Любить или ненавидеть.

…Когда они проснулись, Писатель пригласил их обедать на веранду. Гера на этот раз разделил их трапезу, и Питти тихо сидел поодаль, глядя без всякого выражения на людей. Тоня встретилась с собакой глазами. Пес, не мигая, смотрел некоторое время на нее, а потом принялся озабоченно чесать задней лапой за ухом. Тоня вдруг вспомнила где-то слышанное: в зоопарках не рекомендуется смотреть хищникам в глаза. Это их нервирует. Она все делает неправильно, – расстроилась Тоня. Она лезет на рожон, она дерзит и провоцирует… Вместо того чтобы расположить к себе людей и собаку, в чьей власти она находилась, смирением, хотя бы ложным… Но почему-то это оказалось выше ее сил. – А можно погладить Питти? – вдруг спросила она. Писатель посмотрел на Геру, словно предоставляя ему право ответить. – Погладь, – сказал Гера, – если не боишься остаться без пальцев. Тоня, игнорируя предупреждение, встала и направилась к псу. Он не двинулся с места, но оскалил зубы. Тоня подошла еще поближе. Пес зарычал. Тоня присела на корточки на некотором расстоянии от Питти. – Какой же ты глупый пес… – тихо произнесла она. – Ну, неужто ты думаешь, что я тебе сделаю плохое? А еще говорят, что собаки разбираются в людях.. Ты действительно глупый пес, раз не разбираешься! Питти зарычал громче и немного дернулся. – Ладно, – сказала Тоня. – Я все-таки надеялась, что ты умнее. Ну, и сиди тут один. Она вернулась за стол. Обед подходил к концу, и вскоре Гера покинул веранду, исчезнув в комнатах. Питти остался на веранде. – А он без Геры не вздумает покусать нас? – спросила Тоня, опасливо косясь на питбуля. – Пока он не получит команду от Геры, – даже она будет произнесена шепотом с другого конца участка, – Питти не сдвинется с места, – заверил ее Писатель. – Ну, продолжим нашу беседу. Думаю, что для тебя, Тоня, больше не осталось загадок в том, что произошло… – Остались, – беспечно сообщила Тоня, диву даваясь собственному нахальству. – Вы шизофреник? Писатель, неожиданно для нее, снисходительно улыбнулся. – Возможно, творчество – это род психического отклонения… И, в таком случае, я псих с точки зрения «нормальной» посредственности… Но, видишь ли, меня примитивная «норма» не интересует. Это удел убогих людишек, лишенных таланта, не знающих откровений… Если я шизофреник, то меня это устраивает. Вне зависимости оттого, что думаешь об этом ты, детка. Вернемся к теме, однако. Как ты уже знаешь, я тебя выбрал на роль своей героини. И в этом качестве ты должна была дать мне возможность изучить все твои реакции и эмоции, твои чувства, твои мысли… – Почему это я – должна? – вскочила она со стула. – Я вам ничего не должна! Это вы придумали, вы! С вашей ненавистью и презрением к людям, к жизни, – или, точнее, с вашим страхом перед людьми и перед жизнью! Гера явился на шум и молча встал в проеме двери на веранду, привалившись к притолоке. – Сядь, – жестко произнес Писатель. – Ты напрасно надеешься меня задеть. Ты можешь меня называть подлецом, негодяем, шизофреником и кем угодно – меня это нисколько не волнует. Я за пределами таких убогих понятий для кассирш, как «хорошо» и «плохо». Я делаю только так и то, что интересует и устраивает меня. И мне совершенно безразлично, что думают об этом остальные. Если бы в этих понятиях была какая-нибудь реальная сила, – то меня с первой же книги люди осудили бы за то, что я к ним «плохо» отношусь. Но они этого не сделали. Они меня понесли на руках. И теперь они с нетерпением ждут от меня нового шедевра, в котором я найду еще один оригинальный способ их унизить. И я должен его написать. А ты должна мне помочь. Должна , – потому что я так решил. И что ты думаешь об этом, меня не колышет. Я выбрал тебя, закомплексованную, никому не нужную кассиршу, рассчитывая на твое послушание и благодарность за все, что я тебе дал. Ты не благодарна? Ты не слушаешься? Тем