***
— Как ты меня достал. — буквально вышвыривая шатена, что корчился в муках, пытаясь всеми силами снять веревку с шеи, из петли и отбрасывая к холодной, обшарпанной батареи, произнес строгий, грубый голос — Вечно носишься со смертью, как курица с яйцом, не надоело? Саша только и мог, что кашлять, и тонкой, трясущейся рукой шею разминать. Он был лишь в посеревшей от времени, некогда белой, футболке, да черных, затертых, спортивных брюках, когда на улице было, кажется, минус десять или что-то около того. Волосы его растрепались и неаккуратно, точнее, беспорядочно спадали на лицо. На бледной коже явно выделялись мешки под глазами и тонкие губы, а теперь еще и красный подтек от веревки. Комната, в которой он был, была может и неплохой, лет так двадцать назад, но сейчас она выглядела ужасно. Обои давно начали отклеиваться от стен из-за вечных потопов от «любимого» соседа сверху. Саша уже даже и не пытался ходить и разбираться с ним, просто нет смысла. Первые разы он еще ходил и даже компенсацию требовал, но он помнил, как несколько амбалов, которые делали там ремонт, кажется, уже второй месяц, просто поржали над ним и кулаком пригрозили. А во второй раз, когда эти придурки начали сверлить какую-то хрень у себя в два часа ночи Саша, весь злой и уставший пришел к ним и начал орать, что все нормальные люди в такое время — спят, и что, если еще хоть раз это повториться — он вызовет полицию. Амбалы были подвыпившие, ну и прописали Саше кулаком по лицу. Он парень гордый, пошел даже в полицию и заявление написал, но, понятное дело, никто разбираться не пришел, но заявление приняли как бытовуху. В итоге с «приятным» соседом пришлось смириться. Пол был прогнившим, и под ним уже почти свободно бегали мыши. Поначалу их писк дико раздражал, а в первые дни даже пугал, но после стало плевать. Кровать, тоже времен каких-то там СССР, на которой без скрипа просто не повернешься, была такой же старой и обшарпанной, как и вся остальная квартира. Гребаный ковер этот на пол стены, если не на всю, собрал в себе столько пыли, что Абрикосов, как аллергик, просто не может здесь находиться. Здесь и шкаф был такой громоздкий и скрипучий, что лучше лишний раз его не открывать. На полках стояли иконы, но они были обращены своими святыми ликами к стене, потому что Саша — атеист, а еще спать не может, когда на него пялятся, даже с картин. Также был небольшой столик у окна, на котором расположились его немногочисленные пожитки. В принципе к такой убогой жизни можно было бы привыкнуть, если бы не херова гордость, из-за которой Саша вечно в каких-то передрягах. Его из-за грубого обращения с клиентами несколько раз выгоняли с работы, при том, что резюме было прекраснейшим, не прикопаться просто. Чертова вспыльчивость. А позвонить родителям и попросить денег он не может. Нет, может, но тогда придется выслушать несколько часовую тираду о том, что «Мы же говорили тебе, что нечего в твоем Питере делать, тут бы поступил и зарабатывал бы нормально, но нет же, есть же шило в заднице. Весь в папашу своего, и слабак такой же бесхарактерный. Чтоб ты сгинул в Питере своем. Вот, Ленусик, сестричка твоя, умница такая, слава богу не от твоего отца — придурка» И даже после этой тирады вообще не факт, что ему скинут хотя бы рублей сто.***
— Зачем ты опять… — кашляя, спросил шатен, смотря на своего спасителя-мучителя в одно и тоже время с ненавистью и благодарностью. Это существо звало себя Мороком. Оно появилось совершенно случайно, впервые своим появлением заставляя Сашу вопить от страха. Это произошло ночью, Сашу тогда мучил очередной кошмар, он весь потный от страха метался по кровати, создавая своим вошканьем еще и шум, чем наверняка мешал соседям, но тут его словно что-то резко вырвало из оков кошмара в реальность. Он тогда подскочил на своей скрипучей кровати, громко и часто дыша. А когда обернулся на рабочий стол, то заорал от страха так, что, вероятно, все соседи слышали, потому что некоторые начали долбить по батареи, чтобы Абрикосов заткнулся. А картина и правда была страшной. На его небольшом, и так хлипком, рабочем столике сидело какое-то существо. В ночной тьме