«2 ноября 1991 года»
«Когда мне встречается в людях дурное, То долгое время я верить стараюсь, Что это скорее всего напускное, Что это случайность. И я ошибаюсь…» Э. Асадов «Когда мне встречается в людях дурное…»
На следующий день после нашей встречи с Сергеем я проснулась совершенно разбитой. Воспоминания нахлынули на меня с еще большей силой. «Пришла в себя я поздним вечером, хотя на улице нельзя было определить день или ночь сейчас на севере. Я приподнялась на локтях. В глазах все расплывалось, а еще бегали маленькие цветные мушки. На часах возле кровати было восемь вечера. Возле меня также обнаружился Сергей, который, приклонившись к постели, спал на своих руках. Дементьев был все так же в куртке и шарфе. Из-за жары на его лбу выступила испарина. Лица я его не видела, но зато впервые могла подробно рассмотреть руки Дементьева. Не знаю, почему я вообще решила его рассматривать. Видимо, предоставилась возможность, пока он спит. Длинные пальцы украшал слишком огромный и масивный перстень из светлого металла. Сеть тонких вен пронизывала ладони и уходила куда-то под куртку. Повинуясь порыву разума, я решила слегка прикоснуться к его волосам. Так, чтобы он не проснулся. Его волосы оказались намного жестче, чем я предполагала. По всей видимости, он совсем недавно подстригся. «Надежда, о чем ты думаешь!? Это твой напарник. Который к тебе и приставал, но он — напарник, а не предмет любовного интереса. Убери руки, иначе вырвешь ему остатки волос! Надя, я что тебе сказала!» — из-за внутренеего голоса руку пришлось одернуть. Я осмотрела комнату. Вроде все так же, как и до моей отключки. Только куртка теперь была не на мне, а висела на двери. На мне покоилось тёплое одеяло, принесённое из другой комнаты. Я хотела бесшумно подняться с кровати, но та, как обычно, заскрипела так громко, что парень проснулся. Он потер глаза, а потом участливо спросил: — Как себя чувствуешь? — Более менее. Но голова все ещё болит. — Ты не приходила в себя более четырех часов. Я не смог тебя никак разбудить. Уже хотел тебя трансгресировать в больницу, но потом… уснул. Извини. — Ничего страшного, — глаза начали привыкать к темноте. — А… Ты хорошо себя чувствуешь? Какой-то ты бледный. — Да, все хорошо. Просто устал сильно. Я не спал несколько ночей. — Почему? Он усмехнулся. — Если не хочешь обидеться, то лучше не спрашивай, — он встал с маленького стульчика, на котором сидел несколько часов, и встряхнул головой, словно приходя в себя. — Твоя мама, кстати, сову прислала. Она сегодня на всю ночь в «Деревянном дворе». — Ясно почему она ушла так рано. Как обычно, её заставляют работать больше нормы. Ты будешь чай? — я заправила локон за ухо. Это выглядело кокетством. Кончено же, через мгновение я покраснела. Дементьев на секунду замер, а потом, лукаво улыбнувшись, распрощался со мной. Он решил вернуться домой. Видимо, он заметил в моем взгляде что-то для себя важное и умчался, как истинный лис в свою нору. Позже, среди ночи, прилетел огромный сизый ворон с письмом от него. Но не читая его, я вновь уснула крепким сном. Сейчас я мыла посуду после матери. Та пришла рано утром совсем измотанная и уставшая. Первым делом она поела и легла спать, даже не спросив, как прошла моя встреча с другом. Пока вода стекала с моих холодных рук, в окно на кухне постучался огромный черный филин. Меня накрыли те же ощущения, что и несколько недель назад. Это был филин отца. Трясущимися руками я открыла створку и впустила птицу в квартиру. — Зараза! — я приложила к губам укушенный палец. Птица только злостно ухнула и самовольно потянулась за печеньем. Моя сова, что сейчас сидела на холодильнике, недоброжелательно ухнула и треснула крылом воришку. — Угомонились, пташки, — проворчала я и начала зачитывать письмо. «Доброго тебе времени суток, дочь моя. Очень расстроился, когда не увидел ни единой весточки от тебя. Надеюсь, твоё безалаберное отношение к своему собственному отцу было