Блоха

У Антонины было всего два часа. Она сама не понимала, что делала здесь, на скамье «Сковородки», но совершенно точно знала, что глазами ищет именно Тимофея. Ника Сидела по левую руку от Антонины, в ее руках была уже теплая банка пива, и она что-то болтала без остановки, на что Серебряковой было совершенно все равно. — Ты меня слышишь вообще? — очнулась Ника, когда увидела отсутствующий взгляд подруги. — Прости, что ты сказала? — встряхнула головой Антонина и уставилась на Нику. — Да ничего. Ты сюда ради Беляева пришла, я правильно понимаю? Даже у отца умудрилась отпроситься. — Мне совершенно все равно на Беляева, — пальчиками Серебрякова сжала деревянную скамью так, что старая, облупившаяся краска осталась у нее в коже. — Можно ведь и мне отдохнуть немного? Ника подняла брови и опрокинула в себя остатки пива из банки. Одной рукой она смяла жестянку и метко отправила ее в урну. — Ладно, если тебе все равно, то пошли танцевать. Хотя бы увидишь других пацанов. Их тут куча! Пошли, познакомлю. Из колонок JBL играла ФРЕНДЗОНА, Anacondaz, Тима Белорусских, и Антонину почти тошнило от музыкальных вкусов своих сверстников. Как бы банально это ни звучало, но отец приучил ее к классике и таким исполнителям как Фрэнк Синатра и Нина Симон. Антонина не сказала бы, что ей нравились симфонии и нестройный джаз. Скорее, она вообще была равнодушна к музыке, как и многое другое, она не пробуждала в ней никаких эмоций. Ника начала танцевать под всю эту какофонию, хотя Антонина бы охарактеризовала ее движения, как «дрыганья». Подруга прыгала, а ее большая грудь то и дело опускалась вверх и вниз, проверяя лямки топа на прочность. Серебрякова только покачала головой и попыталась подвигать плечами и бедрами в такт. Уже через пару минут к ним подошел нетрезвый тип. Точнее, подошел он к Нике. Всем телом он прижался к ее спине, а свободную от сигареты ладонь положил на ее живот. Антонина остановилась, приоткрыл губы, не зная, что делать — спасать или спасаться. Но уже через пару секунд поняла, что Нике не нужна была помощь. Девушка сама откинулась на парня и начала живее тереть задницей об его ширинку. Антонина пыталась поймать взгляд подруги, но ее карие глаза были уже затуманены от первобытных реакций в организме. Танец Антонины закончился так же быстро, как начался, и она развернулась, чтобы уйти подальше и не стать свидетельницей прилюдного секса. Она поспешила к остановке, пока еще можно было уехать на автобусе, но снова встала, как вкопанная. Тимофей все же был здесь. Он сидел в компании с одногруппниками, среди которых были и парни, и девушки, и он что-то увлеченно им рассказывал, от чего все смеялись и не смели его перебивать. В какую-то секунду он поднял глаза, будто они сразу же притянулись магнитом к Антонине. Тимофей на секунду удивился, а потом улыбнулся, сказал что-то ребятам и встал со своего места, направляясь к ней. — Не думал, что ты все же придешь, — он поправил кепку на макушке и остановился слишком близко к Антонине, от чего ком подкатил ей к горлу. — А ты поступай, как обычно. Не думай, — Серебрякова пожала плечами и победно улыбнулась. — Да, да, — устало выдавил Тимофей, театрально закатывая глаза. — Антонина Серебрякова считает всех людей, хуже себя. Но я не все. — И чем ты отличаешься? — А ты посмотри. Он аккуратно взял Серебрякову за плечи и повернул ее к пьяной, танцующей толпе. Ее взгляд вновь скользнул по Нике, которая уже жадно впивалась в губы того парня. — Я не пьян. И я не танцую, — с улыбкой в голосе сказал Тимофей. — Наверное, одно вытекает из другого. Его губы находились возле ее уха, и она почти чувствовала его горячее прикосновение. От него не пахло привычным дорогим парфюмом, а