Записки из стационара

— Мы с Корре только сегодня утром сменились. Хоть я формально и за главного, но меня постоянно сдергивают в Штаб, так что работает больше он. А тут смотрю, твоя фамилия в карточке, и понял, что лучше не затягивать и побыстрее начать.  — А как ты догадался, что мне плохо? — Норн плотнее запахнулся в халат, спеша за Рилом по широкому коридору в сторону процедурного крыла. Рил повернул голову, и его большие темно-зеленые глаза красиво блеснули в лучах утреннего солнца, заливающего коридор сквозь окна.  — Обижаешь, — мягко сказал он. — Мы, может, и мало общаемся, но другом от этого ты мне быть не перестал. А дружеская связь…  — Не рвется, — с едва заметной улыбкой кивнул Норн. — Ты прав, извини. Наверное, я слишком поломался за эти годы, порой совершенно забываю, как выглядит здоровое эмпатическое восприятие.  — И, кроме того, — продолжил Рил, — я ознакомился с твоей историей. Что ж ты тогда сразу не сказал, что тоже был в той Медузе? Мог бы всегда приходить ко мне, чтобы не отвечать на лишние вопросы. Норн стыдливо опустил взгляд.  — Извини, — тихо сказал он. — Я, наверное, совсем отвык от человеческого отношения.  — От фиксианского, — поправил его Рил, сворачивая за угол, и начал подниматься по лестнице. — А к человеческому ты как раз слишком привык. Это от людей мы многое скрываем, а в среде своих такое не только глупо, но и опасно. Норн споткнулся на одной из ступенек, и Рил подхватил его под руку. В его эмополе отчетливо проскользнули сочувствие и та особая забота, которая ощущается только от старших родственников по отношению к младшим. Локоть Норна он больше не отпустил, помогая преодолевать скользкие мраморные ступени.  — Сколько раз герой Фикса, а о себе заботиться так и не научился, — сердито продолжал Рил. — Ты как будто не знаешь, что боль одного фиксианца — это боль всех, и что, загоняя себя, ты делаешь хуже всем. Ну ладно, когда ты был ребенком, но сейчас-то? Норн молчал, опустив светловолосую голову так, что волосы падали на лицо, закрывая его. Ворчание Рила ничуть не обижало его, напротив, успокаивало. Если вспомнить, то в их дружбе всегда было так. Рано осиротев, Норну пришлось стать всем для Тэтты, быть за брата и за отца с матерью, а для него, в свою очередь, негласным старшим братом всегда был Рил, пусть по возрасту они и были ровесниками. Лестница закончилась и уперлась в одинокую дверь. Рил толкнул ее и отступил в сторону, пропуская Норна:  — Проходи, чувствуй себя как дома. *** Эльд так и остался сидеть на коврике у пустой кровати. Главный целитель, забрав Норна, не то оказал ему услугу — отсёк возможные расспросы, на которые комиссар словно сам упорно нарывался, не то отнял единственное, что удерживало в скорлупе бурю собственного безумия. Встать попросту не получилось, ноги сложились, как перочинный ножик. Почему ИнтерГПол? Почему в силовые структуры, а не на инвалидном пособии в какую-нибудь глушь? Эльд еле жил сам, но он заставлял себя жить ради других. Попытайся он пожить в своё удовольствие — и организм немедленно начинал терзаться, съезжал по спирали в жалкую зависимость от чего угодно, пожирал себя изнутри. Ни в целители, ни в какую приличную профессию он с такими данными не годился, о дальнем космосе с постоянными обмороками даже мечтать не приходилось, потому единственная дорога и привела его в полицию. Незачем ломать психику здоровым соотечественникам, если на их место мог встать он, уже привычный к встряскам и сломам. Работа стала для него стимулом, смыслом и самоцелью. Пока вокруг были те, кого можно защищать, Эльд гнал себя дальше, каждый день тащил на работу тело, то свинцово-тяжёлое, то как будто несуществующее, бумажное, и пахал как проклятый. Порой он удивлялся, как его вообще допустили в такую ответственную профессию, не побоялись, что он ещё оперативником-агентом скопытится прямо на задании. Что же, напомнил он себе, мы же всей планетой связаны. Если ты постоянно конопатишься ото всех и не видишь дальше собственного фона, это вообще никак не значит, что остальные делают то же, они тебя насквозь видели с потрохами. Тогдашний начальник усмотрел в нём какую-то пользу, опекал и обучал, и вот теперь сам Эльд занял его место во главе сектора. Только вот комиссары просто так не сменялись… Эта должность — пожизненно, пока костьми не ляжешь от нагрузки или тебя не отправят на тот свет враги. «Я такой ценный, что меня на ночь приходится в сейф класть, чтобы не украли». Не