Почему именно ты?

***

Welcome to the circus, power down. Are you feeling nervous? — П-прошу вас, отпустите меня, — у мальчика тряслась нижняя губа от страха и глаза слезились. Он не понимал, где он, кто этот человек, который утверждает, что он в безопасности и почему его называют чужим именем. Он был здесь уже несколько суток и, несмотря на то, что о нем заботились и выполняли все его просьбы, кроме самой очевидной — отпустить, он не был счастлив, как бы человек напротив него не утверждал об обратном. — О чем ты, дорогой? — проворковал этот мужчина, заставляя Сашу зажмуриться и молиться, чтобы ничего странного или страшного не произошло. — Ты дома, неужели ты хочешь куда-то уйти? — к концу предложения голос мужчины из воркующего стал более ожесточенным, а его глаза вновь опасливо блеснули голубым, как обычно бывало, когда Саша пытался возражать или вести себя «не так, как обычно». С ресниц перепуганного подростка сорвалось несколько слез, которые Влад тут же утер большим пальцем, приговаривая что-то успокаивающее, что не успокаивало вообще. Саше было невероятно страшно, он совершенно не знал этого человека, он не знал в принципе мира, в котором оказался. Его похитили едва ли не средь бела дня какие-то странные люди и привели в это место, говоря, что они так рады, что их господин вернулся, пока Саша умолял их пояснить их, что в принципе происходит. Он невероятно боялся этого человека, который ни с того ни с сего называл его чужим именем и утверждал, что они знакомы уже лет десять. Саша пытался сказать, что его с кем-то спутали, что он это место видит впервые, он не знает этих людей и он умолял их вернуть его домой. Этот Влад или Морок, как его еще иногда здесь называли только грустно вздыхал на его слова и говорил, что со временем Саша все вспомнит, что после реинкарнации души такое бывает и это нормально, но Саша не знал, о чем говорит этот человек. His voice means to deceive you, my voice just wants to lead you. Морок пугает, не то, чтобы он физически издевается над ним, вовсе нет, но Влад умеет давить по-другому, он пытается доказать Саше то, что он делал, когда это было не так. Влад с упоением рассказывал о том, как они любили гулять по оранжерее, как Саша показывал прямо здесь свои замечательные фокусы с огнем, как он, Абрикосов Саша, делал еще кучу каких-непонятных вещей, которые похищенный Саша делать не умел. Через несколько дней шатен даже перестал сопротивляться, позволяя любой ерунде литься из уст всех этих людей. Он позволял одевать себя в дорогие одежды, позволял слугам и рыцарям везде сопровождать его, позволял врачам делать все их осмотры, он позволял этому человеку целовать его, обнимать, гладить по щеке и смотреть на него, как на возлюбленного. Саше было противно все из этого: как бы не было красиво поместье, в котором он теперь жил, оно было пустым и безжизненным, а его стены лишь давили на шатена, у которого порой от банального ужаса, что он заперт здесь навсегда случались панические атаки; от того, что его вместо людей окружают какие-то маги и утверждают, что он сам — великий волшебник; от того, что с ним воркуют и пытаются ублажить во всех его желаниях, как бы Саша не настаивал на том, что он — совершенно другой человек; от Влада, который постоянно делает ему комплименты, постоянно чем-то интересуется, игнорирует его вопросы и прикасается. Прикасается везде, где лишь его черной душе угодно, и это уже не приводит в прежний животный ужас, что сковывал все его движения так, что Саша не мог пошевелиться, теперь он просто замирал, зажмуривался и ожидал, когда это закончится. Саша ненавидел этот непонятный мир, то, за кого его тут принимают, ненавидел, что с ним обращаются как с красивой куклой и то, что отсюда нет выхода. Саша пытался сбежать, пытался бросаться на горничных и других слуг, пытался ором и криком доказывать Владу, что он — не тот, кого там Морок надумал, но тот лишь вздыхал и очень спокойно и молча наблюдал за его истерикой, прежде чем сковать магией, уложить в постель так, чтобы не смог пошевелиться и оставить в темноте на «сон», который иногда длился сутками. Это все изводило невыносимо, Саша плакал, молил о пощаде или прощении, но его никто не слышал, его вообще никто не слышал в этом чертовом доме. Но хуже всего на свете было то, что стресс нашел, во что выплеснуть все эти эмоции, и пришли они в образе постоянных кошмаров. There's no one left to find you. I'll take your place inside you В кошмарах всегда появлялся один и тот же человек — тот, кого Саша видел в поместье на общих портретах, тот, кто так искусно владел магией в этих землях и кого здесь так почитали и того, чье лицо так было похоже на его собственное. Во снах Саши этот человек был озлобленным, как и сам Морок, и Саша думал, что те двое были здесь просто ужасным в плане власти дуэтом, но старался думать об этом гораздо меньше, когда оказалось, что человек может легко прочесть его мысли. Человек не успокаивал и не угрожал расправой, он поступал точно также как Влад — говорил красивые, такие неправдоподобные вещи, что его хотелось ударить, что Саша — будет прекрасной заменой, прекрасной куколкой для его супруга, и потом этот человек так задорно и счастливо смеялся, что сердце сжималось в тисках от страха, и Саша, не стесняясь падал на колени и молил о пощаде. Алые глаза всегда смотрели на него либо с издевательством, либо с ненавистью, но улыбка была всегда одна — фальшивая, полная ненависти и такой откровенной злобы, что Саша захлебывался в рыданиях. Человек гладил мягко по голове и говорил, что Саша привыкнет и смириться, ему лишь стоит надеть его маску и принять его, тогда ему будет легче. Саша хриплым от крика и мольб голосом просил пощады, но человек смеялся и мучил его кошмарами дальше. Саша больше не мог нигде укрыться — днем, когда он бодрствовал его мучил Влад, своими россказнями, действиями и фальшивыми эмоциями, во сне его мучили либо ужасные кошмары, которые порой вызывали у него панические атаки или являлись в реальности, либо тот человек, вбивающий ему под корку мозга тоже самое, что и его «супруг». В какой-то момент, во сне, Саша просто осел на так удобно материализовавшееся под ним мягкое кресло и больше не смог с него встать, смотря лишь на то, как к нему с ухмылкой и держа что-то в руках подходит этот человек. Абрикосов больше ни о чем не мог думать, он устал, он больше не мог спать, не мог плакать, не мог нормально ни с кем поговорить, потому что он тут никого не знал, он не мог спрятаться от Влада или прислуги, что были с ним все время, он не мог избегать настоящего Сашу — хозяина мира кошмаров, коим он стал после своей смерти, теперь Саша знал, что его всегда могут достать, как бы сильно он не прятался. Он не мог сбежать, потому что его ловили и наказывали и круг Ада начинался по новой, он не мог больше думать о семье, которая у него осталась в Мышкине, потому что это причиняло нестерпимую боль и всегда перерастало в еще одну истерику. Он не мог думать, он стал красивой куклой и маску, которую истинный хозяин поместья так заботливо одел на него пришлась как нельзя символично. I'll take your place behind the mask. Then I'll be first and you'll be last. Yeah, you'll be last. Exotic butters. — Вот так, малыш, я был здесь всегда, но у меня есть дела, в моем мире кошмаров, но ты — моя куколка, поможешь мне здесь. — оглаживая большим пальцем губы своей новой, такой же бездушной и безвольной куклы, молвил человек с рубиновыми глазами, смотря в стеклянные карие глаза и больше не чувствуя от этого сосуда человеческого тепла. Что же, ежели Влад не сломает и эту куклу, возможно, больше не придется с этим мучится.