Почему именно ты?

***

Не то, чтобы Саша не хотел, чтобы ему помогли, просто ему было настолько неловко, что он даже боялся попросить о помощи, несмотря на то, что он остался на улице без гроша в кармане. Он всхлипывал, сидя на лавочке, не зная куда ему идти и что собственно делать. Он не мог себе представить, что ложный слух, который распространили его одноклассники дойдет до ушей его родителей. На самом деле они с Владом просто друзья, но многие завистники, которые по совершенно непонятным причинам, завидуют их дружбе, считают иначе. И наступил тот день, которого Саша так боялся, тогда, когда родители прознали про этот слух и поверили в него. Его родители были людьми очень старых взглядов и они не приветствовали отношения раньше восемнадцати, для них поцелуй в щеку с кем угодно был уже таким извращением, что просто розгами такого бунтующего подростка бить нужно. Шатен рос в очень жестких условиях, его отец и мать были очень строги к нему, из-за чего у Абрикосова не было друзей, вот вообще, все его одноклассники считали его задротом, а если он пытался вести в школе себя более развязно, то его просто обзывали или били. Дети жестоки и Саша понял это на собственном примере, конечно, он понимал, что за него всегда говорил его внешний вид — строгая рубашка и брюки, стремный и душных пиджак, идеальные оценки, зализанные волосы, тихий и робкий голос и нежелание участвовать хоть в чем-то. Расписание школьника это — школа-репетиторы-музыкальная школа-дом-уроки-отбой в десять ночи — подъем в шесть утра, и так по кругу, и так все одиннадцать лет. Конечно, Абрикосов пытался бунтовать против этого, пытался как говориться «идти против системы», но из него выбили эту дурь, в прямом смысле. Отец всегда бил нещадно так, что он пару раз с побоями попадал в больницу, он даже неделю в коме был из-за побоев, которые свалились на него из-за чепухи. Мама больше следила за его оценками и поведением дома, потому что даже в родных стенах он должен был быть ниже травы, тише воды, иначе — побои или наказания. Шатену не позволялось даже в компьютере сидеть дольше, чем было отведено времени на учебу, и все то время, пока он был в компьютере, делая доклады или презентации, или просто в поисках информации, его мать и отец стояли над его душой, думая, что под таким надзором он может смотреть что-то непристойное. Саша устал, он так устал от всего этого, что ночами чаще всего просто плакал от безысходности. Ему не позволяли ничего, у него вся жизнь была расписана, шатен был убит этим графиком и мечтал лишь о том, что это когда-нибудь закончится. Несколько раз он хотел наложить на себя руки, он даже стоял на подоконнике собственной комнаты на семнадцатом этаже и смотрел вниз, нервно смеясь, но потом все-таки слезал, потому что кишка тонка собственными руками свою жизнь оборвать. Он ненавидел себя и свою беспомощность, свое тело, свой внешний вид, он видел себя таким уродом неинтересным, что хотелось просто подохнуть, чтобы никому на глаза больше не показываться. Пару раз он даже к школьному психологу попадал, потому что мальчишки, что издевались над ним, заметили порезы на его руках и доложили учителю. Мудаки. Психолог долго и нудно пытался вбить в его голову, что ранить свое тело — плохо, насколько Саша помнил, у него прямо там случилась истерика или паническая атака, во время которой он задыхался от собственного истерического смеха и не мог успокоиться еще несколько часов, пока не отрубился, когда приехала скорая. Почему же он сидит в холодную осень в одной легкой ветровке и плачет, оставшись на улице без гроша в кармане? Как Абрикосов уже и говорил, о нем с Владом поползли слухи, и черт дери, было очень обидно, потому что это всего лишь грязные слухи. Да, Влад был просто прекрасным человеком, который показал ему, что нет ничего страшного в общении с другими людьми, и что не все в этом мире такие токсичные, как их придурковатые одноклассники. Он показал ему, что такое сбегать глубокой ночью из дома и приходить под утро, он показал ему, что