Что бы мы делали без Розмерты?

      Было уже около двух часов ночи, но сон не шёл, и Северус по-прежнему лежал, уставившись в непроглядную темноту. Он в сотый раз прокручивал в голове детали неожиданной встречи в «Трёх Мётлах». И дело было вовсе не в Грейнджер — просьба Розмерты его, в общем-то, никак не обременила. И общение с бывшей студенткой не было неприятным или раздражающим. Хотя нет — неприятным всё же было, но не из-за Грейнджер, а из-за воспоминаний, нахлынувших на него.       Он и в самом деле с раннего детства задавался вопросом, почему его мать выбрала себе в мужья самого заурядного маггла, который превратил её жизнь в ад, не приняв её «особенности»? Почему она обрекла себя и своего ребёнка на такое жалкое существование? Что удерживало её возле этого ничтожества столько лет?       Грейнджер сказала, что это из-за любви, но он не мог этого понять. Может быть, потому, что никого по-настоящему никогда не любил? Чувство к Лили не в счёт — это была всего лишь детская влюблённость, хоть и перекроившая всю его жизнь самым беспощадным образом.       Лили Эванс… С годами мысль о том, что всё могло сложиться иначе, стала навязчивой, но правда жестока и беспощадна — винить некого. Он всё испортил сам. За это и расплачивается.       И Грейнджер тоже расплачивается. За то, что попыталась отказаться от своей магии — и из-за кого? За то, что позволила чувству вины взять верх над здравым смыслом — это с её-то мозгами! Умная, решительная, столько всего хлебнувшая здесь, в этом мире — а, может быть, она надеялась поскорее забыть все ужасы войны там, среди магглов? Может быть, попыталась начать там всё с нуля? И всё-таки глупая. Глупая девчонка. Сколько ей лет? Двадцать один-двадцать два, не больше. И уже столько пережито.       Ей, конечно, досталось. Прав был Кингсли, заявивший как-то в беседе с ним, что доля Гермионы в так называемом Золотом трио вовсе не треть, а намного больше, если уж по-честному. Поттер Поттером, но кем бы он был без Грейнджер?       Окончательно распрощавшись с надеждами на сон, Северус встал, накинул халат и прошёл на кухню. Устроившись в старом кресле с чашкой чая, он всматривался в черноту за окном и думал.       Три послевоенных года были непростыми для всех, и для Снейпа, конечно, тоже. В первые дни после окончания этого многолетнего кошмара он был совершенно дезориентирован. Внезапная свобода от каких-либо обязательств его совсем не радовала — двойной шпион оказался просто-напросто не готов к мирной жизни, о которой даже помыслить не мог, так как не рассчитывал выжить в этой войне.       Но он выжил. И внезапно свалившаяся слава стала едва ли не самым тяжёлым бременем в его жизни. Он не дал ни одного интервью, хотя журналисты следовали за ним по пятам, пресекал на корню многочисленные попытки Поттера встретиться и поговорить с ним, игнорировал приглашения на любые торжественные мероприятия, отклонил довольно заманчивое предложение Кингсли занять одну из министерских должностей с неплохим жалованьем, отказал Минерве в просьбе вернуться в Хогвартс. Ничего этого Северус не хотел. И при этом совершенно не представлял, как жить дальше.       Но в подвешенном состоянии он пребывал недолго — буквально на следующий день после вручения Ордена его разыскал Блейз Забини, чья мать владела сетью аптек, и предложил зельевару очень выгодное сотрудничество. Особенно Снейпу понравилось то, что ему даже не нужно было выходить из дома — приготовленные им в домашней лаборатории зелья раз в неделю забирал курьер, а оговоренное — и весьма приличное — количество галлеонов миссис Забини исправно перечисляла на счёт Северуса в Гринготтсе.       И спустя несколько месяцев Снейп осознал, что послевоенная жизнь ему очень даже нравится, и он, наконец-то, может позволить себе свести к минимуму все коммуникации с окружающим миром, о чём давно мечтал.       Чуть ли не единственным, помимо Кингсли, человеком из прошлого, с которым Северус всё же продолжил общаться, оказалась школьная целительница Помфри, которая по-матерински опекала Снейпа с первых же дней его пребывания в Хогвартсе. Она же была одной из немногих, знающих о его истинной роли в войне. Северус навещал её раз в две недели, чтобы выпить чаю, поговорить и вручить очередную порцию свежесваренного зелья от боли в суставах, беспокоящей женщину уже долгое время.       Поппи Помфри всю жизнь посвятила Хогвартсу и слишком хорошо знала, что такое одиночество. Поэтому во время каждого визита Северуса она мягко, но всё же настойчиво заводила разговор о том, что такой мужчина, как он, заслуживает обычных человеческих радостей и счастья, и что ему давно уже пора задуматься о семье.       Северус, естественно, пропускал эти монологи мимо ушей — ни в роли мужа, ни, тем более, отца он себя не видел и никакой семейной жизни не желал. Волк-одиночка, всегда рассчитывавший только на себя, он понимал, что никогда не сможет впустить в свою жизнь женщину, какой бы достойной она ни была.       Когда-то в юности Северус даже немного завидовал Люциусу — Нарцисса казалась ему идеальной женщиной: умной, красивой, элегантной, понимающей, но с годами он понял, что заблуждался. Люциус иногда рассказывал, какие истерики жена закатывала ему по поводу и без, да и сам Северус видел, что Нарцисса на самом деле оказалась надменной, равнодушной, неспособной сопереживать и сочувствовать, и их брак с Люциусом вовсе не был союзом двух любящих и уважающих друг друга людей.       Однако, уже светало, начинался новый день, и нужно было заканчивать с лирикой и приступать к работе.

***

— Просидел с Гермионой целый час?! — переспросила Помфри, не веря собственным ушам. — Не просто просидел, а охотно проговорил с ней, да ещё и отгонял от неё не в меру разошедшихся выпивох, — с явным удовольствием поделилась сногсшибательными подробностями Розмерта. — Я как увидела его на пороге, сразу смекнула, что надо бы его к Грейнджер подсадить, а то как бы чего не вышло с девчонкой. Одна, да ещё вечером, это ж разве дело? — Она у Минервы, оказывается, была в тот день, — сказала Помфри, подливая Розмерте чай. — Пришла, чтобы рассказать, что развелась с этим своим магглом, ну и вернулась теперь окончательно. Минерва ей даже предложила остаться тут преподавать, но Гермиону вроде как уже взял к себе Шеклболт. — Ну и правильно, Поппи. Хогвартс от неё никуда не денется, успеет ещё, если захочет, конечно. Всё же это нервная работа, а ей сейчас нужно поскорее в себя прийти. Ты бы видела её — кожа да кости, такая потерянная, на себя не похожа. — До чего он её довёл, этот маггл! Я вот всё никак в толк не возьму, зачем она за него выскочила? Ведь мальчишка Уизли за ней хвостом ходил. — Да ну его к соплохвостам, этого маггла, — хохотнула Розмерта. — Дело прошлое. Давай лучше о настоящем поговорим — тут всё намного интереснее. — О чём это ты? — не поняла Помфри. — Не о чём, а о ком, Поппи, — хитро подмигнула трактирщица. — О Северусе, смекаешь? Клянусь Мерлином, они так мило сидели и ворковали, что я подумала — может, что и выйдет, а?