всего лишь дезодорантом типа Old Spice, но отчего-то от этого ей стало комфортно, будто бы она упала на мягкий диван после тяжелого дня. — Я лучше домой, — сказала Серебрякова и сделала шаг от Тимофея, боясь оказаться в том же положении, что пьяная Ника. — Все равно не знаю, зачем пришла сюда. — Рискну предположить, что из-за меня. Ком снова встал поперек горла, и Серебрякова почувствовала, насколько он сладкий и тошнотворный. Что это? Уязвимость? — Вот и нет. — Пусть так! Если ты домой, давай, я тебя провожу. — Я на автобусе. — Поверь, в такое время ты уже не уедешь, — покачал головой Беляев. — А одной в такое время не так уж чтобы безопасно. — Бандитский Петербург остался в нулевых. — Просто забудь на секунду о своем хрупком эго и позволь мне тебя проводить! С тобой ничего не случится, если ты хоть раз разрешишь мне приблизиться. Антонина смерила его подозрительным взглядом, становясь похожей не то на испуганного зверька, не то на сбежавшую пациентку психиатрической клиники. Она встряхнула светлыми локонами, будто приходя в себя, и опустилась плечи, сдаваясь. — Ладно. Но это ничего не значит. — Конечно, — Тима улыбнулся и демонстративно сделал шаг, показывая, что будет соблюдать дистанцию при любых обстоятельствах. *** Маша сидела на корточках у колонки JBL и что-то искала в своем телефоне. Дима стоял возле нее, опустив голову, и не понимал, почему он продолжает здесь стоять. — Ты чего хочешь? — Песню хочу! — проорала она так, чтобы быть громче колонки. У нее это отлично получилось. — Гончарова, какая на хрен песня?! Ты пьяная в три пизды, поехали домой! — Блядь, я же сказала НЕТ! Дроздов заметил, что Маша начинала раздражаться, и только закатил глаза и покачал головой. Он не знал, как может повести себя этот монстр, когда пьяный. Через несколько мгновений Маша выкрикнула «Вот же!» и наконец-то выпрямилась. Казалось, Дима услышал, как хрустнул ее позвоночник. Из колонок заиграли знакомые всем девушкам аккорды, от чего все девчонки на «Сковородке» завизжали. — Видишь! Из меня бы получился крутой ди-джей! Лолита! Заходит всем девчонка, будь то в отношениях или нет! Кажется, слова песни «Пошлю его на…» отпечатывались на подкорке каждой девочки, когда их выписывали из роддома. Другого объяснения тому, почему каждая знает слова этой песни у Димы не было. Еще у него не было объяснения тому, почему он поддался Маше, которая потянула его в самый центр пьяного угара и заставила стоять рядом с ней, пока она прыгала и орала под песню, посвященную ее горе-Вите. Гончарова кричала так, что Диме стало страшно от того, что он вдруг стал ей сочувствовать. Он знал ее Витю всего пару минут, но почему-то был уверен в том, что знал Машу лучше, чем тот, кто был в отношениях с ней уже несколько лет. Наверное, всему виной то, что он не знал хорошей Гончаровой, но даже она в каком-то смысле была его якорем в этом странном и непонятном для него Санкт-Петербурге. Когда песня наконец-то закончилась, и Маша остановилась, Дроздов увидел в ее голубых глазах озерки слез, которые были готовы вот-вот выйти из берега ресниц. Заиграло что-то другое, более современное и качающее. Вокруг продолжалась жизнь, но Маша замерла, обняв себя за плечи. В какую-то секунду она рванула с места в толпу, и Дима даже не заметил, в какую сторону. — Димон! Вот ты где! Дроздов обернулся, увидев в толпе Тимофея. — Я не думал, что ты здесь, позвонил бы хоть! — сетовал Беляев на своего приятеля. Дима провел взглядом поверх невысокого Тимы и наконец-то посмотрел на парня. — Я просто… — Да ладно, потом поговорим! Есть тысяча до конца недели? Нужно срочно! Молча Дима достал из рюкзака кошелек и протянул Тимофею голубую купюру, от чего Беляев чуть