уважительным. Пожалуй, для тебя будет доброй весточкой, что со мной все в порядке. Лишь легкое магическое истощение и несколько ссадин. Как твоё настроение? Что нового в школе? Как твоя деятельность в Горном Совете? На все эти вопросы ты ответишь, когда соизволишь приехать к нам в «Скуратовку». Очень надеюсь, дочь моя, что ты возьмешь верх над своей гордостью и сможешь навестить бедного отца, давно не видевшего свою малышку. Прошу тебя прислушаться к моему совету и прибыть второго ноября ровно в двенадцать часов утра в Старую Ладогу, где тебя встретят доверенные мне люди. Нам следует, как можно больше поболтать. Всегда доверенный тебе, В. Скуратов» — Что это с ним? «Как твоё настроение», — еще раз удивленно перечитала строчки из письма. — Моё настроение, мой дорогой батюшка, варьируется от твоего отсутствия в моей жизни. Чем тебя меньше, тем лучше. Совы, согласные со мной, ухнули.***
Возле поместья в деревеньке «Скуратовке» я оказалась в указанное время. Оно сияло как начищенная монета, которая только что была выплавлена на токарном станке. Крыша выглядела немного покатой, но это была лишь иллюзия для соседей, показывающая, что не так все идельно в этом доме. Хотя это неправда. Окна сияли чистотой, а возле дома укрытые пригоршней легкого снега, как капельки крови, росли красные розы. Возле двери стоял дворецкий, что учтиво мне поклонился и провел внутрь. Там оказалось так помпезно, что даже в глазах зарябило от обилия золотого цвета на стенах, предметах и картинах. — Надежда Владимировна, вас ожидают в Красной гостиной, — дворецкий остановился возле одной из больших двустворчатых дверей и чуть поклонился мне. Он открыл дверь, и, когда я зашла, тут же захлопнул её за мной же. — Дорогая моя, — ко мне подлетело необъятное тельце. Этим пухлым пожилым мужчиной и являлся мой дорогой отец. Лет десять назад он был ещё тем милым молодым человеком со светлыми ангельсики кудрями, но сейчас у него явно поседевшие светлые патлы, козлиная бородка с огромными, просто несоразмерно большими, голубыми глазами, как и у меня. Но глаза его сейчас поблекли и отражали лишь какой-то сальный налет. Он крепко обнял меня, пытаясь дотянуться до моего лба своими слюнявыми губами, хотя мы с ним одного роста. Видимо моё скривившееся лицо не слишком понравилось отцу, и он прохладно заметил: — Тебе бы стоило держать лицо, как полагает правилам. Пришлось нацепить ослепительно ядовитый оскал, который должен был быть улыбкой. Отец смог улыбнуться. — Намного лучше, — он протянул меня дальше в комнату, где расположились еще несколько человек. — Хочу тебя познакомить со своей женой, Агриппина Георгиевна, — он указал на худую как скелет женщину в кресле. — А так же это мои дочери. Катерина Владимировна и Александра Владимировна, — первая мне по-доброму улыбнулась. — Сына с нами сегодня нет, он в командировке на Уральских горах. Говорят, нашли новый вид драконов. Подайте же нам чаю! Пока мы располагались на диванах в гостиной, у меня было несколько мгновений, чтобы рассмотреть своих родственников. Агриппина Георгиевна — уже пожилая волшебница с серебряным кольцом на руке была похожа на высушенную воблу, которую продает моя мать. Такие же большие карие глаза в обрамлении высоких скул. Локоны её уложены в замысловатую прическу, от которой ломался мозг. Длинные ноги укрыты теплым пледом, а в руке покоилась папироска. Катерина была высокой и статной брюнеткой с такими же глазами, как и у Агриппины. Длинная коса уложена в виде корзинки на голове, а красивое красное платье струилось по крепко сбитой фигуре. Она мне тепло улыбалась и с таким же интересом рассматривала меня. Другая же моя сестра, видимо, полностью пошла в отца. Маленькая и хрупкая девушка с тоненькими светлыми косами, уложенными в гульки на макушке. На маленькой ладошке с короткими пальцами сияло колечко из темного серебра с большим топазом в сердцевине. Но глаза у неё были все же материнские. Девушка