его разглядеть не получилось, видно было только, что это не человек, а что-то похожее на смесь человека и птицы. Саша боялся взглянуть за его спину и увидеть там два больших черных крыла. Но единственное, что выделялось в образе получеловека-полуптицы — глаза. Яркие, голубые, таких не бывает у людей, Саша сразу понял и попытался отползти, да куда там отползешь, когда на кровати и повернуться-то сложно. Он слышал, как существо как-то вздохнуло непонятно, хотя думал, что ему от страха все показалось, а потом Саша вновь просто вырубился. А когда проснулся, то никого не увидел и никаких признаков того, что все, что с ним произошло было реально — не было, ну, разве что соседи смотрели на него, как на придурка, но они всегда так смотрят. Второй раз они познакомились, когда Саша в приступе истерики, которая случилась после очередного разговора с матерью, хотел покончить с собой. Абрикосов догадывался, что с ним что-то не так, возможно, его психика просто убита и раздроблена, возможно, что-то еще, а возможно с нервами что-то, он не знал. Но, когда он уже сбросил звонок матери, которая еще продолжала что-то там говорить, то руки его тряслись так сильно, что он ими и пошевелить не мог, горло сдавило спазмом, а с глаз не переставали течь слезы. Саша схватился руками за волосы, оттягивая их настолько сильно, что становилось больно. Он добивал себя мыслями о том, какое же он ничтожество, какими-то своими глупыми фантазиями о том, что могло бы быть, если бы у него все получилось, и многим другим, ну как это обычно и бывает в приступе неясной истерики. Стало настолько больно, что захотелось смеяться и плакать одновременно. Телефон разрывался от звонков, вероятно матери, из-за чего хотелось выкинуть его в стенку, только бы не слышать эту мелодию. Саша не помнил, что им движимо, когда он подходил к распахнутому настежь окну на своем восьмом этаже и смотрел вниз на играющих там детей. Он не знал, что им движимо, когда он отодвигал какой-то кружевной, древний тюль трясущейся рукой, когда, трясущимися руками и ногами, глотая слезы и сопли, забирался на подоконник и когда уже закрывал глаза, стараясь просто шагнуть за пределы квартиры. А потом его резко выбросило в стенку. Вот так вот просто. Саша тогда знатно был в шоке от происходящего, а еще больно-больно приложился всем своим тощим телом о стену. Кажется, от этого столкновения даже иконка упала на пол, но шатена это не волновало, его больше волновал ноющий затылок. — Больно, черт тебя дери, — против воли вырвалось из глотки, голова Саши беспомощно упала вниз, когда он рукой прикоснулся к затылку. — Грохнулся бы — было бы больнее. Правда, авось секунд десять, всего-то, разбился бы в лепешку, вероятно, — кто-то ответил ему, загоняя Абрикосова в еще больший ступор. А когда он медленно, опасаясь, поднял голову, все еще потирая затылок рукой, вновь завопил, да закашлялся на секунде третьей своего крика. Горло от криков устало и дико болело, из-за чего откашляться было еще труднее. Все, что Саша успел перед собой увидеть — странного юношу, которого видеть он не хотел. Тот юноша настолько расслабленно сидел на его подоконнике, закинув ногу на ногу и рассматривая что-то в окне, что становилось дурно. Он выглядел странно, на секунду Саше показалось, что, то существо, которое ему приснилось с месяц назад и это существо — одно и тоже. Юноша и правда напоминал странную смесь с птицей. У него были странные волосы, какой-то средней длины, да и подстрижены они были неровно, словно парикмахер сильно спешил, ну или, так дети себе обрезают волосы: нелепо и неровно, а потом получают за это нагоняй от родителей. У него были яркие, нечеловеческие, голубые глаза, и от их вида становилось дурно, создавалось ощущение, что в них и правда можно утонуть. Но на его лице также находились странные сгустки, походившие на какие-то перья, а также его руки были черными, с заостренными когтями, хотя они и не были длинными, а руки полностью были покрыты черными перьями. Это так страшно выглядело, так еще и сознание Саши рисовало это существо еще более уродливым и страшным, оно настолько исказило образ юноши, что теперь