Бальтазар мог увидеть его, приложившегося лбом к земле. А потом Каспар чуть приподнялся и отнял от груди богато украшенный ярёмным и синим бархатом ларец. — Велик Господь и Сын Его велик! Я несу Сыну Человеческому золото, как Царю Царей, Христу Господу!
Барка-маг вынул из безвольных ладоней господина ларец, открыл его золотую крышку и поставил перед яслями. Бальтазар понял, что настал его черёд. Он распахнул кафтан и достал из-за пазухи свёрток парчи, в котором покоился душистый ладан.
— Этот дар я несу Священнику Священников, Пастору, что поведёт нас к Господу Богу. Славься, Господи, и славься Сын Твой, и Матерь его. — Бальтазар протянул ладони, в которых сжимал ладан, как бы показывая его всем, а затем сложил свёрток у яслей. От волнения в ушах у него стучало.
Настал черёд Мельхиора. Он не краснел и не истекал праведной слюной, даже не плакал — но пальцы его вцепились в колбочку со смирной до побеления.
— Несу Сыну Божьему смирну в честь его Жертвы. — Он склонил белокурую голову так низко, что борода подмела доски у яслей. — Славься, Господи! Славься, Матерь, принявшая Дитя от Святого Духа!
И все они: цари, простые евреи и даже малые дети вдруг дрогнули под напором неведомой, всемогущей силы и хором изрекли:
— Аминь!
Так оно и случилось. Поклонение волхвов. Ранним, морозным утром, у ветхого дома в маленьком Вифлееме, среди простых людей в хлопке и овчине.
Иосиф обнял растроганную Марию и с отцовской гордостью погладил по голове малютку Иисуса. Иосиф казался невероятно высоким и статным, его густые смоляные кудри отливали благородным серебром в голубовато-студёном свете. Истинно, потомок великого Давида. Он сможет защитить Марию и Младенца от всех невзгод — от этого в груди Бальтазара разливалось тепло.
— Но где же овцы? — неожиданно спросил Каспар, не стряхивая с себя дорожную пыль в знак уважения. Он всё ещё трепетал и не вытер горючие слёзы, но говорил спокойно и без дрожи. С дюжину лиц обратились в его сторону. Повисло молчание.
— Овцы? У нас есть только козочки, — наконец сказал какой-то мальчик с очень непослушными волосами.
— Но ведь вы пастухи! Я видел во сне хлев, где родился Мессия! Я говорил им. — Каспар махнул руками в сторону королей-магов. — Хлев! Во сне был хлев!
Бальтазар первый захохотал. Слёзы брызнули из его подведённых сурьмой глаз. Он вдруг всё понял. Все эти видения ведь были метафоричны, они несли древнюю мудрость, а богатые, изнеженные цари видел в них прямые указания.
— Нам, видите ли, были сны, — сказал Бальтазар, когда смех унялся в его груди: он поглядел на Марию, словно бы она была единственной, кому он это повествовал. — О том, что родится нынче Царь Царей, но, как известно, Господь посылает радостные вести в самых неожиданных формах. Вот и нынче…
— Ох, это мы знаем! — хлопнул себя по животу человек, которого, кажется, звали Клеопой. — Не понаслышке.
Дева Мария опустила свой лучистый взор на колени и зарумянилась — Бальтазар не знал, о чём речь, но ему вдруг страшно захотелось быть посвящённым в эту тайну. Он даже понурился и сгорбился.
— Так значит вы…
— Плотники, — сказал Иосиф.
И вдруг кто-то заплакал. Даже, наверное, не заплакал: плачут здоровые, откормленные младенцы, а тут скорее пропищал — и тут же затих. Бальтазар опустил взгляд и увидел малыша, сидевшего у стены, когда они подходили караваном к благословенному дому: теперь он дрожал, спрятав личико в ладонях.
— Иосия! — шикнула, видимо, жена Клеопы. — В чём дело?
— Зверюшка страшная, — прошелестел Иосия, указав пальцем на верблюда Мельхиора, и уткнулся в юбку своей матери.
— Так значит, ты тогда не роскоши испугался, а верблюда? — удивился Бальтазар. Обласканный комплиментами о его нарядах, повозках и колесницах, он и забыл, что не каждый восхищается господскими чудесами. Дева Мария засмеялась, не отрывая взора от сына, и царю стало совсем худо: его выставили на посмешище перед Матерью Божьей!
Жена Клеопы покачала головой. Наверное, ей казалось невежливым потешаться над гостями, но её лицо всё равно было озарено улыбкой.
— Может, мы и не очень богаты, но еда у нас вкусная: мы с Саломеей весь день провели у жаровни, а Мария сделала нашу излюбленную сладость: мёд с маслом.
— Мы бы с удовольствием преломили с вами хлеб, — согласился Иосиф.
Мария радушно развела руками в стороны.
— Пойдёмте в дом и потрапезничаем вместе! Иначе какие же мы евреи, если не пустим уставших путников в дом?
Все захохотали, и даже малютка Иисус бодро потянул ручки к небу. Так они стояли на крыльце: цари с Востока, плотники и дети, и впервые в жизни Бальтазар чувствовал, что жизнь прекрасна.