не выглядела такой уж впечатлительной и ко мне особого внимания не проявляла. Лишь с пустым видом смотрела на стены. — О, это единственный твой ребенок, что унаследовал твои голубенькие глазки, — усмехнулась Агриппина, затянувшись едким дымом. Ей видимо я не нравилось. Что вообще естественно. — Да, гордость нашего рода, дорогая. Разговор не клеился, и после того как чашки оказались пусты, комнату покинули все кроме моего отца. Агриппина Георгиевна сослалась на головные были, а Катерина с Александрой решили прогулять по поместью. Хотели вспомнить детство. Отец развалился на крепком кресле и хрустел сладкими палочками, что принесли к чаю. — Катерина — самая старшая твоя сестра, ей в этом году исполнилось тридцать четыре. Александра на два года младше. А еще есть Кирей, ему всего лишь девятнадцать лет. Он у нас работает в председательстве. Пока, правда, младшим помощником, но, думаю, его ждет большой карьерный рост… — Зачем ты мне все это рассказываешь? Разве нельзя оставить все, как было и раньше? Ты не замечал меня, а я тебя… Не знакомил бы меня с ними, и все было нормално. — Я тобой постоянно интересовался! Это ты не отвечала на мои письма. Доченька, я никогда про тебя не забывал. Поверь мне, моя хорошая. Я лишь хочу улучшить наши отношения. Во мне боролись несколько чувств. Одно из них кричало не доверять ему, а другое шептало: «Это же твой отец». Минут десять я сидела, обдумывала каждое свое слово. И решилась. Наверное, решилась. Я прямо посмотрела на отца и сказала: — Если ты хочешь улучшить со мной отношения… — Да. — Не перебивай, — я пресекла его. — Мне хотелось бы у тебя поинтересоваться об одной вещи. Моё кольцо ведет себя совершенно странным образом. Оказалось, что оно может срастаться с кольцом другого человека. Определенного. Может, это какой-то дефект? Отец от интереса подался вперед. — Прости, но никогда не слышал о таких дефектах, — отец заломил руки. — Но я попробую поискать в библиотеке что-нибудь и на днях загляну в Алмазный двор. Может, там мне подскажут, что с тобой не так. Все совсем плохо? На секунду внутри кольнула мысль, что зря я с ним делюсь переживаниями, но потом, взяв себя в руки, все-таки пришлось признаться: — Да. В последний раз я была без сознания больше четырех часов. Отец побледнел. — А какие еще симптомы? — Ну, там еще не только симптомы… У меня блокируется магия на некоторое время. Но отец уже не слушал, он своими короткими ногами вышагивал по комнате с очень умным видом. Было видно, что думать для него — это вещь непривычная, особенно когда думать приходиться о собственной дочери. Я поднялась с дивана. — Так. Я все узнаю. Так больше продолжаться не может. А, — он на секунду перевел на меня мутный взгляд, — тебе следует переехать ко мне. — Что? Нет. Не собираюсь я к тебе переезжать! — Но почему? — он был очень удивлен. Закатив глаза я начала перечислять: — До начала учебы осталось два дня — это раз. Два, я всю жизнь живу с мамой. Я просто-напросто не смогу с тобой жить. Мне не привычно, папа. Он закусил губу, нервничая. Видимо, понимал, что я не шучу.***
Я прогуливалась по большому поместью, так сказать, пользовалась случаем, раз выпала удача здесь побывать. После пятнадцати минут быстрой ходьбы по многочисленным коридорам и галереям я достаточно устала. Рассматривая все это великолепие, несколько раз натыкалась на портреты моих далеких предшественников. Все они были высокими и статными, словно богатырями из прошлого. Также я наткнулась на целую комнату посвященную Малюте Скуратову, который по дате рождения был мне пра-пра-пра (много раз «пра») дедушкой. На меня с портрета смотрели немного зловещие голубые глаза, которые обрамлялись рыжеватыми кудрями. Видимо, не в маму я пошла. Эта мысль заставила меня улыбнуться. Также в этой комнате находилось множество различных документов, подписанных Малютой. Большинство мне были не понятны, поэтому на них внимания я не заостряла. Единственное, что