хуже для тебя. Ты – мой персонаж, а я – твой автор. Это Я пишу роман! Это Я решаю твою судьбу! Твою жизнь и твою смерть. Я!!! Он вскочил со стула и прошелся по веранде. Тоня и Кирилл застыли на своих местах за столом. Помаршировав некоторое время, Писатель вдруг остановился и, с просветленным лицом, спокойно, почти ласково произнес: – Я желал увидеть твой страх, Тоня… Ты даже не представляешь, как ты была не права, отказавшись от клуба садомазохистов, когда тебя звал туда Кирилл. Там детские развлечения по сравнению с тем, что ждет тебя теперь. В клубе, видишь ли, все на добровольной основе, стоило только втянуться. А здесь… Здесь тебя уже никто спрашивать не будет. Страшно, Тоня? – мазнул он довольным взглядом по ее побелевшему лицу. – Вот и правильно. Тебе должно быть страшно. Пока вы трудились в саду и спали, Гера оборудовал в подвале дивный интерьер. Пойдемте на экскурсию. В сопровождении садовника с питбулем, они спустились в подвал. И там… Там Кирилл узнал похожую сцену, которую видел на чьей-то даче, откуда они с Тоней сбежали: перекладины на стенке, – с верхней свисали цепи с наручниками на концах, – и какой-то странный стол из составных элементов, на котором лежали плети, и другой, маленький, прикрытый салфеткой, под которой явно что-то находилось. – Вот здесь тебя привяжут, – принялся комментировать со смаком Писатель, – и будут стегать. Вот здесь тебя будут насиловать, причем изощренно… Гера, покажи. Гера снял салфетку со столика. У Тони потемнело в глазах, и она, покачнувшись, схватилась за Кирилла. – Я пригласил хороших ребят, знающих толк в этом деле, – продолжал Писатель, – а мы с Кириллом будем смотреть и наслаждаться… Да, Киря? И тут Кирилл его ударил кулаком в лицо. Писатель отлетел на пол. Из разбитой губы засочилась кровь. Кирилл тут же подскочил и принялся пинать его ногами. – Кирилл, питбуль!!! – закричала Тоня, увидев мелькнувшее в броске серой молнией тело собаки. Кирилл развернулся, но поздно: питбуль впился в его ногу. Изогнувшись, Кирилл достал до горла собаки и принялся ее душить. Тоня метнулась и схватила первое, что ей попалось: плеть. Гера, который не успел сразу среагировать, запоздало бросился к ней, но плеть обожгла его лицо. Он колебался какую-то секунду, – не от боли, а из-за раздвоения внимания: он слышал, как хрипит, задыхаясь, его пес, и, в то же время, нужно было справиться с Тоней. Тоня этим воспользовалась, и плеть снова обожгла его лицо – она специально метила по единственной неприкрытой одеждой и чувствительной части. Если бы ей удалось попасть в глаза, чтобы выключить садовника хотя бы на время, было бы еще лучше! – Души его, Кирилл, души поскорее! – крикнула она, замахиваясь в очередной раз плеткой, чувствуя, что если питбуль окажется выведенным из игры, то их шансы на спасение возрастут. …Но они забыли про Писателя. Под шумок он нашел в углу подвала доску и со всей силой обрушил удар на голову Кирилла. Медленно заваливаясь на бок, Кирилл выпустил горло питбуля, и Гера, чье лицо пересекали две багровых полосы от плети, подхватил задыхающегося пса на руки и нежно прижал к себе, как ребенка. Писатель стоял с доской в руках и торжествующе оглядывал поле боя. Бросив плетку, теперь уже бесполезную, – что она против двоих мужчин? – Тоня присела возле Кирилла, завернула штанину. Глубокая рваная рана кровоточила. – Нужно ехать в больницу, – сказала Тоня, подняв глаза на Писателя. – Рану надо продезинфицировать и зашить. Она переместилась к голове Кирилла. На ней крови не было, только большая шишка вздулась посредине. Писатель, следивший за ее манипуляциями, довольно улыбнулся. – Гера, оставь Питти, займись юношей. Ничего с твоей тварью не случится, оклемается. – Он вытер кровь, все еще сочившуюся из разбитой губы. – Ты одна, красавица, ухитрилась выйти из этого боя без потерь. Ну, ничего, у тебя еще все