В аспидном нимбе

      Сноп колючих мелких снежинок бросился на него вместе с порывом яростного морозного воздуха, стоило только дверям вагона распахнуться. Александр сделал шаг вперед, увлекая за собой полусонных попутчиков, свежевыпавший мерцающий снег на платформе из красивого настила стал превращаться в разноликое полотно следов их обуви. Ветер вырывался из-под состава поезда и ерошил его волосы в разные стороны, отчего Морозов никак не мог поджечь сигарету и, в итоге, бросил это дело. Нельзя было сказать наверняка, рассвет сейчас или сумерки, а потому тела в слоях одежды текли вокруг него в полумраке словно призраки, увозя за собой свои цветные коробочки на колесиках. Вокзал немедленно поглощал их. Александр обернул вокруг шеи змеившийся в разные стороны шарф и побрел вдоль опустевшего перрона, чтобы тоже быть поглощенным и вытолкнутым затем в иную действительность. Думал ли Санкт-Петр, что будет здесь спустя столько лет? Кто будет ходить по этим берегам, и какого сорта люди здесь будут сталкиваться? Пороша неласково целовала его в щеки и застывала на длинных черных ресницах, и он вдруг вспомнил, что именно здесь жила Зоя, и что в своей маленькой квартирке с видом на залив она наверняка была, по меньшей мере, потерянной королевой Зимнего дворца.       Вокзал остался за спиной, и вот он уже один на один с городом, идет вдоль проспекта, цепляясь взглядом за отделку фасадов и шпили башенок. Тени позади тянутся и сжимаются, возятся в пушистом снежном покрове, словно свора щенят, им все нравится, они одинаково разделяют его душевный подъём. Они шли так долго, в сумерках зимнего утра, пока Александр не докурил последнюю самокрутку и почувствовал, что пальцы совсем окоченели. Пришлось свернуть в маленькую пекарню на углу, Волчок, кажется, он уже был здесь раньше, попытался вспомнить, с кем, но в голове было легко и пусто, а щеки горели от тепла помещения. Не в его привычке было разговаривать с незнакомцами; ему претило вообще поддерживать ничего не значащие разговоры. Но девушка за прилавком была такой маленькой и трогательной, похожей на зайчонка, что он невольно улыбнулся и завел один из таких ничего не значивших разговоров о зиме и приближающемся празднике. Девушка-зайка, впрочем, не сильно хотела поддерживать беседу, буркнула что-то про то, что у нее-то никаких праздников не будет, и быстро отдала ему черный кофе. Лицо ее при этом покраснело, и в нем уже не осталось ничего милого. Александр разочарованно вздохнул и поспешил выйти на улицу.       Небо повисло над городом молочной пленочкой, такой, которую очень хочется снять с каши столовой ложкой. У него не было с собой ложки, но был красивый подарочный нож. Если таким ножом можно было бы вспороть небесную ткань, обнаружилось бы там что-то занятное? Кофе был горячим и вкусным, отчего ему вдвойне стало обидно из-за той покрасневшей девушки, он даже почувствовал небольшую волну гнева, всколыхнувшуюся изнутри. Быстро поднявшись по одному из бесчисленного количества перекинутых через канал мостов, Александр уставился вниз на черную яростно несущуюся воду под слоем толкающихся льдин и уловил в ней свое смятение. Тени жалобно прижались к его ногам, пока он размышлял над тем, что прямо сейчас можно прыгнуть вниз и, возможно, даже уйти под лед, если тот недостаточно крепок. Но льдины выглядели пугающим щитом, такие не взял бы и его дорогой ножик. — Папаша! — раздалось откуда-то над его головой, и Александр посмотрел на противоположную сторону другого моста, на длинную знакомую фигуру в черном пальто и поблескивающую над ее головой трость. Он поднял руку в приветственном жесте, нахмурив брови из-за этой дурацкой клички, что Каз придумал вместе с Николаем. — Как тесен мир, Брекков, — крикнул в ответ Александр, и до него донесся хохот их компании. Каз сложил руки в перчатках на манер рупора: Какими судьбами, Морозов? — Я в гости, — ответил он и запнулся. Наверное, их разговор выглядел слегка комично, учитывая то, что, спустись они с мостов, то оказались бы друг напротив друга через пару минут. Но никто не спешил этого делать, и Александру это показалось очаровательным. — Черт бы тебя побрал, гость непрошенный, — прокричал Каз своим хриплым неприятным голосом, — Сегодня в восемь, бар на Литейской, Клуб воронов.       Морозов согласно помахал им рукой, и они продолжили свой путь в разных направлениях.       