Саша боялся взглянуть на него. Руки безбожно тряслись, а перед глазами все расплывалось, шатен не знал от страха или от слез, но это было неважно. Он не мог даже пошевелиться и то, что это существо ничего не делало, не помогало ни капли. — Прошу, не пытайся умереть. Я прощу этот порыв, спущу на твои эмоции, но больше не буду терпеть. Саша хотел вновь закричать или что-нибудь спросить, но болевшее горло не позволило ему ничего сделать, да он еще и сознание потерял от всего этого страха и измотанного организма. И ему абсолютно не обязательно знать о том, почему проснулся он на кровати, укрытый одеялом, почему спал он без кошмаров и почему на его столе было несколько таблеток и трав, успокаивающих нервы, которые на удивление помогли.***
— Ты ещё и недоволен? — прогремел голос над его головой, заставляя шатена сжаться. — Бесишь, меня. Хочешь помереть? — шатен, всё ещё трясясь, незамедлительно кивнул, на что получил сильный удар по голове рукой, а потом это что-то, потому что человеком это существо можно было назвать с натяжкой, село перед ним на корточки и приподняло его подбородок, заставляя смотреть на себя. Саше было дурно, но запах этого существа успокаивал, от него пахло теми же травами, которые он пил, а организм настолько привык к ним, что этот запах ассоциировался лишь со спокойствием. Но гневные голубые глаза выбивались из идеального облика спокойствия. — Хочешь я закину тебя в океан, где нет ни единой души, что могла бы спасти тебя? Я уверен, что ты будешь как рыба барахтаться до последнего. А знаешь почему? Ты хочешь убить не себя, дитя, а то, что внутри тебя. Саша не понял смысла сказанного, да и не хотел, его только больше выбесило то, что кто-то может распоряжаться его жизнью, как хочет, так это еще и не человек, а существо какое-то непонятное. — Да что тебе от меня нужно? Хватит уже мучить меня, думаешь, что-то измениться, если ты будешь мешать мне умереть? — Саша совершенно не понимал, что несет, он всегда после разговоров с матерью был не особо адекватный, всегда срывался на мелочи, даже с жизнью покончить пытался, хотя обещал этого не делать. Но Морок всегда оказывался рядом и всегда «спасал» Сашу. — Не относись так к жизни, придурок. Есть несколько хороших людей, которые будут жалеть о твоей смерти. Не расстраивай хотя бы их. — брюнет закатил глаза, все еще глядя на жалкие попытки шатена отпихнуть его от себя. Выглядело забавно. Абрикосов слишком тощий и слабый физически, особенно против него. Как ни странно, для драк он слишком женственный. Иногда Морок сравнивал его с психически неуравновешенной, помешанный на собственной смерти принцессой, которую заперли в башне, но проблемы и «дракона» она выдумывает сама себе, вот и страдает от всякой ерунды, хотя жить счастливо ей ничего не мешает. — Ну, конечно, все-то ты знаешь, ты даже не живой человек, чертова сущность, что мучает меня. — засмеявшись хрипло, горько выплюнул Абрикосов, чувствуя подкатывающие к глазам слезы. Он не хотел этого говорить, само вырвалось, да кто ему там поверит. — Почему жизнь для тебя - мучение? Вы, люди, странные существа. — брезгливо отбрасывая шатена обратно на пол, поморщился Морок, показательно вытирая руку, словно ему противно к Абрикосову прикасаться. — Я не хочу, чтобы ты сдох. — Почему же? — потирая горло рукой от все еще фантомно-присутствующей боли, поинтересовался Саша, отводя взгляд в сторону. — Ты дорог мне, чтобы ты там сейчас не говорил. Ты мальчишка умный, нервы подлечишь, исправно выпьешь мои травы, и все у тебя наладится. — вздохнув, ответил Морок, как-то снисходительно посмотрев на обозленного Сашу. Сейчас шатен напоминал больше бездомную, озлобленную на мир псину, чем здорового человека. Это напрягало, пусть его состояние и было поправимым, главное — правильный подход. — Отдыхай, — Морок показательно щелкнул пальцами, от чего Саша вырубился почти моментально, как и все разы до этого, после чего, качая головой, Морок подошел к нему, беря осторожно на руки. Все же еще большую боль он ему причинять не хочет. — Спи спокойно, — укрывая одеялом, поглаживая по щеке, со вздохом произнесло существо, растворяясь во тьме.