впереди! Гера, подхватив Кирилла под мышки, посадил его. Кирилл открыл глаза и качнулся. Гера его придержал и слегка встряхнул, но Тоня тут же, встав на колени за спиной Кирилла, обхватила его за плечи и прижала к себе, не давая ему опрокинуться снова. Гера отодвинулся, уступая ей место, и Тоня поймала его взгляд. Она была уверена, что увидит в его глазах злобу, желание мести за два удара плетью… Но их там, странным образом, не было. Там было что-то другое… Уважение! – неожиданно поняла Тоня. Она еще секунду вглядывалась в простое мужицкое лицо Геры, пытаясь угадать, что за личность за ним скрывается… Но его лицо больше ничего не выражало. Гера отвернулся от нее, и Тоня, склонившись к Кириллу, стала с ним тихо разговаривать, пытаясь привести его в чувство. – Что ж, экскурсия окончена, – заявил Писатель. – Пошли наверх зализывать раны. Киря обойдется без больницы, в доме йода достаточно. И бинтов тоже. Гера, помоги ему встать. Вот, смотри, сам на ножках держится… Ну, вперед. Гера, пропустив Тоню и хромающего Кирилла вперед, подхватил своего пса на руки и замкнул шествие. …Пренебрегая всеми мыслимыми правилами приличия, Алексей приперся на дом к Тониному начальнику в одиннадцать вечера. Тот был, видимо, так потрясен недавним выкручиванием руля в машине, что безмолвно, хоть и хмуро, впустил детектива в квартиру. Провел его на кухню, крикнув жене, что к нему «товарищ» по делу. – Чего еще? – недовольно спросил Виталий Григорьевич. – Да совсем чуток осталось, – заверил его Кис. – Ваш приятель Валентин Прохоров, просивший взять Тоню на работу и далее дававший вам инструкции по ее продвижению, делал это не ради себя. А по чужой подсказке. – Мне сказал, что она его любовница! – «Сказал»… Мне нужна подробная информация о вашем приятеле. И, заметьте, не он меня интересует, а некий третий персонаж, который, вне всякого сомнения, стоял за ним. И которого срочно требуется нащупать. Поэтому все ваши взаимные услуги и взятки меня не волнуют. Давайте как на духу, Виталий Григорьевич! – А что вы думаете? У Тони и впрямь обнаружился талант! – Сомневаюсь, что вы его разглядели, когда пытались уложить новую секретаршу – и к тому же «любовницу» вашего приятели, – к себе в постель. Это вам потом намекнули, что вы ведете себя неправильно… не так ли? После чего вы открыли глаза, – или вам их открыли, – на то, что Тоня действительно талантлива. Ну?! – Ну, Валя… Валентин Прохоров – он штатный пиарщик в одном крупном издательстве… И внештатный журналист повсюду. Для него открыты двери едва ли не всех печатных изданий. Когда тема не идет вразрез с интересами его издательства, он пишет, о чем хочет: о книжном бизнесе, о современной литературе… Ну, а для своего издательства понятно: раскручивает имидж заведения и его авторов. – А ваш каков интерес? – Он выручал меня не раз. У него хороший стиль, но главное – связи. Через него я получил доступ в прессу и теперь знаю, куда и к кому обратиться, если мне нужна толковая реклама. А однажды он сам написал, под псевдонимом, замечательное эссе о французских винах – скрытая реклама для моей фирмы. Для него это левый проработок, а для меня жизненная необходимость! Мой отдел пиара был ноль без палочки. И там среди них есть один законник, который мне вечно палки в колеса вставлял, когда я пытался их разогнать. Пока я не назначил к ним Тоню. – Вы ее назначили под диктовку Прохорова? – Он мне ее рекомендовал сначала на пост секретарши. А потом как-то узнал, что я подъехал к Тоне… И позвонил: «Говнюк, ты ни одну бабу не пропустишь мимо! Тебе девочку зачем предложили?! Для работы, козел! Вот и смотри, к чему она годна. А полезешь к ней еще раз – яйца отрежу, понял?» Я понял. И тогда вполне честно пересмотрел свой подход. И, поверьте, Тонин талант разглядел лично я! Теперь я и в Вальке Прохорове не нуждаюсь, так у меня поднялся отдел! Тоня его подняла, если