не подпрыгнул на месте и хлопнул друга по плечу с такой силой, что чуть было не стряс ему мозги. — Спасибо большое! Выручил! Дима проводил взглядом Тимофея и увидел, как он подходит к той самой блондинке, которая слывет сучкой по всей Блохе. Но сейчас его интересовала совсем другая блондинка, которая была почти на целую голову выше беляевской. Маши не было у колонки JBL, Маши не было возле бутылки джина, которую она купила сама же, чтобы оттянуться здесь по полной, в общем, Маши не было нигде. Где-то глубоко внутри Диму начал есть червячок разочарования в себе же самом из-за того, что Маша пропала, хотя он обещал ей сегодня вечером быть с ней и не дать натворить глупостей. Оставаться здесь без нее не было смысла, да и искать ее ему не очень хотелось. В конце концов, она взрослая девочка, и сама справится. Но… Дрозд почти отошел от «Сковородки», когда решил последний раз оглядеться, и он наконец-то увидел ее. Гончарова сидела под деревом, сложив ноги по-турецки, и пила уже новую бутылку джина. Наверное, за ней она так стремительно убежала в магазин. Дроздов на секунду подумал о том, что теперь можно спокойно идти домой, зная, что Гончарова жива и здорова, пусть и в стельку пьяна. Но опять он увидел, как она вытирает тыльной стороной ладони щеки, и непроизвольно чертыхнулся, зная, что почему-то не переносит ее слез. Дима подошел к ней и молча сел рядом, скрестив ноги. Маша быстро взглянула на него и протянула бутылку. Так же безмолвно Дима взял из ее рук алкоголь с запахом хвои и сделал несколько глотков, от чего желудок тут же свело. — Как ты это пьешь? — спросил он и вернул бутылку. — Нормально, — пожала плечами Маша. — Хватит уже плакать, — сказал Дима, не дождавшись, когда алкоголь подействует. — Смотреть тошно. — Да ладно тебе, — смирившимся тоном сказала Маша и пожала плечами. — Можешь идти, я ведь не просила нянчиться со мной тут. — Знаю. Но меня бесит смотреть на твои слезы, Гончарова, — он сам взял бутылку и сделал еще глоток, чтобы завтра можно было списать этот разговор на пьяный бред. — Если этот Витя такой уебок, то бросай его и прекращай плакать. — Легко сказать, — фыркнула она и обняла ноги, положив подбородок на колени. — Если мы расстанемся, слез будет еще больше, но… — Маша забрала бутылку себе и сделала большой глоток. — Я не знаю, че там будет без него. Хотя он такая неблагодарная мразь… даже ты, Дроздов, не такая мразь… Дима покачал головой, соглашаясь. Он уже начинал пьянеть. Маша продолжила: — Его отец на работу устроил, зарплату ему повышает, потому что я попросила. А этот Витя только и делает, что ноет и ноет! Гондон! «Суховато», ебать! Пусть тебе твои шлюхи сочно сделают! — Он тебе изменяет? — А кто не изменяет? — Ну, ты, например… — Я не в счет. Я любила его. И люблю… наверное. А ты изменяешь, Дрозд? Дима пожал плечами и скривился, пытаясь вспомнить хоть один прецедент. Он никогда и не был в отношениях, чтобы пытаться кому-то изменить. Все его встречи с девушками нельзя было назвать отношениями, ведь все они заканчивались после пары постельных сцен и походов в кино. Почему-то он был кем-то вроде талисмана, после секса с которым они находили свою любовь. В какой-то момент ему стало наплевать на то, что обычно люди живут подвое — ему было просто неинтересно. — Не знаю. Такого не было еще. — А мне бы изменил? Ее вопрос прозвучал так легко и просто, что ответ так же легко вырвался изо рта Дроздова. — Нет. Маша посмотрела на него. В ее глазах уже не было слез, а только тот самый огонек, в котором, по словам группы Band'Eros, «черти танцуют румбу». Ни Дроздов, ни Маша не поняли, как они оказались в ее машине на заднем сидение, стягивая друг с друга одежду. Маша села поверх