его слова, опять милодаровы острые фразочки в голову лезут, но, чёрт возьми, правдиво, особенно в свете последних событий! Эльд был слишком беспечен и о, как он за это поплатился! Благоприятный исход дела был стопроцентным чудом. Как бы ни был разветвлён управляющий аппарат Галактической Полиции, на каждом комиссаре сходится слишком много нитей, слишком много информации, каждый пытается добраться именно до них. Он обязан научиться беречься не из эгоизма — ради работы всей организации! Если Восстановильник стал для Эльда вторым домом, то третьим точно был офис ИГП. Он просиживал там дни и ночи, работал, как зверь, хоть и не выходил по возможности из здания. Он был мозгом, нервным узлом всего штаба, он управлял, направлял, координировал… Иногда Нэра или Орлис находили шефа уснувшим прямо за письменным столом, лицом в клавиатуру. Вот и теперь мысли комиссара невольно возвращались к работе как смыслу жизни, как magnum opus и ментальному бронежилету. Ему не давали покоя метаморфы, которых группа захвата так и не забрала, не упрятала в изолятор, даже не писала с них графики эмофона. Гай-до под свою ответственность увёз их куда-то, а Эльд был обязан ему слишком многим, чтобы требовать информацию официально. Гай-до знал, что делает, и имел веские, хоть и негласные причины для большинства своих поступков. И всё же крокрысцы, даже те, что скрывались на Фиксе давно, были бомбами замедленного действия! Заложенные на генетическом уровне агрессия, конкуренция за ресурсы и территорию, элементарно их жуткий, илистый фон… Стоило произойти какой-то нелегальщине, как они немедленно активировались и влезали в грязь по самые локти. Нужна проверка, — решил Эльд и принялся печатать на коммуникаторе. Ноутбук у него мягко, но настойчиво отобрали ещё на входе Арэйн с Ровеной, так что все рабочие заметки он ссыпал личными сообщениями Милодару. Ну, а что? Канал защищённый, а планами они всё равно должны обмениваться в рабочем порядке! Итак, нужно учинить перепись. Списки инопланетян, проживающих на Фиксе, можно запросить в регистрах городов, но ведь не все приезжие зарегистрированы! Может, даже придётся выслать специалистов, которые сканировали бы общий фон, проверили бы менее заселённые побережья и скалы — метаморфы почему-то любят каменистую местность. Эту деталь он знал от Кизир: девочка как напросилась к нему в гости на городскую квартиру, так там и осталась, и язык не поворачивался прогнать её прочь. Маленькая крокрысска на удивление прилежно училась, виртуозно оговаривалась и ругалась плохими словами, иногда грызла мебель и каким-то непостижимым образом развивала эмпатию, так что иногда её было не отличить от обычного фиксианского ребёнка. Поначалу Эльд терпел её ради племянников, потом свыкся: нельзя же отправить ребёнка жить обратно на склад в Дворец Юных Биологов! К слову о Кизир. Раз есть один метаморф со способностью к эмпатии, пускай пока частичной, то могут ли быть другие? Норн упомянул о каких-то проблесках энергии у самых низких существ, и Эльду казалось, что не зря он той же фразой помянул крокрысцев. Нет, стычка с пиратом точно не прошла для капитана незамеченной… А может, за этим есть и больше? Часть истории Капитанов была для него полной загадкой, и даже архивы ИнтерГПола не могли заполнить пробел между отлётом Третьего Капитана в другую галактику и возвращением на Фикс. Все три галактические организации были слишком заняты массивным вторжением пиратов, которые почему-то всем полчищем полезли откуда-то из Серой Туманности, знает космос, почему и зачем. В любом случае, волну безобразий удалось отбить и загнать обратно за Кольцо, а в архивах из-за тотального аврала зияла полуторамесячная дыра.  — Не отвлекайся, Рамзес, — вслух проворчал Эльд и колупнул ногтем погасший коммуникатор. — Пиши, что писал, транспарентность сама себя не установит! Так, какие у нас есть свободные агенты? И он снова застучал по клавишам, которые браслет проецировал прямо на предплечье одной из нижних рук. ***  — Посиди немного, пока колыбель нагреется. Ты как, продержишься еще минут пять? Норн дергано кивнул и, не глядя, опустился в кресло. Слезы бежали по щекам уже безостановочно, и говорить было трудно — горло то и дело перехватывали спазмы. Рил отошел к капсуле в центре комнаты и принялся настраивать программу, то и дело бросая на друга обеспокоенные взгляды.  — Слушай, может все-таки более человечный вариант? Норн яростно замотал головой.  — Дальше этой комнаты не уйдет, — настаивал Рил. — Ну ты на себя посмотри, куда тебе в колыбель?  — Нормально все, — прошептал Норн, стирая с щек мокрые дорожки. — Ты не обращай внимания, настраивай, я всегда этот вариант выбираю. Рил бросил ключ от колыбели на стол, подошел к Норну и присел перед ним на корточки.  — Я читал твою историю, — мягко сказал он, как маленькому вытирая Норну слезы. — Это же один из твоих страхов, а ты на него сознательно идешь. В итоге вместе с лечением получаешь еще одну зарубку на душе. Так нельзя.  — Зато все остается в моей голове, — Норн кое-как взял себя в руки и посмотрел на друга знакомым упрямым взглядом. — Если ты читал мою медкарту, то знаешь, что такое нельзя выпускать дальше собственной памяти. Ни один наш целитель с таким не справится. Рил не ответил. Несколько секунд он смотрел на Норна нечитаемым малахитовым взглядом, а потом кивнул и поднялся.  — Хорошо, как скажешь. Тогда раздевайся и ложись, оборудование уже готово. Норн трясущимися руками принялся стягивать одежду. Получалось плохо, Рил терпеливо ждал, стоя к нему вполоборота и делая вид, что увлеченно читает медкарту и своего пациента вообще не замечает. Колыбель ждала, мерцая изнутри переливчатым голубым светом. Металл не был холодным, и Норн поскорее нырнул в углубление, повторяющее контуры тела взрослого фиксианца, фиксаторы надвинулись, одновременно скрыв наготу, и он смог, наконец, с облегчением выдохнуть. Рил отложил его карту и подошел к капсуле.  — Готов? — тревожно спросил он, и Норн кивнул. Рил снял с бокового рукава колыбели прозрачную маску, рассчитанную на то, чтобы покрывать все лицо и оставлять при этом место для дыхания. Умная техника тут же активировалась, помогая зафиксировать маску на лице пациента, подключая дыхательные трубки и отсекая любую возможность проникновения внутрь жидкости. Норн улыбнулся сквозь прозрачную преграду обеспокоенному лицу целителя.  — Все нормально, — одними губами сказал он, и Рил махнул рукой на тревогу: в конце концов, Норн сам это выбрал. Капсула закрылась. Центр колыбели начал опускаться, пространство — заполняться прозрачным гелем, который Норн пока что ощущал прохладным, почти холодным. Потом, и он знал это, гель станет раскаленным, Это, конечно, иллюзия, раскаленными будут все его эмпатические рецепторы, через которые начнет выводиться все накопившаяся эмоциональная грязь, но памяти тела было все равно, для нее наступала очередная пытка, и никакие уговоры и знание не могли заглушить нарастающую внутри панику. Норн попробовал дышать ровно, глядя прямо перед собой, но пространство над лицом уже было заполнено гелем, и если бы не маска, он бы задохнулся в два счета. Привычные приступы удушья подкатили девятым валом, и Норн поспешно закрыл глаза. Возможно, Рил и прав, и для него этот способ слишком экстремален, но по-другому никак. Нормальная чистка включает в себя взаимодействие с целителями, которые мягко и аккуратно выводят наружу темные воспоминания и зажатые эмоции, и избавляют от них. Такой способ растянут во времени и требует приблизительно две недели. Собственно, Ким и думает, что он пользуется именно этим вариантом — про то, что он всегда выбирает экстренную меру, Норн благоразумно молчал. А оставшееся после процедуры время в неполных две недели банально отлеживался, потому что сразу после колыбели чувствуешь себя слабее новорожденного. Собственно, потому и название такое. Хотя у нее должно же быть и какое-то научное наименование, но его Норн не знал. Он открыл глаза и посмотрел вверх. Сквозь преграду из маски и геля виднелось неясное пятно — лицо Рила. Жаль так его беспокоить, но выбери он более щадящий вариант чистки, и можно было бы вовсе довести до психошока, ведь тогда ему пришлось бы открывать свою память целителям, сопровождая ее образами и ощущениями, которые помнит тело. А так все останется лишь в его памяти, а вместо целителя все сделает техника — сама разбудит нужные участки памяти, сама выведет наружу, сама сожжет. Ему останется только вытерпеть. Первый импульс заставил выгнуться дугой, глаза непроизвольно закатились. Память, словно бездонная черная дыра, распахнулась и потащила за собой вниз, туда, где вечно тянуло холодом каменных стен и нестерпимо воняло железом и кровью. Рил какое-то время понаблюдал, как вздрагивают закрытые веки Норна, а потом подтащил к капсуле один из стульев, сел и приготовился ждать. Процедура обычно занимала от двух до четырех часов.