совершенно не страшно смеяться в голос на всю улицу над самой тупой шуткой, главное, чтобы ему было замечательно. Он показал ему, что нет ничего страшного в том, чтобы бояться своего будущего, но это не значит, что он не может его изменить, Влад показал, что нет ничего страшного в попытках курить или пить, кстати, оба варианта шатену не понравились, а Влад больше и не настаивал. Он показал, что нет ничего плохого в том, чтобы испытывать влечение к своему полу, даже поцеловал его на пробу, и Абрикосов все еще не знал, что на это сказать Владу, потому что его время «на подумать о своих чувствах по поводу их легкого поцелуя» еще не истекло. Но из-за того, что внимание нового ученика — Влада, что пришел к ним в класс всего полгода назад зациклилось на Саше — скучном ботанике, о них ползали грязные слухи, что, конечно, не нравилось обоим, но доставалось больше всего шатену. Утирая руками слезы с глаз, юноша не сразу заметил, что к нему кто-то подошел и накинул куртку ему на плечи, пока шатен продолжал реветь, словно девчонка. Ему было больно, обидно и ужасно холодно, но теплая рука привлекла внимание, а когда он оторвался от разглядывания асфальта в разноцветных листьях, он заметил слегка улыбающегося, пусть и достаточно грустно, Влада, стоящего перед ним. Его неизменная серьга в ухе в виде креста всегда была с ним, сам он был в обычной белой футболке и черных, обтягивающих штанах, и простых резиновых тапочках. Вероятнее всего он вышел на пару минут, потому что одет он был слишком уж просто, и Саше было холодно на него просто смотреть. Кажется, шатен тихо поблагодарил за куртку, сжимая ее своими холодными пальцами и дрожа от холода, а Влад прикоснулся к нему своими холодными пальцами с не менее холодными кольцами на них и что-то сказал, потом повторил, но Абрикосов настолько ушел в свои мысли, что не заметил этого, пока его грубо не встряхнули за плечи. — Что? — неловко поведя плечами, смотря на друга покрасневшими от слез глазами и чувствуя, как эта противная влага застыла на его щеках, спросил Саша дрожащим голосом. — Ты звонил, потому что тебе спать негде. — спокойно повторил брюнет, серьезно смотря в его глаза и шатен почувствовал прилив стыда. Он и забыл, что в истерике звонил Владу и умолял приютить его, а потом, когда первая волна истерики спала, звонил и извинялся, говоря, что ему ничего не нужно и просил прощения за то, что побеспокоил. Он думал, что Влад не приедет. — О, что ты, вовсе нет, нет, нет. — отрицательно замотал головой юноша, чихая от холода, но пытаясь убедить Влада, что с ним все в порядке. Эта привычка, вбитая в голову родителями, плотно въелась в мозг и Саша просто не умел просить о помощи, предпочитая разбираться со своими проблемами самостоятельно, потому что кроме него никому его проблемы не нужны. — Так и есть. — со вздохом сказал Влад, отпуская руку с теплого плеча друга и складывая теперь обе руки на груди, слегка ежась от холода, потому что на улице далеко не лето и даже не весна, говоря как можно более спокойным, пусть и настаивающим голосом. — Не ходи вокруг да около, а спроси. — А это не слишком сложно? — помолчав с минуту, собираясь с силами, прекрасно зная, что Влад лишь так хочет помочь ему, он лишь хочет, чтобы Абрикосов нормально начал социализироваться в обществе и не боялся просить о помощи, а самое главное — принимать ее. — Сложно спросить? — вопросительно приподнимая бровь, с улыбкой спросил Влад, качая головой. — Можно я у тебя переночую? — набравшись смелости, на одном дыхании выдал Абрикосов, наклоняясь и зажмуриваясь, внутренне зная, что ему не откажут, но все равно давно въевшийся в подкорку сознания страх быть отвергнутым не давал ему посмотреть в глаза собеседника. — Да. — моментально ответил Влад, даже не раздумывая, и хватая друга за руку потащил его к своему жилому комплексу, потому что он откровенно околел там стоять, и не замечая, что Саша лишь благодарно улыбается ему. Ничего, у него будет время привыкнуть к тому, что не все люди могут желать ему зла.