него, стягивая с плеч толстовку, запуская руки под футболку, трогая непривычно худое тело. Дима же задрал ее черное платье до самой талии и изучал наощупь ее черное кружево, возбуждаясь еще больше. Ее губы горькие, дыхание сбитое, но она все так же пахнет дорогими духами и странной притягивающей неприязнью, которую Дима испытывал на протяжении всего года знакомства, но все же торжествовал внутри, исполняя одну из своих фантазий. Лязгнул ремень на его джинсах, длинные пальцы Маши крепко сжали его волосы, и он уже хотел было спустить штаны, но вдруг неповрежденные алкоголем нейронные связи в его голове дали сигнал прийти в себя и задать один легкий вопрос: — Презерватив есть? Маша оторвалась от его шеи и выпрямилась настолько, насколько позволял потолок ее джипа. — Нет. А у тебя? Дроздов ударился затылком об сидение и тяжело вздохнул. Маша громко выпустила воздух через губы и слезла с него, плюхнувшись на сидение рядом. Она приподняла зад, чтобы вернуть платье на место и поправила его на оголенном плече с еле видным укусом от Димы. От стояка в штанах Диме даже стало немного больно, когда он застегивал ширинку, но делать было нечего. Он в момент стал трезвее, чем еще пару секунд назад и почувствовал этот отвратительный стыд за то, что они с Машей чуть было не натворили. — Прости, это все я начала, — закрыв глаза, пробормотала Маша и достала с переднего сидения злосчастную бутылку с джином. — Сойдемся на том, что мы оба этого хотели. Но больше не хотим, — Дима запнулся, чтобы посмотреть в глаза Маше, но она их не показывала. — Ведь так? — Да, конечно. Я точно не хочу, — она снова разразилась звонким смехом и протянула бутылку Диме. — Кстати. Это ты меня первый поцеловал. — Мне стало тебя жалко! — Ну, да! Конечно! Теперь они смеялись оба. Маша включила свой любимый DFM, они по очереди пили алкоголь, смеялись, рассказывали истории из жизни, жаловались и жалели друг друга, перемывали кости одногруппникам, и чувство стыда быстро сменилось комфортом. — Видишь, необязательно давать мужикам, чтобы хорошо провести время, — уколол Дроздов. Маша, которая сидела спиной к дверце и вытянула ноги на колени Димы, побольнее лягнула его и пригрозила кулаком. — Часы пробили полночь, и Дроздов снова превратился в тыкву! Я ведь знала, что мы могли бы подружиться. Ты классный. И умный. У меня таких друзей особо и не было. — Знаешь, я заметил, что у тебя и нет друзей, — сощурился Дима. — Вокруг тебя постоянно находятся люди, но все они будто бы… не знают тебя. Гончарова пожала плечами, превращаясь из простой девчонки в таинственную особу. — Они и не хотят знать. Так что… будешь моим другом? Дима посмотрел Маше прямо в глаза и улыбнулся, кивая. Она была непрошибаемой дурой, но человеком все же была прекрасным. — Буду. Пожав друг другу руки, они немного помолчали, а потом Дима встряхнул голову, приводя мысли в порядок. — Стоп! Значит, я больше не могу брать деньги за лабы. Ведь с друзей денег не берут. — Нет, я так не могу, — запротестовала хмельная Маша. — Все остается в силе. Это работа и это твое время. Никогда не обесценивай то, что делаешь. Одно из главных правил бизнеса. — Ты, пиздец, странная, Гончарова! — То ли еще будет. Я научу тебя всему, что знаю! Они снова засмеялись и продолжили болтать обо всем на свете, пока не отключились прямо в машине. *** Сегодня вечером все были заняты «Сковородкой», и только Толя не поддался на уговоры Аркаши пойти туда, зависнуть, найти девчонок, потом пойти куда-нибудь в клуб и напиться так же, как они делали это в родном Новосибирске. Но у Толи были грандиозные планы на сегодняшний вечер. Вчера они обменялись телефонами с NastyGal, которая оказалась просто Настей, но Толя по