действительно привлекло меня — огромное кольцо черного цвета с нереально большим изумрудом. Он ярко переливался под светом нескольких свечей рядом. За спиной раздались шаги. — Правда поражает воображение? — Да, — обернувшись я увидела свою сестру Катерину. Она сжимала свои ладони, разминая их. Длинные, видимо, музыкальные пальцы украшало кольцо, похожее на моё — такое же маленькое и неброское. Катерина подошла ко мне и также с интересом посмотрела на перстень Малюты. — Ты же знаешь, что у него был еще и посох? — Да? Тогда почему его здесь нет? — я быстро осмотрела помещение, но ничего похожего на деревянную палку, а, то есть посох, я не увидела. — Он находится в фамильной сокровищнице. Там еще множество колец, одно вот я тоже позаимствовала. Я практически с кольцом не хожу. — Почему? Разве это не влияет на твоё магическое состояние? Я вот, например, не могу представить себя без кольца. Я один раз его сняла и колдовать даже не смогла. Он очень обворожительно улыбнулась и произнесла: — Потому что у меня есть волшебная палочка от Григоровича. Я единственная из семьи, кто не захотел кольцо. Папа как-то умудрился проскочить через границу и привезти мне палочку тринадцати дюймов из бука. — Это хорошо, — лишь что я смогла вымолвить. Мне было немного не по себе разговаривать со своей сестрой, которая была чуть младше моей мамы. Катерина, видимо, тоже почувствовала неловкость и покраснела. Но через секунду настроение в комнате поменялось. Катерина близко подошла ко мне и крепко схватила за руку. На моем лицо промелькнуло удивление ровно до того момента, как Катерина заговорила: — Я знаю, что ты мне не поверишь. Но, пожалуйста, прислушайся. Не доверяй нашему отцу. Когда он узнал, что у тебя проблемы с кольцом, сразу же заперся в библиотеке. Там совы летают с завидной регулярностью. Мне кажется, что он что-то скрывает. Не просто так он предложил тебе переехать в поместье. Как думаешь, почему он написал тебе? Кто-то из Колодовстоврца донес эту весть до отца. — Ты думаешь там есть человек, сливающий информацию? — Да. По-другому просто никак. Ты кому-то постороннему рассказывала о проблеме? — Нет, только Сергею. — Дементьеву что ль? Зачем? — она наконец-то отпустила меня. — Как бы с ним у меня кольца сплетаются. А именно эта деталь до вас не дошла? Что-то странно, — я подозрительно посмотрела на Катерину. — Странно, — подтвердила сестра. — Ладно, надеюсь, ты меня поняла и будешь вести себя аккуратнее. Когда мы вышли из поместья, Катерина вызвалась меня провожать… Мы медленно прогуливались по улицам, разговаривая на какие-то отстраненные темы, когда я решилась задать самый главный вопрос этого дня: — Вот ты моя сестра, которую я с самого рождения ни разу не видела. Никогда с тобой не пересекалась. И ты говоришь мне не верить отцу. Почему? На лице Катерины мимолетно проскользнуло удивление, но потом она быстро взяла себя в руки и торжественно сказала: — Потому что ты моя сестра! — она наверно рассчитывала, что такого объяснения мне хватит, но я лишь закатила глаза. Он ласково взяла меня за руку. — Я серьезно, Надя. Ты плохо знаешь нашего отца. Он самый мерзкий человек во всем мире. И я рада, что почти всю жизнь провела в школе, а потом и замуж вышла и не видела всех ужасов, что творились дома. Просто хочу тебе доказать, что доверять этому человеку — себе не доверять. Вспомни только то, что он всех обманывал тринадцать лет. — Да, — пришлось принять над собой усилия, чтобы согласиться с Катериной. — Ты, наверное, права. Спасибо. — Не за что, — она улыбнулась такой теплой и душевной улыбкой, что на секунду мне стало так весело, что захотелось петь и танцевать. Катерина — это лучик света, который постоянно улыбается. Ну, когда не в поместье отца. — Ты не хотела бы завтра побыть у меня в гостях? Познакомишься со своими племянниками. Да и просто с тобой поболтаем, узнаем друг друга получше. — С радостью! И на этой радостной ноте мы расстались.