Над заливом кружили чайки, их визгливые крики разносились повсюду, били набатом по набережной, и Александр задумчиво хватал одну за другой за белоснежные крылья в своей голове. Чаек поглощала чернота. Его странное развлечение было прервано внезапно налетевшим из ниоткуда Николаем. Парень сбил Морозова с ног, промахнулся, чмокнув куда-то в область носа и сжал так, что Александр возмущенно поспешил выкрутиться из его объятий, сделать вздох. На Николае была шуба, голову венчал неизменный ореол из золотистых кудрей, в руках парень держал булки. — Хорошо, что ты все-таки приехал, — затараторил тот бодро и радостно, — Смотри, плюшек тебе принес, подумал, ты, наверное, голодный с поезда. — Ага, — Александр принял из его рук сверток с рогаликом, и они направились вдоль гранитной набережной к Зимнему дворцу. Николай иногда оборачивался, смотрел на то, как черные тени напрыгивают на его собственную тень так, словно очень сильно скучали по ней, но его лицо не выражало ничего кроме радушия, несмотря на глубоко спрятанный укол беспокойства. — Ты уже сказал Зое, что я приеду? — осторожно спросил Морозов.       Николай подмигнул ему: Неа. Устроим ей сюрприз. — Не самый приятный сюрприз, должен заметить. — Ничего страшного, Назяленская в последнее время какая-то буйная стала, это такая небольшая месть. Не принимай только на свой счет, Саш. Мы елку кстати купили, тебе понравится. — Вот еще быть оружием в чужих руках мне не хватало, — Александр откусил край рогалика и вспомнил, что не ел ничего со вчерашнего дня, и что этот жест со стороны Николая был по сути очень приятным. — В моих руках, а это вообще-то даже неплохо, — блондин улыбнулся похлопал его по плечу, — Нечего тебе одному быть в праздник.       Морозов кивнул: удивительно, но я встретил Каза, звал сегодня в свою воронятню. — Как тесен мир! Или это ты так к себе всех притягиваешь, а? Даже созваниваться не придется. Вместе пойдем. — Николай остановился, отломил кусочек теста от плюшки и подкинул его в воздух. Булка быстро исчезла в клюве птицы, и Александру ревностно захотелось схватить ее за этот клюв призрачными чернильными лапами. — Как хочешь. — А я всегда хочу, — вдохновенно отозвался Николай и посмотрел на его рюкзак, — Ты что-то налегке совсем, небось без подарков, да?       Александр внезапно смутился, уставился на свои ботинки, облепленные снегом. Он как-то и не подумал про подарки, как странно. Наверное, люди, которые считаются друзьями, действительно делают что-то подобное. — О, нет, это твое выражение лица… Я же несерьёзно, без подарков так без подарков, у нас зато елка! И вообще как-то тут все столкнулись неожиданно, весело будет, Алины вот только нет… — Не начинай про нее, — Морозов отвернулся, в голосе его Николаю послышалась сталь. — Да неужели никогда мы об этом не заговорим? Посмотрите на этого ребенка капризного.  — Николай… Я уже был в могиле. И вернуться живым лучше, чем… Не будем об этом. — Твои метафоры отвратительно пессимистичны, — отозвался Николай, снова закинув кусок хлеба над рекой. Чайки жадно сцепились друг с дружкой за подачку. — Это не метафора, это экзистенция, Ланцов! — Ты не экзистенциалист, а придурок, Морозов!       Александр недовольно скривил губы, но на Николая невозможно было слишком долго злиться. Тот уже бежал вперед, к спуску, ведущему к воде. — Пошли на льду покатаемся! — Ты сумасшедший? — Безумству храбрых поем мы песню, — выкрикнул Николай и перемахнул через стену. Его рыжая шуба, припорошенная снегом, напоминала лисицу, сменившую свой мех на более подходящий под сезон.       Александр подумал о тепле дома с окнами-кукушками, выходящими на залив, о Зоиных блестящих локонах на фоне елки, о Казе и его барных коктейлях в окружении друзей-эмигрантов, и о Санкт-Петре, который будто смотрел ему в спину своим пристальным властным взглядом, так похожим на его собственный. Ему перехотелось вспарывать своим красивым ножом небесную пленочку, ему захотелось, чтобы Николай увлек его за собой на лед Невки, а провалятся они в черную муть ледяной воды или нет, уже не столь важно. — Хорошо, что я приехал. — Что?! — Николай где-то снизу бросил остатки плюшки в полчище мельтешащих птиц, и вскоре его фигура кружилась по замерзшей водной глади. — Ничего, — тихо прошептал Александр, очарованно и пристально наблюдая за этим, пока тени требовательно не повлекли его следом.