привычке записал ее форумным ником. Он залез в «Телеграм», посмотреть на фото ее профиля, но там была картинка логотипа какого-то хоккейного клуба, от чего у Толи даже голова немного закружилась. Вдруг это, действительно, какой-то взрослый мужик, хоккейный болельщик, который разрежет его молодое тело на куски при встрече? В переписке они договорились встретиться в кофейне недалеко от ее съемной квартиры, и Толя был там уже за час до назначенного времени. Он сидел за столиком для двоих, который обозначила Настя, чтобы не потеряться, и пил уже третью чашку кофе. Вдруг телефон на его столе завибрировал, и на нем появилось заветное «NastyGal». Несколько секунд он с опаской смотрел на телефон, но потом скорее приложил трубку к уху. Так быстро, как срывают пластырь, прилипший к болячке. — Да? — Привет, это Настя! — раздался тонкий, почти детский голос с того конца провода. — Привет, это Толя, — выдохнул парень и даже усмехнулся, откидываясь на спинку стула. — Вау, — так же усмехнулась девушка. — Рада слышать мужской голос. — Ты думала, я — девушка? — Надеялась, что нет! Это же ролки, — Толя почти слышал, как она пожала плечами даже через трубку. — Спорю, ты думал, что я — парень. Они оба засмеялись. — Толь, — продолжила Настя. — Я знаю, что еще почти час, но я готова, если ты где-то поблизости, можем встретиться пораньше, если ты не против. — Конечно! Если честно, я уже здесь! — Здорово! Кстати, я тебя, кажется, вижу… Толя поднял взгляд от стола и устремил его ко входу, у которого только что прозвенели колокольчики. Молодой человек даже встал на ноги, увидев в кофейне своего соигрока. Настя медленно шла к нему, скидывая с плеч джинсовку, оставаясь в одном легком бежевом платье и балетках в тон. — Ну, привет! Не думала, что ты такой высокий! Настя широко улыбнулась и раскинула руки в стороны для объятий. Толе пришлось сильно наклониться, чтобы покрепче обнять девушку. — А я не думал, что ты такая маленькая! Они сели друг напротив друга, и у Толи появился шанс внимательнее ее рассмотреть. Русые, почти светлые волосы, темные брови и такие странные каре-зеленые глаза, в которые первые несколько мгновений Толя не мог насмотреться и поверить в то, что перед ним та, с кем он проводил все свое свободное время почти два года. Да, она совсем не подходила под образ, который вырисовывался у него в голове, но Настя, которая сидела перед ним, была гораздо лучше всех его самых смелых фантазий. Казалось, Настя тоже оценивала его и сравнивала с тем, что представляла в голове, и Толя непроизвольно выпалил: — Надеюсь, я не разочаровал тебя? — Нет, что ты! — Настя даже подпрыгнула на месте. — Это ведь не свидание вслепую, а встреча, ну… двух друзей? От этих слов Толе стало не по себе, но он пытался не подавать вида. — Конечно, именно так. — На самом деле, я рада, что ты предложил встретиться. Последнее время у меня будто жизнь на паузе стояла, — она встряхнулась и наклонилась на стол ближе к Толе. — Я не могу на тебя насмотреться, если честно! Ты прям… красавчик! Толя свел брови, не веря. — Серьезно? — Конечно! Высокий, стройный, сероглазый красавчик с приятным голосом! Мне прямо-таки повезло. — Тогда позволь угостить тебя кофе. А ты подумай над еще одним комплиментом в мой адрес. Настя засмеялась, и губы Толи сами растянулись в улыбке. Сколько раз он смешил ее онлайн, получая в ответ только хохочущие эмодзи и длинные «ахахахаха», но ничего не было лучше живого общения с ней. Он принес ей латте, как она заказывала, и они начали говорить. Это был странный диалог, в котором совершенно не было стеснения и пауз. Они перескакивали с одной темы на другую, соглашались друг с другом и через каждые десять минут повторяли «это