точнее. Хорошая девка, талантливый человек. Женские достоинства оставим в стороне – я зарекся. И как-то так вышло, сам не знаю, что впрямь стал воспринимать ее чуть не как дочку или там племянницу… Можно вопрос? – неожиданно робко спросил он. – Что-то случилось с Тоней? Она на работу не вышла сегодня… – А какого черта, по-вашему, я тут с вами нянькаюсь? В том-то и дело, что случилось… – Что?! – Вы однажды пригласили Тоню поужинать, – вместо ответа напомнил Кис. – И потом посадили ее в такси. Вас Прохоров просил ее в ресторан повести? – Он. Не сказал, зачем, – просто: пригласи ее поужинать. – А такси? – Что такси? – Инструкция была Тоню в такси посадить? – Нет! А в чем дело? Какое это имеет отношение… – Почему вы не отвезли Тоню на своей машине? – Жена ждала, а я и так припозднился. А такси стояло у ресторана. Я еще подумал, что это надежнее, чем хватать частника, хотя и дороже: все-таки вечер был, темно. Неспокойно для одинокой девушки. – Хорошо. Валя Прохоров, он при каком издательстве работает? – И, получив название, детектив продолжил: – С кем он дружит? Персонал внутри издательства? Авторы? Литагенты? – Со всеми он дружит, что вы хотите, пиарщик! …Так что же с Тоней стряслось? – Пока не знаю. Пропала. Видели ли вы среди друзей Прохорова человека лет шестидесяти плюс-минус, невысокого, худощавого, с редкими волосами темного цвета? – Вы не поняли, детектив. Валя мне не дружок закадычный. Он нужник. Делал услуги до последнего времени, пока Тоня отдел не вытянула. И я с ним в одних тусовках не тусовался, со свечкой нигде не стоял. Если вы интересуетесь его связями, так вся Москва его связи, чтоб вы знали. И ничем я тут вам не помогу. Виталий Григорьевич не врал, Алексей это чувствовал. И потому оставил Тониного начальника в покое весьма скоро. Требовалось найти подход иной к румяному-кудрявому пиарщику известного издательства.. Да вот где же его сыскать, подход этот? Время было позднее, и беспокоить своих бывших коллег по розыску Алексей не стал. Зато рискнул побеспокоить Александру: она обычно ложилась далеко за полночь. – Валентин Прохоров, зав отделом пиара в одном из ведущих издательств… Знаешь что-нибудь о нем? – Погоди, дай сообразить… – Ты спишь? Я тебя разбудил? Извини, Сашка, я не думал, что ты уже легла… – Нет, не сплю, не волнуйся. Алексей услышал, как она зевнула. Ну, точно, разбудил, хоть она стоически не признавалась. Кис даже испытал муки совести. Впрочем, не очень. Когда у него в зубах было дело, он с трудом считался не только со своим временем и потребностями, но и со временем и потребностями других, даже таких близких, ну прямо наиблизких людей, как Сашка. – Был скандал… некоторое время назад… Прохоров свой во всех престижных московских тусовках… И где-то что-то публично ляпнул об одной писательнице… Проблема, однако, в том, что она не просто писательница. Ее муж – крутой бизнесмен, вхожий в правительство, как к себе домой. И Валя примерно получил за наезд на даму. – Что именно получил? – Деталей не знаю. Но после разговора с мужем авторши он в ее адрес перестал высказываться вообще. – Саш, мне нужна зацепка! Мне нужно прийти к нему и хотя бы изобразить видимость того, что я могу взять его за чувствительное место. Ты знаешь эту писательницу? Или ее мужа? – Шапочно. – Помоги мне, Саша! – Погоди… надо подумать… Это может подождать до завтра? Алексей смилостивился. Все равно уже глубокая ночь… – Да, вот что, – добавила Александра. – Ни Тоня, ни Кирилл не отвечают ни по одному телефону… Повесив трубку, Кис выругался. Время шло, при этом он совершенно не понимал, что происходит вокруг Тони, но нутром чуял опасность. И до сих пор не знал, как к ней подобраться. Повесив трубку, Кис выругался. Время шло, при этом он совершенно не понимал, что происходит вокруг Тони, но нутром чуял опасность. И до сих пор не знал, как к ней подобраться.