прям так же, как мы с тобой отыгрывали». Настя была не просто смешной и обаятельной девушкой, она была умной и много читала, училась на журфаке и много жестикулировала. — А где ты учишься? — В Блохе, — просто ответила Настя. — Так я ведь тоже! Настя подавилась кофе, и Толя подал ей салфетку, когда он пошел носом. — Что, прости? — выпучила глаза Настя, вытирая кофе с лица. — Да, но я учусь на факультете архитектуры… Стоп. Мы все это время… — Оказывается, мы все время учились вместе? — Настя начала истерически смеяться, закидывая голову назад. — Что это такое, если не судьба? Просто с ума сойти! — Да уж… — Представь! Только представь! Среди миллионов людей, которые играют в текстовые ролевые, мы с тобой нашли друг друга, чтобы только потом узнать, что последний год находились совсем рядом. Толя молчал и лишь, не веря, мотал головой из стороны в сторону. — А, знаешь, — друг сказала Настя. — Мы ведь уже давно друг друга знаем, и оба убедились, что никто из нас не хочет убить другого. Так, может, отметим нашу встречу и пойдем куда-нибудь выпьем пива? Глаза Толи снова округлились. Он не ожидал такого предложения, хотя и знал, что Настя — любитель пенных напитков, как и он. Они даже пару раз сговаривались вместе выпивать онлайн: каждый сидел за своим компьютером, пил пиво, скидывал песни со смыслом и жаловался на жизнь. — А я уж думал, ты не предложишь! Они быстро натянули свои джинсовки, будто сговаривались пойти именно так, и вышли из кофейни. Настя уверенно вела его в направлении ближайшей пивной, где они взяли пару полторашек нефильтрованного, а потом снова за Настей в укромное место. — Я бы позвала тебя к себе, но у меня двоюродная сестра приехала, она просила не мешать ей сегодня. Она кто-то типа художницы. — Почему «типа»? — Потому что рисует она откровенную хрень, — Настя засмеялась. Пока они шли в «укромное место», Настя рассказала о том, что ее родители переехали из Омска в Питер еще десять лет назад, когда отцу предложили здесь хорошую работу. Из Омска она перевезла все свои детские книги, щенка спаниеля и любовь к хоккейному клубу «Авангард». Толя же поделился с ней подробностями детства в Новосибирске, но понял, что не мог рассказывать так же живо и интересно, как это делает Настя. Наконец-то они прошли через детскую площадку, на которой в это время уже не было ни души, и Настя указала на чудесный бетонный блок среди деревьев, который отделял двор от нежеланных автомобилей. — Давай, прям тут. — Давай, — согласился Толя. Толя заботливо подстелил на блок пакет из-под пива, чтобы Настя не запачкалась, и они пшикнули бутылками, глухо чокнули пластиком и сделали пару желанных глотков. — Так что там у тебя с тем парнем? — вдруг спросил Толя, который почувствовал, что теперь они достаточно близки, чтобы задавать такие вопросы. — Собственно… ничего, — пожала плечами Настя и тут же стала немного грустнее. — Наши с ним отношения уже давно были сплошным абьюзом, а когда отношения превращаются в бесконечное унижение друг друга — это уже не отношения. В какой-то момент я поняла, что говорить с тобой в чате мне гораздо интересней, чем проводить время с ним. — Да, иногда лучше наступить себе на горло и все прекратить, чем держать возле себя нелюбимого человека. Настя улыбнулась и толкнула Толю своим плечом в его. — Поэтому мы с тобой так спелись, даже не видя друг друга. — Я рад, что ты согласилась встретиться. Не против? — Нет, конечно. И Толя приобнял ее за плечо, прижимая к себе. Он никогда не был особо хорош в общении с девушками, но с Настей все было по-другому. Пусть она и успела назвать его другом, Шишкин понимал, что она в шаге от того, чтобы засесть занозой в его сердце на долгие годы вперед.